Глава 10. «Итак, она звалась Татьяной…»
Рига, столица Латвии, красивый и очень уютный город. Когда-то её называли «балтийским Парижем». Чем она похожа на Париж, так это уникальным собранием архитектурных памятников различных стилей – от средневековой готики до модерна.
Старый город по праву может соперничать с Прагой как своим изяществом, так и своей компактностью. Всё здесь рядом – стоит отойти от одной достопримечательности, как упираешься в другую.
В 1201 году немецкие рыцари построили на берегу реки Даугавы крепость и основали Ливонский Орден. Заодно основали и город. Город рос и постепенно превратился в ту Ригу, которую мы знаем. Примерно такой же видел Ригу и Андрей Миронов.
Он любил бывать здесь. Любовался чёткими контурами Рижского замка, слушал орган в Домском соборе (знатоки утверждают, что лучшего органа на свете не существует), назначал свидания под часами, кондитерскую фабрику «Лайма» (весьма удачный «новодел» советского периода, прекрасно вписавшийся в городской облик), играл на сцене местного оперного театра, внешне немного напоминающего Большой театр. И конечно же не догадывался, что именно в Риге, на этой самой сцене оперного театра, ему суждено умереть…
В начале июля 1966 года Театр сатиры отправился на гастроли в Ригу. Восемнадцатичасовой поездке по железной дороге Андрей предпочёл автомобильную в компании своего друга Александра Червинского, впоследствии ставшего известным сценаристом. Это Червинский написал сценарий «Короны Российской империи». Тогда же он только окончил сценарные курсы, на которые поступил после Архитектурного института. Ехали на машине Червинского, который ещё не успел получить права и потому за рулём сидел Миронов.
Гастроли начались 5 июля. Давали «Над пропастью во ржи» Сэлинджера с Андреем Мироновым в роли Холдена Колфилда. Внезапно заболела актриса, игравшая роль Салли Хейс. Режиссёр Александр Шатрин узнал об этом чуть ли не за два часа до начала спектакля. Чтобы спасти положение, ему пришлось отдать роль свежеиспечённой выпускнице театрального училища имени Щукина Татьяне Егоровой, знавшей текст. Срочно устроили репетицию, на которой Татьяна познакомилась с Андреем. Обстановка репетиции была сугубо деловой и, разумеется, напряжённой, ведь срочный ввод в спектакль – очень серьёзное дело. Мало знать текст, надо ещё сыграться с партнёром, вникнуть в режиссёрскую трактовку роли, проникнуться атмосферой спектакля. Да мало ли чего… «Над пропастью во ржи» репетировали целый год, а тут всего два часа на всё про всё. Можно представить себе состояние Татьяны. Режиссёр оказался на высоте – ободрил, успокоил, кратко и ясно объяснил молодой актрисе суть её роли. Фигурой Татьяна походила на заболевшую актрису, что было немаловажно. Это в Москве в театральных «запасниках» можно найти подходящую одежду для любого актера и для любой роли.
На гастроли же везут необходимый минимум, и второго «американского» пальто (Холден и Салли встречались на улице) под рукой не было.
Татьяна была счастлива. Неслыханная удача – всего лишь неделя в театре, а уже такая роль! И такой партнёр!
Андрей понравился ей сразу, и она ему тоже. Это было заметно.
«Я как будто выпала из тёмного небытия в свет и наткнулась на одержимого американского мальчика в красной кепке с большим козырьком, с глазами цвета синьки. Холден бросился мне навстречу: „Салли, как хорошо, что ты пришла! Ты великолепна, Салли… Если б ты знала, как я ждал тебя!“
Он был так возбуждён, что последнюю фразу повторил три раза, давая мне понять, что ждал не Салли Хейс, не актрису, исполняющую роль Салли, а меня, существо, которое ему вдруг стало близким и необходимым».
«Салли, я влюблён в тебя как ненормальный!» – только Татьяна понимала, что это не Холден обращается к Салли, а Андрей Миронов обращается к ней.
«Салли, ты единственное, из-за чего я торчу здесь!»
Больше объяснений не требовалось, и так уже всё было ясно…
После спектакля в номере Егоровой («обычные» актёры жили в простенькой гостинице «Саулите», а «звёзды», к которым относился и Миронов, поселились в фешенебельной «Риге») собралась небольшая компания актёров – отметить премьеру и дебют Егоровой и её подруги, сыгравшей в тот день Пегги. Было шумно, хмельно, одним словом – весело.
Татьяне очень хотелось, чтобы на праздник (а для неё это был большой, просто огромный, праздник) пришёл Андрей. Хотелось, но не верилось. Они были почти ровесниками, но пропасть между ними лежала огромная… Но мечты сбываются – Андрей пришёл, праздновал вместе со всеми до рассвета, а потом пригласил Татьяну на прогулку. Та, разумеется, согласилась. Они гуляли по пустой, ещё не проснувшейся Риге, не помня себя от счастья, а захмелевший от выпитого и любви Андрей всё порывался сообщить рижанам, что Татьяна очень похожа на его мать. Неизвестно, что натолкнуло его на этот вывод.
Они стали встречаться ежедневно. Спустя несколько дней Миронов, распоряжавшийся машиной Червинского как своей собственной, привёз Егорову в популярный, известный не только в Латвии, но и во всём Советском Союзе ресторан «Лидо» в Дзинтари. Этот деревянный ресторан, построенный в начале XX века, стал настоящим символом Юрмалы. Был даже такой стишок: «Я отведу тебя в „Лидо“, но только после, а не до». Здесь, в ресторане, во время первого совместного танца, Татьяна призналась Андрею в любви – трижды прошептала на ухо Миронову: «Я тебя люблю!» В ответ услышала слова Холдена Колфилда: «Салли, я влюблён в тебя как ненормальный!», которые совершенно верно расценила как ответное признание. Вскоре в ресторане, где играла оглушительная музыка, им стало скучно и неуютно. Захотелось побыть наедине друг с другом. Влюблённые отправились на берег моря – купаться и вообще…
Вернувшись в Ригу, Татьяна больше времени проводила в номере Андрея, чем в своём. Всё складывалось как нельзя лучше. Андрей буквально носил её на руках. Однажды Татьяна решила подшутить над ним – отправила в буфет за пирожными, а сама спряталась в номере. Андрей, когда вернулся, подумал, что Татьяна ушла. Он расстроился настолько, что Татьяне стало немного стыдно за свою выходку.
Увы, стоит бочке наполниться мёдом, как провидение тотчас же добавит туда же щедрую порцию дёгтя. У Татьяны был жених, которого звали Виктор и о котором она почти забыла. Виктор с друзьями приехали в Ригу из Москвы на машине. Он пригласил Татьяну на дачу к его знакомым. Татьяна приняла предложение, а скорее всего попросту не смогла отказаться, и уехала из Риги на три дня.
И сразу же пожалела – всё было не так, как прежде. Измучила Виктора, вконец измучилась сама и вернулась в Ригу. Вернулась и узнала, что во время её отсутствия Андрей с горя ударился в загул, не пропуская ни одной юбки. Так он мстил Татьяне за «измену».
Татьяна всё поняла и не стала устраивать сцен, тем более что ведь это она «начала первая». Через считанные дни отношения возобновились, иначе и быть не могло, ведь оба они, кажется, любили друг друга. Роман продолжился в Вильнюсе, куда спектакль «Над пропастью во ржи» отправился отдельно от театра. Вся остальная труппа поехала в Москву.
В коммунальную квартиру на Арбате (Трубниковский пер., д. 6), где она жила вместе с матерью и отчимом, Татьяна вернулась со смешанным чувством. Она была счастлива, потому что обрела любовь, и грустила от того, что гастроли закончились и теперь они с Андреем будут видеться реже. Вскоре Андрей позвонил и пригласил её на дачу, сказав, что родители уехали на гастроли.
У Татьяны тоже была дача, дачи вообще были у многих, но её даче до той, на которую её привёз Андрей, было очень далеко.
Во-первых, расположение. Элитный посёлок на берегу Пахры, в котором живут все столичные знаменитости Москвы, это вам не «народное» Кратово.
Во-вторых, сама дача, хоть и была одноэтажной, но большой и вдобавок содержалась в безукоризненном виде. Внутри не было традиционного хлама, который принято свозить на дачи из городских квартир. Напротив, по стенам висели коллекции декоративных кухонных досок, в углу стояли антикварные часы с кукушкой, мебель была резной, занавески гармонировали с подушками. А ещё там был настоящий «действующий» камин – огромная роскошь по тем временам.
Богато было на даче у Андрея. Богато и, если честно, безвкусно, ведь чрезмерная красота столь же отталкивающа, как и её отсутствие. Обстановка позволила наблюдательной Татьяне сделать кое-какие выводы, касающиеся Марии Владимировны, ведь дизайном, как и всем прочим в семье, руководила она.
На даче у Татьяны обстановка была совершенно иной – чиненое старьё пополам с откровенной рухлядью. На даче Мироновых Татьяна впервые ощутила, что находится с Андреем на разных социальных уровнях, пропасть между которыми достаточно велика.
Но разве существует такая пропасть, через которую любовь не сможет перекинуть мост?
Ночь, полная любви, незаметно перешла в утро. Влюблённые пошли гулять в лес, где Андрей вдруг ни с того ни с сего начал взахлёб рассказывать Татьяне о своём романе с Натальей Фатеевой. Показал берёзу, возле которой они целовались, хвалил фигуру Фатеевой, вспоминал, как молоком чистил ей белые туфли.
Татьяна чуть не расплакалась от ревности. Ей показалось, что Андрей только для этого и пустился в воспоминания. Было обидно и досадно, но разве на Андрея можно долго обижаться?
Неделей позже Татьяне довелось побывать в квартире родителей Андрея – девушка помогала своему любимому, отбывающему на юг, собирать чемодан. Егорова снова поразилась бьющей через край роскоши (чего только стоили роскошная хрустальная люстра и круглый стол красного дерева!) и обилию всевозможных безделушек. Но больше всего ей запомнился рояль, подаренный Александру Семёновичу композитором Дунаевским, а ещё превосходное собрание книг.
Сценарист Александр Червинский описывал квартиру Мироновых так: «Не изысканная, но стильная мебель, чёрные полки с книгами, „революционный“ фарфор: золотые и алые серпы и молоты, колхозницы с лицами француженок, на маленьком рояле – кожаный верблюд, набитый песком Сахары. Уютнейшая квартирка, но с чертовщиной, как у Булгакова».
Всё здесь было так удивительно, так не по-московски, так не современно. Тогда как раз пришла мода на хлипкую полированную мебель, и большинство людей стремилось избавиться от «хлама» и «старья», зачастую не подозревая об истинной цене тех вещей, которые они недрогнувшей рукой выбрасывали на помойку. К полированной мебели непременно полагались торшер, палас и – ах, кто сейчас помнит это великолепие! – голубая керамическая плитка на кухне и в ванной. Самые продвинутые люди, обладавшие большими, поистине огромными, возможностями – партийные и прочие чиновники высокого ранга, директора магазинов, подпольные дельцы, – обзаводились голубыми, под цвет плитки, унитазами. Это был высший шик, шикарнее которого ничего и представить себе нельзя было!
На небо часто набегали тучи, пусть и не очень большие. Татьяна сильно ревновала Андрея, и, надо сказать, у неё были для того основания. Миронов был любвеобильным, обаятельным и очень известным. Женщины, что называется, так и вились вокруг него, и многим удавалось обратить на себя его внимание.
Однажды днём, в разгар репетиций в Театре сатиры появилась знаменитая балерина Майя Плисецкая. Она приехала за Андреем, которого захотела пригласить в гости. На память о встрече Андрей, страстный коллекционер пластинок, получил от Плисецкой пластинку «Кармен-сюиты» в оркестровке её мужа композитора Родиона Щедрина. Егорова взревновала и на некоторое время перестала встречаться с Мироновым.
Неприятно поражали Татьяну и некоторые розыгрыши Андрея. Так, например, он мог позвонить ей ближе к вечеру и пригласить куда-нибудь – в гости, в ресторан, на концерт, попросив быть готовой через полчаса. Татьяна срочно собиралась, спустя полчаса Андрей звонил и сообщал, что «выход в свет» откладывается по каким-либо причинам на час. Потом – ещё на час, и ещё… А ближе к полуночи звонил и смеялся в трубку, крайне довольный тем, что его розыгрыш удался. Татьяна же могла разрыдаться в ответ.
Роман развивался на фоне подготовки «Дон Жуана», спектакля, в котором Миронов играл главного героя. Татьяне досталась маленькая роль некой доньи Инессы, восклицавшей: «Ах, как кричат павлины!»
Театр лихорадило – все, включая и самого Плучека, волновались в ожидании премьеры и того, как она будет принята зрителями. Впрочем, Валентин Николаевич, должно быть, волновался меньше всех – он верил своей интуиции и верил в то, что такое красивое зрелище непременно увлечёт публику.
Однажды, после «Клопа» Маяковского, в котором была занята и Татьяна, Андрей вывел её в фойе, где возле стендов с портретами актёров Театра сатиры стоял Александр Семёнович. Менакер пришел в театр, чтобы познакомиться с Татьяной, о которой не раз слышал как от сына, так и от знакомых. Скорее всего, Мария Владимировна была в курсе миссии мужа. Не исключено, что он выступал в роли её чрезвычайного и полномочного посла.
Выйдя из театра, пошли к улице Горького (так тогда называлась Тверская). Александр Семёнович расспрашивал молодёжь о театральных делах, не сводя с Татьяны изучающего взора. Было заметно, что девушка сына нравится отцу.
Вообще-то Александр Семёнович был не в восторге от большинства девушек обоих своих сыновей – как Андрея, так и Кирилла. Он находил в их пассиях множество недостатков, за что награждал неразборчивых и падких на всё сыновей разными прозвищами, порой довольно обидными.
На прощанье Менакер одарил Татьяну комплиментом (на комплименты он был мастер) и увёл Андрея домой – отчитываться на семейном совете перед грозным судиёй Марией Владимировной. Видимо, та осталась довольна отчётом, потому что очень скоро Татьяна получила приглашение на празднование дня рождения Марии Мироновой.
Она прекрасно понимала, что приглашение исходит не от Андрея, а от его матери. По собственной инициативе Миронов мог пригласить Татьяну «на Петровку» лишь в отсутствие родителей. Егорова быстро заметила, что её возлюбленный, несмотря на свою кажущуюся самостоятельность, сильно зависим от родителей, в особенности от матери. И ещё она заметила, что подобная зависимость раздражает Андрея. Когда родителей не было в Москве, Миронов был спокойным и всё ему нравилось, всё его устраивало. Когда же те возвращались и начинали допекать сына своей любовью, тот становился раздражительным, «колючим».
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лёд и пламень
Не столь различны меж собой…
Это Андрею казалось, что Татьяна похожа на его мать. На самом же деле они были разными, совершенно разными людьми. Что бы ни говорили о том, как, выбирая себе спутницу жизни, сын вольно или невольно имеет в эталонах свою мать, но Татьяна не имела склонности «давить» на Андрея, полностью подчинять его себе. Ревновать ревновала, причём порой весьма бурно, не собиралась делить его с другими женщинами, но и в мыслях не имела привязывать к своей юбке. Впрочем, твёрдостью характера Татьяна не уступала Марии Владимировне.
7 января, в православное Рождество, которое Советской властью за праздник не считалось, Татьяна явилась перед очи Марии Мироновой. Она пришла с хорошо продуманным подарком: в одном из комиссионных магазинов на Арбате нашла красивую и довольно дорогую резную деревянную шкатулку (в стиле тех, что видела дома у родителей Андрея и на их даче), для полноты впечатления насыпала туда шоколадных трюфелей и, разумеется, не забыла про цветы.
Из-за многолюдья процедура знакомства вышла краткой. Представление, вручение подарка с полагающимися поздравлениями, вежливо-сдержанное «спасибо» в ответ. Не так уж всё и страшно. Татьяна слегка расслабилась и принялась глазеть по сторонам, примечая всё – от массивных жемчужных серёг Марии Владимировны до гуся с яблоками, стоящего на столе. Представляя Татьяну гостям, хозяйка назвала её «восходящей звездой театра Сатиры». Андрей был на седьмом небе от счастья. Татьяна, кажется, понравилась матери! Мария Владимировна даже соизволила показать Татьяне свою комнату, где по стенам было развешено довольно богатое собрание икон. Конечно жё, Миронова прекрасно понимала, что Татьяна видела эти иконы в их с Менакером отсутствие, но здесь был важен сам жест, выказывание расположения.
Увы, недолго было суждено Татьяне пользоваться расположением Марии Владимировны. Вскоре разговор зашёл о только что состоявшейся премьере «Дона Жуана» в Театре сатиры, восхищались игрой Андрея, хвалили Плучека.
Мария Владимировна в присущем ей стиле грубоватой прямоты (такая лесть всегда лучше всего сходит за искренность) сказала, что все актёры театра должны лизать у Плучека… мягко выражаясь, то место, на котором он сидит. Валентина Николаевича за столом не было, но Миронова конечно же понимала, что эти слова ему передадут сегодня же.
Если кто-то из гостей и был шокирован столь экспрессивным выражением, то виду не подал – Миронову боялись. Все знали, что она крайне злопамятна и не только ничего не забывает, но и ничего не прощает.
А вот Татьяна рискнула. То ли по неопытности, то ли решила сразу же показать характер, то ли просто не выдержала, потому что к Плучеку совершенно никакого пиетета не испытывала. Она сказала, что, по её мнению, это самое место никому лизать не стоит. Не дословно, но что-то в этом роде.
Вызов был брошен.
Вызов был принят.
Война на всех фронтах, война свирепая, непрерывная, война до полной победы была объявлена одним взглядом. Всего одним, но каким!
Разумеется, праздничного гуся, аппетитнейшего гуся, набитого антоновскими яблоками, Егоровой не досталось. Как, впрочем, и яблок. Отныне при каждой встрече Мария Владимировна будет в той или иной форме выказывать ей своё неблаговоление. Ей, Марии Мироновой, и равные-то дерзить не решались, а тут какая-то девчонка, без заслуг и «великосветской» родословной вдруг осмелилась возразить! Да ещё принародно! У неё дома! В её собственный день рождения! После того как была принята с должным вниманием! Ах, неблагодарная! Ну, погоди же ты у меня!
Разве смог бы кто тогда предположить, что много позже, когда Андрея уже не станет, две эти женщины, долго и самозабвенно враждовавшие друг с другом, будут поддерживать знакомство, причём довольно близкое? Нет, задушевными подругами они никогда не станут, расклад не тот, да и разница в возрасте велика, но тем не менее Егорова будет навещать Марию Владимировну. Поистине, неисповедимы пути господни и никому не дано знать, куда они ведут!
А может быть, всё дело в том, что когда уже некого делить, то и враждовать незачем? Какой смысл попусту нервы тратить? Куда приятней вместе вспомнить Андрея…
Кстати, даты рождения Марии Мироновой и Татьяны Егоровой разнились всего на один день – Татьяна родилась восьмого января. Очередной знак судьбы или просто совпадение?
В спектакле «Доходное место» были заняты и Миронов, игравший Жадова, и Егорова, получившая роль Юлиньки, расчётливой дочери коллежского асессора Кукушкина. Роль самой Кукушкиной исполняла замечательная актриса Татьяна Ивановна Пельтцер, бывшая ещё и секретарём партийной организации Театра сатиры.
Кирилла Ласкари с Татьяной познакомил Андрей. Брат на несколько дней приехал в Москву из Ленинграда – как тут не похвастаться очередной пассией?
Знакомство произошло за обедом в Доме актёра. Кирилл, которого природа если чем и обделила, то только разве что ростом, произвёл на Татьяну сильное впечатление. Впрочем, как и она на него. Как вспоминала Татьяна, Кирилл сразу же и нисколько не таясь принялся ухаживать за девушкой брата. На комплименты не скупился, видимо считая, что кашу маслом не испортишь.
Вечером все трое отправились в гости. Кирилл продолжал оказывать Татьяне довольно явные и очень настойчивые знаки внимания, а на прощанье… и вовсе признался Татьяне в любви и предложил ей выйти за него замуж. Вот так – под конец первого дня знакомства.
Что это было?
Та самая любовь с первого взгляда?
Желание старшего брата чем-то досадить младшему в рамках негласного, дружелюбного на вид, соперничества?
Опьянение не столько любовью, сколько спиртным?
Шутка, невзначай ставшая правдой?
Манера поведения, ставшая стилем жизни?
А может, всего понемногу?
А может, ничего подобного никогда и не было?
Татьяна вспоминала, что Андрею поступок брата не понравился. Он отпустил колкость, Татьяна попыталась её сгладить, Кирилл пригласил их на обед в ресторан «Метрополь»… Он пробыл в Москве три дня и почти всё это время провёл в компании Андрея и Татьяны, продолжая свои ухаживания. Повторяющиеся предложения руки и сердца Ласкари подкреплял практичными доводами, доказывая Татьяне, что он, с какой стороны ни посмотреть, является куда более выгодным кандидатом в мужья, чем его сводный брат.
По словам Татьяны, Андрей изо всех сил хранил самообладание, делая вид, что принимает поведение Кирилла за шуточный розыгрыш, пусть и порядком затянувшийся. Кирилл уехал, что называется, не солоно хлебавши. Но можно сказать, что чего-то он всё же добился – внёс некоторый разлад в отношения Миронова и Егоровой. Или же просто вынудил их обоих обратить внимание на трещину, пробежавшую между ними…
Трещина углубилась и расширилась на праздновании дня рождения Андрея. Во-первых, Татьяну покоробило поведение Марии Владимировны, ненадолго заехавшей с Александром Семёновичем в Волков переулок, чтобы поздравить сына с двадцатишестилетием. Мария Владимировна вела себя с Татьяной не сухо, а прямо-таки враждебно, впрочем, другого и не следовало ожидать. Мало того что человек «не их круга», мало того, что дерзкая, так ещё и пользуется своим влиянием на Андрея…
Во-вторых, Андрей, как показалось Татьяне, уделял слишком много внимания одной из гостей – балерине Ксении Рябинкиной (Царевна-лебедь из фильма «Сказка о царе Салтане»). Возможно, Андрей просто желал досадить Егоровой. Этакая своеобразная месть за то, что Татьяна не оборвала Кирилла, когда тот всё звал её замуж.
Кирилл же, как рассказывала Татьяна, часто звонил из Ленинграда, явно на что-то надеясь. И дождался… Андрей дал Татьяне очередной (о, сколько их было!) повод для ревности, Татьяна решила отомстить и… на ближайшей «Стреле» отбыла в Ленинград. Остановилась у родственницы, соврав ей насчёт приглашения на пробы с «Ленфильма», и, не откладывая (дело было утром), позвонила Кириллу. Тот несказанно обрадовался и тотчас же примчался за Татьяной. Прогулка, завтрак, знакомство с семьёй – мамой и бабушкой… По словам Татьяны, закончилось дело торжеством в доме Ласкари – вроде как свадьбой, после которой она отбыла в Москву, якобы за вещами и для того, чтобы получить расчёт в театре, но в Ленинград больше не вернулась.
Впрочем, сам Кирилл Ласкари о романе с Татьяной Егоровой и об их «свадьбе» во всеуслышание никогда не вспоминал. Известно о двух браках Кирилла Александровича. Первой женой его была известная актриса Нина Ургант (Рая из «Белорусского вокзала»), а второй – актриса Ирина Магуто. В шутку Кирилл Ласкари называл своей «невестой до её рождения» Марию Полицеймако, дочь знаменитого актёра, премьера ленинградского Большого драматического театра Виталия Полицеймако и известной ленинградской актрисы Евгении Фиш, первой эстрадной партнёрши Александра Менакера. Дело в том, что когда-то Менакер и Ласкари, дружившие с родителями Марии, заключили с ними шуточный договор о том, что если у них родится дочь, то её обязательно выдадут замуж за Кирилла. На самом деле Мария вышла замуж за известного актёра Семёна Фараду и стала матерью не менее известного ныне актёра Михаила Полицеймако.
Но о Татьяне Егоровой и своём романе с ней Ласкари, по неизвестным миру причинам, никогда не вспоминал. Главный балетмейстер Санкт-Петербургского Театра музыкальной комедии Кирилл Ласкари умер в октябре 2009 года в возрасте семидесяти трёх лет, намного пережив и своего сводного брата и многих друзей, одним из которых был бард Владимир Высоцкий. «На Ваганьковском кладбище у его памятника много цветов, – писал Ласкари, – не меньше их и у моего брата, который покоится невдалеке. Говорят, время – хороший целитель. Целитель чего? Памяти? Думаю, что это не так. С каждым годом их отсутствие ощущается всё острее и болезненнее. С каждым днём всё чаще и чаще обнаруживается пустота, оставленная ими».
