Есть мнение
Проблема, однако, заключалась не в тех «польских» евреях, которые твердо стояли на ногах и могли принести Империи быструю и несомненную пользу. А в том, что основная масса потенциальных иммигрантов, не менее 200–300 тысяч, а возможно и более, были нищими, не знающими языка, не имея никакого ремесла, традиционно существовали за счет мелкой посреднической торговли и случайных заработков, зачастую, учитывая закрытость общин, прямо смыкающимися с криминалом. В общем, ситуация сравнима с тем, как если бы на границе Великобритании враз скопилось пять-семь миллионов пакистанских кандидатов в гастарбайтеры, с той только разницей, что пакистанцы готовы на любую, хотя бы и черную работу, а польские евреи к таковой приспособлены не были. Да и если бы были, уровень развития России еще не предполагал такого количества свободных рабочих мест. Допускать же новых подданных к занятию на «старых» территориях Империи традиционными промыслами (та же посредническая торговля, винокурение и мелкие кредитные операции) правительство, по понятным причинам, не считало возможным. Хорошо зная ситуацию в поздней Польше, СПб не хотел ни резкого обострения социальной обстановки на селе, ни образования в городах живущих по собственным законам фавел – да простится мне сравнение, – сравнимых с современными цыганскими поселками на окраинах крупных городов. Вот, в сущности, в чем и заключался весь смысл «черты оседлости», ограничения наивного и легко обходимого как законными, так и не очень способами, от фиктивного брака до фиктивной же записи в приказчики к купцу, имеющему вид на жительство. А то и просто нелегальным поселением, как это очень практикуется в нынешней Европе и США.
Вместе с тем ограничительные меры, предусмотренные Указом 1791 г., рассматривались Матушкой как сугубо временные, до выработки программы интеграции евреев в российский социум. Была создана специальная сенатская комиссия, занявшаяся этим вопросом, и в 1798 году сенатор Гавриил Державин – тот самый, который «в гроб сходя, благословил» – выехал в командировку по Белоруссии и малороссийскому Правобережью для изучения ситуации на месте. Плотно пообщавшись как с лидерами kahal`ов, так и с «благоразумнейшими обывателями, членами всех присутственных мест, дворянством, купечеством и всеми мещанами», он, тщательно и не без труда (о чем откровенно пишет в мемуарах) «отделив суеверия и вымыслы от истинного положения дел», представил, по итогам командировки, свое «Мнение о евреях», суть которого сводилась к тому, что «жиды западного края суть народ дельный и бойкой, способный быть Государству весьма полезным, однако не в том жалком состоянии, которым угнетены ныне-», и получил от Павла I поручение подготовить подробные предложения. Доклад был подготовлен, но, в связи с пируэтами политики (гибель Павла, войны с французами), руки у СПб дошли у него только в 1804 году, когда был создан специальный Правительственный Комитет, сам состав которого (граф Чарторыжский, граф Потоцкий, граф Валериан Зубов, Гавриил Державин) красноречиво свидетельствует о значении, придаваемом властями этому вопросу. К работе комитета с правом совещательного голоса были приглашены и руководители крупнейших kahal`ов. В итоге все предложения Державина были приняты. Черта оседлости расширялась, включая теперь в себя Нижнее Поволжье и Кавказ, куда теперь разрешалось выселяться «всякому способному к трудам, без различия состояния», причем евреям предоставлялось «покровительством законов наравне со всеми другими русскими подданными». Однако иммиграция позволялась исключительно в индивидуальном порядке, без права создания «особенных поселений» с внутренним самоуправлением (то есть создания новых kahal`ов). Категорически запрещалось проживать в сельских местностях всем евреям, кроме тех, что « проявят склонность к хлебопашеству », а также содержать питейные заведения. Зато разрешалось приобретать «вольные земли для их обустройства-», а работников предписывалось использовать исключительно по найму. Однако на первом месте в «Положении о евреях» стояли статьи, поощряющие просвещение еврейской молодежи. Наряду с сохранением «особенных», kahal`ных (религиозных) школ, в программу которых предписано было ввести русский язык, констатировалось, что « все дети евреев могут быть принимаемы и обучаемы, без всякого различия от других детей, во всех российских народных училищах, гимназиях и университетах ». Выезд за пределы черты оседлости для поступления в вузы был свободным, а факт зачисления автоматически означал получение временного вида на жительство, становившегося постоянным с получением диплома.
Таким образом, серию документов, привычно называемых «положениями о черте оседлости», следует признать фактически договором государства с новыми подданными, привыкшими к своему особому статусу. Договором разумным и взаимовыгодным, на всем протяжении XIX века регулировавшим отношения высоких договаривающихся сторон, а если и менявшимся, то в сторону улучшения. Например, законом 1844 года вместо существовавших в «черте оседлости» религиозных училищ были учреждены раввинские школы, приравненные к гимназиям. С другой стороны, правительством неуклонно принимались меры по «раздроблению» еврейской изолированности от социума. В 1827 году был отменен «искупительный» налог, и еврейскую молодежь начали призывать в армию (где они, между прочим, блистательно себя зарекомендовали). Что означало очередной шаг к равноправию евреев с христианами (не говоря уж о том, что солдат, ушедший в отставку, никаким ограничениям не подлежал). Равным образом, обязательное преподавание светских предметов в раввинских школах усиливало тягу молодежи к получению дальнейшего образования, а следовательно, и к выходу из общины в «большой мир». Примерно с того же времени правительство, сохраняя за лидерами kahal’ов религиозные функции, лишает их права взимать не предусмотренные законами Империи штрафы и подвергать их «внезаконным» наказаниям. В целом все перечисленное дает весьма позитивный результат, как социально-политический, так и нравственный. Евреи, осевшие за чертой оседлости, на протяжении почти века ощущают себя равными среди равных, практически забыв о погромах, столь характерных для мест традиционного обитания. Кто не забыл «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля, тот помнит, с каким пиететом относилось к «яврею-доктору» простонародье слободы Покровской, совершенно не видя в нем ни чужака, ни «христопродавца».
Значит ли сказанное, что все было так уж лучезарно? Естественно, нет. Крайне недовольны были kahal`ные лидеры. Да и позиция правительства со временем менялась к худшему, вылившись в годы правления Александра III в целый ряд ограничительных, оскорбительных с точки зрения нравственности, мер Однако ко всему этому «черта оседлости» уже не имеет никакого отношения.