Между 7 и 10 мая 1940 г. в результате сенсационного парламентского переворота Невилла Чемберлена, занимавшего пост премьер-министра, сменил Уинстон Черчилль, в то время первый лорд адмиралтейства. Чемберлен, в довоенный период являвшийся одним из главных сторонников политики умиротворения, председательствовал в «Национальном правительстве», куда входили в основном тори, на протяжении трех лет и до сих пор пользовался значительной поддержкой со стороны партии консерваторов и народа. Однако в Палате общин зрело недовольство неэффективными действиями английских экспедиционных войск в ходе недавней кампании в Норвегии. Ввиду приближения весенних банковских каникул было решено, что традиционное внеочередное парламентское слушание будет посвящено провалу военной операции в Норвегии и отношению правительства к войне в целом. Члены британского парламента не подозревали, что Гитлер уже готовится начать молниеносное наступление на Запад, и когда они встретились вечером во вторник 7 мая 1940 г., до вторжения Германии в Голландию, Бельгию и Францию оставалось всего пятьдесят пять часов.

Мало кто ожидал, что в результате обсуждения «Национальное правительство» Невилла Чемберлена потерпит поражение, и менее всех сам премьер-министр. Прямо перед началом обсуждения он сказал лорду Галифаксу, что не ждет от него «слишком многого». Тем не менее, удивительное стечение обстоятельств – включая пламенные речи уважаемых ораторов, недостаточную поддержку «заднескамеечников»-тори, провальное выступление самого премьер-министра, бесконечные закулисные интриги и соглашения, а также на редкость невыразительную речь Уинстона Черчилля – привело к тому, что после двух дней слушаний в парламенте зародились новые настроения, в результате чего Чемберлену пришлось оставить свой пост.

Один из «заднескамеечников»-тори, Джон Мур-Брабазон, стоя у входа в зал Палаты общин, незаметно сделал своей миниатюрной фотокамерой «Минокс» несколько размытых снимков, запечатлев ход обсуждения, позднее ставшего известным как «Норвежские дебаты», что было совершенно против правил.

Благодаря этим снимкам мы можем сказать, что, когда Чемберлен поднялся, чтобы защитить действия своего кабинета, зал и галереи были полны народа. Премьер-министр изо всех сил старался оправдаться за сделанное им 4 апреля самодовольное заявление, что Гитлер «упустил свой шанс», всего через четыре дня после которого последовало немецкое вторжение в Норвегию, заставившее английские войска 2 мая покинуть эту страну.

Постоянно прерываемый выкриками со скамей, занятых лейбористами, Чемберлен погряз в длинной и скучной попытке оправдать и защитить самого себя и свое правительство. «Со своей стороны я стараюсь придерживаться золотой середины, – заявлял он в типичной для всей речи в целом манере, – не вселяю напрасных надежд, которым вряд ли суждено исполниться, но и не заставляю людей дрожать от страха, рисуя перед ними мрачные картины». Вряд ли то был пример мужественного лидера военного времени, который являли Англии оба Питта, лорд Палмерстон и Дэвид Ллойд Джордж.

Отвечая ему, Клемент Эттли, лидер оппозиции и Лейбористской партии, резко раскритиковал план, организацию и процесс проведения операции в Норвегии, утверждая, что правительство не вынесло никаких уроков из тактики «молниеносной войны», примененной Гитлером в отношении Польши минувшей осенью. «Война ведется с недостаточной энергичностью, интенсивностью, напористостью и решимостью – заявил он, язвительно заметив, что Чемберлен «упустил все шансы на мир, но успел вскочить в автобус, идущий на войну». В своей речи Эттли выразил уверенность в том, что Англия, в конце концов, одержит победу в войне, но, чтобы это произошло, «мы хотим видеть во главе страны не тех людей, которые вовлекли нас в нее».

Вслед за ним сэр Арчибальд Синклер, лидер Либеральной партии, привлек внимание к тому, насколько «самодовольство и, увы, необоснованное бахвальство правительства прискорбно контрастирует с мощными, стремительными ударами немецкой армии». Пока все предсказуемо. Учитывая, что в результате всеобщих выборов 1935 г. представители тори получили в парламенте большинство мест, а именно 249, можно было бы правительству ничего не опасаться, если бы слушания протекали строго в соответствии с политикой партии. Но после прочемберленовской речи члена Палаты общин от Консервативной партии, выразителя империалистических идей, бригадного генерала Генри Пейджа Крофта, и сокрушительного ответного выступления представителя партии лейбористов, полковника Джозайи Веджвуда, который раскритиковал «поверхностный оптимизм» Крофта и предсказал «молниеносное» вторжение в Англию, на хрупком фасаде партийного единства появились первые трещины.

Адмирал флота сэр Роджер Кийз, представитель Консервативной партии от Портсмута, облаченный в парадный мундир, который украшали шесть рядов орденских планок, поднялся со своего места и охарактеризовал Норвежскую кампанию как «шокирующую череду некомпетентных шагов, которые, я убежден, ни в коем случае нельзя было допускать». Оценки героя легендарного рейда на Зеебрюгге имели большой вес. Почти все многочисленные упоминания о том дне, найденные в дневниках и письмах свидетелей тех событий, свидетельствуют об убедительности и авторитетности речи Кийза. Так или иначе, адмиралу удалось освободить своего друга Черчилля от личной ответственности за провал Норвежской операции, несмотря на тот факт, что ее подготовка и проведение были почти полностью возложены на Адмиралтейство. «Взгляды всей страны обращены на него в надежде, что он поможет одержать победу в войне», – сказал он о Черчилле, прежде чем сесть на свое место под одобрительные аплодисменты.

Вскоре после этого Лео Амери, депутат от Консервативной партии, бывший член кабинета министров, поднялся, чтобы нанести еще один мощный удар по правительству. Отличавшийся тщедушным телосложением Амери, который к тому же не был одаренным от природы оратором, тем не менее, имел в парламенте немалый вес, поскольку представлял Бирмингем, родной город Чемберлена, и прежде занимал пост первого лорда Адмиралтейства. Произнося свою обличительную речь, Амери почувствовал, что симпатии членов Палаты общин на его стороне, и принял рискованное решение закончить свое выступление словами Оливера Кромвеля, которые тот произнес, распуская «Долгий парламент» в 1653 г.: «Вы сидели здесь слишком долго. Пора покончить с вами. Во имя Господа Бога, убирайтесь!» Это произвело оглушительное впечатление, нанеся правительству сокрушительный удар, и, как считается, заставило нескольких членов парламента проголосовать против Чемберлена.

Военный министр Оливер Стэнли и несколько сторонников «Национального правительства» из числа рядовых членов парламента изо всех сил старались спасти ситуацию, но к концу первого дня слушаний стало ясно, что, как следовало из выступления одного из представителей Лейбористской партии, речь идет не только о провальном руководстве Норвежской кампанией, но и о существовании самого правительства.

К тому времени, как 8 мая 1940 г. лейборист Герберт Моррисон открыл второй день слушаний по вопросу о Норвежской кампании, судьба «Национального правительства» Невилла Чемберлена висела на волоске. Первый день закончился для министров катастрофически, и было ясно, что значительная часть сторонников «Национального правительства», состоявшая, главным образом, из тех, кто противостоял политике умиротворения в 1930-х гг., а также включавшая парламентариев, не получивших желанный пост в кабинете, отправленных в отставку министров, бунтовщиков и «новобранцев», намеревается воспользоваться возможностью попытаться сместить Чемберлена, проголосовав на стороне лейбористов и либералов. Присутствие нескольких молодых членов парламента в военной форме не сулило правительству ничего хорошего, учитывая царившее в армии недовольство некомпетентностью руководства. Еще более тревожным знаком для правительства было количество обычно лояльных членов парламента, которые подумывали либо воздержаться, либо вообще не присутствовать на финальном голосовании.

Моррисон утверждал, что «дух, темп и характер, по крайней мере, некоторых министров были неверными, неадекватными и неподходящими», назвав имена самого Чемберлена, канцлера казначейства сэра Джона Саймона и министра авиации сэра Сэмюэля Хора. Он также объявил, что лейбористы требуют выноса формального решения в конце обсуждения, которое бы, сказал он членам парламента, «прямо показало, довольны ли они таким ведением дел или сложившаяся ситуация вызывает у них опасения».

Тут Чемберлен поднялся, чтобы принять вызов, но сделал это в крайне опрометчивой манере. Поблагодарив «моих друзей в Палате общин», премьер-министр сказал: «Я принимаю вызов. И приветствую его. По крайней мере, так мы узнаем, кто с нами и кто против нас, и я призываю моих друзей поддержать нас сегодня». По понятным причинам это заявление было воспринято как откровенный призыв к узко партийной лояльности в момент величайшей угрозы государству, и потому произвело катастрофический для премьер-министра эффект.

Следующим выступал сэр Сэмюэль Хор, в 1930-х гг. главный сторонник политики умиротворения, чья речь постоянно прерывалась репликами адмирала Кийза, представителя лейбористов Хью Далтона и не менее семи других членов парламента. Будучи министром авиации, Хор был вынужден признать, что силы королевских ВВС «недостаточно велики», – компрометирующее заявление для правительства, которое находилось у власти вот уже почти десять лет.

Затем слово взял Дэвид Ллойд-Джордж, который 18 лет ждал возможности отомстить людям, вынудившим его уйти в отставку с поста премьер-министра в 1922 г. Славящийся природным уэльским красноречием и обладающий репутацией «человека, который выиграл [Первую мировую] войну», он заявил, что сейчас Англия находится в куда более бедственном положении, чем в 1914 г., и обвинил лично Чемберлена в неспособности «поднять» и «мобилизовать» Британскую империю. Это был язвительный, обидный, но в высшей степени эффективный выпад. Когда его перебил один из «заднескамеечников»-тори, он насмешливо парировал: «Вам придется выслушать это, сейчас или потом. Гитлер не подчиняется «хлыстам» секретаря казначейства (главного «хлыста)». Относительно гарантий, предоставленных Чемберленом Польше и нейтральным государствам, он высказался следующим образом: «Наши обязательства сейчас ничего не стоят».

Имея в виду Черчилля, готового взять на себя ответственность за все, что произошло в Норвегии, Ллойд-Джордж сделал одно из самых ярких и метафоричных замечаний за все дни слушаний: «По-настоящему благородный джентльмен не должен превращаться в бомбоубежище, спасая своих коллег от осколков». В своей разгромной речи он коснулся призыва Чемберлена к нации с просьбой принести жертву ради победы, заключив: «С его стороны не может быть большей жертвы во имя победы, чем отдать должностные печати».

В тот день выступали и другие крупные политики, такие, как Альфред Дафф Купер (подавший в отставку после подписания Мюнхенского соглашения) и бывший министр труда сэр Стаффорд Криппс, слово также попросил молодой член парламента Квентин Хогг (будущий лорд Хейлшем), но собравшиеся ждали речи Черчилля. Она не была похожа на его прежние выступления. Он вышел из себя, обвиняя члена парламента от лейбористской партии Эммануэля Шинвелла в том, что тот «прячется в углу», и вызвал своими насмешками гнев лейбористов. Его последний призыв: «Покончить с довоенной враждой; забыть личные разногласия и обратить нашу ненависть на общего врага» – прошел незамеченным.

После предложения объявить перерыв в заседании, голоса представителей Палаты общин разделились на 281 «за» и 200 «против», с правительственным большинством всего в восемьдесят один голос, что было намного меньше по сравнению с довоенным голосованием по вопросам с тройным подчеркиванием под наблюдением «хлыстов». В число несогласных вошли леди Астор, Роберт Бутби, Гарольд Макмиллан, Квентин Хогг, Джон Профумо, генерал Спирс, лорд Уолмер, Гарольд Никольсон, Лесли Хор-Белиша и, конечно, Лео Амери и адмирал Кийз. При этом произошла шумная сцена с участием двух других возмутителей спокойствия, Гарольда Макмиллана и графа Уинтертона, которые распевали «Правь, Британия!» до тех пор, пока их не заставили замолчать разъяренные тори. Члены парламента от лейбористской партии выкрикивали в адрес Чемберлена: «Ты упустил свой шанс». Всего против Чемберлена проголосовал сорок один сторонник правительства и около пятидесяти воздержалось. Правительству был нанесен серьезный удар, и когда результат был оглашен и Чемберлен покинул Палату общин, его дальнейшее пребывание на посту премьер-министра оказалось под большим вопросом. Черчилль внес свою лепту в отставку премьер-министра, но, к счастью для него, этого оказалось недостаточно. Однако он продемонстрировал необходимую лояльность, чтобы консерваторы, по-прежнему всецело остававшиеся на стороне Чемберлена, не заподозрили его в предательстве.

Хотя в слушаниях по Норвежской операции «Национальное правительство» Чемберлена в предшествующий вечер одержало победу с преимуществом в восемьдесят один голос, это было расценено как поражение, поскольку обычно большинство составляло более двухсот голосов. Парламентские координаторы правительства пытались оценить, насколько серьезно обстояли дела утром 9 мая, и попытаться минимизировать ущерб традиционным путем, заключая соглашения. Первым делом «хлысты» попытались выяснить у несогласных, которые предыдущим вечером голосовали против правительства или воздержались, сколько стоит снова заручиться их поддержкой. Парламентский секретарь Чемберлена, лорд Дангласс (впоследствии премьер-министр сэр Алек Дуглас-Хьюм), привел в резиденцию премьер-министра некоторых активистов из числа «заднескамеечников», чтобы выслушать их жалобы и довести до их сведения, что Чемберлен, желая сохранить свой пост, намеревается принести в жертву канцлера Казначейства, сэра Джона Саймона, и министра авиации, сэра Сэмюэля Хора.

В то утро Чемберлен также лично встретился с Лео Амери, чтобы предложить тому пост либо канцлера, либо министра иностранных дел, от которых Амери категорически отказался. К 10.15 утра Чемберлен, по-видимому, осознал, что ему, возможно, придется подать в отставку, поэтому он послал за своим другом, министром иностранных дел и идеологическим союзником лордом Галифаксом. При встрече эти двое решили, что представители лейбористской и либеральной партий должны войти в правительство. Поскольку было очень маловероятно, что лейбористы согласятся на это, если Чемберлен останется на своем посту, премьер-министр спросил Галифакса, сможет ли тот сформировать правительство, в которое он войдет как его подчиненный. Судя по записям в дневнике, Галифакс «использовал все аргументы, какие только пришли мне в голову, против своей кандидатуры», главным образом тот, что «сложное положение премьер-министра не дает возможности установить контакт с центром тяжести Палаты общин».

Вероятно, следует отметить, что Чемберлен, по всей видимости, не говорил, что для того, чтобы в случае чрезвычайной ситуации пэр мог заседать в Палате общин, можно правила изменить, хотя сейчас известно, что он проводил секретные консультации с правительственными юристами с целью понять, как это можно сделать. Вместо этого он высказал сомнительное предположение о том, что в любом случае оппозиция в Палате общин будет невелика, поскольку это будет коалиционное правительство.

Весь ход разговора вызывал у Галифакса желудочные колики. Он не ожидал и не планировал, что ему придется занять пост премьер-министра. Когда он вернулся в министерство иностранных дел после совещания в 10.15, то сказал своему заместителю Рэбу Батлеру, что хотя «он чувствует, что мог бы справиться с этой работой», Черчилль будет эффективно действовать в условиях войны, и таким образом он сам «быстро превратится в почетного премьер-министра», и, следовательно, будет обладать меньшим влиянием, если перейдет дорогу Черчиллю, чем если останется министром иностранных дел, первым претендентом на пост премьера и самым влиятельным из членов правительства.

Что касается лейбористов, собравшихся в тот момент на ежегодную партийную конференцию в Борнмуте, то предыдущим вечером Батлер имел две беседы – с Хью Далтоном и Гербертом Моррисоном, оба хотели, чтобы Галифакс знал, что их партия войдет в правительство, которое он возглавит. Далтон добавил еще, что «Черчилль должен сконцентрироваться на войне». Эттли также сказал другу Черчилля, Брендану Брэкену, что лейбористы будут готовы работать под руководством Галифакса.

При поддержке короля, полагавшего, что в столь критической ситуации о пэрстве Галифакса можно «на время забыть», готовящегося уйти в отставку премьер-министра Чемберлена, лидеров лейбористов и ядра консервативной партии пост премьера был Галифаксу гарантирован, стоило тому только попросить. Однако Галифакс понимал, что недостаток знаний и опыта в военных вопросах в условиях войны являлся недопустимым для премьер-министра. В январе 1942 г. Черчилль пошутил по поводу этого, выступая в Палате общин: «Когда мне предложили пост премьер-министра, вот уже почти два года тому назад, было не так уж много желающих занять это место. С тех пор, по-видимому, ситуация улучшилась».

Перед решающей встречей на Даунинг-стрит, 10, Черчилль обедал с Энтони Иденом и сэром Кингсли Вудом, и Вуд – в прошлом преданный сторонник Чемберлена – посоветовал Черчиллю добиваться для себя поста премьер-министра. Черчилль превосходно сумел воспользоваться кризисной ситуацией, показав, что он является главным кандидатом на это место, и при этом не дав никому повода заподозрить его в подрыве авторитета нынешнего премьера. Это был пример умелого политического лидерства, которое ему не часто удавалось демонстрировать в прошлом, полном безудержного романтизма, но в этот момент проявленное им мужество произвело сокрушительный эффект.

Когда Чемберлен, Черчилль, Галифакс и Дэвид Маргессон, главный «хлыст», встретились в кабинете в пятницу, 9 мая, в 16 часов 30 минут, Галифакс был полностью готов к самопожертвованию. Черчилль оставил знаменитый рассказ об этой встрече: «За всю политическую карьеру у меня было много важных встреч, но эта была самая важная. Обычно я много говорю, но в тот раз я хранил молчание». По словам Черчилля, только после «очень долгой паузы», которая, казалось, тянулась дольше, чем две минуты молчания в День примирения, смущенный Галифакс наконец выпалил, что пэрство не дает ему возможности стать премьер-министром, и ему «стало очевидно, что это бремя падает на меня – уже упало».

Написанный спустя 8 лет после событий, рассказ Черчилля вызывает некоторые сомнения. В нем неправильно указаны время и дата встречи и ни слова не говорится об участии во встрече Маргессона. Черчилль так часто рассказывал эту историю, что она обрастала все новыми подробностями. Судя по дошедшим до нас рассказам современников тех событий и воспоминаниям самого Маргессона, а также другим косвенным свидетельствам, есть основания полагать, что никакой «очень долгой паузы» не было вовсе, а Галифакс «почти сразу же принялся настаивать на том, что Черчилль больше подходит на роль военного лидера».

Недавно было найдено еще одно убедительное свидетельство того, что пауза во время означенной встречи действительно имела место, после чего Черчилль подтвердил свою способность справиться с этой задачей, или, по крайней мере, неспособность к этому Галифакса, что, по сути, было одно и то же. Пост не то чтобы свалился на Черчилля, а он сам ухватился за него. В 2001 г. внучка Джозефа П. Кеннеди, посла США в Лондоне, опубликовала письма и дневники своего деда. В них рассказывается о визите, который 19 октября 1940 г. Кеннеди нанес Невиллу Чемберлену, умиравшему от рака в своем загородном доме. Обсудив вопросы, связанные с войной, и проблемы со здоровьем, Чемберлен заговорил о встрече, состоявшейся после слушаний, посвященных Битве за Норвегию. Кеннеди оставил следующую запись:

Написанное с большой буквы слово «наконец» означает, что имело место затянувшееся молчание, или долгая дискуссия, после которой Черчилль с присущей ему грубоватой прямотой согласился с Галифаксом и «все было решено».

Есть еще одна возможная интерпретация, упомянуть о которой стоит, только чтобы ее отклонить. Речь идет о словах «он отказался», которые якобы относятся к Черчиллю, а не к Галифаксу и означают, что Черчилль отказался войти в правительство Галифакса, который бы руководил им из Палаты лордов. Возможно, это соответствует структуре предложения, написанного Кеннеди, но ни в коей мере не соответствует политической ситуации того времени, поскольку Черчилль, движимый чувством патриотизма, непременно вошел бы в правительство Галифакса, в котором планировали работать оппозиционные партии. То, что он пытался добиться этого поста с помощью шантажа, исключено. Чемберлен явно имел в виду, что Галифакс «отказался» от должности премьер-министра. Точно так же историк Дэвид Карлтон выдвинул оригинальную теорию, будто Чемберлен рассматривал Черчилля только как временного исполнителя обязанностей премьер-министра на период выхода Великобритании из кризиса, после окончания которого он снова занял бы свое место, и потому втайне предпочитал Черчилля Галифаксу, которого, возможно, не удалось бы потом так легко сместить с поста. Это, конечно, только теория, которая, тем не менее, не кажется столь уже невероятной тем, кто слишком хорошо знаком с коварством политиков.

Здесь речь идет о подлинном лидерстве; Черчилль верил, что именно он лучше всего подходит на этот пост и, заручившись согласием Галифакса, дал понять, что хочет его получить. Высокие посты, каким является пост премьер-министра Великобритании, редко достаются тем, кто их не ждет. Черчилль дождался подходящего момента и получил желаемое.

Чемберлену оставалось спросить лидеров лейбористов, готовы ли они войти в его правительство или же хотят работать под руководством кого-то другого. Когда Эттли и его заместитель Артур Гринвуд прибыли на Даунинг-стрит, 10, они сказали, что посоветуются со своими коллегами в Борнмуте и на следующий день сообщат о своем решении по телефону, но они также в неофициальном порядке предупредили Чемберлена, что лейбористы вряд ли захотят работать под его руководством. После его речи на слушаниях по Норвежской кампании Эттли едва мог сказать что-то другое. Через считанные часы, на рассвете 10 мая, Гитлер начал «блицкриг» на Западном фронте. То, что Гитлер двинулся в наступление в тот же самый день, когда Чемберлен подал в отставку, являлось одним из величайших совпадений в истории, но и только. Ничто не указывает на то, что на выбор момента для нападения повлиял разыгравшийся в Великобритании политический кризис.

Первое после начала наступления Гитлера на Западном фронте заседание кабинета министров состоялось в пятницу, 10 мая, в 8.00 утра. Нельзя сказать, что новости были такими уж неожиданными; менее чем за неделю до этого Галифакс предупредил все английские посольства, что «по-видимому, скоро мы сами испытаем всю силу немецкого удара». Правительство знало, как Бельгия и Голландия, до того сохранявшие нейтралитет, были захвачены в попытке выдвинуться за «линию Мажино», и таким образом был нанесен сокрушительный удар по Франции. К началу следующего заседания правительства, которое состоялось в 11.30 утра, Чемберлен решил, к своему удовольствию, чего не скажешь об остальных, что ситуация на фронте настолько серьезна, что позволяет ему отсрочить свою отставку. Как можно менять правительство в самый разгар кризиса? – вопрошал он.

Именно тогда лорд-хранитель печати, сэр Кингсли Вуд, до того момента лояльный к Чемберлену, прямо заявил премьер-министру, что, напротив, новый кризис означает, что тот должен немедленно сложить свои полномочия. Министр авиации, сэр Сэмюэль Хор, отмечал: «Никто, кроме меня, не произнес ни слова. Эдвард [Галифакс] совершенно оробел». Многие министры, собравшиеся за столом, особенно Уинстон Черчилль, но, возможно, также и Галифакс, понимали, что новая опасная ситуация на континенте настоятельно указывала на то, что Чемберлен должен уйти. Лишь немногим было известно о том, что днем ранее Вуд приезжал к Черчиллю с тем, чтобы уговорить его бороться за пост премьер-министра, или же в награду за свое быстрое превращение он вскоре станет канцлером казначейства.

Когда лидеры лейбористов позвонили из Борнмута, чтобы сказать, что партия войдет в коалиционное правительство, но без Чемберлена, это окончательно решило судьбу премьер-министра. Следует, однако, отметить, что они оказались не в состоянии решить, кто же будет новым премьер-министром. Ошибочно думать, как это на протяжении десятилетий упорно делают такие политики, как Рой Хаттерсли, Джулиан Критчли, Майкл Фут и Барбара Кэстл, что это лейбористы сделали Черчилля премьер-министром. На самом деле в то время партия объявила, что готова работать под руководством Галифакса; выбор, таким образом, был за Чемберленом и королем. Находясь в Палате общин в меньшинстве, лейбористы едва ли были способны на большее.

Днем Чемберлен предпринял последнюю попытку убедить Галифакса изменить мнение и согласиться занять пост премьер-министра, несмотря на достигнутую днем ранее договоренность с Черчиллем. Лорд Дангласс позвонил по телефону в министерство иностранных дел Генри «Чипс» Ченнону, с тем чтобы тот попросил заместителя министра, Рэба Батлера, попытаться убедить Галифакса принять назначение. Когда Батлер вошел в кабинет министра иностранных дел, ему было сказано, что Галифакс уехал к дантисту и с ним никак нельзя связаться. Вот почему Чемберлен отправился в Букингемский дворец, где король Георг VI принял его отставку и, как он писал в своем дневнике, «сказал, что, по моему мнению, с ним поступили ужасно несправедливо, и что ему ужасно жаль, что возникли все эти разногласия». Когда они вернулись к вопросу о преемнике, король «конечно же, предложил Галифакса» как «очевидного кандидата», но Чемберлен сказал ему, что Галифакс «не в восторге от этого». Король не воспользовался своим правом напрямую обратиться к Галифаксу с личной просьбой, хотя, возможно, ему бы удалось заставить того изменить свое мнение.

Вместо этого в 18.00 10 мая назначение на пост премьер-министра принял Черчилль. Король был не в восторге от кандидатуры Черчилля, отчасти, возможно, из-за опрометчивого решения поддержать во время конституционного кризиса его брата, короля Эдуарда VIII. Тем не менее, когда стало ясно, что его долг, как монарха, назначить Черчилля на пост, он смягчил существовавшую неловкость шуткой. Как вспоминал сам Черчилль: «Его Величество принял меня весьма благосклонно и предложил сесть. Какое-то время он смотрел на меня пытливо и насмешливо, а затем спросил: «Полагаю, вам неизвестно, почему я послал за вами?». Подхватив его тон, я ответил: «Сэр, я просто не представляю». Он рассмеялся и сказал: «Я хочу просить вас сформировать правительство». Я ответил, что непременно это сделаю».

Черчилль знал, что первым делом он должен пригласить лейбористов и либералов войти в правительство, которое он позднее назвал «большой коалицией», так что он попросил Эттли и Артура Гринвуда присоединиться к резко поредевшему военному кабинету, в который вместе с Чемберленом и Галифаксом входило пять человек. Черчилль понимал, что ему также следует установить хорошие отношения с консерваторами, поскольку, как он написал тем вечером Чемберлену: «Я всецело в вашем распоряжении»

В 21.00 Чемберлен объявил о своей отставке в радиообращении к народу, призвав поддержать своего преемника. Наша нынешняя королева, которой в то время было четырнадцать лет, сказала своей матери, что это потрясло ее до слез. Тем временем Черчилль работал до самой ночи, и когда он в три часа утра наконец добрался до постели, то «ощущал глубокое облегчение. Наконец у меня была полная власть отдавать распоряжения. Я чувствовал себя так, как будто меня ведет судьба, и что вся моя прошлая жизнь была лишь подготовкой к этому моменту и этому испытанию».