Глава I. Вопросы теории
«Агрессивность России», с точки зрения либеральных мыслителей, аксиома. В первую очередь – в направлении культурной, цивилизованной и глубоко интеллигентной Европы. Но не только. Причем основной аргумент – своего рода «последний довод королей» – удивительно прост: а если она – то есть Россия – не агрессивна, то каким образом ухитрилась так вырасти?
Примерная сумма претензий выглядит так:
«Сколько раз Россия воевала с Турцией, и что же – неужели всегда турки нападали?»
«Кто куда-то прорубал окно, и на чьих землях стоит СПб?»
«Что надо было русским войскам в городе Берлин? И с какой стати Суворов шлялся по Альпам, грабя до последней нитки мирных крестьян, до сих пор помнящих эти грабежи?»
И наконец:
«А результаты Венского конгресса? Роль России как жандарма Европы? Самого миролюбивого жандарма в истории человечества, конечно же… И в подавлении восстания венгров? Что на это скажете?»
Слыша подобное из раза в раз, уже даже не пытаешься спорить, сознавая, что тщетно. Но тем не менее надо. Хотя бы потому, что из 11 русско-турецких войн, случившихся в XVII–XIX веках, восемь раз войну объявляла именно Турция, причем, как правило, официально объявляла, уже фактически начав боевые действия. Это не значит, что какой-нибудь Сулейман-паша атаковал города-герои Смоленск, Курск, Новгород, Суздаль. Но…
Первая из одиннадцати началась с прихода некоего Кара-Мустафы-паши с регулярной армией Порты на берега Днепра. Последующие, вплоть до 1787 г., по приказу из Стамбула начинали крымские Гиреи, конница которых (еще до формального объявления войны) разоряла южные окраины России, доходя как раз до города-героя Курска. Что, собственно, делали и в «мирные» промежутки времени – по той простой причине, что работорговля была едва ли не важнейшей статьей экспорта Крымского ханства и главным источником дохода для вечно голодных перекопских кочевников. В итоге довольно скоро военные действия переносились на турецкую территорию, и вот тогда-то начиналась «агрессия». Кое-кто, правда, считает исключением вторую (Крымские походы Голицына и Азовские походы Петра) и десятую (она же Крымская) войны. Однако походы Голицына осуществлялись в рамках борьбы с ежегодными набегами тех же Гиреев, а поводом к Крымской стал ввод Россией войск в вассальные султану Молдову и Валахию, на что Турция, дескать, закономерно ответила объявлением войны. Но – опять «но». Вассалы вассалами, однако по условиям Ункяр-Искеселийского договора 1833 года Россия была гарантом неприкосновенности автономного статуса Дунайских княжеств, и войска были введены в ответ на попытку Стамбула этот статус изменить. К тому же сам проект был задуман Англией и Францией, подтолкнувших Турцию к войне с целью разгромить и расчленить Россию. Таким образом, безусловное (оно же и единственное) исключение: война 1877–1878 годов. Та самая, которая «Турецкий гамбит». Тут уж никуда не деться, это мероприятие было и объявлено, и начато Россией, после того как Турция отказалась подчиниться требованиям России, Франции и Англии о прекращении геноцида балканских славян. Всем, кто назовет это агрессией, рекомендую поговорить с болгарами, сербами и македонцами. Они найдут лучшие формулировки для ответа.
То же и насчет «окна в Европу». Чтобы понять, недурно вспомнить, что Швеция, при династии Ваза (XVII век) резко рванув вперед, стала региональной сверхдержавой с претензиями на общеевропейское влияние. Она активнейше участвовала в Тридцатилетней войне, порвав на куски и разорив дотла Германию, где ее солдатами по сей день пугают детей. Она отняла у Польши почти все Поморье, брала штурмом Варшаву, жгла Вильно. Она оттяпала у Дании половину исторической датской территории (Сконе). Ну и Россию, известное дело, не обошла вниманием: пока Московию терзала Смута, шведы ввели на русскую территорию войска (правда, по договору, который тут же нарушили) и захватили практически весь Северо-Запад, включая Новгород. Новгород, впрочем, вернули, но взамен вынудили слабенькое, только-только ожившее русское правительство отдать всю Ижорскую землю, ту самую, где нынче расположен Петербург, то есть полностью закрыли России дорогу к Балтике. В принципе, конфликт можно было уладить миром, поскольку Москва задолжала Стокгольму за некоторые услуги в период Смуты, а заплатить вовремя не смогла. Однако впоследствии Романовы раз за разом предлагали выплатить задолженности с процентами (что не исключалось статьями Столбовского договора), однако шведы всякий раз от операции «долг в обмен на территории» уклонялись. Неудивительно, что к концу XVII века ВСЕ соседи, униженные и ограбленные шведами, объединились в Северную Лигу – ради обуздания агрессора и возвращения своего, кровного. В январе 1700 года Польша и Дания атакуют Швецию – и получают по мозгам. Сильно. Дания мгновенно выбита из войны, а Польша истерически просит помощи – и получает ее от России. Дальнейшее известно. Не уверен, что войну за возвращение собственных земель, захваченных соседом в дни, когда страна была на нуле, можно всерьез называть агрессией. Тем более, что преференции по итогам Северной войны достались всем. Даже почти не воевавшая Дания и постоянно битая Польша вернули себе кое-что, а вообще не воевавшая Пруссия под сурдинку отхомячила Померанию (Польша была против, но кто ж ее спрашивал?). Естественно, не осталась внакладе Россия, вытянувшая воз фактически на себе. Это вполне в порядке вещей – не только по меркам того времени, но и по правилам более поздних времен. Так что, думаю, нет оснований считать Россию более агрессивной, нежели Данию, Польшу или – тем паче – Пруссию. Кстати, Польша и Пруссия зарились еще и на Курляндское герцогство, но именно Россия выступила гарантом его независимости.
То же по поводу «визита в Берлин». Семилетняя война – практически калька с войны Северной. В Европе появляется новый хищник. Очень зубастый. Фридрих Гогенцоллерн, объясняющий начало своих войн «наличием хорошей армии и живостью своего характера». Война эта фактически (по тем временам) мировая, поскольку за спиной Фридриха стоит Англия, щедро снабжающая его средствами и – пока Пруссия громит Францию и Австрию, – прибирающая к рукам французские колонии. России эта война, в принципе, совершенно не нужна (Фридрих на Восток не смотрит, ему бы Австрию обкорнать), но у Петербурга, черт побери, договор о взаимопомощи с Веной, а договоры, черт же побери, должны выполняться. Тем не менее воевать Россия не хочет и тянет до упора. Вступает лишь тогда, когда французы крепко потрепаны, а австрийцы фактически размазаны в пыль. И вновь очень удачно. Если проигрыши Фридриха (он не был совсем уж непобедим) союзникам имели тактическое значение, то после российских побед прусская военная машина фактически перестала существовать, а Кенигсберг и Берлин оказались под русским управлением. Фридрих умолял о мире. Австрия и Франция не соглашались, ориентируясь на добивание. Но Россия сказала «да». И не просто заключила мир, но и увела войска со всех занятых и уже присоединенных к Империи территорий. Без аннексий и контрибуций. Позже станет модным обвинять Петра III, заключившего этот мир, в измене России и ее национальным интересам, но если по совести, то этот невезучий царь, судя по всему, просто понимал: нельзя брать чужое, то, что в Россию не интегрируется, потому что в итоге получится болезненный нарыв. Вопрос по итогам: можем ли мы считать в данном случае Россию агрессором?
И наконец о Суворове. Вспоминаем прописи. Конец XVIII века. Революция во Франции ломает все правила и крушит все устои. А заодно и границы. Республика переворачивает вверх дном мир. Площади Парижа залиты кровью, во рвах лежат тысячи обезглавленных «врагов народа», а в обозе революционных армий едут передвижные гильотины. О диких грабежах на «революционизированных» территориях умолчим. Особенно страдает ближайший сосед Франции – Св. Римская империя (Австрия). Французы захватили Италию, заняли Швейцарию, вошли в Тироль. В этой ситуации Австрия умоляет Россию о помощи. России, в принципе, на фиг эта война не нужна. Но – гильотины и прочая дребедень нужны еще меньше. А главное: договор. Павел Петрович – не тот мужик, который нарушает слово. Так что русская армия идет в Италию. И побеждает. Не для себя – для Австрии. Каких-либо территориальных интересов у Павла в этой войне нет. Сложные политико-дипломатические нюансы опускаю за ненадобностью, но факт в том, что у корпуса Суворова, ни единого поражения не потерпевшего, в конце концов возникла необходимость отступать. А отступать получается только через Швейцарские Альпы. И русская армия совершает свой знаменитый переход. Суворов, как известно, прорывается и уходит. После чего Австрия вскоре мирится с Францией, Павел рвет договор с Веной и заключает мир с Республикой. За что его вскоре и душит английская агентура. Скажите на милость, есть ли в этой истории хоть малейшие признаки русской агрессии? И еще – насчет «грабежей». Отступая через Альпы, войска Суворова не имеют никакого обоза. Ни обуви, ни теплых вещей, ни продовольствия. Австрийцы ничего не дают, хотя и обязаны. Так что действительно по ходу подъема-спуска происходят реквизиции. И официальные – под расписку (после войны, кстати, по этим распискам СПб аккуратно расплатился), и неофициальные (курка, млеко, яйки). Грабят то есть. Но вот вопрос: кто решится утверждать, что в таких условиях другая армия вела бы себя иначе? И еще вопрос: если в самом деле «крестьяне по сей день помнят эти грабежи», то откуда берутся букеты цветов, постоянно обновляемые у памятника «чудо-богатырям» в Швейцарских Альпах?
Впрочем, теория теорией, а есть предложение ненадолго отвлечься от рассуждений и посмотреть, как ярко проявляло себя «русское варварство» в столкновении с европейской цивилизацией…
