Письмо Г.И. Мясникову
Уважаемый товарищ Мясников!
Я не вижу никакого основания, вернее, никакой возможности поднимать историю по поводу моего мнимого голосования насчет вас. Какая тут возможна проверка? У Сталина есть три возможности: а) либо просто промолчать; б) либо заявить, что он никогда ничего подобного вашему приятелю не говорил; в) либо, наконец, повторить свою клевету на мой счет, присоединив к ней еще двух-трех Ярославских в качестве понятых. Ни один из этих трех возможных вариантов ни в малейшей степени не поможет выяснению дела.
К этому надо прибавить, что сталинцы в течение ряда лет распространяли и распространяют на мой счет ложь и клевету самого чудовищного характера — притом не в кулуарных беседах с одним-двумя, а публично на рабочих собраниях, где говорятся гораздо более гнусные вещи, чем те, которые печатаются в газетах.
Никакого протокола он ему показывать, однако, не мог, если не предположить, что он сфабриковал для этого специально фальшивый протокол, чего я, однако, не думаю, так как Сталин осторожен.
Помимо всего прочего, в протоколах Политбюро отмечаются только решения большинства. Никогда в протокол не вносится отвергнутое предложение меньшинства. Так повелось со времени Ленина на основе определенного решения самого же Политбюро. Следовательно, если бы выдуманное Сталиным голосование действительно имело место, то в протоколе оно все равно не могло бы оставить следов.
Вспоминаю, что незадолго до XV съезда я спрашивал Зиновьева, где, когда и как состоялось постановление о вашей ссылке. Кто решал это, — спрашивал я его: не ваша ли «тройка», или не ваша ли «семерка», — так как вопрос проходил совершенно помимо меня. Зиновьев мне ответил, что он совершенно не помнит обстоятельств дела и думает, что оно решалось помимо него. Верно ли он говорил или нет, судить не берусь. Не исключена, однако, возможность того, что он был в Ленинграде, когда решался вопрос.
Но право, жалко времени тратить на все эти истории, которым несть числа. Я со своей стороны считаю, во всяком случае, вопрос исчерпанным.
С товарищеским приветом.
14 октября 1929 г.