VII. Махно и Григорьев
Разгром Екатеринослава не прошел бесследно для махновцев: его богатая добыча привела к полной бездеятельности махновскую армию. Правда, махновцы, по инерции еще могли занять часть Азовского побережья, где им не оказывалось почти никакого сопротивления, но перешагнуть через Акмонайский рубеж, обороняемый ген. Шиллингом, им было не по силам. Махновцы, встречая со стороны добровольцев организованный отпор, после некоторых безуспешных попыток, оставили Шиллинга в покое и занялись ликвидацией екатеринославской добычи.
Не тем, чем раньше, стал и Махно: он с головой окунулся в радости семейной жизни, мечтал о хуторе и собственном хозяйстве, о том, что пора бросить атаманство и сесть на землю. Об этом он не раз вел беседы со своими приближенными, восхваляя перед ними радости семейной жизни.
Помощники Махно, как и рядовые махновцы, позабыв обо всем, предавались безудержной, бесшабашной жизни.
Без конца лилось вино, гремела музыка. Столица Махновской республики Гуляй-Поле, переименованная в честь батьки в «Махноград», переполненная тысячными толпами празднично гуляющего народа, напоминала крикливую, пеструю ярмарку.
В толпе сновали неизвестно откуда появившиеся темные дельцы, скупали за бесценок драгоценности и старались выдумать для махновцев все новые и новые удовольствия.
Открывались картежные притоны, где проигрывались колоссальные суммы, рестораны и кафе, парфюмерные магазины и парикмахерские, появились портные «из Варшавы» и сапожники; махновцы делали маникюр, щеголяли невероятными прическами, над которыми ломали головы доморощенные «Жаны из Парижа», выливали на щегольские френчи флаконы духов.
Деньги и драгоценности пускались по ветру как пух. Махновцы не знали счета деньгам, и не прошло трех месяцев, как махновцы прогуляли, пропили всю екатеринославскую добычу. Постепенно предусмотрительные дельцы стали покидать махновскую столицу, закрывая магазины и кафе. Угар проходил. Наступали серые, унылые будни.
К этому времени и Махно стал уставать от радостей семейной жизни. Мечты о собственном хуторе потускнели. Махно все больше и больше начали раздражать те похвалы, которые расточались советской прессой атаману Григорьеву.
«Григорьев взял Херсон…» «Григорьев взял Одессу…» «Григорьев победил Антанту…»
Имя Григорьева пользовалось огромной популярностью. Григорьев — революционный герой. Махно видел, что на небе гражданской войны взошла новая яркая звезда, в лучах которой меркнет его слава.
Махновцы, разгруженные от екатеринославской добычи, не желающие итти на простой, случайный грабеж, все назойливей и нетерпеливей указывали Махно на Григорьева и даже промеж себя поговаривали о том, что пора итти к новому атаману…
Перед Махно встал вопрос: чем и как удовлетворить непомерно разросшиеся аппетиты своей шайки? Нужен был какой-то выход, иначе от него уйдет к опасному конкуренту все, что есть лучшего в шайке. И Махно задумал коварный план: спровоцировать Григорьева на совместное выступление против советской власти.
Этим Махно достигал двоякой цели: уничтожал соперника и завладевал его богатой одесской добычей, о которой день и ночь бредили махновцы.
И вот, Махно посылает к Григорьеву своих «дипломатов» — Козельского и Колесниченко, с которыми передает атаману свой братский привет и вместе с тем порицание за отступничество от «подлинных заветов революции».
Махновские «дипломаты», встреченные с торжественной помпой «двором» Григоьева, с успехом выполнили возложенную на них миссию. Они легко сговорились с легкомысленным Григорьевым, который и сам не раз, до приезда махновской делегации, задумывался над тем, что ему пора разойтись с большевиками, которые не оценили его «заслуг перед революцией» и, по распоряжению «какого-то актера Домбровского», выгнали его вон из Одессы.
Во время первого свидания с махновской делегацией Григорьев колебался дать определенный ответ: он не сказал ни да, ни нет. Но по возвращении из штаба 3-й советской армии, куда его вызывали для служебных объяснений, Григорьев решил встать на скользкий путь, на который его толкнул Махно. В штабе армии Григорьеву объявили, что он всего лишь начальник 44-й советской украинской стрелковой дивизии, чем было чувствительно задето честолюбие Григорьева, который мечтал о посте чуть ли не главнокомандующего войсками на Украине.
Вследствие этого он, по возвращении в свой штаб, передал «дипломатам» Махно согласие на выступление против советской власти.
Махно торжествовал и, заручившись согласием Григорьева, стал рыть ему яму.
Началась подготовка к совместному выступлению: разрабатывался общий оперативный план, Григорьев развил среди населения деятельную агитацию и открыто заявлял, что он скоро примется за уничтожение «ненавистных народу коммунистов».
Большевики, догадываясь о заговоре Григорьева и Махно, но ничего определенного не зная, накануне выступления вызвали Махно для переговоров, причем последний, конечно, поклялся в верности Москве, а на другой день 4 мая, Григорьев, рассчитывая на Махно, открыто выступил против большевиков под лозунгом: «власть советам, но без коммунистов». Выступление Григорьева не на шутку встревожило советское командование на Украине. Силы восставших не только количественно, но и качественно превосходили силы большевиков. Симпатии населения, которому Григорьев передал часть мануфактуры из числа захваченной им в Одесском порту, также были всецело на стороне восставших. Однако в самом начале выступления Григорьев допустил непоправимую ошибку.
Григорьев приказал своему начальнику штаба Тютюнику (впоследствии много нашумевшему петлюровскому атаману) наступать с большим отрядом в сторону Харькова и Киева. Тютюник, после демонстраций в сторону этих городов, предал Григорьева. Он повернул на Каменец-Подольск и навсегда перешел на сторону Петлюры.
Вместо того, чтобы ударить по беззащитной Одессе, где кроме штаба с ротой китайцев и двух бронепоездов, ничего не было, Григорьев, соблазненный обещаниями Махно о совместных действиях против Крыма и Екатеринослава, уклонился к Елисаветграду, где и произвел еврейский погром.
За это время советское командование быстро оправилось от предательского выступления, вырвало инициативу из рук Григорьева и с бронепоездами, которых у Григорьева не было, а также с помощью махновской вольницы, перешло в решительное наступление.
Возле Елисаветграда, а затем под Лозовой Григорьев потерпел жестокие поражения и потерял все, что вывез из Одессы.
Однако Махно не удовольствовался доставшейся ему григорьевской добычей, — ему нужна была смерть Григорьева.
Снова Козельский у Григорьева. Снова коварный «дипломат», отрицая участие махновцев в разгроме Григорьева, уговаривает его встретиться, чтобы разработать план дальнейшей борьбы с коммунистами.
Потерявший голову Григорьев снова попался в расставленные сети. Махно устроил в сарае митинг, на котором Лященко предательски убил Григорьева.
Махно торжествовал полную победу.
В то время как шла борьба Григорьева с большевиками, началось осторожное продвижение добровольцев в Донецкий бассейн и завязались кровопролитные упорные бои, которые, как известно, привели к тому, что большевики были вытеснены из Донецкого бассейна…
Неблагоприятно для большевиков складывалась обстановка и на Керченском полуострове. Красная армия не смогла перешагнуть через Акмонайский рубеж. Надежды на восстание в Керчи и других местностях не оправдались; восстание быстро и решительно подавил энергичный генерал Ходаковский, который, сменив раненого в грудь генерала Шиллинга, с отрядом в 3 500 чел. взял Феодосию и, после ряда боев, заставил большевиков быстро отступить на север.
Дивизии Махно было поручено занять Мариупольский фронт. Махновцы, влившись в большевистский фронт, быстро разложили соседние дисциплинированные и, в общем, довольно стойкие советские войска. Генерал Май-Маевский медленно подвигался вперед, и махновцы, встречая организованный отпор, а в особенности при появлении танков, бежали с фронта, увлекая за собою и советские войска. Южный фронт большевиков зашатался. Началось стремительное наступление добровольческой кавалерии. Красная армия отступала к Орлу.
В это время Махно продолжал вести с советской властью такую же двойственную и коварную игру, какую вел с Григорьевым, и на все требования Москвы подтянуться, он, ведя явную антисоветскую агитацию в деревнях, отвечал все более и более неприемлемыми требованиями.
Первым понял, в чем дело — Троцкий.
Главнокомандующего Вацетиса сменил ген. штаба полковник Каменев, которому впоследствии суждено было закончить благоприятно для советов борьбу на всех белых фронтах.
Троцкий из Харькова потребовал, чтобы Махно лично явился к нему, но хитрый Махно послал для переговоров делегацию. Тогда Троцкий приказал расстрелять делегацию, а Махно и Волина объявил вне закона, как изменников рабоче-крестьянской власти.
Так кончилась служба Махно у большевиков.
