Глава 2
Выстрел
Крутить педали велосипеда — одно удовольствие. Легко, проворно. Только надо соблюдать осторожность, потому что путь пролегает по загородному шоссе к железнодорожной станции. И по шоссе то и дело свистят, громыхают, проносятся, пролетают мимо авто.
Если держаться так, чтобы транспорт шел навстречу, то ничего, только вот фары машин глаза слепят. И вроде час еще не поздний, всего около девяти. Но это октябрь, точнее, последние дни октября — темнеет рано и кругом так сыро и полно луж, потому что дождь минуту назад перестал и вот уже припустил снова.
Ехать на велосипеде под зонтом кто пробовал? Неудобно это, никуда зонт не приторочишь, поэтому — капюшон куртки на голову пониже, саму куртку застегнуть поплотнее и нагнуться к рулю и крутить педали.
Легко, свободно…
Мокнуть под этим осенним дождем.
Вообще-то тепло на улице, и воздух такой приторный немножко, влажный, насыщенный прелью листвы и бензином.
Скоро, совсем скоро с загородного шоссе откроется поворот на тихую аллею, по ней можно доехать до железнодорожных путей, а там и станция. И электрички долго не придется ждать. На этом перроне останавливаются все поезда, потому что это совсем рядом с Москвой, хоть уже и загород.
А вон там, подальше, еще один поворот с шоссе, там Москва-река и яхт-клуб. И вокруг фешенебельная зона — коттеджные поселки, бывшие старо-дачные места, застроенные особняками.
Очень приличное по городским меркам место — богатое, комфортное для проживания, экологически чистое.
Когда-нибудь и я поселюсь в таком месте…
Так думал парень двадцати двух лет, крутивший педали велосипеда, спешивший по загородному шоссе к станции, к электричке, что помчала бы его и верный велосипед с Москвы-реки в саму Москву, к метро, где поезд подхватил бы его в свою утробу и повлек в спальный район. Там парень снимал койку в двухкомнатной квартире, где помимо него жили еще пять человек.
Все приезжие. Каждый занимался своим делом в столице и в проблемы, чаяния и надежды других жильцов особо не вникал. Потому как постояльцы просыпались рано, уходили из квартиры, а возвращались кто как — кто вечером, кто ночью, а кто и вовсе через сутки, потому что таковы правила рабочей смены.
Фархаду Велиханову, приехавшему в столицу из Уфы, — так звали велосипедиста, приходилось тоже вставать рано, а возвращаться когда как. Все дни он крутился как белка в колесе. Сейчас вот, например, работал. Точнее, подрабатывал водителем в богатой семье.
Но это все временно, это чтобы сколотить немного деньжат и где-то с середины ноября вновь вернуться к платному курсу обучения по специальности сценическая графика и компьютерный дизайн театральных постановок и шоу.
Фархад учился этой специальности уже два года в Москве, но все с перерывами, потому что надо было деньги зарабатывать, платить за угол в квартире и за само обучение, ну и за еду, конечно.
Он старался не упустить никаких источников дохода, заработка. Так уж жизнь сложилась. Сегодня ты — бедный студент. Но кто знает, что произойдет завтра? Быть может, счастье улыбнется тебе во всю пасть…
Фархад крутил педали велосипеда и прикидывал в уме — если все сложится, то… этот семестр и следующий он просто проучится — спокойно и без особых проблем. Он получил ведь некие намеки и гарантии, что такое возможно.
Ради того, чтобы просто учиться и не дергаться по поводу работы, Фархад был готов на многое.
Некоторые парни с периферии смогли так вот устроиться. Чем он хуже?
Ничем. Он лучше, да, он лучше многих.
Недаром ведь его выбрала в водители Хозяйка.
Фархад вздохнул, закрыл на секунду глаза и…
Резкий сигнал — навстречу промчался внедорожник на огромной скорости, обрызгал его всего грязью.
Вот так, надо держать ухо востро, даже если едешь и не в час пик по загородному шоссе.
По соседней полосе медленно двигалась машина, Фархад не обращал на нее внимания. Вот она обогнала его. Красные габаритные огни впереди. Кажется, иномарка.
По шоссе с ревом неслась бетономешалка, а за ней шел, гремя и лязгая, тихоход-трактор. Строительная техника — куда-то в сторону новых земель, на новые угодья фешенебельной застройки.
Фархад свернул на узкую боковую аллею в сторону железнодорожной станции.
Тут всегда темно, потому что нет фонарей, но дорожное покрытие сносное и луж нет. Только вот дождь все сильнее, сильнее. К ночи разойдется в настоящий осенний ливень.
Ну да ночью он, Фархад, уснет сном младенца на съемной койке под грохот телевизора за стеной.
Можно палить из пушки — его не разбудишь.
Уже не разбудишь никогда.
Можно палить из всех стволов…
Он уснет, как праведник, как человек, много грешивший, несмотря на свой юный возраст, но чья совесть чиста, потому что он грешил ради дела, — так сказать, вносил инвестиции в свое будущее.
В богатый комфортабельный дом на берегу реки, и не там, в Уфе, где мать и две сестры, а…
Неожиданно он узрел перед собой лицо матери — она месила тесто для беляшей и улыбалась ему, вытирала пот со лба запачканной мукой рукой.
Мать улыбалась, а он, Фархад, внезапно ощутил, что теряет все точки опоры.
Педали велосипеда крутились сами собой, больше он их не чувствовал под ногами.
Он не слышал выстрела, прозвучавшего в ночи, потому что выстрел (который, кстати, не слышал никто на дороге) заглушил грохот строительной техники — бетономешалки и трактора.
Выстрел раздался в тот самый момент, когда Фархад думал о том, что «можно палить — его не разбудишь».
Велосипед звякнул и поехал в одну сторону, а тело Фархада — в противоположную.
Пуля попала ему под левую лопатку, в темноту ударил фонтан крови.
Велосипед съехал в кювет и опрокинулся.
Фархад упал ничком в мокрую колючую осеннюю траву.
Его пробитое сердце уже не билось.
Но еще пару секунд его глаза, нет, мозг — затухающий, как искра, видел мать. Она стряхивала муку с пальцев и бросала беляши, начиненные ливером, на раскаленную сковородку.
