После того как стихия 1881–1884 годов улеглась, рецидивов не случалось примерно лет двадцать. А затем случился первый по-настоящему страшный погром, с многочисленными жертвами и зверствами. Конечно, не в Великороссии и даже не в Малороссии, чего, в общем, можно было бы ожидать, а в захолустном Кишиневе в апреле 1903 года. Между прочим, место в данном случае имеет немалое значение, поскольку отношение местного населения к евреям было даже хуже, чем в Приднепровье. По той простой причине, что Бессарабия вошла в состав Империи в 1812 году, спустя 8 лет после издания «Указа о евреях», и «предупредительные» меры, предусмотренные Указом (в первую очередь ограничивающие присутствие евреев в сельской местности), власти, по неизвестной мне причине, на нее не распространили. Сильно подозреваю, что просто запамятовали. Но ситуация в Бессарабии была куда хуже, чем в «черте оседлости» вообще, и к началу XIX века градус ненависти был примерно такой, как в Малороссии перед Хмельниччиной. Причем ненависть эта вовсю подогревалась публикациями в единственной ежедневной (и, увы, талантливой) кишиневской газете «Бессарабец», издаваемой Паволаки Крушеваном – первым, пожалуй, в Империи «классическим» антисемитом. Был у человека бзик – ненавидел он евреев, причем вовсе не за то, что «Христа распяли», а просто за то, что они евреи. В общем, взрывоопасное было место, не полыхнуть просто не могло. И полыхнуло. Правда, началось все 6 апреля достаточно умеренно, с «бузы» люмпенов, которую власти к вечеру более или менее погасили, арестовав несколько десятков «активистов и, может статься, Кишиневский погром вошел бы в историю лишь потому, что был первым после долгого перерыва. Но на следующий день, когда еще не проспавшиеся с вечера уроды решили порезвиться еще немножко, некий еврей открыл огонь из револьвера, уложив на месте особо охамевшего подростка и, что, видимо, еще хуже, случайно попав в икону. Вот тогда-то толпа, за несколько минут распухнув вдесятеро, начала убивать всех подряд, и слабенькие «пукалки» ничем помочь не могли (как выяснило следствие, из 4 погибших громил 3 погибли от огнестрельного оружия, тогда как 39 евреев были убиты «тяжелыми тупыми предметами»). Остановить вакханалию полиция уже не могла, ее просто смяли, точно так же, как летом 1863 года смяли полицейских банды, линчевавшие негров и громившие офисы на улицах Нью-Йорка (поклонники Леонардо ди Каприо и Мартина Скорсезе, ау!). И точно так же, как в Нью-Йорке, пришлось вводить в дело войска. А поскольку такие дела быстро не согласовываются, беспредел продолжался до тех пор, пока солдаты не получили приказ стрелять на поражение. Впрочем, хватило и залпа поверх голов. Спустя пять минут на улицах столицы будущей Республики Молдова было тихо и пустынно.

Следует отметить: бессарабский кошмар потряс российское общество. Если кто-то и сочувствовал ликующему Крушевану (а такие и на низах, и в истеблишменте, конечно, имелись), то вида не подавал. Домнул Паволаки стал «нерукопожимаемым» в хорошем обществе. Что его, впрочем, мало волновало. Зато в осуждение громил высказались все, в том числе и заведомые ненавистники «христопродавцев». Так, один из самых консервативных иерархов РПЦ, в скором будущем – идеолог черносотенцев епископ Антоний Волынский произнес специальную проповедь, начинавшуюся словами: «Доходят до нас печальные позорные вести о том, что в городе Кишиневе… происходило жестокое, бесчеловечное избиение несчастных евреев… О Боже! Как потерпела Твоя Благость такое поругание!..». Категорический приказ «Разобраться и наказать» отдал и Государь (евреев, как известно, весьма не любивший). После чего следствие получило возможность вести дело всерьез, и в результате чуть менее тысячи погромщиков оказались за решеткой, более 200 убийц ушли на каторгу, а губернатор фон Раабен и его ближайшее окружение были с позором отправлены в отставку за то, что не обеспечили своевременных и решительных действий для пресечения погрома.

Кишиневский погром стал своего рода «мостиком» между двумя волнами насилия. Столь же тупо-стихийный, в рамках борьбы за кусок, как и беспорядки 1881–1884 годов, с одной стороны, он, однако, с другой, был все-таки подготовлен и «заточен» на кровь. Чем, скорее, напоминает погромы 1905-го и 1906-го, кровавые, беспощадные и – при всем желании – неотделимые от политики. Однако на эту тему писать пока воздержусь. Не потому даже, что тема скользкая, с изобилием опасных оттенков и нюансов – это, в конце концов, полбеды. Просто я глубоко уверен в том, что эти самые «кровавые и без пощады», являясь составной частью «революции 1905 года» (по сути, первой репетицией грядущей Гражданской войны), уже не имели ничего общего со стихийной, по Дарвину, борьбой «новых горожан» за место под солнцем. Используя сленг моих приятелей, называющих себя политтехнологами, это были уже «звенья проекта», подготовленного как внутри, так и вне России и управляемого тоже не только изнутри, но и из этого самого «вне».

Впрочем, тут уже начинается конспирология – на предмет кто, как, откуда и (особенно) зачем, изучив «кишиневскую тему», режиссировал pogrom’bi, потрясшие общественное мнение двух континентов и фатально подрубившие репутацию Империи. Нет, я не спорю, все это, конечно, крайне интересно. В частности, для лучшего понимания причин многих трагедий XX столетия. Возможно, и не впрямую сопрягающихся с историей России, но неразрывно связанных с нею от времен давних и до дней сегодняшних…