Глава 29
Мечта о ребенке
Катю разбудил звонок по мобильному. Она никак не могла разлепить сонные веки, открыть глаза — только минуту назад, казалось, закрыла их, коснувшись головой подушки.
Но мобильник мелодично тренькал, призывая. Катя глянула на дисплей — одиннадцать утра, а до постели она добралась в половине пятого.
Ночь в «Шараде» закончилась совершенно неожиданным образом. У Данилы внезапно обильно хлынула носом кровь. Он зажимал нос обеими руками, потом ринулся в туалет, Катя — следом. Там он, давясь, склонился над раковиной, а кровь все хлестала. И Катя то и дело рвала бумажные полотенца в полотенцедержателе, мочила их в холодной воде и прикладывала ему к переносице, стараясь остановить алый поток.
Все указывало на то, что, несмотря на великий гонор и самомнение, Данила — кокаинист никудышный, судя по всему — новичок. С кровотечением кое-как справились и изгвазданные поехали домой. Данила настаивал с ослиным упрямством, что отвезет Катю сам.
Рулил с бумажной примочкой на переносице. Катя лишь головой качала — допрыгался со своим кокаином.
Они расстались у Катиного подъезда на Фрунзенской набережной.
— Не суди меня строго, — сказал Данила на прощание.
— Я не сужу.
— Вообще никак не суди. Ты так можешь? Ты способна не осудить?
— Данила, езжай домой очень осторожно. — Катя не приглашала его к себе.
— Но ты можешь не судить?
Он допытывался с какой-то болезненной настойчивостью.
— Я могу. И я тебя не сужу. Я никого не сужу.
— Тогда мы с тобой еще увидимся, — пообещал Данила, — и спасибо тебе за волшебный вечер.
И вот сейчас Катя, беря мобильный спросонья, была уверена — это он звонит. Но она ошиблась. Звонила Женя.
— Доброе утро, Катюш, — произнесла Женя радостно в трубку. — Ты чем сегодня занята?
— Я сплю, — призналась Катя.
— Погода чудесная, совсем не ноябрьская. Приезжай ко мне сейчас, а? Я вещи на детскую благотворительность купила, надо отвезти в фонд. Давай вместе, а? Доброе дело. И я уже соскучилась по тебе. Гена сегодня опять в мэрии. Наши — кто где, так что мы сами будем развлекаться.
Кате адски хотелось спать после вчерашнего, но… Она ведь сама взялась за это дело. У Жени можно попытаться кое-что разведать — например, про Василия Саянова и бывшую Данилину подругу Анну Левченко.
— Хорошо, приеду часика через полтора, — простонала Катя, — ты свари мне кофе покрепче.
— Идет, — засмеялась Женя.
И Катя даже не стала завтракать — после бессонной ночи никакого аппетита. Она приняла горячий душ, привела себя в порядок, оделась потеплее и спустилась во двор к гаражу.
Мы едем, едем, едем…
В воскресный день ехать по Москве — одно удовольствие. На Ленинградском проспекте она снова проехала мимо той самой автостоянки и арки, ведущей к «Шараде». После Речного вокзала свернула в сторону Прибрежного. И добралась без приключений.
Она въехала на уже знакомую улицу — заборы, особняки. Вон и кирпичная стена, отгораживающая этот дом от внешнего мира.
И тут Катя увидела маленькую женскую фигурку в желтом плаще — черноволосая, худенькая, похожая на подростка женщина с тяжелой сумкой вышла за ворота.
Катя сразу поняла — перед ней неуловимый и невидимый дух этого дома — горничная-филиппинка.
И Катя решила — допрошу ее сама! Она посигналила и приветливо помахала рукой из машины. Горничная засеменила к ней.
— Добрый день, я подруга вашей хозяйки. Я приезжала на праздники.
— Здрасте, здрасте, я вас знать, помнить. — Голосок — тот самый, что будил поутру, как колокольчик.
— Я вас подвезу, хотите? Вы куда?
— На автобус, моя выходной.
— Так садитесь, довезу вас до остановки, — Катя открыла дверь машины, — а то тут безлюдно, дорога пустая совсем. Что с вашим шофером-то произошло, какое несчастье, надо быть острожной. Садитесь, садитесь, я потом вернусь сюда, как вас отвезу к автобусу.
Горничная-филиппинка с довольным видом уселась в машину рядом с Катей. По виду — явно польщенная вниманием и заботой. Катя развернула «Мерседес».
— Спасибо, спасибо, — горничная закивала, — моя на автобус в Химки, я там жилье снимать с друзья.
— Ваш шофер Фархад тоже жилье снимал, — сказала Катя. — В гости вас не приглашал, нет?
— Нет, нет, — горничная снова закивала головой, — он не всегда уезжать домой.
— Не всегда уезжал домой?
— Нет, нет, ночевать тут дома.
Это опять что-то новое. Геннадий Савин на допросе показывал, что Фархад в доме не ночевал, уезжал, а приезжал утром.
— И часто он ночевал в доме?
— Часто, часто. Оставался, я ему ужин и завтрак.
— Так он был ваш бойфренд? — Катя заулыбалась.
— Нет, нет, Не мой. Их.
— Кого «их»?
Горничная-филипинка улыбалась, как маленький будда. Потом сказала:
— Плохо знать русский я.
И добавила:
— Остановка, автобус. Спасибо.
К остановке подъезжал рейсовый автобус до Химок. Горничная резво выскочила, вытащила свою сумку и поклонилась Кате вежливо.
А Катя отправилась снова к дому Жени.
Их бойфренд… Как это понимать?
Женя ждала ее у распахнутых ворот.
— Привет, ты чего это приехала — я из окна тебя увидела — а потом назад?
— Я твою горничную до остановки подбросила, — призналась Катя. — Знаешь, после убийства надо проявлять осторожность, мало ли. А тут у вас так тихо.
— Многие в Москве живут, а здесь просто недвижимость. Заезжай скорее, я кофе сварила.
— А где все ваши? — спросила Катя, паркуясь возле гаража.
— Гена в мэрии, там какой-то скандал с точечной застройкой на Дмитровском, он улаживать поехал с управой. Тетя с пятницы в Сретенском монастыре на Оке, на духовных чтениях о таинстве брака. Данила гуляет. — Женя покосилась на Катю лукаво. — Это ты мне скажи, где он.
— Вчера ходили в Большой, — призналась Катя, — а потом он завез меня в один клуб на Ленинградском, в «Шараду». Танцевали до утра.
Женя улыбалась. В безмятежной улыбке ее вроде ничего не изменилось. Они вошли в дом. В холле их встретил Петр Алексеевич в своем инвалидном кресле.
— Доброе утро, милости просим, — приветствовал он Катю.
— Папа, тебе ничего не нужно? Мы наверху вещи разберем, потом отвезем в фонд.
— Развлекайтесь, девочки. — Он, вертя колеса руками и не пользуясь кнопкой на пульте, направился в глубь дома.
Женя налила на кухне в чашки кофе из кофеварки, забрала тарелку с пирожками, и они с Катей поднялись наверх. Катя прошла мимо гостевой комнаты, где ночевала. Женя провела ее по длинному коридору и открыла дверь в спальню.
На супружеской постели — целый ворох новеньких детских вещей и игрушек.
— Твой Гена часто работает по выходным.
— Приходится, он сам от всего этого дико устает.
— По клубам ночным тебя не водит?
— Я не ходок на танцульки, ты же знаешь. — Женя, хромая, прошла к окну. — У нас Данила по этой части. Знаешь, я хочу тебя предупредить по-дружески. Он хоть и мой брат, но… Он мало что ценит в этом мире. Ты не очень-то верь его словам.
Катя смотрела на подругу: она — женщина с физическим изъяном, муж часто отсутствует, а тут рядом красавец брат… Тот страстный сладкий стон той ночью… Было ли это здесь, в супружеской спальне? Или в комнате брата? Не балуетесь ли вы инцестом, дорогие мои давние школьные полузабытые друзья? И не ревность ли тебя сейчас заставляет говорить так?
Но Катя тут же устыдилась своих мыслей. Нет, не надо так про Женьку. Но мысли вернулись снова. И сомнения: если у вас тут инцест, то что означают слова горничной «их бойфренд»? Какова роль во всем этом покойного шофера?
Катя села в кресло у постели и взяла чашку кофе, с наслаждением выпила. Женя тем временем начала разбирать детские вещи. Каждую она показывала Кате — маленькие пальто, платья, комбинезоны, башмачки, сандалии, брюки для мальчиков-карапузов, клетчатые юбочки, вязаные шапочки.
— Отвезем в фонд детских домов на Покровке, — сказала она. Лицо ее светилось. — Это я все в разных местах купила. И игрушки тоже.
— Пора вам своего заводить. — Катя стала ей помогать разбирать. — О чем только Гена твой думает?
— О ребенке, — ответила Женя, — о нашем ребенке, где часть его и часть меня. О наследнике, о продолжении рода.
Катю поразил тон подруги.
— Знаешь, ради этого я… то есть мы с мужем на все пойдем, — продолжала Женя тихо, но очень страстно. — Это самая главная наша мечта с Геной. Потому что мы… мы не хотим расставаться, мы хотим жить вместе до самого конца.
— А что, кто-то заставляет вас расстаться, развестись?
— Нет, никто. Что ты… Это я так. Да мы никому и не позволим нас разлучить. Гена мой муж, я его сама выбрала. Ведь это я ему в любви призналась первой. Он очень хороший человек, я от него, кроме добра и заботы, ничего не вижу. И я ему благодарна.
— За что?
— За это. — Женя указала на свою укороченную ногу. — Знаешь ведь как? Вроде сидишь в ресторане, чай пьешь. Корчишь из себя мадам. И мужики поглядывают — мол, на рожу ничего. А как встанешь, как заковыляешь — все, как ветром сдувает. А Гена на мне женился. Он назвал меня своей женой, я люблю его без памяти. Я хочу родить ему ребенка, исполнить его мечту. И я все сделаю для этого, я все стерплю.
Я все стерплю…
Что?
Катя смотрела на подругу — на нежном лице твердая решимость, вызов и еще что-то…
— А что, у вас в этом вопросе какие-то проблемы? — осторожно поинтересовалась Катя.
— Нет, что ты, никаких проблем, это я так. — Женя начала складывать детские вещи в сумки. — Ты мне лучше скажи, как вы с Данилой?
— Вчера смотрели балет в Большом, я же сказала. Потом он повез меня в ночной клуб. Эта «Шарада» прикольное место.
— Он у меня спрашивал по поводу твоего развода.
— Мы с мужем не развелись, я же говорила тебе.
— И я сказала об этом Даниле. Он и ухом не повел. — Женя продолжала деловито загружать сумки. — Он вначале очень настойчив. Но быстро охладевает. Ко всем.
— Бывшую свою бросил давно? — спросила Катя самым «женским» любопытным тоном. — Жень, ну не томи, просвети меня.
— Ее и бывшей-то нельзя было назвать — так, мимолетное увлечение. Кстати, там и подцепил в клубе, в этой самой «Шараде».
— А кто она?
— Я ее не видела. Он сюда ее не привозил. Не ночевал дома несколько ночей подряд где-то месяца полтора назад. Я стала упрекать — у нас все же отец болен, а его дома сутками не бывает. А Данила в своем репертуаре — трахаюсь, мол, нон-стоп с одной симпатяшкой. Зовут, мол, Анетт, и она то ли на радио комментатор, то ли блогер.
— А где она сейчас? — спросила Катя наивно. Самый главный вопрос.
— Понятия не имею. Послал он ее куда подальше. Больше они не встречаются.
Естественно. Анна Левченко в могиле на кладбище. А ты, Женечка, значит, ничего не знаешь о ее убийстве? А Данила в курсе, что его бывшая девушка убита? Если не сам он ее прикончил, неужели за все это время так и не поинтересовался ее судьбой? Хотя не так уж много времени прошло. Мы все порой месяцами не видимся, не созваниваемся. А тут законченный роман… Обрыв связи. Обрыв ли?
— В Большом театре вчера к нам Герман в ложу приходил, — сообщила Катя. — Такой импозантный мужчина, в смокинге. Данила мне потом сказал в клубе, что и «Шараду» Герман посещает охотно.
Не говорил он мне этого, я лгу тебе, подружка…
— В «Шараде» гей-вечеринки лучшие во всем городе. Нет, Герман не гей. Он пиарщик и устроитель всего.
— То есть?
— Он мастер налаживать контакты, — Женя взмахнула рукой, — тетя Рая этим его даром пользуется и ее комитет. И другие тоже. А Герман за это деньги получает — за мастерство налаживания контактов между разными, очень разными и часто далекими друг от друга людьми, группами людей.
— Не очень понятно.
— Я сама не очень понимаю. Но такие люди — вроде моста. К нему порой обращаются как к посреднику. А в плане секса он, по-моему, не очень. Слишком уж пресыщен. Если что-то там и есть, то это нечто весьма экстравагантное, а не просто девицы или парни-геи.
И тут при этих словах подруги перед глазами Кати возникла накрашенная Марта Монро в розовом платье с блестками и платиновом парике.
Мне показалось сначала, что это — переодетый мужчина…
Нет, нет, Марта — это просто Марта, достопримечательность «Шарады», при чем здесь Герман Дорф?
— Ну, мы можем ехать, все собрано. — Женя взяла две сумки с вещами.
Катя подхватила две сумки с игрушками. Они спустились вниз, в сад и начали загружать вещи в Катину машину. Возвращались в спальню они за сумками несколько раз, пока крошка «Мерседес» не оказался забитым под завязку.
— А что, Петр Алексеевич совсем один дома останется? — спросила Катя, когда Женя открыла ворота.
— А папа часто дома один остается. Что поделаешь? Да он и не в претензии. Он много сам может чего, уже привык. И потом тетя Рая к вечеру вернется из монастыря, и Данила в конце концов явится. И Гена мой. Подожди, я только скажу папе, что мы…
Она не договорила — побежала в дом доложиться отцу.
