СКАНДАЛ И ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Всему приходит конец. Вскоре все мятежники и сочувствующие им были казнены, а Карачиолло нашел упокоение на рыбацком кладбище. Леди Гамильтон подустала с танцами на палубе «Фоудройанта». Поутихли и восторги по поводу «блестящего освобождения» Неаполя.

Пришло время раздумий о содеянном, и, возможно, Нельсон понял, что явно преступил порог вседозволенности. Нет, его нисколько не мучила совесть за содеянное в «освобожденном» им городе, его волновала личная судьба. Что касается действий в Неаполе, то по этому поводу у Адмиралтейства никаких нареканий не было. Наоборот, лорд Спенсер неаполитанскими делами командующего Средиземноморской эскадрой остался доволен: «Намерения и мотивы, из которых исходили все Ваши меры, были чистыми и добрыми, а их успех был полным».

Впрочем, слухи о творимых в Неаполе казнях вскоре облетели всю Европу и достигли Англии. Лидер оппозиции Фокс, выступая в палате общин, гневно вещал:

— Я первый указываю парламенту на это вопиющее злоупотребление властью! Подобное нельзя оставлять безнаказанным! Я требую расследования, и пусть виновные совершенных злодеяний будут строго наказаны!

Но оппозиция на то и оппозиция, чтобы искать недостатки у правящей партии, а власть на то и власть, чтобы происки оппозиции не замечать. Возмущение Фокса так и осталось не услышанным.

Но память об английской карательной акции в Неаполе оказалась столь живуча, что деяния Нельсона и его друзей там помнили и через сто лет. Английский историк Карола Оман пишет: «…И через столетие англичане-туристы, посещавшие неаполитанские общественные и частные художественные галереи, со страхом смотрели на портреты представителей знати, придерживавшихся либеральных настроений, и женщин с детскими личиками. О каждом из них рассказывали страшные истории, как они были казнены, когда восемнадцать английских кораблей под командованием Нельсона стояли на якоре в Неаполитанском заливе…»

К этому времени в Неаполь пришла и эскадра адмирала Ушакова. С появлением в городе русских патрулей стихли последние погромы и прекратились убийства. Ремонтируя потрепанные штормами корабли, Ушаков деятельно готовился к походу на Мальту и штурму Ла-Валлетты. Однако вскоре пришло известие о разрыве русско-английских отношений и немедленном отзыве эскадры в Севастополь. Павел I разочаровался в Англии, а потому решил больше не платить русской кровью за британские интересы. На этом Средиземноморская кампания адмирала Ушакова была завершена.

А вокруг Нельсона уже начал разрастаться скандал из-за невыполнения им приказа адмирала Кейта по отправке части линкоров к Минорке. Этому делу дали в Адмиралтействе должный ход, и Нельсону надо было держать ответ. Последствия этого разбирательства, судя по всему, могли быть нешуточными.

Если до этого Нельсон осмеливался игнорировать лишь те указания своих начальников, что носили чисто рекомендательный характер, то теперь он открыто отказался исполнять конкретный приказ, а это было уже делом подсудным. Теперь все зависело от того, как на произошедшее отреагируют Кейт и Джервис и как на это посмотрят в Адмиралтействе. Впрочем, Нельсон не был столь прост, чтобы сидеть сложа руки и ждать решения своей участи. Надо было действовать, а потому, запершись в салоне, он принялся писать оправдательные письма во все инстанции, чтобы успеть предупредить обвинительные бумаги в свой адрес.

Из письма Нельсона в Адмиралтейство: «Получив приказ в такой момент, мне пришлось поразмыслить, что именно подвергать риску — Минорку или Королевство Неаполя и Сицилии. Я решил рискнуть Миноркой».

Из письма первому лорду Адмиралтейства графу Спенсеру: «Я прекрасно сознаю, какой проступок совершил, но намерения мои были вполне лояльны, и я готов принять все, что повлечет за собой мое неповиновение. Утешусь тем, что я завоевал королевство, вернул трон преданному союзнику моего короля и благополучие миллионам людей… Как только французские сволочи уйдут из королевства, я вышлю к Минорке восемь или девять линейных кораблей».

Забегая вперед, следует сказать, что этого своего обещания, данного первому лорду Адмиралтейства, Нельсон так и не выполнит.

Из письма наследному принцу Уильяму: «Прекрасно понимаю, каковы могут быть последствия моего своеволия, но поскольку я раньше часто рисковал жизнью за правое дело, я с радостью сделал это и сейчас. И если даже военный трибунал сочтет этот поступок преступлением, весь мир одобрит его; я не думаю о собственной жизни, когда на карту поставлена честь моего короля. Главным приказом я считаю служение моему королю и разгром французов, из него проистекают второстепенные приказы, и, если один из этих второстепенных мешает главному (а тем, кто судит издали, это непонятно), я возвращаюсь к главному приказу и подчиняюсь главной цели: смерть, смерть, смерть проклятым французским злодеям… Простите, что я так распалился, моя кровь кипит при слове «француз».

Нельсону повезло, так как французы в самый последний момент отменили свое нападение на Минорку. В противном случае лорду Кейту пришлось бы встретиться со всем французским флотом и успех англичанам вряд ли бы сопутствовал. И тогда Нельсона ждал бы неминуемый суд, к чему он в общем-то и готовился.

Кроме этого Адмиралтейство, а за ним и Сент-Винсент указали Нельсону на то, что, направив всю свою эскадру для оказания помощи сторонникам короля в Италии, он поступил безграмотно. Учитывая полное господство британского флота на море, для этой задачи вполне хватило бы двух-трех кораблей. Нельсон этого внушения не воспринял.

— Моя уверенность в собственных действиях не поколеблена, и я не могу найти в них ни одного изъяна! — гордо заявлял он.

Главнокомандующий средиземноморским флотом адмирал Джервис ограничился лишь письменным внушением, а его заместитель лорд Кейт излил свое негодование в коротком письме своей сестре:

«Получил послание от лорда Нельсона из Неаполя. Его отношения с леди Гамильтон и тщеславие дошли до абсурда. Хотелось бы, чтобы он отбыл домой и она тоже».

Поняв, что всё и на этот раз обошлось, Нельсон возобновляет праздники, тем более что приближается 1 августа — первая годовщина его победы при Абукире.

Из письма Нельсона жене: «Король обедал со мной, и, когда Его Величество пил за мое здоровье, на его боевых судах прогремел салют из двадцати одного орудия, им вторил салют из всех замков на берегу. Вечером все вокруг было иллюминировано, среди других зрелищ было такое: большой корабль изображал римскую галеру, на его веслах были укреплены лампы, а в центре сооружена ростральная колонна с моим именем; на корме были укреплены два ангела, поддерживающих мой портрет. Короче, дорогая Фанни, я не в силах описать всю эту красоту. По всему кораблю развесили больше двухсот различных фонарей, музыканты оркестра и певцы были из самых лучших. Исполняли произведение, которое воспевало меня и описывало их прежние страдания: «Пришел Нельсон, непобедимый Нельсон, и мы остались живы, мы снова счастливы!»

Король Фердинанд обдумывал, как ему достойнее вознаградить Нельсона за «освобождение» Неаполя. Чтобы король не слишком напрягался, ему все доходчиво втолковала Эмма, прекрасно изучившая слабости и пристрастия своего возлюбленного. По ее совету Фердинанд присвоил Нельсону титул герцога Бронте. Умная Эмма знала, что посоветовать: ведь вместе с титулом контр-адмирал получал приличное имение на Сицилии неподалеку от Этны, приносящее ежегодно более трех тысяч фунтов дохода.

Нельсон поначалу дипломатично отказывался от титула, но затем позволил себя уговорить. Тогда же ему вручили и орден Полумесяца от султана. К ордену полагалась еще усыпанная бриллиантами звезда. Теперь Нельсон везде появлялся, усыпанный наградами, словно рождественская елка. На шитом золотом парадном мундире рядом с турецкой звездой красовались орден Бани и золотые медали за Сент-Винсент и Абукир. Особенно нравилась Нельсону турецкая звезда, потому что своими размерами она затмевала остальные награды. Демонстрируя ее друзьям и знакомым, контр-адмирал неизменно повторял:

— Я горжусь тем, что в Константинополе все, от султана до последнего нищего, знают мое имя и все как один благодарны мне за мой подвиг!

Лорд Кейт с иронией и сарказмом писал о новом увлечении Нельсона: «Он являет собой самую нелепую фигуру в смысле тупости и тщеславия… Он весь увешан звездами, медалями и лентами и скорее похож на оперного певца, чем на завоевателя Нила. Грустно видеть, что этот храбрый и порядочный человек, любимец родины, выглядит столь жалко…»

Тем временем, так ни разу не ступив на землю Неаполя, Фердинанд вернулся на английском корабле обратно в Палермо. Вместе с ним удалились, сделав свое черное дело, и Гамильтоны.

Пока Нельсон, забыв обо всем на свете, усмирял Неаполь, французский флот вырвался из Тулона и, пройдя Гибралтар, растворился в просторах Северной Атлантики. Англичане предполагали, что скорее всего французы попробуют прорваться в свой основной атлантический порт Брест, а потому туда была в спешном порядке послана эскадра лорда Кейта. На время его отсутствия адмирал Джервис определил Нельсона старшим британским морским начальником в Средиземном море.

Теперь главной задачей Нельсона была блокада захваченной французами Мальты. Отправляясь в очередной поход к острову, Нельсон пригласил «прокатиться» с собой и чету Гамильтонов. Для Эммы был произведен обстрел крепости, французы, разумеется, отвечали, а Эмма была в полнейшем восторге: ради ее удовольствия разыгралось самое настоящее сражение. Впрочем, обстрел Ла-Валлетгы никакого результата не дал, и Нельсон ни с чем вернулся в Палермо.

Главнокомандующий настоятельно советовал ему использовать для базирования своей эскадры наиболее близкие к Мальте порты: Сиракузы или Мессину. Но Нельсон предпочел остановить свой выбор на дорогом его сердцу Палермо. Почему? Разумеется, потому, что там была Эмма. Тем более что неутомимая леди Гамильтон готовила в честь своего героя еще один грандиозный праздник, на этот раз… в честь годовщины получения известия о победе при Абукире.

В парке королевского дворца был устроен фейерверк, в специально выстроенном «греческом храме» установили восковые фигуры трех основных героев: Нельсона, сэра Гамильтона и конечно же самой леди Гамильтон; хор исполнял специально сочиненную по этому случаю кантату:

В довершение всего король Фердинанд решил учредить в честь Нельсона персональный орден, названный орденом Святого Фердинанда, которым сразу же и наградил английского контр-адмирала.

В самом конце 1799 года покинула Неаполь эскадра адмирала Ушакова. Ее курс был проложен на Мальту.

— Англичане блокируют остров без всякого толку вот уже полгода! — объявил своим капитанам Федор Ушаков. — Пора уже взять Мальту штурмом, как и Корфу!

На корабли были посажены три отборных гренадерских батальона, которым предназначалось стать российским гарнизоном Ла-Валлетты. Зная характер Ушакова и доблесть моряков-черноморцев, можно было не сомневаться, что именно так все и будет. Но россиянам не суждено было поднять свой флаг над древними фортами. В самый последний момент император Павел I разобиделся на англичан за их неискренность и бесконечные мелкие пакости.

— Коли так, — сказал он, — пусть король аглицкий против якобинцев сам и воюет!

Немедленно последовал приказ о возвращении всех российских кораблей на Корфу, а в октябре 1800 года эскадра адмирала Ушакова бросила свои якоря в Севастопольской бухте.

Удивительно, но, находясь в чрезвычайно тяжелом положении, английские политики сделали все возможное и даже невозможное, чтобы отвратить Россию от союза с Англией и снова оставить ее один на один с Францией…

Пока Нельсон пребывал в объятиях голубоглазой красавицы, Бонапарт бежал из Египта, бросив там на произвол судьбы свою армию, беспрепятственно пересек Средиземное море под самым носом у отдыхающего в Палермо контр-адмирала и неожиданно для всех высадился во Франции. В Париже его встречали как победителя. Франции так нужен был герой! Вскоре последовал государственный переворот, и бравый генерал Бонапарт стал Первым консулом республики.

Говорят, узнав об этом, Нельсон желчно заметил:

— А я думал, что его труп давно гниет в пустыне!

В начале 1800 года после неудачной погони за французским флотом по Атлантике вернулся в Ливорно со своей потрепанной эскадрой лорд Кейт. Рассерженный тем, что Нельсон до сих пор безвылазно торчит в Палермо, он велел ему немедленно прибыть к нему. Контр-адмиралу ничего не оставалось, как подчиниться. Между двумя флагманами средиземноморского флота состоялся весьма нелицеприятный разговор.

— Доложите, что вами сделано за время моего отсутствия! — вопросил лорд Кейт.

— Я блокировал Мальту!

— Находясь в Палермо?!

— Какая разница, где я находился!

— К сожалению, большая, и мне очень жаль, что командующий эскадрой этого не понимает или попросту не хочет понять!

После разговора, во время которого, как впоследствии признавался он сам, Кейт «щелкал кнутом», чтобы вывести наконец Нельсона из состояния вечного праздника, оба адмирала отправились в Палермо. Вице-адмирал Кейт желал убедиться в боеспособности стоящих там кораблей.

Королевская чета приняла старшего средиземноморского флагмана подчеркнуто холодно, давая понять, что он никто по сравнению с их любимцем. Весьма надменно вели себя с Кейтом и Гамильтоны, в особенности Эмма, которая в каждой фразе подчеркивала гениальность своего возлюбленного и ничтожность его начальника. Кейт, разумеется, был возмущен. Нельсон, понимая всю нелепость ситуации, пытался по возможности сгладить бестактность своих друзей, но это ему удавалось далеко не всегда.

По этой причине долго задерживаться в Палермо Кейт был не намерен. Вскоре он вывел под своим началом эскадру Нельсона в море, чтобы усилить блокаду Мальты. На переходе внезапно был обнаружен одинокий линейный корабль. Это был 74-пушечный «Женере», один из двух французских линкоров, спасшихся при Абукире. На сей раз «Женере» чудом вырвался из осажденного российским адмиралом Ушаковым Корфу, но далеко уйти ему не удалось. Не дожидаясь приказа Кейта, Нельсон с несколькими кораблями самовольно вышел из строя и погнался за французом. Спустя несколько часов погони «Женере» был настигнут, обстрелян, окружен и спустил флаг. Доклад контр-адмирала об очередной удаче Кейт выслушал в полном молчании: ведь несмотря на успех, Нельсон вновь поступил самовольно.

Оглядев укрепления Мальты и проверив надежность блокады, Кейт велел Нельсону оставаться у берегов острова, а сам поспешил к Генуе, чтобы помочь австрийской армии, окружившей этот город.

Терпения Нельсона хватило всего на несколько недель. Он затосковал по Эмме и, притворившись больным, вернулся в милый его сердцу Палермо. Оставив «больного» командующего на попечение жены посла, «Фоудройант» на обратном пути перехватил французский 84-пушечный линкор «Вильгельм Телль», последний из французских кораблей, уцелевших при Абукире. После долгого и кровопролитного боя «Вильгельм Телль» был взят на абордаж. Эта достаточно случайная, но весьма эффектная победа заставила замолчать недругов Нельсона в Адмиралтействе, в последнее время вовсю критиковавших (и зачастую вполне справедливо) действия героя Абукира.

Что касается Нельсона, то леди Гамильтон тут же устроила ему еще один праздник, на этот раз уже по случаю захвата французского линкора. Увы, как оказалось, этот праздник был последним Уайтхолл не простил Гамильтону его пронеаполитанской позиции и пренебрежения английскими интересами. Некоторое время в министерстве иностранных дел выжидали, но, когда напряжение вокруг Неаполя немного спало, тотчас последовала расправа. Сэр Уильям был отправлен в отставку. Причем старый дипломат узнал об этом только от своего преемника, который прибыл в Палермо. Новость оказалась для Гамильтона столь ошеломляющей, что он слег. Помочь же сэру Уильяму не мог ни король Фердинанд, ни Нельсон. Уайтхолл не посчитался бы ни с первым, ни со вторым Эмма была в отчаянии; кто знает, как сложится теперь ее жизнь, ведь ей придется уехать в Англию и скучать там со стариком Гамильтоном, а Нельсон останется здесь, и вдруг ее героя подхватит какая-нибудь местная красотка?

Чтобы поддержать убитых горем Гамильтонов, Нельсон решает организовать для них необычное развлечение. Он забирает их к себе на «Фоудройант», который сразу же берет курс к порядком надоевшей ему Мальте. На палубе все время играет оркестр, лакеи разносят вино и закуски. Эмме обещано участие в настоящем морском сражении, и она радуется этой возможности. Подойдя к Ла-Валлетте, «Фоудройант» открывает огонь. Береговые батареи немедленно отвечают тем же. Эмма в восторге, но вскоре устает от грохота и порохового дыма Нельсон немедленно прекращает бой и берет курс на Сицилию. Там он вместе с Гамильтонами посещает свое ново-приобретенное поместье Бронте.

Тем временем вице-адмирал Кейт продолжает осаду Генуи, его корабли постоянно участвуют в боевых стычках. Кроме этого, прошел слух, что Бонапарт собрал большую армию и собирается вторгнуться в Северную Италию через Альпы.

— Я понимаю, что Нельсон герой, но разве можно устраивать из войны посмешище, развлекаться и танцевать, когда твои боевые товарищи сражаются! — возмущается Кейт и просит лорда Спенсера отозвать Нельсона в Англию, а вместо него прислать менее знаменитого, но более дисциплинированного флагмана.

Кейта можно понять, ведь у него полным-полно забот и без нельсоновских капризов. Он хотел бы направить Нельсона на блокаду французского флота к Бресту, но заранее знает, что тот никогда и никуда не тронется с места без Гамильтонов. Даже Мальтой герой Абукира перестал интересоваться совершенно и поддерживает ее блокаду чисто формально. Весь гнев Кейта виден в его письмах: «Насколько я понимаю, Мальта может продержаться еще три-четыре месяца, если, конечно, леди Гамильтон не примет решения взять ее штурмом».

Первый лорд, несмотря на свою симпатию к Нельсону, понимает, что требования Кейта справедливы. В очередном письме Нельсону лорд Спенсер намекает ему, что сейчас самое время для возвращения в Англию, тем более что причина отзыва весьма существенная: его плохое здоровье. Но Нельсон делает вид, что намека не понимает. Зачем ему Англия, где ждет уже нелюбимая и скучная Фанни, когда здесь есть любимая и веселая Эмма? Нельсон и Гамильтоны рассуждают о том, что неплохо было бы, если бы отставной дипломат остался в Палермо как частное лицо. Для Нельсона и Эммы это самый лучший выход из создавшейся ситуации. Сэр Уильям вздыхает, но куда ему деваться!

Однако и лорд Спенсер не привык повторять дважды: «У меня нет ни желания, ни намерения отзывать Вас со службы, однако по причине своего нездоровья Вы должны покинуть Ваш пост у Мальты. Я полагаю, Вы не сделали бы этого без особой необходимости. Но мне кажется, что Вам лучше немедленно вернуться домой, чем оставаться бездеятельным в Палермо, в то время как в других местах идут военные действия. Я думаю, все Ваши друзья согласятся с тем, что Вы вернете себе здоровье и силы в Англии гораздо быстрее, чем теряя время в чужом королевском дворе — как бы ни были приятны почести, которые Вам оказывают за Ваши заслуги».

После этого письма Нельсон понимает, что его служба на Средиземном море завершена. Дело в том, что из-за тяжелой болезни недавно был вынужден покинуть свой пост граф Сент-Винсент. Сразу встал вопрос о преемнике. Нельсон считал, что как герой Абукира имеет все права стать главнокомандующим атлантическим флотом. Для него это был бы огромный прыжок в карьере, ведь по штату военного времени во главе флота должен был стоять полный адмирал. Однако лорды Адмиралтейства после долгих дебатов пришли к выводу, что Нельсон как главнокомандующий вряд ли сможет без влияния леди Гамильтон самостоятельно принять хоть какое-то решение, а поэтому все действия флота в конце концов сведутся к отстаиванию неаполитанских интересов. Опасение внушало и здоровье Нельсона, на которое тот жаловался почти в каждом письме (особенно если служебные дела обстояли не слишком хорошо). Именно поэтому Адмиралтейство приняло решение о назначении на эту престижнейшую из должностей в британском флоте не агрессивного и талантливого Нельсона, а трудолюбивого и дисциплинированного Кейта. Впрочем, Кейт был впереди Нельсона по старшинству и формально придраться к его назначению было нельзя.

После всего этого Нельсону ничего не оставалось, как сдавать дела и уезжать в Англию, причем чем быстрее, тем лучше. Но и здесь Нельсон остался верен себе. Он снова просит Адмиралтейство предоставить для его (и четы Гамильтонов, разумеется) переезда линейный корабль. Разумеется, Адмиралтейство ответило решительным отказом.

Нельсон обиделся. Он искренне считал, что его заслуги стоят того, чтобы к нему относились не так, как ко всем другим. Леди Гамильтон утешала и говорила, что если обстоятельства складываются таким образом, то им лучше всего отправиться в Англию сухопутным путем через Европу. Они бы сопровождали королеву Марию Каролину, которая решила нанести визит своим родственникам в Вене. Таким образом, леди Гамильтон рассчитывала продолжить прославление Нельсона, но уже по всей материковой Европе.

— Я превращу для тебя эту поездку в сплошной триумф! Пусть все увидят героя Нила! — говорила она своему Горацио. — Поверь, это будут самые счастливые дни твоей жизни!

Будущее влюбленных, однако, не представлялось безоблачным. Нельсон не мог не понимать, что своей связью с Эммой ставит под удар свою репутацию и карьеру. Эмма также не могла не понимать, что связь с Нельсоном грозит перечеркнуть все, чего она с таким трудом добилась в своей жизни. Не был для обоих выходом из создавшегося положения и развод, ибо во времена Георга III отношение к разводу было в Англии самое отрицательное.

Исследователь жизни Нельсона В. Трухановский пишет: «В самом конце восемнадцатого века положение с разводами в Англии осложнилось. В 1798 году палата лордов унифицировала многочисленные юридические положения и установления, регулирующие эту область семейных отношений. Теперь процедура развода предусматривала три стадии: сперва требовалось получить положительное решение специального церковного суда; затем муж, если он хотел вновь вступить в брак, должен был обратиться в палату лордов, которая в случае своего согласия принимала специальный билль о разводе, и, наконец, после всех этих процедур выносил свое решение обычный суд. Таким образом, развод мог быть осуществлен лишь актом парламента, то есть практически невозможен».

Однако человек всегда надеется на лучшее, а потому и Нельсон не терял надежды, что все как-нибудь разрешится. Вместе с четой Гамильтонов он переходит на своем «Фоудройанте» из Палермо в Ливорно. Там их уже ждет королева Мария Каролина. В день прибытия английского линейного корабля по городу разносится новость, что австрийская армия разгромила генерала Бонапарта в битве при Маренго. Королева приглашает гостей в театр, где из ложи кричит ликующей толпе свои приверженцев:

— Смерть Бонапарту!

Однако уже утром приходит новое ошеломляющее известие: оказывается, при Маренго были разгромлены не французы, а австрийцы. Мгновенно в городе начались волнения. Республиканцы восстали и захватили городской арсенал. К городу двинулись и французы.

13 июля Нельсон спустил свой флаг на «Фоудройанте». Матросы флагманского корабля заявили, что готовы служить под началом Нельсона где бы он ни приказал. В последний раз обойдя строй и попрощавшись с каждым членом команды, Нельсон покинул свою эскадру. Закончился еще один этап жизни нашего героя.

Отъезжая, Нельсон решил хотя бы формально примириться с Кейтом и послал ему письмо, что намерен вместе с Марией Каролиной и Гамильтонами заехать к нему в Ливорно.

От этого письма вице-адмирал пришел в ужас Он был обеспокоен тем, что придется принимать королеву, и к тому же не питал уважения к Гамильтонам и не желал, чтобы его имя хоть как-то было связано с ними. Кейт в ответ написал, что никак не сможет принять путешественников ввиду своей занятости и сложного военного положения, которое может обернуться неприятностями для гостей. Но пока письмо доставляли попутным судном в Палермо, Нельсон с Марией Каролиной и Гамильтонами уже выехал оттуда.

Посещение Ливорно, как и предполагал вице-адмирал Кейт, не обошлось без инцидента. Вот что пишет биограф Нельсона Г. Эджингтон: «Бонапарт только что одержал победу при Маренго, благодаря которой завладел Северной Италией. Его войска были в Лукке, всего лишь в тридцати милях от Ливорно, откуда готовились выехать Нельсон, Мария Каролина с придворными и супруги Гамильтон. Жители области Тоскана желали видеть Нельсона своим полководцем, который поведет их на борьбу с оккупантами, и пытались воспрепятствовать его отъезду. Понимая, что он не покинет Ливорно без Марии Каролины, они решили похитить ее. Уличная толпа окружила королевский дворец, и только Эмма смогла с ней справиться. Она произнесла с балкона пламенную речь и внушила «добровольцам», что Нельсон возглавит их борьбу только при условии, что они вернут оружие в арсенал. После чего путешественникам, заполнившим 17 карет, пришлось выехать из Ливорно крадучись, глубокой ночью. Чету Гамильтонов сопровождала свита из семнадцати человек. Нельсон же довольствовался двумя слугами.

Лорд Кейт, недовольный тем, что Нельсон брал «для королевских нужд» корабли, предназначенные для блокады Мальты, облегченно вздохнул после их отъезда».

Поездка была опасной. Между Ливорно и Флоренцией путешественники разминулись с французскими дозорами всего на каких-то две мили, причем в самый ответственный момент перевернулась карета, в которой ехали Гамильтоны и Нельсон. Пока меняли сломанное колесо, Нельсон стоял на страже, вооруженный двумя пистолетами. Но обошлось. В анконском порту Марию Каролину ждал австрийский фрегат. Однако и здесь оказалось не все ладно. За несколько дней до приезда путешественников команда фрегата, набранная из портового сброда, взбунтовалась из-за задержки жалованья и офицеры, боясь вооруженного мятежа, сняли с судна все пушки. Нельсон уговаривал королеву все равно плыть, но Мария Каролина отказалась наотрез и, как оказалось, правильно. Едва судно вышло из Анконы, как было немедленно захвачено поджидавшими ее французами. Выстроив команду, французы долго искали королеву и Нельсона. Но те, к счастью, остались на берегу.

До Триеста Нельсон и его спутники добрались на борту российского фрегата «Казанская Богородица», любезно предоставленного Ушаковым Из Триеста уже в поджидавших их каретах покатили в Вену. Народ по пути встречал ехавших радостными приветствиями. Кто-то пустил слух, что едет одноглазый и однорукий англичанин, который чуть было не поймал Бонапарта и снова грозится его поймать. Это очень нравилось австрийцам, и они кричали Нельсону, чтобы он поскорее поймал ненавистного корсиканца. В Вене прибывших встречал весь королевский двор и английский посол в Австрийской империи лорд Минто. Супруга посла леди Минто вспоминала позднее о приезде Нельсона в Вену: «Вы не представляете, какое любопытство и желание видеть его возбуждает Нельсон. У входа в дом всегда толпятся люди; они ждут на улице, если его карета стоит у парадного; когда он появляется в театре, ему аплодируют, а такое здесь редко бывает. То же самое происходит, когда он куда-то едет; простые люди подносят детей, чтобы они прикоснулись к адмиралу. Одного ребенка Нельсон взял на руки, а когда отдал его матери, та заплакала от радости и сказала, что теперь он будет счастливым всю жизнь… Он так предан Эмме; он считает ее ангелом и говорит ей об этом прямо в лицо, а также и за глаза… Она неразлучна с ним, как цыган с медведем; она обязательно сидит рядом за обедом и разрезает ему мясо, а он носит в кармане ее носовой платок».

Нельсон и Эмма хотели побыстрее покинуть Вену, но тут некстати расхворался старый Гамильтон. Пока королевские врачи ставили бывшего дипломата на ноги, влюбленные веселились, посещали всевозможные приемы, балы и концерты. Вот впечатление от этой пары, оставшееся у венского аристократа Франца Колленбаха: «Леди Гамильтон привезла к нам свою собственную моду, а также и ту, что видела в чужих краях. Говорят, что это от нее пришли к нам легкие прозрачные туники, не скрывающие ничего от любителей прекрасного пола. После остановки в Вене эта дама уехала и увезла с собой Нельсона — самого знаменитого в коллекции покоренных ею сердец. Я часто бывал в обществе этой странной пары; леди Гамильтон говорила без умолку, пела, смеялась, жестикулировала и гримасничала, и в это время «любимый сын Нептуна» был рядом с ней, как тень. Он все время искал взгляда огромных очей своей возлюбленной и при этом был неподвижен и нем, как статуя. Он стеснялся своей невзрачной фигуры и многочисленных орденов, лент и крестов, которыми был увешан. Словом, «повелитель Нила» был столь же неуклюж и неярок на земле, сколь был искусен и знаменит на море».

В Вене Нельсона догнало известие о падении Мальты, которое произошло 25 августа 1800 года. Ни штурма, ни бомбардировки не было. Измученный голодом и лишениями французский гарнизон сложил оружие. В первой же пришедшей из Лондона бумаге было велено строго-настрого не пускать к острову ни российские корабли, ни российских солдат для гарнизона. Сожалел ли Нельсон, что не успел приписать себе еще одну победу? Думается, что сожалел. В те дни он то и дело повторял:

— Когда я приеду домой, то все увидят изношенного старого человека!

Наконец сэру Уильяму стало лучше и вся троица покинула Вену, отправившись в Прагу. Столицу Чехии путешественники посетили в день рождения Нельсона, и город был иллюминирован в его честь. Затем была остановка в Дрездене, где леди Гамильтон позировала известному немецкому художнику Иоганну Шмидту. Шмидт записал свои впечатления, и для нас оценка внешности Нельсона известным художником очень интересна: «Нельсон — самый незначительный с виду человек, какого я когда-либо встречал, это горсть костей и высохшее тело; он, видимо, весит не более семидесяти фунтов. Правда, лицо его — крупный нос, твердый взгляд и общая значительность — до некоторой степени выдает великого завоевателя. Он мало говорит и почти не улыбается; я не сомневаюсь в его способностях, но невольно удивляет эта хрупкая фигура, хотя, конечно, нет прямой зависимости между ней и великой душой. Нельсон с головы до пят покрыт орденами и звездами. Леди Гамильтон обращается с ним как любящая сестра, она водит за руку, что-то шепчет на ухо, и в ответ его губы складываются в слабое подобие улыбки. Она не пытается покорять сердца — они уже и так покорены».

А вот характеристика Нельсона и Эммы некой миссис Сент-Джордж, англичанки, проживавшей в то время в Дрездене. Здесь уже виден взгляд настоящей женщины, подмечающий все достоинства и недостатки соперницы: «Ясно, что лорд Нельсон думает только о леди Гамильтон, а она целиком и полностью занята им. Это смелая, развязная, грубая и тщеславная дама. Роста она огромного, но сложена хорошо, если не замечать уродливых ступней ног. Она ширококостная и слишком полна, вообще напоминает статую Ариадны, черты лица тонкие, форма головы тоже красива, особенно хороши уши; зубы слегка неровные, но достаточно белью. Глаза у леди Гамильтон голубые, с коричневым пятнышком на одном из них, но этот дефект не лишает их красоты и выразительности. Речь ее очень экспрессивна, разнообразна и интересна. Движения, как правило, неграциозны, голос громкий, но его нельзя назвать неприятным. Лорд Нельсон держится без всякого достоинства, леди Гамильтон полностью им владеет, а он с удовольствием подчиняется, это самый покорный и преданный «пленник» из всех, мной виденных».

Что касается сэра Гамильтона, то относительно его миссис Сент-Джордж была весьма категорична: «Старый, слабый, сплошное восхищение своей женой, сегодня он открывал рот лишь затем, чтобы ее превозносить… После обеда мы исполняли песни, написанные в честь лорда Нельсона. Их сочиняла мисс Найт, а пела леди Гамильтон. Она, можно сказать, курит Нельсону фимиам прямо в лицо, а он с удовольствием вдыхает его всей грудью».

Пребывание в Саксонии омрачилось еще и тем, что при тамошнем дворе были рады принять Нельсона, но не пожелали видеть Эмму Гамильтон. Но Эмму это не слишком расстроило: в своей жизни она видывала и не такое!

Г. Эджингтон пишет: «В Магдебурге Эмма с удовольствием показывала Нельсона толпам на улице, словно экспонат. Она даже приглашала знакомых смотреть, как он одевается перед визитом во дворец, облачаясь в парадный мундир со всеми наградами. В те дни, когда они обедали в отеле, хозяин позволял другим постояльцам (за плату, конечно) влезать на лестницу и смотреть в форточку, как Эмма кормит Нельсона.

Во время путешествия денег не экономили. Когда же по прибытии в Англию подсчитали расходы за время проезда по Европе, то оказалось, что Нельсон с Гамильтонами растратили более трех тысяч фунтов стерлингов. Целое состояние!

В конце путешествия Нельсон просил, чтобы фрегат королевского флота встретил его и его друзей в порту Гамбурга. Но король Георг III отказал ему в этой просьбе. Он был одним из тех, кого особенно раздражало «неприличное» поведение адмирала. Нельсон и супруги Гамильтон были вынуждены вернуться в Англию как обычные пассажиры».