Книга: Тайные смыслы Второй мировой
Назад: Перл-Харбор
Дальше: Странности блокады

Блокада Ленинграда

А теперь вернемся на несколько месяцев назад.
Группа армий «Север» рвалась к Ленинграду. «Барбаросса» постановила сперва захватить этот город (и Кронштадт, базу Балтийского флота), соединиться с финнами и лишь тогда всю мощь обрушить на Москву.
Финны же не забыли своей мечты о «Финляндии до Урала». Президент Р. Рюти видел послевоенную границу так: по Неве, южному берегу Ладоги, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (включая Кольский полуостров) [437]. Губищу раскатал.
— Как «по Неве»? — опешит читатель. — Нева же Ленинград пополам делит! Как в нем границу проводить?
А всё просто. Наши добрые культурные соседи планировали этот город стереть с лица земли. [438]
Поэтому нам пришлось вывозить из Питера и области этнических финнов: они вполне могли заняться диверсиями в нашем тылу. Их депортировали в Сибирь. Жесткая мера? Да. Но в условиях войны неизбежная.
И получился парадокс: некоторым ленинградским финнам высылка спасла жизнь, потому что избавила от ужасов блокады…
Некоторые думают, что финские войска подошли к бывшей границе и там добровольно остановились. Это не так. Немного ближе к Ленинграду проходил Карельский укрепрайон, аналог линии Маннергейма — тоже с дотами и прочей инфраструктурой. Вот там финны и застряли: просто не смогли его прорвать.
— Так был ли смысл в зимней войне 1939 — 40 годов? — спросите вы. — Если финны все равно оказались почти на прежнем месте?
Бесспорно, да. Ведь к старой границе они вышли лишь в начале сентября, мы выиграли два месяца. Ударь они с этого рубежа 22 июня, и Ленинград мог не устоять.
Но, как бы то ни было, Карельский перешеек они закупорили, отрезали город с севера. А с юга в том же сентябре подошли немцы. Им удалось западнее Ленинграда выйти к Финскому заливу, а восточнее — к Ладожскому озеру. Так 8 сентября замкнулась блокада.
Множество горожан, как и в Москве, успели поучаствовать в строительстве укреплений — что тоже сплотило их дух. Около 150 тысяч ушли в дивизии народного ополчения.
Вспоминает начальник Инженерного управления Ленинградского фронта Б. Бычевский: «Город готовится к уличным боям. Все варианты предусматривают создание баррикад нового типа, способных выдержать удары артиллерии и танков. Защитную мощь их должны составлять железобетон, тюбинги, броня, каменная и кирпичная кладка.

 

 

Работники треста канализации разработали проект использования подземной коллекторной сети для связи между баррикадами» [439].
Удивляет вот что: на блокадных фото нет никаких баррикад! Проспекты свободны, перегораживают их разве что развалины рухнувших домов — но их быстро разбирали… Видимо, в какой-то момент решили, что уличных боев не будет. Кто решил? Когда? Мне неизвестно…
Это одна из странностей блокады, речь о которых еще пойдет.
10 сентября командовать Ленинградским фронтом начал Г. Жуков. Он пытался прорвать блокаду, но безуспешно. Однако немецкий штурм он отбить сумел, положение стабилизировалось.
Тот же Бычевский приводит любопытную деталь: «Меня вызвал Г. К. Жуков. Я положил карты и стал показывать, что было сделано до начала прорыва, где работают минеры и понтонеры.
— Что за танки оказались в районе Петро-Славянки? — неожиданно спросил он, глядя, как я складываю в папку карты. — Чего прячешь, дай-ка сюда! Чушь там какая-то…
— Это макеты танков, товарищ командующий. Пятьдесят штук деревянных макетов сделано в мастерской Мариинского театра. Немцы дважды их бомбили…
— Дважды! — насмешливо перебил Жуков. — И долго там держишь эти игрушки?
— Два дня.
— Дураков среди немцев ищешь. В третий раз они тебе туда тоже деревяшки вместо бомб сбросят…
Конечно, Жуков был прав. Он приказал сегодня же ночью переставить макеты на новое место и изготовить еще сто штук. Я доложил было, что мастерские театра не успеют сделать столько за одну ночь.
Тогда командующий так на меня посмотрел, что я сразу понял — сомнений Г. К. Жуков не признает. Последовало короткое, но очень выразительное предупреждение, что, если приказ не будет выполнен, под суд пойду не только я.
В ту ночь саперы и работники декоративных мастерских Мариинского театра не сомкнули глаз. Задание командующего было выполнено» [440].
Интересно в этом отрывке вот что:
1. Даже столяры балетного театра (профессия — куда уж мирнее!) героически трудились на оборону.
2. Пробивная воля Жукова. Имелось у него такое свойство характера: почти никто не смел ослушаться. Далеко не каждый генерал может так прогибать.
Думаю, именно за это Сталин его и выбрал на роль «железной розги» и посылал на самые угрожаемые фронты. Наводить дисциплину Жуков умел безупречно.

 

В середине сентября немцы прекратили штурмовать город — решили, что бомбежки и обстрелы дешевле. А голод им поможет…
В первый же день блокады, 8 сентября, бомбардировщикам удалось поджечь Бадаевские склады, расположенные в треугольнике меж Московским проспектом, Лиговкой и Обводным каналом. Почти центр. Расплавленный сахар медленно тек по мостовой, будто лава вулканическая. Две с половиной тысячи тонн! Зрелище завораживало…
Сгорело и три тысячи тонн муки. Но часть муки и сахара удалось переработать и всё же пустить в пищу.
Говорят, этот пожар обрек ленинградцев на голод. Нет. Учитывая количество жителей, продуктов там хватило бы максимум на месяц.
Говорят, в Смольном жрали до отвала. Нет. Паек руководителей был сытнее, чем у прочих, — но, если б его «отобрать и поделить» на всех горожан, прибавка каждому вышла бы микроскопической.
Снабжение продовольствием пришлось организовывать через Ладогу. Первые баржи с грузом приплыли уже 12 сентября, но 10 ноября озеро начало замерзать. Пришлось прерваться на две недели, пока лед не окреп, чтоб выдержать автомобильную трассу. Работала лишь транспортная авиация.
И в ноябре ленинградцы начали умирать от голода… За всю блокаду голод убил больше 641 000 человек. [441]
Меня будоражит один факт. Во Всесоюзном институте растениеводства на Исаакиевской площади хранились образцы зерновых культур — тонны семян, еда! Но сотрудники института не тронули ни единого семечка. От голода умерли 28 человек… Какое НКВД могло их напугать?! Что может быть страшнее голодной смерти?
Бессмертен подвиг этих людей, до конца исполнивших долг — рядом с запасами еды. Нужно истинно русское величие духа, чтоб постоянно преодолевать искушение спасти себя и свою семью.
Вдобавок зима 1941 — 42 годов была аномально лютой, холоднее окрестных зим. Отопление в домах не работало, пришлось обогреваться «буржуйками», сжигая всё, что могло гореть. А КПД у буржуйки низкий, топлива много надо…
Почти всюду отключились водопровод и канализация. Воду люди брали из прорубей — благо Нева не была такой грязной, как сейчас. А нечистоты просто выливали на улицу, где и трупов немало скопилось. Весной, оттаяв, всё это неминуемо вызвало бы страшную эпидемию — и потому в марте руководство города вывело людей на уборку улиц. Через силу, изможденных, но эпидемий удалось избежать.
Могло быть и хуже. Вы спросите:
— Почему немцы не разбомбили лед Ладоги в мелкое крошево? Трассы несомненно были известны разведке; бомбами зашвырять — а новый лед намерзнет лишь через несколько суток! Вот и нет Дороги жизни…
Ответ прост: вдоль трасс плотно стояли зенитные установки. Пулеметы — через каждые 500 метров, 20-мм пушки — через 2–3 км, 85-мм пушки — на островах и берегах. [442] Особо не побомбишь.
— Но немцы могли вывести войска на лед и атаковать трассу! — сообразите вы.
Да. И чтоб это предотвратить, специальная лыжная бригада стерегла выход на лед напротив Шлиссельбурга — сплошной цепью от Ленинградского до Волховского фронта. Там бойцы и жили — в снежных окопах и снежных землянках. [443]
Некоторые либеральные господа вещают, мол, «город следовало сдать — это спасло бы жителей».
Но реальность несколько иная.
Вот нацистский план относительно Ленинграда: «Окружить город тесным кольцом, затем артиллерийским огнем всех калибров и постоянным применением авиации сровнять его с землей. Возможные в таких условиях просьбы города о сдаче будут отклоняться (курсив мой. — А. К.), так как мы не можем решать проблему питания населения. У нас нет заинтересованности в сохранении даже части населения этого крупного города» [444].
В случае сдачи Ленинграда немцы уморили бы ВСЕХ.
* * *
Страшно касаться темы блокады. Стараюсь беспристрастно излагать факты, что-то объяснять, стыковать логически — но меня жжет.
Это мой город. Я люблю его.
Сотни раз я рисовал его, мерз на улицах, под дождем и в темноте — старался почувствовать его душу. Городской пейзаж — это ведь не просто домики срисовывать, это попытка разглядеть Лик Города, слиться с его мистической сутью. Я всматривался в него годами.
И Город впустил меня. Я научился чувствовать штукатуркой его стен, как собственной кожей. Это дар — но порой это и проклятие…
До слез больно, невыносимо вновь бередить подробности его мучений. Не могу, ребята… Дам лучше слово очевидцу.
Знаменитый художник Анна Петровна Остроумова-Лебедева всю блокаду жила в Ленинграде. В начале войны ей исполнилось 70 лет… Вот фрагменты из ее дневника.
Из дневника А. П. Остроумовой-Лебедевой
3 июля 1941
Слушала с сердечным волнением мудрую речь товарища Сталина. Слова его вливают в душу спокойствие, бодрость и надежду.
У нас организовали круглосуточную охрану дома. Сестре и мне назначили дежурить по три часа. Надо сидеть на соседней лестнице и сторожить чердак. Если упадет зажигательная бомба — немедленно сообщить пожарному звену.

4 августа
Александровская колонна стоит в лесах, но они пока не достигают верха. Ангел не укрыт и резко чернеет на светлом небе.
Купола Исаакия выкрашены в темно-серую краску. Со всех четырех сторон выстроены глухие заборы. Они вплотную прилегают к нижним ступеням. Все пространство от нижних ступеней и до самых верхних засыпано песком.
Памятник Петру Великому упаковывается. Всадник и лошадь заключены в двухэтажный деревянный ящик, который своим основанием стоит на верхней площадке гранитного пьедестала. Вверху на ящике имеются два горизонтальных перекрытия. И это жаль, так как на их плоскости могут задерживаться зажигательные бомбы. Вероятно, и эта площадка будет покрыта мешками с песком.
У набережной, около Сената, стояла огромная барка с песком. Непрерывная вереница людей: мужчины возили в тачках, женщины вдвоем на небольших носилках переносили песок к основанию памятника. Постояла, посмотрела. Было стыдно от сознания, что сама не работаешь, не помогаешь людям укрывать родной город. Зарисовать побоялась — город на военном положении.

16 августа
Напряжение растет. Решено эвакуировать из города женщин и детей, так как Ленинград будут защищать до последних сил, и что при этом будет происходить — никому не известно…
Всех волнует один и тот же вопрос: уезжать ли? куда и как? с какой перспективой на будущее? как в неизвестном месте вновь налаживать жизнь, бросив насиженные, обжитые квартиры? Бедные ленинградцы! Я твердо хочу остаться на все страшное впереди.

9 сентября
Четвертый день враг бомбит Ленинград. Началось с того, что тяжелый снаряд ударил в дом на Глазовой улице около Лиговки. На следующий день самолеты бомбили Московский вокзал. Попали на вокзальный двор и в несколько домов на Старо-Невском проспекте. Дома очень пострадали.
Сегодня было очень страшно. Тревога началась вечером. И как раз над нами, в зените, произошел воздушный бой между нашими и вражескими самолетами. Во дворе у нас собрался народ. Все смотрели на небо и оживленно обменивались мнениями. Внезапно с большой быстротой поднялось над строениями огромное белое кучистое облако, которое постепенно окрашивалось в красный цвет. Оно быстро росло, чрезвычайно красиво освещенное заходящим солнцем. По мере захода солнца краски облака темнели, принимая зловещий вид. Как потом стало известно, горели Бадаевские продуктовые склады.
Только кончилась эта тревога, как началась вторая. Особенно было противно, когда падали воющие фугасные бомбы. Немцы — наивные люди, думали этими ревущими бомбами вызвать у ленинградцев панику. Уже далеко сверху был слышен их вой. Он быстро нарастал с приближением к земле, потом раздавался оглушительный грохот. Вот это ожидание и вопрос — куда она упадет — тяжело действовало на нервы. Хотелось втиснуться в землю…
В доме оставаться нельзя было, и мы вместе с соседями забрались в земляную щель, вырытую на дворе, где и просидели до трех часов утра.

17 сентября
Вражеские войска заняли половину Пулкова, а наши отступили к Средней Рогатке. Жители этого района, которых на днях оттуда выселили в центр города, несмотря на стрельбу и всякие страсти, возвращаются к своим жилищам. Кто за вещами, а большей частью копаются на огородах, собирая картофель, капусту и всякие другие овощи. Все стараются запастись продуктами, так как приближается неотвратимый голод. Некоторые здесь же погибают от снарядов на глазах у всех.

16 ноября
Я всем существом своим, умом, душой и сердцем сознаю, что нам сдавать Ленинград нельзя. Погибнуть, но не сдаваться!
Поражает количество покойников, которых везут по городу по всем направлениям, на телегах или просто на детских салазках. Не видно за ними провожающих: редко один, два человека.

9 декабря
Сидим без электричества вот уже пятый день. Сейчас самые короткие дни в году. Только около десяти часов появляется дневной свет, а в половине третьего уже начинает темнеть. Даже коптилки нельзя употреблять — в них нечего наливать. Это невероятно угнетает психику.
Ленинградцам некуда укрыться. Многие перестали ходить в бомбоубежища после неоднократных случаев, когда бомба, пронизав дом, проваливалась вниз и там взрывалась. При этом сразу погибало много народу.
Я угнетена, но считаю своим долгом всех ободрять и поддерживать надежду на лучшее, на светлое. Я тогда чувствую, что недаром живу. Мое убеждение, что наша чудесная армия отстоит наш город.

17 декабря
Сегодня большая радость: наши войска отбили у врага г. Калинин. Теперь уж, наверное, мы отстоим Ленинград. Может, я до этого и не доживу, но об этом не горюю. Мысль, что в Ленинград фашисты не войдут, что его улицы и площади не будут осквернены их присутствием, что они не будут грабить наш Эрмитаж и музеи, эта мысль мне дает такую радость, которую трудно передать словами.

1 января 1942
Едим столярный клей. Ничего. Схватывает иногда нервная судорога от отвращения, но это от излишнего воображения. Он, этот студень, не противен, если положить в него корицу или лавровый лист. Едим рыбий клей.

18 января
На улицах около стен домов расставлены всюду ящики с песком. Воды в городе нет, и эти ящики являются единственным способом борьбы с пожаром.
Сегодня, идя по нашей улице, я увидела старенькую женщину, сидящую на таком ящике с песком. Она была мертва. Через несколько домов, на другом ящике, полулежал мертвый мальчик. Он шел по улице, устал, присел и умер…

20 января
В каждом районе организованы сборные пункты, куда близкие свозят своих умерших. Оттуда на грузовиках отвозят их на кладбище и хоронят в братской могиле. Теперь меньше можно встретить на улице умерших от голода людей.
Под вечер стук. Входит женщина в белом халате поверх шубы и вносит ящик, наполненный продуктами. Это были сливочное масло — 400 г, мясо — 500 г, мука — 2 кг, горох — 400 г и сахар — 400 г. Можете себе представить, как мы все были этим обрадованы! Можно будет немного отдохнуть от наших суррогатов.
Это товарищ Жданов принял во внимание мой возраст и распорядился прислать продукты на дом.

29 января
Больше двух недель держатся очень большие морозы — до 35°. Каждый день пожары во всех концах города. Это обычная история во время сильных морозов. Но величайшее несчастье для жителей — водопровод вышел из строя. Когда начинается пожар, то нечем тушить.
Так горит уже третьи сутки шестиэтажный дом на Нижегородской улице. Приезжали пожарные, но не потушили. Через выгоревшее окно видно, как горят потолки. И что там горит? Каменный дом, а сгорел дотла. Непонятно…
Приходится ходить за водой на Неву, где пробито несколько прорубей, куда тысячи людей собираются в очереди. Люди измучены, раздражены…
Ничего не знаем, что делается у нас на фронте и вообще на свете. То ли газеты совсем не издаются, то ли мы не можем их уловить. Весь январь был сравнительно тих от бомбежек. Видимо, Гитлер решил не тратить даром бомб и снарядов на Ленинград, рассчитывая, что жители все вымрут от голода, и он возьмет город голыми руками.
Когда кончится у нас морская капуста, то я не знаю, из чего мы будем делать суп. Паек, который мне прислали по распоряжению А. А. Жданова, съели.
Вчера у одного магазина в Финском переулке стоял ломовой с телегой, привезший ящики с какими-то товарами. Когда он пошел в дом отнести последние ящики и вернулся обратно, то не нашел своей лошади. Ее успели распрячь и увести в соседний двор, где убили на мясо. Страшно и жутко…

27 мая
Всеобщее увлечение огородами. Многие уезжают за город на Всеволожскую и другие места, где Ленсовет отвел большие участки под огороды. Даже здесь, на улицах и скверах Ленинграда, люди копают грядки.

15 октября
До крайности нуждаюсь в дровах и керосине. Разобрала свой дровяной сарай, который, между прочим, кем-то уже раньше начал разбираться. Но на сколько его хватит? На месяц, на полтора — не больше. А дальше что?
Жестокая кругом идет борьба за жизнь. Голод, холод и темнота. Настоящего голода нет, так как еще не съедены овощи.

27 января 1943
Вражеский самолет низко летел вдоль улиц и стрелял по идущему народу. А утром стрелял шрапнелью по рынкам, где шла торговля. Просто, видно, задался целью без всякой пользы для войны расстреливать мирных жителей.
Опять объявлена воздушная тревога. Опять зенитки потрясают воздух. Опять нервный трепет охватывает душу.

29 января
Прорыв блокады! Прорыв блокады! Какое счастье, какая радость! Всю эту ночь в городе никто не спал. Кто от радости плакал, кто целовался, кто просто громко кричал. Город ликовал!
Мы уже не оторваны от Родины! У нас общая пульсация!

9 февраля
Отвратителен свист пролетающего снаряда. Говорят, что если слышишь свист, то этот снаряд уже не опасен…
Русский народ жив, он будет жить, процветать и развиваться! Никакие гитлеры его не уничтожат!

17 июля
Обстрел начался в половине шестого утра. Уже много раз замечено, что, когда фашисты терпят неудачи на фронте, то они вымещают злобу и раздражение на нашем городе. Обстрел был беспощадный. Гибли люди бессмысленно, не принося своей смертью нашим врагам ничего, кроме позора.
Я побежала и открыла все окна, чтобы воздушной волной их не вышибло. Предпринятые мною меры были правильны, так как от одного близкого удара все стекла в нашем доме со стороны улицы вылетели вон, кроме моих. Между налетами были перерывы в 10–15 минут. Когда гражданам надоедало стоять в укрытии и ничего не делать, и они понемножку выходили на улицы, вот тогда-то вновь их встречали неожиданными ударами.
На днях снаряд попал в барак на территории клиники инфекционных болезней, что напротив нас. Барак сразу загорелся. К несчастью, там собралось много народу для получения заработной платы. Убиты были две женщины, две смертельно ранены и много не так тяжело.
Но какие замечательные ленинградцы! Не прошло и минуты, как со всех сторон, несмотря на продолжающийся обстрел, бежали люди — врачи, сестры, санитары, ходячие больные и раненые из клиники. Несли носилки, ведра воды. Пожар был быстро потушен, раненые разнесены по госпиталям, мертвые убраны, и через 10 минут как будто ничего и не случилось. Сбежавшиеся люди возвратились к своей работе. А что у них на душе было, что они пережили, того ленинградцы не скажут — выдержанный и мужественный народ! [445]
13 января 1944 года, перед окончательным снятием блокады, многим улицам (словно в награду за мучения) были возвращены настоящие имена, взамен кличек, данных вскоре после революции. Например (см. с. 378).
Это стало частью сталинского пути к патриотизму, к возрождению исторической преемственности.

 

* 3 июля 1917-го солдаты стреляли по неизвестно чьей демонстрации на углу Садовой и Невского.
Назад: Перл-Харбор
Дальше: Странности блокады