Глава 37

– Кирилл Монахов – это Олег Кораблев? – прошептала я. – А ведь и правда дети забыли ту автомобильную аварию и то, как удивила их новая внешность отца. Мать напомнила им о происшествии, когда к Монаховым нежданно-негаданно заявилась первая жена Кирилла.

– Представляю, как Антонина и Олег всполошились, – сказал Харитонов, входя в комнату. – Настоящий Кирилл, ведя невесту в загс, не счел необходимым рассказать ей про сей малоприятный факт своей биографии. Да, в юности Монахов был женат на веселой девушке, та родила дочь, но через пару лет выяснилось, что ребенок от другого парня. Молодой человек впал в справедливый гнев, развелся, уехал в Москву, стал делать карьеру и постарался навсегда забыть первую супругу. Спустя много лет дочь изменщицы заболела, на лечение потребовались деньги, и ее мать, отыскав в Интернете координаты бывшего мужа, приехала к нему домой, стала просить большую сумму. Антонина растерялась. В особенности когда баба, отпихнув ее, влетела в кабинет Монахова, увидела незнакомого человека и заорала: «У него другое лицо! Это не Кирилл!» Но стоматолог не из тех, кто долго соображает, как лучше поступить. Она звякнула другу, который помог Кораблеву бежать из-под стражи, и тот решил проблему – наглая тетка более никогда не беспокоила семейную пару. А Родиону и Насте, слышавшим скандал, родители напомнили про ДТП и пластические операции папы.

– Антонина безоглядно влюблена в Олега-Кирилла, – пробормотала я. – Настя жаловалась, что мать обожает только отца, с детьми же сурова, излишне строга. Но я не поверила девочке, которая любит приврать. Хотя был момент, который меня удивил. Когда Монахова открыла посылку с глазом-конфетой, куриной печенью и кольцом, она вскрикнула, а потом спросила у мужа: «Ты как?» Ее в первую очередь заботило состояние супруга, а не детей. Почти всем моим подругам, состоящим в браке, мужья предъявляют одну претензию: ты относишься к ребенку лучше, чем ко мне. А Монахова рисковала всем, чтобы вызволить брата из-под стражи: своим благополучием, карьерой, организовала убийство законного мужа, наплевала на детей, лишила их родного отца. Что это за патологическая любовь?

Никита сел в кресло.

– Нормальному человеку не понять. Но давай все же попытаемся разобраться. У нее в анамнезе тяжелое детство с матерью, которая постоянно, ежеминутно требовала от нее благодарности.

На секунду мне стало жаль Монахову.

– У тетки съехала крыша, вот она и давила на девочку.

– Замуж Антонина вышла из материальных соображений, детей родила, чтобы гуляка Кирилл не ушел из семьи, – продолжал Никита. – Чего никогда не было в ее жизни до встречи с Олегом? Любви. На Кораблева рухнул весь запас нерастраченной нежности и обожания, который у нее имелся. Антонина считает его своей половинкой, мол, они с ним единое целое. Так бывает с близнецами.

У меня в голове загудел набат.

– При чем тут близнецы? Ой, слушайте, мы совсем забыли про Мику. Второй-то сын Натальи где? Почему Мика позволил брату мучить мать? Или… или Олег убил его?

Константин обнял меня за плечи и посадил на диван.

– Степа, ты не поняла? Мика – это Антонина.

– Нет, – засмеялась я, – у Натальи Михайловны родились близнецы.

– А кто сказал, что у Евсюковой было два сына? – прищурившись, осведомился Харитонов. – Двойняшки часто бывают разнополыми.

Я опешила.

– Э… А фото на шкатулке? Там запечатлены мальчики.

– Нет, – возразил Никита, – на снимке, который ты… простите, вы сделали…

– Хватит мне «выкать», – отмахнулась я, – мы давно уже перешли на «ты».

– На сфотографированной тобой крышке коробки изображены малыши, которым годика полтора-два, – продолжал Харитонов, – невозможно определить их половую принадлежность.

– Они одеты как пацанчики, – не сдавалась я, – в рубашки.

Константин погладил меня по голове.

– Степа, успокойся. У Натальи не было возможности покупать новые вещи, она одевала ребят в то, что ей давали добрые люди. Наверное, когда они пошли в фотосалон, у них были только мальчуковые наряды.

– Евсюкова ни разу не употребила местоимение «она» по отношению к Мике, – прошептала я, – ни один глагол не употребила в женском роде. Лишь твердила: «Мика очень любит маму». Поэтому я не поняла, что второй близнец девочка.

– Наталья отдала Колю, так как не имела возможности его содержать, к тому же сын был слишком подвижен, – попытался оправдать женщину Костя. – Плюс ей как воздух требовался собственный угол, средств на съем жилья не было.

– Психологи советуют забеременевшим жертвам насилия делать аборт, – вступил в разговор Никита. – Ведь не всякая женщина может полюбить ребенка, который появился на свет в результате ее боли и унижения. В советские годы прерывание беременности официально не запрещалось, но существовало негласное распоряжение проводить ее только многодетным или больным, остальным следовало рожать. Но даже в то время несчастную, которая подверглась насилию, безо всяких споров отправляли к хирургу. Наталья не побывала у гинеколога из-за фанатичной религиозности родителей. И ей не повезло по полной программе – на свет появились близнецы. Одновременное рождение двух младенцев – испытание для любой, даже большой и дружной семьи. И это понятно. Только одного малыша покормишь, перепеленаешь, спать уложишь, второй есть просит; закончишь с ним возиться, первый просыпается. У моей сестры двойняшки, я видел, как они с мужем и бабушками суетились. Вечером четверо взрослых снопами падали, а деткам хоть бы хны, ночью зажигали по полной. Желая получить жилье, Евсюкова решила оставить себе девочку, скорей всего, Мика была тихой, а Коля безостановочно капризничал, бегал, кричал, требовал еду. Отдав сына, мать заработала постоянно растущий комплекс вины и стала требовать от Мики выражения вечной любви.

– Почему? – не понял Столов.

– Думаю, по ее разумению, дочери следовало быть благодарной за то, что она выбрала ее, а не брата, – предположил Харитонов. – Наталье требовалось подтверждение того, что она, несмотря ни на что, хорошая мать.

– Ну, просто замечательная! – взорвалась я. – Лучше не бывает!

– Почему Тоню прозвали Микой? – спросил Костя.

– У близнецов было мало игрушек, самой любимой у девочки был плюшевый медведь. Видимо, по малолетству она плохо выговаривала звук «ш», говорила вместо него «к». Вот и получалось: миша – мика, – высказал свои соображения Никита. – Антонина рассказала, что постоянно играла с медвежонком, не расставалась с ним, даже став школьницей. А признаваясь матери в вечной любви, часто держала в руках игрушку и произносила: «Мамулечка, обожаю тебя. И Мика тоже очень любит маму». В конце концов к ней прилипло прозвище Мика.

– Кстати, тот медведь до сих пор жив, – вспомнила я, – сидит на полке в спальне Монаховых. Ой, отдельные кровати! Я случайно заглянула в комнату супружеской пары и удивилась ее интерьеру. Там было две кровати, которые стояли около противоположных стен, между ними две тумбочки и пара кресел. Помещение напомнило гостиничный номер в отеле категории «три звезды». Размер комнаты позволял установить кровати у одной стены или рядом, и тогда лежащие были бы на расстоянии вытянутой руки. Я могла раньше догадаться, что у них нет интимной жизни.

– Поспешный вывод, – не согласился Харитонов. – Полно семей, где муж с женой спят каждый на своей постели, а то и в разных комнатах, но это совершенно не мешает сексу. Есть множество причин, по которым супруги не хотят делить ложе. Ну, например, он храпит. Или кто-то из них любит до трех утра смотреть телевизор, а второй должен вставать в шесть часов на работу. Вместо того чтобы каждую ночь выяснять отношения, лучше спать порознь.

– На мой взгляд, Степа права, кровати в разных углах комнаты – свидетельство проблем в браке, – заявил Костя. – Она умная, сразу поняла, что к чему.

– Нет, нет! – воскликнула я. – Мне и в голову не могло прийти, что Кирилл и Антонина брат с сестрой. Просто я подумала, что у них не все благополучно, не так уж крепки их семейные узы. Потом увидела брендовые вещи Тони с ярлыками от никому не известных фирм и сообразила: Монахова лгунья, прикидывается искренне верящей в дело мужа. Якобы она продала все свои шмотки ради строительства Дома Души, но на самом деле это не так. Затем еще Настя рассказала, что у матери под замком хранится дорогая косметика. Однако странная вся эта история с Домом Души и шаманом. Я столкнулась в квартире Монаховой с Юлией Буряковой, женой телемагната, та вроде бы истово верит в уникальный дар Кирилла-Олега, вылечилась благодаря беседам с ним. На мой взгляд, Юлия говорила искренне. Может, у лже-Монахова в самом деле есть дар? Хотя Антонина тоже выглядит правдивой, когда вещает о помощи людям и о том, как все отдает ради общего блага. Но она точно врет. Или Бурякова очень хорошая актриса.

– Слушай, Костя, твоя Катя может сделать мне свой фирменный кофе? – попросил Харитонов хозяина дома.

Столов взял телефон.

– Катюша, притащи в кабинет… сама знаешь что.

– Благодарствуйте, батько, – улыбнулся Никита. – Теперь о Доме Души. Понимаешь, Степа, за все надо платить, ничто просто так не дается. Даже Дед Мороз приходит не ко всем детям, а только к хорошим. Сейчас все позабыли настоящие русские сказки, которые наши прапрапрабабушки своим внукам напевали. В них был дед, который осенью после сбора урожая ходил ночью по домам и клал в постельки деток, помогавших взрослым, вкусные орехи и пастилу, делавшуюся тогда в русской печи из яблок. А вот ребятишек, не желавших исправно работать, старик топил в колодце. Добренький Дедуля Мороз, таскающий всем без разбора игрушки, появился намного позже, по-моему, только в середине девятнадцатого века.

– Зачем страшилку рассказал? – усмехнулся Константин, наблюдая, как горничная расставляет на низеньком столике угощенье.

Никита подцепил ломтик нежно-розовой колбасы и положил его на кусок хлеба, усмехнувшись:

– Даром даже птичка не поет.

Затем помолчал немного, откусывая от бутерброда и жуя. Наконец пояснил свои слова:

– Антонине следовало помнить об этом, когда она очертя голову бросилась к Семье просить о помощи. Но она так хотела спасти брата, которому почти наверняка светило пожизненное заключение, что не подумала о том, как ей придется благодарить доброго Папу.