Оказалось, нет – вовсе не обычная колючая проволока натянута спиралью на стене клиники Санкта-Патриция. Она еще и подтоком. Ян заметил это, пока обменивался рукопожатием с доктором Хёгсмедом. Метровая спираль со злобно мигающими красными светодиодами на поставленных с двухметровыми интервалами стойках.

– Добро пожаловать! – Хёгсмед без улыбки смотрел на него сквозь толстые стекла очков. – Трудно было нас найти?

– Нет, что вы… совсем нетрудно.

Эта бетонная стена с высоковольтной шевелюрой могла бы служить крепостью или вольером для особо крупных тигров, но на траве рядом стоял абсолютно мирный велосипедный штатив с гнездами для десятка велосипедов – дамских, мужских, с корзинами для продуктов, а на одном даже было смонтировано детское сиденье.

В калитке что-то щелкнуло, и невидимая рука отвела ее в сторону.

– После вас, Ян.

– Спасибо.

Пройти через тюремную дверь было как шагнуть в огромную темную пещеру. Тюремный двор. Совершенно отдельный, чужой и страшноватый мир. Калитка с таким же щелчком встала на место. Первое, что Ян увидел, – длинная белая камера наблюдения, объектив направлен прямо на него. Укреплена на столбе у входа, неподвижная и беззвучная.

А вон еще одна, на другом столбе поближе к зданию, и на самом доме несколько. У дорожки большой щит с желтой надписью: «ВНИМАНИЕ! ВЕДЕТСЯ ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ!»

Они прошли парковку. Там тоже щиты с объявлениями. Несколько парковочных мест под надписью «ДЛЯ БОЛЬНИЧНОГО ТРАНСПОРТА», и еще несколько клеток на асфальте отведено для полиции.

Отсюда, со двора, Яну открылся весь светло-серый фасад больничного корпуса. Пять этажей, длинные ряды узких окон с решетками; на нижнем этаже окна кое-где увиты плющом, похожим на клубок огромных зеленых червей.

Яну стало не по себе. Странно, над ним сияло веселое сентябрьское солнце, а он ощутил нечто вроде приступа клаустрофобии, будто его зажали между этим странным домом и огромной бетонной стеной. Ему захотелось поскорее уйти отсюда, но доктор шел широким шагом и даже не оборачивался. Яну ничего не оставалось, как следовать за ним.

Дорожка уперлась в еще одну стальную дверь. Врач сунул в щель магнитную карточку и помахал ближайшей камере. Через полминуты в замке чмокнуло, и дверь открылась.

Они оказались в небольшой комнате, что-то вроде лобби в гостинице, только стойка администратора была закрыта толстым стеклом. Здесь тоже видеокамера. Пахло мылом и мокрым камнем. Видимо, только что мыли пол. За стеклом маячила широкоплечая тень.

Вахтер? Или как правильно – надзиратель? охранник? Интересно, есть ли у него оружие?

Оружие… в таких заведениях наверняка иногда приходится применять силу. Ян прислушался – не слышно ли криков больных. Нет. Наверняка они где-то далеко отсюда. За стальными дверьми. И с какой стати они должны кричать, хохотать или колотить пластмассовыми кружками о решетки? Нет… здесь, наверное, всегда тихо. Тихие палаты, пустые коридоры.

Доктор спросил что-то и вывел Яна из задумчивости.

– Простите?

– Удостоверение личности…

– Да-да… конечно.

Ян порылся во внутреннем кармане пиджака, извлек права и протянул главврачу.

– Не надо… откройте на странице с вашими данными и подержите перед камерой.

Ян, чувствуя себя идиотом, протянул к камере пластиковую карточку водительского удостоверения. Характерный звук сработавшего затвора фотокамеры. Итак, он зарегистрирован.

– Хорошо. Теперь… извините, мы должны ознакомиться с содержимым вашей сумки.

Ян пожал плечами и вывалил из сумки все, что там было: пакет с бумажными носовыми платками, дождевик, небрежно сложенный номер «Гётеборге Постен».

– Достаточно, спасибо.

Доктор кивнул вахтеру, тот вышел из-за укрытия, провел Яна через большой, подмигивающий разноцветными лампочками стальной портал – магнитным детектор – и открыл еще одну дверь.

Яну показалось, что, чем дальше они шли, тем становилось холоднее и холоднее. Миновали еще три стальные двери и очутились в коридоре, упиравшемся в простую (наконец-то), самую обычную деревянную дверь. Хёгсмед открыл ее ключом:

– Это мой кабинет.

Кабинет как кабинет. Только все белое – ну как же, кабинет врача. Белые обои, белый диплом в рамке рядом с книжным шкафом, да и сам шкаф белый, как и ворох бумаг на белом письменном столе. Девственную официальность нарушала только фотография на столе: молодая женщина, веселое, но немного усталое лицо. На руках у нее новорожденный ребенок.

И еще одно – Ян не сразу заметил. За стопкой бумаг лежали шапки. Поношенные, пять штук. Голубая бейсболка, белая сестринская шапочка, черная ректорская конфедератка, зеленая охотничья с пером и ярко-красный клоунский парик.

– Выберите любую, если хотите.

– Простите?

– Я обычно предлагаю новым пациентам выбрать и надеть одну из шапочек, – сказал Хёгсмед. – А потом мы беседуем, почему он выбрал именно эту шапку и что это может означать… Вы тоже можете попробовать, Ян.

Ян протянул руку. Сначала он решил взять клоунский парик – но что это может означать в глазах Хёгсмеда? А может быть, сестринскую? Тогда он хороший человек, нацеленный на помощь ближнему. Флоренс Найтингейл в брюках… Или ректорскую? Мудрость и знания…

Рука слегка задрожала, и он опустил ее:

– Воздержусь.

– Почему?

– Я же не ваш пациент.

Хёгсмед коротко кивнул.

– Я все же заметил, что вы первым делом потянулись к клоуну… Это любопытно, Ян. Потому что у клоунов всегда бывают тайны. Они скрывают их за смешной маской.

– Вот как?

Хёгсмед опять кивнул.

– Серийный убийца Джон Гейси подрабатывал клоуном в Чикаго, пока его не взяли. Ему нравилось выступать перед детьми… это понятно: серийные убийцы и сексуальные маньяки – своего рода дети, они воспринимают себя самих как центр мироздания… и никогда не вырастают из этого состояния.

Ян попытался улыбнуться. Хёгсмед несколько секунд изучал его, потом повернулся и показал на стул перед письменным столом:

– Садитесь, Ян.

– Спасибо, доктор.

– Я знаю, что я доктор… но называйте меня Патрик.

– Спасибо, Патрик.

Звучит некорректно. Он вовсе не собирался фамильярничать с главным врачом. Сел на стул, опустил плечи и попытался расслабиться.

Для главного врача огромной больницы доктор Хёгсмед был довольно молод, к тому же выглядел так себе. Глаза с красными прожилками блестели нездоровым блеском.

Главврач сел в свое вращающееся кресло и поднял глаза к потолку. Ян не успел удивиться, как тот достал маленький пузырек и закапал что-то в оба глаза.

– Воспаление роговицы, – пояснил Хёгсмед, сморгнув слезу. – Почему-то люди забывают, что врачи тоже иногда болеют.

– Это серьезно? – сочувственно спросил Ян.

– Не особенно… Но веки, как наждачная шкурка. И так еще минимум неделю. – Он опустил голову, помигал еще несколько раз и надел очки. – Ну что ж, Ян, добро пожаловать. Вы же знаете, как нашу клинику судебной психиатрии называют в городе?

– Как?

Главный врач вынул платок и потер глаз под очками:

– Вы не знаете эту кличку? Как называют Санкта-Патрицию?

Ян знал эту кличку. Уже пятнадцать минут. Она засела у него в голове также, как и имя убийцы, Ивана Рёсселя. Он огляделся, точно искал ответ на стене.

– Нет, – сказал он. – И как же?

Ему показалось, что Хёгсмед напрягся.

– Вы же знаете.

– Не уверен, что вы именно это имеете в виду… таксист сказал мне по дороге.

– Что он вам сказал?

– Вы имеете в виду – Санкта-Психо?

Главврач быстро кивнул, но физиономия у него выглядела недовольной.

– Да, кое-кто так и называет нас… Санкта-Психо. Я сам слышал пару раз, хотя мне не часто приходится разговаривать с посторонними… – Он быстро наклонился вперед и внимательно посмотрел на Яна. – Но мы, те, кто здесь работает, никогда не употребляем это прозвище. Мы говорим так, как есть: региональная судебно-психиатрическая клиника Святой Патриции… а чаще просто: Санкта-Патриция. Или клиника. И если вы будете здесь работать, вам тоже придется….

– Само собой. – Ян посмотрел Хёгсмеду в глаза. – Мне эта кличка тоже не нравится. Вообще не люблю дурацкие прозвища.

– Вот и хорошо. – Главврач опять откинулся на своем кресле. – К тому же вы, если мы вас возьмем, в клинике работать не будете. Работа с детьми вынесена за пределы территории.

– Вот как? – Для Яна это было новостью. – Я думал… Разве детский сад находится не здесь же, в здании?

– Нет. У «Полянки» отдельное здание.

– А как же вы… поступаете с детьми?

– Как мы поступаем?

– Ну да… как дети общаются со… своей мамой? Или папой?

– Есть особая комната. Детей приводят туда через шлюз.

– Шлюз?

– Подвальный коридор. И лифт.

Он взял со стола стопку бумаг. Яну эти бумаги были знакомы – его куррикулум вите и приложение: выписка из полицейского регистра, подтверждающая, что Ян Хаугер никогда не привлекался к ответственности за сексуальные преступления. Ничего необычного – такую справку требовали всегда, когда принимали на работу с детьми.

– Посмотрим… – Хёгсмед просматривал бумаги, прищурив воспаленные глаза под очками. – Ваш послужной список выглядит превосходно. Воспитатель в Нордбру, два года после гимназии… потом курсы воспитателей и учителей дошкольного обучения в Упсале, так… заместительство в нескольких детских садах в Гётеборге… с весны не работаете.

– Не с весны. Всего месяц. Чуть больше, – быстро поправил Ян.

– Девять заместительств за шесть лет… так и есть?

Ян молча кивнул.

– Постоянной работы не нашлось?

– Нет. По разным причинам… Чаще всего я замещал воспитателей, когда они брали родительский отпуск… но они же в конце концов возвращаются.

– Я понимаю… И у нас тоже заместительство. Пока до Нового года.

Ян почувствовал невысказанное неодобрение – экий непоседа, порхает с места на место… или не может ужиться с людьми.

– Дети и родители были очень довольны. Всегда самые добрые слова.

Доктор кивнул, не отрывая глаз от бумаг:

– Я вижу… действительно. Самые добрые. Даже в превосходной степени… с трех последних мест… – Он посмотрел на Яна. – А остальные?

– Остальные?

– Остальные, до того… отзывов нет. Значит ли это, что там вами были недовольны?

– Ни в коем случае! Я просто не хотел собирать все положительные…

– Спасибо, я понял, – прервал главврач. – Слишком много меда – и уже невкусно. Но могу я им позвонить? Кому-то из ваших предыдущих работодателей?

Расслабленная, даже болезненная манера говорить куда-то исчезла – доктор выглядел собранным и внимательным. Даже положил руку на телефон.

Ян остался сидеть с полуоткрытым ртом. Это все из-за шапки, подумал он. Зря он отказался от этого дурацкого теста. Хотел кивнуть, но шею словно заморозило.

Наконец ему удалось наклонить голову – получилось довольно неуклюже.

– Конечно, – сказал он. – Только у меня нет с собой телефонных номеров.

– Что за проблема? Найдем в Сети.

Хёгсмед, заглядывая в бумаги, застучал пальцами по клавишам.

Номера детских садов. Но каких?? Ян с трудом удержался, чтобы не перегнуться через стол и посмотреть. Неужели «Рысь»?

За каким чертом он вообще воткнул «Рысь» в послужной список?

Девять лет назад! Одна-единственная ошибка с одним-единственным ребенком… неужели она выплывет именно сейчас?

Он старался дышать спокойно, положил руку на бедро, чтобы скрыть дрожь в пальцах. К тому же только идиоты начинают жестикулировать в трудных ситуациях.

– Ну вот, у нас и номер есть. Теперь только позвонить…

Он быстро набрал несколько цифр и посмотрел на Яна.

Ян попытался улыбнуться. Как будто бы получилось… он затаил дыхание. Кому звонит главврач?

И вообще – остался ли кто-нибудь в «Рыси» из тех, кто тогда работал? Кто его помнит? Кто помнит, что случилось тогда в лесу?