Осколки

Они ссорились постоянно. Я прибегал к ним, падал на колени, хватал их за ноги, за руки и умолял прекратить эту войну. Иногда, через некоторое время, они все-таки замечали мое присутствие. Тогда мама наклонялась, обнимала меня и крепко прижимала к себе. И потом сразу уводила спать в мою комнату.

Она прикрывала за собой дверь и говорила: «Прости, родной! Не переживай так, детям не надо на все это смотреть». Она покрывала мое лицо поцелуями, утыкалась мокрой щекой мне в плечо, всхлипывала и обнимала меня еще сильнее, чем в первый раз, изо всех сил.

Я говорил ей: «Мам, мне больно!»

Она спохватывалась и извинялась.

«Подожди меня, побудь здесь, я приду, и будем укладываться… Обещай мне, что ты будешь вести себя хорошо и с тобой ничего не случится, ты ведь справишься без меня сам, правда? Посиди тихо и не зови меня, не надо прибегать за мной каждые пять минут», — она смеялась, а браслеты на ее руках при этом позвякивали. Этот звук до сих пор стоит у меня в ушах. «Твой папа мерзавец, каких поискать, и как его только земля носит, не понимаю!» Она выходила, хлопнув дверью, и обрывки голосов снова начинали звенеть в коридоре, как осколки разбитых бутылок. И я снова прибегал к ним, снова и снова падал на колени, зажимая уши руками, и тогда мать при виде меня бросалась на отца с кулаками, а я начинал стонать от боли и кричать в голос.