XVII.
Гью посмотрѣлъ на своего кузена съ недовѣрчиво растеряннымъ видомъ.
— Когда письмо прибыло? — спросилъ онъ.
— Мой милый Гью, — пожалъ плечами Тони, — объ этомъ я такъ же мало знаю, какъ и ты. Предполагаю, что кто-то бросилъ его въ ящикъ во время нашей милой беседы съ Каньостой.
— Но, но… — Гью, наморщивъ лобъ, снова посмотрѣлъ на кусочекъ бумаги, которую онъ все еще держалъ въ рукахъ. — Великій Боже! Ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, Тони, что Да-Фрейтасъ потрудился… и для него было бы опаснымъ отправить это письмо, когда онъ на самомъ дѣлѣ… — онъ замолчалъ какъ бы не будучи въ состояніи закончить фразы.
— Похоже на то, — сказалъ Тони. — Мое уваженіе къ маркизу возрастаетъ съ часу на часъ.
Съ выраженіемъ плохо скрытаго отчаянія Гью плотно сжалъ губы.
— Послушай, Тони, — сказалъ онъ искусственно спокойнымъ тономъ: — Ради Бога, обсудимъ это дѣло ясно и точно. Ты дѣйствительно принимаешь всерьезъ все то, что ты сказалъ Каньостѣ?
Тони взялъ у него письмецо Да-Фрейтаса и сунулъ его въ карманъ.
— Я сегодня поѣду въ Соутгемптонъ, и какъ только „Бэтти“ будетъ готова къ выходу въ море, я отправлюсь въ Ливадію.
Гью достаточно хорошо зналъ своего кузена, чтобы понять, что на этотъ разъ онъ говорилъ вполнѣ серьезно.
— Ты, значитъ, въ самомъ дѣлѣ собираешься втянуться въ эту борьбу? Ты присоединишься къ этому человѣку? Ну, какъ его тамъ звали? Генералу Альмаидѣ?
— Такъ или иначе, — но я хочу получить обратно Изабеллу, — сказалъ Тони послѣ нѣкоторой паузы. — Но не имѣетъ никакого смысла спрашивать меня, какъ я это собираюсь сдѣлать, потому что я самъ еще не знаю этого. Единственное, что я твердо знаю, это — то, что я вернусь вмѣстѣ съ ней или же вообще не вернусь. — Онъ посмотрѣлъ на Гью съ тихой усмѣшкой. — Теперь ты понимаешь, почему я прежде сказалъ, что не желаю втягивать тебя въ эту исторію.
На блѣдномъ лицѣ Гью выступила легкая краска.
— Не считаешь ли ты меня трусомъ, Тони? — съ разстановкой спросилъ онъ.
— Конечно, нѣтъ. Человѣкъ, принимающій каждое утро холодную ванну, какъ это дѣлаешь ты, уже по природѣ храбрый. Но это все еще не основаніе для того, чтобы подвергаться ненужной опасности, рискуя быть застрѣленнымъ, въ особенности, если вспомнить, что ты съ самаго начала рѣзко осуждалъ всю эту исторію.
— Хотѣлъ бы я найти человѣка, который бы не сдѣлалъ этого! — воскликнулъ Гью. — Это самая безумная и невозможная исторія, въ которую когда-либо вообще былъ замѣшанъ мало-мальски разумный человѣкъ. Но тѣмъ не менѣе, — добавилъ онъ, нѣсколько успокоившись, — если ты думаешь, Тони, что я могу тебѣ чѣмъ-нибудь быть полезенъ, я хочу поѣхать съ тобой.
Тони дружески хлопнулъ его по плечу.
— Мой милый Гью, я охотнѣе поѣду съ тобой, чѣмъ съ цѣлыми семью богатырями! Я вполнѣ увѣренъ, что въ случаѣ нужды ты окажешься гораздо надежнѣе.
— Ты уже составилъ планъ? — съ безнадежнымъ тономъ освѣдомился Гью.
— У меня, по крайней мѣрѣ, мелькнула мысль, — сказалъ Тони. — Сперва я желаю, чтобы ты телефонировалъ Симондсу. Позвони ему отъ моего имени въ Грандъ-Отель въ Соутгемптонѣ и попроси, чтобы за нимъ послали на яхту. Скажи ему, что мы — ты, я и Бэггъ, — мы сегодня ночью, самое позднее завтра утромъ будемъ въ Соутгемптонѣ, и яхта должна быть готова къ немедленному выходу въ море. Скажи ему также, что мы измѣнили наши планы относительно Южной Америки и вмѣсто этого отправляемся въ Браксъ.
Гью сдѣлалъ нѣсколько отмѣтокъ въ блокъ-нотѣ.
— Еще что?
— Ничего больше. Озаботься, чтобы Спальдингъ положилъ наши вещи, и Дженингсъ привелъ бы въ порядокъ машину, Роль-Ройсъ, конечно. И если у тебя еще останется время, то я на твоемъ мѣстѣ использовалъ бы его, чтобы составить завѣщаніе.
Онъ взялъ въ руки пальто, которое все еще лежало на томъ же стулѣ, гдѣ онъ бросилъ его.
— Куда ты собираешься? — освѣдомился Гью.
— На послѣобѣденный спектакль въ театрѣ Гайети.
Гью нѣсколько секундъ, пораженный, растерянно смотрѣлъ на Тони.
— На послѣобѣденный спектакль, — повторилъ онъ. — Что тебѣ… — вдругъ ему все стало ясно. — Ну, понятно… Молли Монкъ… Я совсѣмъ позабылъ о ней. Ты думаешь, что она можетъ помочь намъ?
— Быть можетъ, она одолжитъ намъ листъ бумаги, — сказалъ Тони, направляясь къ двери. — Во всякомъ случаѣ я попрошу ее объ этомъ.
Четверть часа спустя Тони передалъ свою карточку въ окошко, за которымъ возсѣдалъ швейцаръ театра Гайети, и выразилъ желаніе сейчасъ же увидѣть миссъ Монкъ по нетерпящему отлагательства дѣлу. Но швейцаръ только устало улыбнулся ему въ отвѣтъ.
— Я могу, конечно, отправить карточку наверхъ, — важно сказалъ онъ, — но, между нами говоря, это не поможетъ. Директоръ не разрѣшаетъ заходить посѣтителямъ въ уборныя во время представленія.
— Какъ жаль! — задумчиво сказалъ Тони, положивъ на карточку золотую фунтовую монету.
При видѣ золотой монеты глаза швейцара радостно заблестѣли.
— Я самъ снесу наверхъ карточку, сэръ, — сказалъ онъ, слѣзая со своего высокаго стула, — если это, конечно, такое спѣшное дѣло. — Онъ заковылялъ, держа карточку въ рукахъ, и вскорѣ скрылся на поворотахъ узкой лѣстницы.
Послѣ приличествующаго случаю срока строгій церберъ вернулся съ выраженіемъ человѣка, которому только что удалось справиться съ непреодолимыми препятствіями.
— Все въ порядкѣ, — интимнымъ шопотомъ сказалъ онъ Тони, — ей въ данную минуту какъ разъ нечего дѣлать. Пойдемте со мной.
Онъ провелъ Тони въ первый этажъ, гдѣ осторожно постучалъ въ дверь. Дверь была открыта молчаливаго вида дамой, которая, очевидно, собиралась позавтракать булавками, торчавшими у нея во рту.
Въ тотъ же моментъ изнутри послышался ясный увѣренный голосъ Молли:
— Это ты, Тони? Заходи пожалуйста.
Тони послѣдовалъ приглашенію и очутился въ маленькомъ ярко освѣщенномъ помѣщеніи, обстановка котораго состояла изъ большого зеркала, длиннаго узкаго туалетнаго столика, мягкаго кресла и цѣлой соблазнительной коллекціи душистаго дамскаго бѣлья, развѣшаннаго на гардеробной вѣшалкѣ.
Въ креслѣ сидѣла Молли. На ней былъ простой и въ то же время практичный костюмъ молочницы, какъ его представляетъ фантазія опереточнаго режиссера.
— У тебя есть для меня новости, Тони? — сказала красивая „молочница“ дрожащимъ отъ волненія голосомъ. — Я ничего не знаю о всей исторіи тамъ, на югѣ, кромѣ того, что стоитъ въ газетахъ. Я два раза пыталась переговорить съ тобой по телефону, но…
— Какъ долго ты сейчасъ свободна? — прервалъ ее Тони.
Она бросила взглядъ на маленькіе серебряные часики:
— Около 10 минутъ, потомъ я должна выйти на сцену исполнить няню.
Тони спѣшно далъ ей сжатый отчетъ о событіяхъ, разыгравшихся въ послѣдніе 24 часа. По счастью, ему удалось во-время кончить, и въ его распоряженіи остались лишнія полторы минуты.
Но Молли, какъ всегда, была прекрасной слушательницей. Закусивъ нижнюю губу, она съ напряженнымъ вниманіемъ, не покидавшимъ ее ни на секунду, прислушивалась къ его разсказу. Потомъ, помолчавъ немного, съ лихорадочнымъ блескомъ въ своихъ голубыхъ глазахъ, она быстрымъ движеніемъ подошла къ нему вплотную.
— Тони, — спокойно сказала она, съ трудомъ сдерживаясь, — ты серьезно намѣренъ послѣдовать за ними? Ты въ самомъ дѣлѣ сегодня ночью отправишься въ Браксу?
— Да, — сказалъ Тони съ несвойственной ему серьезностью, — видишь ли, мнѣ только что стало совершенно ясно, что я въ самомъ дѣлѣ люблю Изабеллу и не вижу никакой другой возможности получить ее обратно.
— Ты думаешь, что это — возможность? — спросила она съ такой настойчивостью, что въ вопросѣ не звучало ни малѣйшей ироніи.
— Охотно соглашаюсь съ тѣмъ, что это только весьма отдаленная возможность, — сказалъ Тони, — но, въ концѣ концовъ, никогда нельзя знать… это, впрочемъ, зависитъ до извѣстной степени отъ тебя, Молли, — добавилъ онъ послѣ нѣкоторой паузы.
— Отъ меня?
— Ты моя козырная дама, — кивнулъ Тони. — Помнишь ли ты о снабженномъ подписью паспортѣ, который нашъ другъ Педро былъ настолько любезенъ дать тебѣ наканунѣ отъѣзда, и о томъ, что онъ сказалъ, что этотъ паспортъ откроетъ тебѣ въ Ливадіи всѣ пути?
— Да, и…? — медленно сказала Молли.
— Въ случаѣ, если ты въ данную минуту не нуждаешься въ этомъ паспортѣ, то я былъ бы чрезвычайно признателенъ тебѣ, если бы ты одолжила мнѣ его. Если онъ только наполовину будетъ имѣть то дѣйствіе, какъ утверждаетъ Педро, то онъ мнѣ очень пригодится.
На моментъ въ маленькой комнатѣ воцарилось молчаніе, потомъ въ коридорѣ послышались быстрые шаги, и кто-то рѣзко постучалъ въ дверь.
— Миссъ Монкъ, прошу пожалуйста на сцену, — послышался громкій пронзительный голосъ.
— Иду, Чарлисъ! — спокойно отвѣтила Молли.
Она бросила послѣдній испытующій взглядъ въ зеркало и обратилась къ Тони:
— Черезъ нѣсколько минутъ я вернусь, можешь тѣмъ временемъ закурить. О паспортѣ не безпокойся, какъ-нибудь мы это устроимъ.
— Ты въ самомъ дѣлѣ хочешь мнѣ одолжить его? — съ благодарностью воскликнулъ Тони.
Молли, стоявшая уже на порогѣ, обернулась къ нему съ шаловливой улыбкой.
— Нѣтъ, — сказала она, — я не одолжу тебѣ паспорта, но сама доставлю его на мѣсто.
Съ этимъ ошеломляющимъ заявленіемъ она открыла дверь и исчезла.
Какое вліяніе оказали на Тони ея послѣднія слова, неизвѣстно, но когда она вернулась въ комнату, онъ уже успѣлъ придти въ себя. Онъ сидѣлъ, откинувшись на спинку кресла, окутанный дымомъ, такой же хладнокровный и невозмутимый, какимъ она оставила его.
— Твой прощальный выстрѣлъ былъ всерьезъ, или же ты хотѣла напугать меня, Молли? — освѣдомился онъ, освобождая кресло, въ которое Молли упала тяжело дыша.
— Это было сказано вполнѣ серьезно, — объявила она. — Если ты хочешь имѣть письмо Питера, то долженъ взять меня въ Ливадію. Скажи да, Тони, — добавила она, сильно волнуясь: — Развѣ ты не видишь, какъ это важно для меня?
— Да, я вижу, — сказалъ Тони, глядя на нее съ безстрастнымъ восхищеніемъ, — но это палка о двухъ концахъ. При извѣстныхъ обстоятельствахъ дѣло можетъ изъ увеселительной прогулки превратиться въ нѣчто другое.
Молли взяла сигарету изъ коробки на столѣ.
— Милый Тони, — сказала она, — хотя я знаю, что я опереточная пѣвичка, но изъ этого еще не слѣдуетъ дѣлать неизбѣжный выводъ, что я круглая дура. Мнѣ совершенно ясно, что мы пускаемся въ предпріятіе чрезвычайно опасное и при томъ довольно безнадежное. Если Да-Фрейтасъ узнаетъ въ чемъ дѣло, то можно побиться объ закладъ десять противъ одного, что никто изъ насъ не выйдетъ живымъ изъ каши. Теперь ты доволенъ?
— Ну, во всякомъ случаѣ, ты, кажется, разобралась въ положеніи, — призналъ Тони. — Но это ничуть не дѣлаетъ его болѣе легкимъ. Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, Молли, это совершенно невозможно! Такой отвѣтственности я на себя взять не могу!
— Съ этимъ я не согласна, — упрямо возразила Молли. — Мѣсто жены быть рядомъ со своимъ супругомъ — въ особенности, если этотъ супругъ сбѣжалъ съ другой женщиной.
Тони невольно разсмѣялся.
— Но предположимъ, мы пребываемъ въ Ливадію, предположимъ даже, что намъ удастся попасть въ Портригу, что же ты можешь сдѣлать въ этомъ случаѣ?
— Къ чему ты спрашиваешь объ этомъ? Я знаю такъ же мало, какъ и ты, и не буду знать, пока не дойдетъ до дѣла. Единственная возможность… — она оборвала на полу-словѣ, какъ будто не зная, что сказать дальше.
— Ну? — ободряюще спросилъ Тони.
— Ахъ, это только предположеніе. Ничего опредѣленнаго, но ты же самъ нѣсколько разъ разсказывалъ мнѣ, что мы съ этой дѣвушкой поразительно похожи другъ на друга.
Тони кивнулъ и внезапно посмотрѣлъ на нее съ выраженіемъ пробудившагося интереса.
— Ты не понимаешь? — Молли бросила сигарету и встала. — Вероятно, будетъ возможность, что мы — благодаря какой-нибудь случайности — очутимся въ положеніи, при которомъ сумѣемъ использовать для нашихъ цѣлей это сходство. Я знаю, что это звучитъ невѣроятно и нелѣпо, но если у тебя есть какая-либо лучшая мысль… — спросила она съ почти истерическимъ смѣхомъ.
Тони задумчиво пошелъ къ двери и снова вернулся.
— Видитъ Богъ, Молли, это было бы прекрасной мыслью, — медленно сказалъ онъ, — если бы намъ удалось незамѣтно доставить тебя туда…
— Объ этомъ я уже подумала, — прервала его Молли. — Все время, пока я находилась на сценѣ, я думала объ этомъ. Помнишь ли ты еще, Тони, ту пѣсенку, съ которой я два года тому назадъ выступала на сценѣ въ костюмѣ священника?
Онъ кивнулъ.
— Ну, вотъ, всю одежду я еще имѣю — платье, парикъ, очки — словомъ, всю бутафорію. Костюмъ былъ такъ прекрасенъ, что я однажды прошлась въ немъ ради шутки по улицѣ, и ни одинъ человѣкъ не замѣтилъ, что тутъ что-то не то.
— Великій Боже! Молли, — сказалъ Тони, и въ его глазахъ показались искорки мальчишескаго удовольствія сбивать другихъ съ толку и натворить кутерьму, — ты въ самомъ дѣлѣ готова совершить эту поѣздку въ такомъ… въ такомъ маскарадѣ?
— Почему же нѣтъ? — спросила Молли. — Я могу выполнить это дѣло — вполнѣ могу. Въ концѣ концовъ, вполнѣ естественно имѣть на борту капеллана.
— Конечно, конечно, — Тони прислонился къ стѣнѣ и сталъ тихо и самодовольно посмѣиваться.
— Итакъ, ты берешь меня съ собой? — съ сіяющими глазами спросила Молли.
Тони кивнулъ.
— Хотя бы только ради того, чтобы видѣть, какую рожу состроитъ при этомъ Гью.
Снаружи снова послышались шаги и голосъ режиссера сцены:
— Второй актъ. На сцену!
Тони пересталъ смѣяться.
— А твоя работа, Молли? Театръ?
— Ну, что тамъ? — театръ можетъ пойти къ чорту, — равнодушно сказала Молли. — Я имѣю отличную замѣстительницу для своей роли, и это уже ихъ дѣло, какъ они справятся съ ней. Послушай, Тони, — сказала она, бросивъ быстрый взглядъ на часы, — у насъ ровно двѣ минуты времени, потомъ я должна переодѣваться. Для этого мнѣ нужна моя камеристка, а въ ея присутствіи мы, конечно, говорить не можемъ. Скажи мнѣ точно и скоро, что я должна дѣлать.
Тони подумалъ минуту.
— Полагаю, лучше будетъ, если ты поѣдешь со мной въ автомобилѣ въ Соутгемптонъ. Я заѣду за тобой, къ тебѣ на домъ. Я, впрочемъ, ничего не скажу Гью до тѣхъ поръ, пока ты не будешь доставлена на бортъ.
— Почему? — освѣдомилась Молли. — Ты думаешь, что онъ можетъ имѣть что-нибудь противъ?
— Я вполнѣ увѣренъ, что онъ будетъ противъ, — довольнымъ голосомъ сказалъ Тони. — Можешь ли ты быть готова ровно въ половинѣ десятаго?
— Я не заставлю тебя ждать, — обѣщала Молли, кивнувъ въ подтвержденіе головой.
Въ этотъ моментъ въ дверь постучали, и на предложеніе Молли войти появилась камеристка съ молчаливымъ выраженіемъ лица.
— Простите, миссъ, что я мѣшаю вамъ, — извинилась она, — но вы должны переодѣться, уже пора.
— Совершенно вѣрно, Джане, — сказала Молли. Потомъ она обратилась къ Тони и протянула ему руку. — Итакъ, спасибо за твой визитъ, Тони, надѣюсь, что мы скоро увидимся.
— Ну, конечно, — сказалъ Тони, поцѣловавъ ей на прощаніе руку, — наши пути еще скрестятся.
Двадцать минутъ спустя чистенькая служанка лэди Джоселинъ открыла двери гостиной дома въ Честеръ-скверѣ и взволнованнымъ голосомъ, столь необычнымъ для хорошо воспитанной прислуги, доложила своей госпожѣ о приходѣ сэра Энтони Конвея.
Лэди Джоселинъ, какъ всегда, сидѣла на диванѣ. Она выглядѣла болѣе старой и осунувшейся, чѣмъ обычно, и ея узкія бѣлыя руки, который она протянула въ знакъ привѣтствія Тони, дрожали.
— Тони, — воскликнула она, — мой милый мальчикъ!
Онъ сѣлъ рядомъ съ ней, продолжая держать ее за руку.
— Тетя Фанни, — строго сказалъ онъ, — ты нарушила правила: ты знаешь, что не имѣешь права выглядѣть несчастной или озабоченной.
— Это дѣйствительно не только моя вина въ томъ, что случилось, — сказала она. — Я готова десять разъ съ радостью пожертвовать своей старой глупой ненужной жизнью, чтобы воспрепятствовать этому.
Съ нѣжнымъ, немного шаловливымъ движеніемъ Тони обнялъ ея крупную фигуру.
— Ты не должна говорить такъ, милая тетя Фанни, — запротестовалъ онъ. — Это значить, что ты вообще не должна говорить. Сиди смирно и слушай меня. Для чего-нибудь другого у насъ времени нѣтъ.
Всю дорогу изъ театра Гайети до Честеръ-сквера Тони обдумывалъ, что ему сказать ей. Онъ зналъ свою тетку и зналъ также, что ему нечего было опасаться, что она сдѣлаетъ попытку отсовѣтовать ему дѣйствовать по его плану. Онъ хотѣлъ только представить дѣло въ наиболѣе благопріятномъ освѣщеніи, чтобы уберечь ее отъ страха и волненія.
Немного прикрашивая, ему удалось представить все дѣло въ гораздо болѣе многообѣщающемъ и несложномъ видѣ, чѣмъ оно сперва показалось ему самому.
А о своемъ посѣщеніи театра Гайети онъ вообще не упомянулъ ни слова. Присутствiе Молли на борту подъ маской священника могло оказаться полезнымъ или нѣтъ, но во всякомъ случаѣ лучше было умолчать объ этомъ обстоятельствѣ, чтобы придать всему предпріятію болѣе заслуживающiй довѣрія характеръ.
Лэди Джоселинъ слушала его, ни разу не прерывая. Ея лицо имѣло безучастное выраженіе, такъ что Тони сперва показалось, будто его добрыя намѣренія увѣнчались успѣхомъ. Но потомъ она со своей обычной легкой любезной улыбкой положила руку на его плечо.
— Спасибо тебѣ, мой милый мальчикъ, — сказала она, — было очень мило съ твоей стороны придти и разсказать мнѣ все, — въ особенности мило было разсказать мнѣ все въ такой формѣ. Я, понятно, не вѣрю тебѣ. Я вполнѣ увѣрена, что дѣло гораздо опаснѣе, чѣмъ ты говоришь, но пока существуетъ хоть малѣйшая возможность получить обратно Изабеллу, я ни въ коемъ случаѣ не буду пытаться удерживать тебя. Ступай, Тони, и сдѣлай для нея все, что въ твоихъ силахъ. И Господь да благословитъ и хранитъ тебя!
Тони склонился надъ ней и поцѣловалъ ее.
— Я радъ, что ты любишь Изабеллу, — просто сказалъ онъ.
— Она самое милое и мужественное созданіе, которое я когда-либо встрѣчала, — сказала лэди Джоселинъ. — И если ты не сумѣешь спасти ее отъ этого брака, то это будетъ для меня большимъ горемъ.
Тони всталъ и застегнулъ сюртукъ.
— Можешь быть совершенно спокойной, тетя Фанни, — сказалъ онъ. — Питеръ не получитъ ее, я готовъ даже застрѣлить его на ступеняхъ алтаря.
