Глава 14

Это действительно так: Элизабет Костелло – образцовый гость. Склонившись над кофейным столиком в захваченном ею углу гостиной, она проводит уикенд, углубившись в объемистую рукопись, которую, по-видимому, рецензирует. Он не предлагает ей поесть, а она не просит. Время от времени, не произнося ни слова, она исчезает из квартиры. Он может лишь догадываться, чем она там занимается: возможно, бродит по улицам Северной Аделаиды или сидит в кафе, отщипывая кусочки от круассана, и наблюдает за уличным движением.

Во время одного из ее исчезновений он пытается найти рукопись, просто чтобы взглянуть, что это такое, но не может ее отыскать.

– Должен ли я сделать вывод, – говорит он ей в воскресенье вечером, – что вы постучались в мою дверь с целью изучить меня, с тем чтобы использовать в своей книге?

Она улыбается.

– Хотела бы я, чтобы все было так просто, мистер Реймент.

– Почему же не просто? По-моему, все достаточно просто. Вы пишете книгу и выводите в ней меня? Этим вы и занимаетесь? Если так, то какого рода эта книга и не думаете ли вы, что сначала вам нужно мое согласие? Она вздыхает.

– Если бы я собиралась вывести вас в книге, как вы это формулируете, то я бы сделала это очень просто. Изменила бы ваше имя и одно-два обстоятельства вашей жизни, дабы обойти закон о клевете – вот и всё; разумеется, не было бы необходимости вселяться к вам. Нет, как я уже говорила, вы пришли ко мне – мужчина с больной ногой.

Ему начинает надоедать, что ему твердят, будто он пришел к этой женщине.

– Не считаете ли вы, что проще использовать того, кто пришел к вам более охотно? – замечает он как можно более сухим тоном. – Отступитесь от меня. Я несговорчив, как вы очень скоро обнаружите. Уходите. Я не стану вас задерживать. Вы почувствуете облегчение, когда избавитесь от меня. И я тоже.

– А ваша неподобающая страсть? Где я найду другую такую?

– Моя страсть, как вы это называете, вас не касается, миссис Костелло.

Она холодно улыбается и качает головой.

– Не вам судить, что именно меня касается, – тихо произносит она.

Его рука сжимает костыль. Если бы это был настоящий, полновесный костыль из ясеня или эвкалипта, а не из алюминия, он обрушил бы его на голову этой старой карги и бил бы снова и снова, пока она не свалилась бы к его ногам мертвая, а ковер пропитался бы кровью. И пусть бы потом с ним делали что угодно. Звонит телефон.

– Мистер Реймент? Это Марияна. Как вы? Простите, что пропустила свои дни. Меня скрючило. Я приду завтра, о'кей?

Значит, вот какова ее версия: ее скрючило.

– Да, конечно, о'кей, Марияна. Надеюсь, вы себя лучше чувствуете. Увидимся завтра, как всегда.

– Марияна возвращается на службу завтра, – сообщает он своей гостье как бы между прочим.

Пора вам уматывать. Он надеется, что она уловила скрытый намек.

– Всё в порядке. Я не буду путаться у нее под ногами. – А когда он отвечает ей злобным взглядом, она продолжает: – Вас беспокоит, как бы она не подумала, что я одна из дам, с которыми вы дружили в давние времена? – Она весело улыбается. – Не воспринимайте всё так серьезно. Пол.

Почему Марияна решила вернуться, выясняется, как только она переступает порог парадного входа. Даже не успев снять плащ – идет дождь, теплый дождь, отдающий эвкалиптом, – она хлопает на стол глянцевую брошюру. На обложке – здания в псевдоготическом стиле посреди зеленых лужаек. На снимке хорошо отмытый юноша без пиджака, в галстуке сидит перед компьютером, а второй парень, столь же тщательно отмытый, заглядывает ему через плечо. Колледж Уэллингтон: пять десятилетий высочайших достижений. Он никогда не слышал о колледже Уэллингтон.

– Драго говорит, он туда едет, – говорит Марияна. – Похоже на хорошую школу, вы не думаете?

Он листает брошюру.

– «Учебное заведение, связанное с колледжем Уэллингтон в Пемброкшире, – читает он вслух. – Готовит молодых людей к требованиям нового столетия… Карьера в сфере бизнеса, науки и техники, вооруженных сил». Где это находится? Как вы узнали об этом колледже?

– В Канберре. В Канберре он находит новых друзей. Его друзья в Аделаиде нехорошие, только сбивают с толку. – Она произносит «Аделаида» на итальянский манер – «Аделаида». Из Дубровника – в двух шагах от Венеции.

– А где вы услышали о колледже Уэллингтон?

– Драго знает все об этом. Этот колледж готовит кадры для Военной академии. Им отдается предпочтение.

Он возвращается к брошюре. Форма заявления. Плата за обучение. Он знал, что обучение в закрытых заведениях очень дорогое, и тем не менее, увидев цифры на бумаге, просто потрясен.

– Сколько лет он будет там учиться?

– Если он начнет в январе, то два года. Потом он сможет получить стипендию. Нужно заплатить всего за два года.

– А Драго горит желанием поступить в эту школу? Он согласен туда уехать?

– Да, горит желанием. Он хочет поехать.

– Знаете, обычно родители сначала знакомятся со школой, прежде чем брать на себя обязательства. Осмотритесь там, побеседуйте с директором, взгляните на помещения. Вы уверены, что вы, ваш муж и Драго не хотели бы сначала нанести визит в колледж Уэллингтон?

Марияна снимает свой плащ – он сделан из какого-то прозрачного материала и чисто функционален – и вешает на стул.

Кожа у нее теплого, розового оттенка. Нет и следа того напряжения, которое возникло при их последней встрече.

– Колледж Уэллингтон, – говорит она. – Вы думаете, колледж Уэллингтон хочет, чтобы мистер и миссис Йокич из Мунно-Пара приехали посмотреть, подходит ли колледж Уэллингтон для их мальчика?

Тон у нее вполне добродушный. Если кто и смущен, так это он.

– Вы знаете, мистер Реймент, в Хорватии мой муж был своего рода знаменитостью. Вы мне не верите? Во всех газетах – его фотографии. Мирослав Йокич и механическая утка. По телевизору, – она делает движения двумя пальцами в воздухе, показывая, как кто-то ходит, – демонстрировали механическую утку. Единственный человек, который смог заставить механическую утку ходить, издавать звуки – кряк, есть, – она поглаживает себя по груди, – и делать другие вещи. Старая, старая утка. Пришла из Швеции. Пришла в Дубровник в тысяча шестьсот восьмидесятом году, из Швеции. Никто не знал, как ее чинить. Потом Мирослав Йокич превосходно чинит ее. Одну неделю, две недели – и он знаменитый человек в Хорватии. Но здесь? – Она возносит взор к небесам. – Кому до этого дело? В Австралии никто не слышал о механической утке. Не знают, что это такое. Мирослав Йокич – никто не слышал о нем. Просто рабочий с автомобильного завода. Ничто – просто рабочий.

– Я не уверен, что согласен с этим, – возражает он. – Рабочий с автомобильного завода – это не ничто. И никто не бываем ничем. В любом случае, посетите ли вы колледж или нет, из Мунно-Пара вы или из Тимбукту, я полагаю, что колледж Уэллингтон с большой охотой примет ваши деньги. Действуйте, подавайте заявление. Я заплачу. Я прямо сейчас дам вам чек на вступительный взнос.

Вот так-то. Совсем легко. Он взял на себя обязательства. Стал крестным отцом. Крестный отец: тот, кто ведет дитя к Богу. Сможет ли он повести Драго к Богу?

– Хорошо, – говорит Марияна. – Я скажу Драго. Вы делаете его очень счастливым. – Пауза. – А вы? Нога о'кей? Не болит? Вы делаете вашу гимнастику?

– Нога о'кей, не болит, – отвечает он.

Вот что он при этом думает, но не озвучивает: «Но почему же вы манкируете своей службой, Марияна? Почему покинули меня? Вряд ли это можно назвать профессиональным поведением, не так ли? Бьюсь об заклад, вам бы не хотелось, чтобы миссис Путтс услышала об этом».

Обида все еще переполняет его, ему хочется видеть у Марияны хоть какие-то признаки раскаяния. И в то же время его пьянит радость оттого, что она вернулась, и он взволнован тем, что сейчас отдаст деньги. Его всегда заводит, когда он отдает, ему известно это свое качество. Подхлестывает, побуждая отдавать еще. Это как игра в карты. Возбуждение от того, что проигрываешь. Потеря за потерей. Бесшабашное, отчаянное падение.

Как всегда энергичная, Марияна уже приступила к работе. Начав со спальни, она снимает простыни и стелит чистое белье. Но она чувствует на себе его взгляд, он в этом уверен, чувствует тепло, исходящее от него, чувствует, как он ласкает ее бедра, ее груди. Эрос всегда сильно воздействует на него по утрам. Если бы благодаря какому-то чуду он мог обнять Марияну прямо сейчас, в этом настрое, воспользовавшись морским приливом, то он бы преодолел всю ее высокую нравственность – он готов дать голову на отсечение. Но, разумеется, это невозможно. Опрометчиво. Хуже, чем опрометчиво, – безумно. Ему не следует даже думать об этом.

Тут открывается дверь ванной, и на сцене появляется эта женщина, Костелло, в его халате и тапочках. Она вытирает волосы полотенцем, на голове розовеют проплешины. Он бегло представляет ее:

– Марияна, это миссис Костелло. Она ненадолго остановилась здесь. Миссис Йокич.

Марияна протягивает руку, и Костелло с торжественной миной принимает ее.

– Обещаю не путаться у вас под ногами, – говорит она.

– Не беспокойтесь.

Через несколько минут он слышит, как щелкает замок парадного входа. Из окна он наблюдает, как Костелло удаляется по улице в сторону реки. На ней соломенная шляпа, в которой он узнаёт свою – он много лет не носил ее. Где она отыскала эту шляпу? Она роется в его шкафах?

– Милая леди, – замечает Марияна. – Она друг?

– Друг? Нет, вовсе нет, всего лишь знакомая. У нее дела в городе, и она поживет здесь какое-то время.

– Это хорошо.

Кажется, Марияна торопится. Обычно по утрам она первым делом занимается его ногой и руководит его упражнениями. Но сегодня она даже не упоминает об упражнениях.

– Я должна идти, сегодня особый день, мне нужно забрать Любу из детского садика. – Она достает из сумки замороженного цыпленка. – Может быть, я вернусь сегодня днем. Здесь что-то немногого, что я купила вам для ланча. Я оставляю чек, вы позже платите мне.

– Немного чего-то, – поправляет он ее.

– Много не чего-то, – говорит она.

Едва она успевает уйти, как в замке скрежещет ключ и появляется Элизабет Костелло. – Я купила фруктов, – объявляет она и ставит пластиковую сумку на стол. – Я полагаю, будет v собеседование. Как вы думаете, Марияна справится?

– Собеседование?

– В этом колледже. Они захотят побеседовать с мальчиком и его родителями, но главным образом с родителями – чтобы убедиться, что они подходят.

– Заявление подает Драго, а не его родители. Если у руководства колледжа Уэллингтон есть хоть капля здравого смысла, они должны Драго с руками оторвать.

– А что, если они спросят родителей прямо, каким образом те собираются платить эти бешеные деньги?

– Я напишу им письмо. Я предоставлю гарантии. Я сделаю все, что потребуется.

Она выстраивает в вазе на кофейном столике маленькую пирамиду из фруктов – абрикосов, нектаринов, винограда.

– Это восхитительно, – говорит она. – Я так рада, что у меня появился шанс узнать вас получше. Вы даете мне возможность верить.

– Я даю вам возможность верить? Никто прежде не говорил мне такого.

– Да, вы заставляете меня снова поверить. Вы не должны принимать всерьез то, что я говорила про вас и миссис Йокич. Теряешься при виде истинной, старомодной любви, вот и всё. Я преклоняюсь перед вами.

Она отрывается от укладывания фруктов и не без иронии слегка склоняет голову.

– Однако, – продолжает она, – помните, что еще нужно преодолеть такое препятствие, как Мирослав. Мы не можем быть уверены, что Мирослав согласится отпустить сына в шикарное закрытое учебное заведение за тысячу миль отсюда. Или что он придет в восторг от того, что его финансовые обязательства возьмет на себя мужчина, которого его жена навещает шесть дней в неделю, мужчина без ноги. Вы подумали, что вам делать с Мирославом?

– С его стороны было бы глупо отказаться. Это его не затрагивает. Это затрагивает его сына, это будущее его сына.

– Нет, Пол, это не так, – мягко возражает она. – От сына – к жене, от жены – к нему, вот как тянется ниточка. Вы затрагиваете его гордость, его мужскую честь. Рано или поздно вам придется встретиться с Мирославом лицом к лицу. Что вы скажете, когда наступит этот день? «Я лишь пытаюсь помочь»? Вы скажете именно это? Это не пройдет. Пройдет лишь правда. А правда заключается в том, что вы вовсе не пытаетесь помочь. Напротив, вы пытаетесь вставить палки в колеса семье Йокич. Пытаетесь соблазнить миссис Йокич. А также оторвать детей мистера Й. от отца и присвоить их себе – одного, двух или даже трех. Да, в целом я не назвала бы это дружескими планами. Вы Марияне не друг, насколько я понимаю. Мирослав вряд ли обойдется с вами ласково, и его нельзя за это винить. Так что же вы собираетесь делать с Мирославом? Вам следует подумать. Вы должны подумать. – Кончиком пальца она стучит себе по лбу. – И если ваши мысли приведут вас туда, куда, по моему мнению, должны вас привести-то есть к глухой стене, – то могу вам предложить альтернативу.

– Альтернативу чему?

– Альтернативу всей этой вашей запутанной ситуации с Йокичами. Забудьте о миссис Йокич и вашей зацикленности на ней. Поройтесь в вашей памяти. Вы помните, как в последний раз посещали отделение остеопатии в больнице? Вы помните женщину в лифте – женщину в темных очках? В компании с женщиной постарше? Конечно помните. Она произвела на вас впечатление. Даже я могла это заметить. Все, что происходит с нами в жизни, имеет значение, Пол, это скажет вам любой ребенок. Это один из уроков, который преподают нам истории, один из многих уроков. Вы перестали читать истории? Это ошибка.

Позвольте мне просветить вас насчет женщины в темных очках. Увы, она слепая. Она потеряла зрение год назад из-за злокачественной опухоли. Ей удалили хирургическим путем один глаз, и другим она тоже перестала видеть. До этого несчастья она была красива, по крайней мере в высшей степени привлекательна. Сегодня, увы, она неприглядна, как и все слепые. В лицо ей предпочитают не смотреть. Или скорее пристально вглядываются, а потом с отвращением отводят взгляд. Конечно, она этого не видит, но это отвращение все-таки ощущает. Она ощущает взгляды, словно это пальцы, которые прикасаются к ней, а потом отдергиваются. Слепота оказалась хуже, чем она могла себе вообразить, хотя ее и предупреждали. Она в отчаянии. За какие-то месяцы жизнь ее превратилась в кошмар. Она не может появляться на людях, где на нее будут смотреть. Она хочет спрятаться, хочет умереть. И в то же время – тут она не может ничего с собой поделать – ее, к несчастью, снедает похоть. Она в расцвете своей женской жизни; она громко стонет от похоти, день за днем, как корова или свинья, у которой течка.

Вас удивляет то, что я рассказываю? Вы думаете, что это всего лишь история, которую я измыслила? Вовсе нет. Эта женщина существует, вы видели ее своими собственными глазами, и зовут ее Марианна. Этот кажущийся спокойным мир, в котором мы живем, полон ужасов. Пол, которые вам и в страшных снах не приснятся. Это как океанские глубины, морское дно – то, что там происходит, невозможно себе даже вообразить.

Марианна жаждет не утешения и еще менее поклонения, ей нужна любовь в своем физическом проявлении. Она хочет хотя бы на краткий миг стать такой, как прежде, – так же, как хотите стать прежним вы. И я говорю вам: а отчего бы не посмотреть, что у вас может получиться с Марианной? Она – слепая, вы – хромой.

Позвольте мне добавить еще кое-что. Марианна вас знает. Да, она вас знает. Вы с ней знакомы. Вам это известно?

Она словно читает его дневник. Как будто он вел дневник, а эта женщина каждую ночь прокрадывалась в его квартиру и читала его секреты. Но никакого дневника нет – разве что он пишет во сне.

– Вы ошибаетесь, миссис Костелло, – возражает он. – Женщину, которую вы упомянули и которую назвали Марианной, я видел всего один раз, в больнице, где она не могла меня видеть по определению. Таким образом, она не может быть со мной знакома, даже в самом тривиальном смысле.

– Да, быть может, я ошибаюсь. А может быть, ошибаетесь вы. Возможно, вы встречались с Марианной давно, когда оба были молоды, здоровы и привлекательны, – вы просто забыли об этом. Ведь вы же по профессии фотограф, не так ли? Может быть, когда-то давным-давно вы сфотографировали ее, и случилось так, что все ваше внимание было сосредоточено на изображении, которое вы делали, а не на ней – источнике этого изображения.

– Возможно. Но с моей памятью все в порядке, и я не припоминаю ничего подобного.

– Ну что же, неважно, старые вы друзья или нет. Почему бы не посмотреть, чего вы можете достигнуть вместе – вы и Марианна? Учитывая неординарные обстоятельства, я возьму на себя организацию встречи. Вам нужно лишь ждать и готовиться. Будьте уверены: если с вашей стороны последует какое-либо предложение, я доведу его до нее в такой форме, что она сможет прийти, не теряя самоуважения. И последнее, что я хочу сказать. Позвольте мне предложить: чем бы у вас дело ни кончилось, пусть это произойдет в темноте. Из сочувствия к ней. Представьте, что ваша кровать – пещера. Разыгралась буря, и дева-охотница ищет прибежища. Она протягивает руку и касается другой руки – вашей. И так далее.

Он должен бы сказать что-нибудь резкое, но не может – его будто одурманили или зачаровали.

– Что касается эпизода, которого, по вашим словам, вы не помните, – продолжает Костелло, – тот день, когда вы то ли сфотографировали ее, то ли нет, – я скажу лишь одно: не будьте столь уверены в себе. Поворошите память, и вы удивитесь, какие образы всплывут на поверхность. Но я не буду на вас давить. Давайте построим вашу версию истории, исходя из того, что вы видели ее только раз, в лифте. Всего лишь мимолетный взгляд, но он зажег желание. Что может родиться из вашего желания и ее томления? Страсть в ее высочайшем проявлении? Последний, великий осенний пожар? Давайте посмотрим. Все в ваших руках – ваших и ее. Приемлемо ли мое предложение? Если это так, скажите «да». Или, если вы смущены, просто кивните. Да?

Ее зовут Марианна, как я уже говорила, с двумя «н». Тут уж я ничего не могу поделать. Не в моей власти менять имена. Вы можете называть ее как-нибудь иначе: дорогая, или котенок, или еще как-нибудь. Она была замужем, но после удара судьбы, который я описала, ее Брак распался, как распалось все остальное. Ее жизнь в руинах. В настоящее время она живет вместе со своей матерью – той женщиной, которую вы видели с ней, со старой каргой. Пока что этих сведений достаточно. Остальное вы можете услышать от нее самой. Два «н». Когда-то, давным-давно, – дочь фермера, разводившего свиней. Ее туалет в беспорядке, как и все остальное в ее жизни, но это простительно: кто бы не сделал случайной ошибки, одеваясь в темноте.

Возбужденная, но чистоплотная. После операции – чрезвычайно тонкой операции, совсем не похожей на грубую работу мясника при ампутации, она помешалась на чистоте, ее очень заботит, как она пахнет. Такое случается с некоторыми слепыми. Вам бы лучше тоже быть безукоризненно чистым, когда у вас будет с ней свидание. Извините, если я невежлива. Хорошенько вымойтесь. Вымойте всё. И смените печальное выражение лица. Потерять ногу – это еще не трагедия. Напротив, потеря ноги комична. Утрата любой части тела, которая выступает, комична. Иначе не было бы столько анекдотов на эту тему. «Безногий старик-то-то смех! Он денежки клянчил у всех…» И так далее.

Мой вам совет, Пол: годы пролетают, как одно мгновение. Так что наслаждайтесь жизнью, пока вы в расцвете сил. Потом будет поздно.

А что касается другой Марияны, медсестры, то это была не моя идея, нет – если вы размышляете на эту тему. Я тут ни при чем. Марияна из Дубровника, ваша неподобающая страсть, попала к вам через вашего друга миссис Путтс. Я не имею к этому никакого отношения.

Вы не знаете, как меня воспринимать, не так ли? Вы считаете меня тяжким испытанием. Вы считаете, что я порю чушь и сочиняю небылицы. Однако вы пока что не восстали, как я заметила, – пока что нет. Вы терпите меня в надежде, что я сдамся и уберусь отсюда. Не отрицайте, это написано на вашем лице крупными буквами. Вы – Иов, а я – одна из ваших незаслуженных бед, женщина, которая все тараторит и тараторит и у которой полно планов, как вас спасти от самого себя, в то время как единственное, чего вы жаждете, – это покой.

Так не должно быть, Пол. Я повторяю: это ваша история, а не моя. В ту самую минуту, когда вы решите взять всё на себя, я удалюсь. Вы больше ничего обо мне не услышите, словно я никогда и не существовала. Это обещание распространяется также и на вашего нового друга Марианну. Я устранюсь; вы и она вольны заниматься взаимным спасением.

Подумайте, как хорошо вы начали. Ничто бы не привлекло к вам внимания лучше, нежели инцидент на Мэгилл-роуд, когда юный Уэйн столкнулся с вами и вы полетели по воздуху, как кошка. Какая прискорбная деградация после этого! Всё медленнее и медленнее – и вот теперь вы почти что замерли в этой душной квартире с сиделкой, которой на вас ровным счетом наплевать. Но не унывайте. В Марианне что-то есть, с этим ее опустошенным лицом и полной раскаяния похотью, которая не покидает ее. Марианна – настоящая женщина. Вопрос в том, настоящий ли вы мужчина, по крайней мере для нее? Ответьте мне, Пол. Скажите что-нибудь.

Это похоже на морские волны, бьющиеся о его череп. Чего доброго, он и в самом деле уже упал за борт и течения на глубине тянут его в разные стороны. Плеск воды, которая со временем очистит его кости от последнего кусочка плоти. Жемчужины его глаз, кораллы его костей.