Глава 13

Если честно, я не особо верил в успех нашего мероприятия, хоть и держал сие глубоко пораженческое мнение при себе. Относительно «большой шишки» поручик мог просто напутать, неправильно переведя треп расстрелянных мотоциклистов. Кому, скажите, придет в голову рассекать вблизи линии практически не существующего фронта, да еще и по темноте? Немец комфорт любит, по крайней мере пока. Это ближе к Сталинграду он завшивеет и станет вмерзших в лед лошадей да отловленных по подвалам кошек жрать, а сейчас воюет по правилам.

Пока я предавался размышлениям, небо на востоке заметно посветлело: мои навороченные «будущанские» командирские показывали четыре с минутами утра. Скоро совсем рассветет, июль на дворе. Если в ближайший час на дороге никто не появится, можно будет спокойно отходить в лес. Хотя напуганные ночным происшествием фрицы, конечно, могли и изменить время поездки. Но это уже так, натягивание совы на глобус и наивная попытка убедить самого себя, что ты тут вовсе ни при чем, а во всем виновны исключительно обстоятельства, которые сильнее тебя…

И в этот момент раздался короткий свист одного из высланных за поворот наблюдателей, означавший, что дозор засек приближающуюся колонну. Опа, неужели?! Ладно, посторонние мысли прочь, пора действовать.

– Боец! – окликнул я ближайшего ко мне красноармейца с пехотными петлицами, последние полчаса мирно клевавшего носом. От того, чтобы окончательно уснуть, его удерживал лишь приказ поручика, пообещавшего лично покарать каждого задремавшего как предателя Родины, и находящийся под подбородком затвор «трехи», об который он неминуемо расквасил бы нос, опусти голову еще на десяток сантиметров. – Спишь?!

– Нет… – испуганно пискнул тот, смаргивая предательский сон.

– Передай по цепи: боевая готовность! Приготовить оружие, без приказа не стрелять! Гранаты без команды не бросать. Давай!

– Есть!

Вдоль нашей жиденькой цепочки – десяток красноармейцев не столь и много, чтобы перекрыть добрые сто метров дороги, – пронесся сдавленный шепоток репетующих бойцов, заклацали затворы винтовок и карабинов, сочно щелкнула затворная рама пулемета, едва слышно звякнула о край коробки патронная лента в руках второго номера.

Сняв с предохранителя автомат, я поудобнее ухватил оружие за горловину приемника магазина и упер локоть в землю. Уже почти привычно приложился к разложенному прикладу. Три запасных магазина лежали под рукой слева, успев покрыться крохотными капельками ранней росы. Что ж, похоже, не зря мы комаров кормили – сейчас повеселимся.

Неожиданно меня начало нешуточно потряхивать – то ли от утренней сырости, то ли, что вернее, давало о себе знать волнение с прочими «нервами». Блин, только этого не хватало! Нашарив на поясе флягу со спиртом, которую так и не вернул танкисту, сделал пару торопливых глотков. Отдышавшись и смахнув выступившее слезы, встретился взглядом с ближайшим бойцом, умоляюще глядящим на меня, и показал ему кулак. Обойдется. Сейчас верный глаз нужнее, чем смелость, чай, не в атаку идем. Да и «наркомовские» сто грамм пока никто в Красной Армии не вводил, так что перебьется служивый. А вот после боя – может быть. Вроде попустило.

Прислушался – в пронзительной тишине, какая бывает, пожалуй, только на рассвете, уже можно было различить завывание автомобильных моторов. А вот характерного для танков лязга не слышно, что не может не радовать. Секунды ожидания, как всегда бывает в последние мгновения перед боем, тянулись медленно, вязко, словно нехотя складываясь в минуты. Но вот наконец из-за поворота показалась колонна. Первыми, оторвавшись метров на тридцать, ехали два мотоцикла; стволы пулеметов смотрели в стороны обочин. Этих мы, как и договаривались, пропустили – байкерами в фельдграу должны заняться крайние в ряду бойцы, которым поручик разрешил (и даже рекомендовал) без ограничений пользоваться гранатами, поскольку два неподавленных пулемета на фланге – это весьма плохо.

Следом за мотоциклистами двигался полугусеничный бронетранспортер с солдатами – поскольку мы находились пусть и ненамного, но выше дороги, можно было разглядеть покачивающиеся в такт движению каски – и еще один такой же, но с дугообразными антеннами над десантным отсеком и весьма интересным тактическим номером R03 на броне. Если мне склероз не изменяет, буква R означает штаб танкового полка, а цифры – принадлежность к связистам. Плюс – буква G на левом крыле. Короче говоря, если сложить все до кучи, то получится машина связи командира какого-то танкового полка из состава 2-й танковой группы Гудериана.

За броневиками ехало аж целых три легковушки – уже виденный мной в этом времени открытый «Кюбельваген» (правда, из-за поднятого брезентового тента рассмотреть, кто находится внутри, не представлялось возможным) и два обычных легковых автомобиля наподобие того, в салоне которого нашел свой бесславный конец оберст Ланге. Одна легковуха была чуть побольше и покомфортнее, вторая поменьше. На крыльях обеих – какие-то ни о чем мне не говорящие цветные жестяные флажки.

Почти впритык за ними шел еще один бронетранспортер с охраной и размалеванный камуфляжными разводами грузовик-кунг. Что ж, могло быть и хуже… Хотя, конечно, двадцать фрицев, не считая экипажей бэтээров, водителей и пассажиров легковушек, слегка многовато для нашего неполного взвода. А вообще, Гурский все верно рассчитал: когда колонна полностью втянется на зажатый холмами отрезок дороги, под огнем наших пулеметов окажутся как раз идущие первыми и замыкающими бронетранспортеры. Эх, побольше бы таких бывших поручиков в РККА образца сорок первого – глядишь, и избежали б мы того разгрома, что имел место в реальной истории. Ну да ничего, сейчас мы ее, историю в смысле, слегка подправим…

Вслед за короткой сигнальной очередью автомата поручика практически одновременно загрохотали оба наших пулемета. Поначалу не привыкшие к немецкому оружию бойцы сильно мазали, но уже на второй-третьей очереди приноровились. Да и как не приноровиться, если стреляешь с пары десятков метров? Прежде чем тоже открыть огонь, я успел увидеть, как посверкивающая забитыми в ленту трассерами свинцовая плеть мазнула поверх бортов двух прущих первыми бронетранспортеров. Похоже, одна из пуль почти сразу ушла рикошетом вниз, в отделение управления, и достала водилу: едущий в авангарде «двести пятьдесят первый» вдруг судорожно дернулся, рыскнул вправо и замер поперек дороги. Шофер машины связи не успел среагировать, и ее косо срезанный капот врезался в корму ведущего, заблокировав створки десантных дверей. Собственно, с этого момента судьба запертых в бронированном гробу гитлеровцев оказалась предрешена: лезть через борт – верная смерть, пытаться отсидеться внутри – в принципе тоже, поскольку пулеметные пули на таком расстоянии прошивали корпус едва ли не насквозь. А уж после того, как кто-то не удержался и забросил внутрь гранату – и подавно. Бахнуло, выбросив вверх султан мутного дыма, и почти сразу же загорелся бензобак: видимо, взрыв разрушил отделяющую десантный отсек противопожарную перегородку.

Связной «Ганомаг» дернулся, рывком сдавая назад, подмял под себя капот «Кюбельвагена», отчего задние колеса вездеходика даже приподнялись над землей, и внезапно заглох. Вдоль борта с красно-белым трафаретным R03 прошлась, высекая искры, пулеметная очередь – стрелок снова перенес огонь на вторую цель.

Что происходило в хвосте колонны, я не видел, но подозревал, что и там дела обстояли ничуть не хуже. Восьмимиллиметровая броня – плохая защита от тяжелой пули со стальным сердечником калибра «семь-девяносто-два», выпущенной практически в упор. А уж тонкий металл фургона – и подавно, по своему опыту помню, как стандартный армейский кунг прекрасно дырявил даже «семьдесят четвертый» «калаш». А ведь стреляли не одни только пулеметчики, но и остальные красноармейцы, после отступления и окружения стремящиеся выпустить по ненавистному врагу как можно больше пуль, вымещая накопившуюся злость и обиду! Даже мне, несмотря на расстояние, разок по голове стреляной винтовочной гильзой прилетело, так азартно сосед рукояткой затвора дергал! Грузовик с изрешеченной кабиной и кунгом съехал левыми колесами в неглубокий кювет и застыл, опасно накренившись на простреленных шинах и дымя разбитым мотором.

И все же на сей раз игры в одни ворота не получилось. Сначала с одного из мотоциклов ударил длиннющей очередью пулемет и, прежде чем его удалось подавить гранатами, прошелся по огрызающейся огнем позиции на противоположной стороне дороги, похоже, зацепив нашего пулеметчика. Затем долбанул «МГ» с идущего предпоследним бронетранспортера. Этот стрелял уже по нам – над самой головой несколько раз противно взвизгнуло, сверху посыпались срезанные пулями мелкие ветки. Слева от меня, сдавленно вскрикнув, дернулся и обмяк, уткнувшись лицом в приклад винтовки, боец, справа тоже кого-то зацепило. А немецкий пулеметчик, прекрасно понимая, что обречен, продолжал стрелять. В полуметре от меня пули подбросили вверх несколько фонтанчиков земли и выдранной травы, чудом не запорошив глаза. Так вот как оно выглядит в реале, а не на экране! Зараза!

В этот момент снова ожил наш замолчавший «МГ», да и второй стрелок тоже перенес прицел, и две очереди скрестились на полугусеничнике. Все, отстрелялся фриц. Приподнявшись на локте, я заметил, как распахнулась передняя дверца одной из легковых машин и на дорогу выкатился офицер с автоматом, видимо, адъютант или охранник кого-то из пассажиров. С другой стороны выскочил водитель, и тоже с «МП-40» в руках. Укрываясь за капотом, оба открыли огонь. «А вот хамить не нужно!» – азартно подумал я, вскидывая автомат. Короткая очередь с металлическим стуком прошлась по капоту, выбила из лобового стекла несколько крохотных белесых фонтанчиков. Блин, аккуратней нужно, не хватает только рикошета внутрь салона! Снова выстрелил, пытаясь достать офицера. Есть, попал – выронив оружие, фриц боком выпал из-за автомобиля. И тут же кто-то из красноармейцев завалил и шофера.

Уловив краем глаза какое-то движение внутри «Кюбельвагена», успел вовремя пригнуть голову: поверх двери заплясал желтый огонек, на спину снова посыпались сбитые пулями ветки и листья. Видимо, заметив мою позицию по вспышкам выстрелов, едущий рядом с водителем гитлеровец открыл огонь прямо из салона. Меткий, гад!

Сместившись на пару метров, я сменил магазин и, резко приподнявшись, прошил длинной очередью тент на уровне передних сидений. Дверца медленно распахнулась, и на дорогу грузно выпал навалившийся на нее немец в пилотке. Рядом шлепнулся автомат. Надеюсь, никто особо важный в вездеходе не ехал. Готовый продолжить огонь, торопливо осмотрелся… и неожиданно понял, что не слышу выстрелов. Лишь гудело пламя в разгорающемся «Ганомаге» да сухо трещали новогодними петардами рвущиеся в огне патроны пулеметных боеукладок. Вот даже как? Просто физически ощущая, как стекает по коже, словно бы уходя в землю, чудовищное напряжение короткого боя, я несколько раз сморгнул и потряс головой.

– Бойцы! – неожиданно раздался голос поручика. – Продолжать держать противника на прицеле, бдительность не терять. Лейтенант Якунов, красноармейцы Феклистов и Новорощенко, осмотреть колонну. Остальным прикрывать. По пассажирам машин не стрелять.

То, что «Новорощенко» – это я и есть, до меня дошло лишь секунд через пять, когда заметил на себе удивленный взгляд одного из красноармейцев. Тьфу ты, совсем из головы вылетело! Снова сменив магазин, привычно запихнув полупустой за голенище, поднялся на подрагивающие от напряжения ноги и осторожно пошел к дороге с таким расчетом, чтобы подойти со стороны связного бронетранспортера, прикрывшись его бортом. С противоположной стороны показались старшина с танкистом, оба живые, хоть Якунов и подозрительно прихрамывал. Но рассмотреть на темной ткани танкового комбеза кровь было невозможно.

Рывком преодолев открытое пространство, укрылся за корпусом бэтээра и взглянул на его горящего товарища. Несмотря на расстояние в несколько метров, жар ощущался даже здесь. Надеюсь, фрицы внутри ничего шибко взрывоопасного не везли, обидно будет, если вдруг рванет. В этот миг за тонкой, сильно скошенной книзу броней с множественными пулевыми пробоинами и следами рикошетов раздался шорох, стон и едва слышное металлическое звяканье. Так, ну и чего делать? Если встать на гусеницу, моего роста вполне хватит, чтобы заглянуть внутрь, но вот не получу ли при этом свинцовую таблетку в башку? Гранату кинуть? Не хочется, вдруг там чего ценного внутри, но и рисковать без надобности глупо.

Вытащив из-за ремня «колотушку», активировал запал и перебросил через борт, выждав перед этим секунды две. Торопливо присел у гусеницы, зажимая ладонями уши. Бум-м-м! В броню изнутри словно со всей дури долбанули ломом, глухо грюкнула отброшенная взрывной волной половинка десантной дверцы, над корпусом вспух и опал небольшой султан сизого, воняющего незнакомой химией дыма. Вроде не загорелся, а то мне только второго костра тут не хватало… пироман, блин…

Держа оружие наизготовку, осторожно выглянул из-за корпуса, пытаясь сквозь пыльное лобовое стекло с парой свежих пулевых отметин рассмотреть, есть ли кто внутри «Кюбельвагена». Не рассмотрел, разумеется, зато увидел поручика, осторожно крадущегося вдоль третьего «Ганомага». Как ни странно, ему мой пример показался удачным, и через борт полетела граната. Бумкнуло, подбросив бронированные заслонки смотровых люков. Все, и этот готов, шансы выжить внутри нулевые.

Поручик же, направив автомат на обе легковушки, вдруг громко крикнул по-немецки:

– Сдавайтесь, иначе будете уничтожены! Вы видели, что мы не стреляли по вашим машинам. Но если вы не капитулируете немедленно, я отдам приказ открыть огонь! Выходите без оружия. У вас есть пять секунд для принятия решения, – и демонстративно вытянул перед собой левую руку с часами, положив ее на ствол висящего на плече автомата. Палец с курка он, впрочем, так и не убрал, удерживая оружие за пистолетную рукоятку.

С той стороны дороги грохотнули две короткие очереди, и раздался голос танкиста:

– Все нормально, товарищи, тут пара фрицев под машиной прятались, вот мы их и того.

Похоже, именно эти выстрелы оказались последней каплей: пассажирская дверца ближайшей легковухи, той самой, по капоту которой я прошелся очередью, приоткрылась, и на дорогу выбрался немецкий офицер в чине полковника. Вытащив из кобуры пистолет, он дернул щекой и положил оружие на крышу автомашины:

– Хорошо, господа, не стреляйте, мы сдаемся. – Понятно, что кроме kapituliren, я ни шиша не понял, это мне поручик уже после перевел. Впрочем, и догадаться оказалось немудрено.

С другой стороны вылез еще один офицер, тоже без фуражки и постарше возрастом. Но зато с какими шикарными погонами! Витыми, золотистыми, без всяких кубарей и розочек. Я мысленно присвистнул, делая усилие, чтобы не заулыбаться, поскольку прекрасно помнил, что подобные знаки различия обозначают. Вот, значит, и она, та самая большая шишка, из-за которой весь сыр-бор – цельный генерал-майор. Судя по машине связи, наверняка командир какого-нибудь танкового полка. Отличный улов, вот только с Яковом мы, похоже, ошиблись… обидно. Кстати, а почему из второй машины никто не появился? Неужели решили поиграть в несломленных героев? Машинка вроде целая, пара случайных пробоин и рассыпавшееся стекло – не в счет. Хотя вон та обрамленная кружком отслоившейся краски дыра возле ручки пассажирской двери мне как-то не слишком нравится…

Вопросительно кивнув поручику в сторону машины, получил в ответ короткое движение плечами: мол, мне-то откуда знать? И в этот момент передняя дверца приоткрылась, и из автомобиля выбрался, одернув китель, лощеный немец с погонами обер-лейтенанта. Да уж, наверное, это и называется «порода». Морда выбрита аж до синевы, мундир сидит, будто в нем и родился, взгляд… нет, не презрительный или надменный, даже не знаю, как объяснить… короче говоря, сразу ясно, что он просто привык так смотреть на всех, кого не считает равным себе.

Примерно догадываясь, что сейчас будет, я призывно махнул Гурскому. Подойдя, поручик вопросительно дернул подбородком:

– Я вас слушаю?

– Обер-лейтенант Иоахим фон Лестен, адъютант господина генерал-полковника. Полагаю, вы командир этого… – немец сделал почти незаметную паузу, тем не менее выразив оной свое отношение ко всем нам, – подразделения?

– Это именно так, господин обер-лейтенант, – спокойно, даже с легкой ухмылкой ответил Гурский. Ха, а ведь он определенно знает, как ставить на место подобных фон-баронов. Еще бы, с чего ему, прошедшему две войны фронтовику, испытывать особый пиетет перед типичной холеной штабной крысой? Не на того фриц напал, ой не на того…

– Почему не выходят остальные?

– Об этом я и хотел сказать. Господин генерал-полковник ранен, одна из пуль пробила дверь. Я пытался осмотреть рану, но я не медик. Мы сдались добровольно, поэтому вы обязаны оказать ему помощь.

– Разумеется, – кивнул Гурский. И, наспех переведя мне разговор, добавил: – Виталь, глянь, пожалуйста. Серега, – это он уже подошедшему танкисту, – давай сюда бойцов, доложиться о потерях, раненым оказать помощь. Собрать оружие и боеприпасы. Короче, командуй. Старшина, помогите. Только в темпе, времени мало.

И когда я уже взялся за ручку, собираясь открыть дверцу, в голове внезапно щелкнуло, да так, что я едва сознание не потерял. Просто «генерал-полковник» вдруг состыковался с «адъютантом» и «Иоахимом фон Лестеном» в единое целое. И называлось это единое целое очень просто – «Гейнц Вильгельм Гудериан».

Заглянув в полутемный салон и наткнувшись на искаженную болью, но все же вполне узнаваемую знаменитую кривую ухмылку «быстроногого Хайнца», я выдал фразу из тех немногих немецких слов, что некогда почерпнул из советских еще фильмов и книг о войне:

– Гутен морген, херр Гудериан!

А потом я взглянул на сидящего рядом с ним небритого человека в вылинявшей и грязной гимнастерке с петлицами старшего лейтенанта артиллерии, руки которого были скованы непривычного вида наручниками. Взъерошенные темные волосы и близко расположенные глаза на вытянутом смуглом лице выдавали выходца с Кавказа. От осознания очевидной нелепости компании советского командира с немецким военачальником такого ранга меня ощутимо тряхнуло второй раз. Несмотря на трагичность ситуации, губы непроизвольно сложились в глуповатую улыбку, я сморгнул и с трудом протолкнул слова сквозь внезапно ставшее шершавым горло:

– З-здравствуйте, Яков Иосифович! Вас не зацепило?..