Глава 27
Конюх остался жив и здоров. Везти его в больницу не пришлось. Не умрет он. И все расскажет.
Максим смотрел на Конюха, ничуть не сомневаясь в том, что сможет расколоть его. В помещении для допросов было тихо, только неоновая лампа под потолком гудела.
Одинцов курил, глядя Конюху в глаза, но дым пускал в сторону. Потушил окурок, поднялся, снял с арестанта наручники, сел на стол, одной ногой упираясь в бетонный пол.
– А сигарету? – попросил Конюх.
Максим покачал головой. Не для того он снимал с Конюха наручники, чтобы тот смог покурить. Он хотел быть с ним на равных, чтобы в случае чего без всякого зазрения совести врезать ему коленкой под дых или локтем в челюсть. Его мысленный посыл дошел до арестанта, Конюх набычился. Пусть только дернется…
– Где Люба?
– Какая Люба?
– Однажды ты ее уже похищал.
– Да?.. Не помню…
Одинцов резко дернулся. Со стороны могло показаться, что он всего лишь поднялся со стола, но Конюх почему-то оказался на полу вместе с табуретом.
– Однажды ты ее уже похищал, – усаживаясь на свой стул, сказал Максим. – Ты и Лютый.
– Ну-у, Лютый, может, и был… – поднимаясь с пола, прокряхтел Конюх.
– Где она?
– Ну так сбежала же…
– Когда сбежала?
– Ну, а когда она еще могла сбежать? Тогда и сбежала!..
– А сейчас? Где она сейчас?
– Я откуда знаю?
– Что ты делал во дворе ее дома?
– Грелся. Смотрю, мужик выходит, а машину не закрыл. Ну, я и сел. Холодно, дождь.
– А ствол с глушителем откуда?
– Так это всегда при мне… Ищут меня. Сам не пойму, зачем…
– Четыре трупа на тебе. Это по твоим московским делам. Здесь ты Батыгина практически убил. Аскара и Армяка застрелил. Любу Суконцеву похитил… Мало?
– Это еще доказать надо!
Максим неторопливо поднялся, подошел к Конюху. Тот пугливо сжался, закрывая живот локтями.
– Люба – моя женщина… – Он кивнул головой на пустой коридор за решетчатой стенкой. – Ты меня понимаешь?
– Я не знаю, где твоя Люба. Честно, не знаю!
– В машине у меня что делал?
– Ну, просто…
Конюх закрывался руками спереди, но Максим рубанул его кулаком по почкам сзади. Пока тот приходил в себя, он успел выкурить сигарету.
– Тебе, Конюх, пожизненное светит, – сказал он, пальцами затушив «бычок». – Думаешь, это плохо? Нет, ты еще будешь умолять, чтобы тебя наглухо закрыли. Так, чтобы в одиночке, без соседей… Я тебе общую камеру, сука, устрою. Все сделаю, чтобы тебя, падлу, как последнюю шлюху вытоптали. А потом на двадцать лет, в самую беспредельную зону… Люба где?
– Не знаю.
Максим снова поднялся.
– Но я правда не знаю!.. Мне только тебя заказали!
– Кто?
– Шершень!
– Кто такой Шершень?
– Ну, мы с ним зону мотали…
– Он Батыгина заказал?
– Да, он!
– Зачем?
– Ну, я так понял, из-за бабы… Ну, из-за этой, из-за Суконцевой. Он потом сказал ее похитить…
– Зачем ему это?
– Ну, не знаю… Зациклило его на ней…
– Кем она ему приходится?
– Ну, знал он ее раньше…
– Где Люба сейчас? – спросил Максим и до боли закусил губу.
Нехорошо получилось, он должен был защищать Любу, но не смог ее уберечь. Расслабился, утратил бдительность. И еще эта история с Карцевым… Как будто Лешу для того и убили, чтобы отвлечь его внимание от Любы…
– Не знаю.
– Хочешь сказать, что Шершень заказал меня, но не тронул Любу.
– Не знаю про Любу… Может, кто-то другой там у Шершня…
– Кто другой?
– Да я не знаю…
– Значит, Батыгина убили из-за женщины?
– Ну да, из-за нее, – кивнул Конюх.
– А Карцева?
– Ну да, из-за бабы…
– Из-за Суконцевой?
– Из-за Суконцевой?!. – Конюх провел пальцем по своему наморщенному лбу. – Ну да, из-за нее… – И с ухмылкой спросил: – А Карцев что, и с ней?
Спросил и тут же оказался на полу с дикой болью в печени. Максим склонился над ним, взял за грудки, с силой тряхнул.
– Ты его убил?
– Я, – выжал из себя арестант.
– Что здесь такое происходит? – раздался вдруг начальственный окрик.
Максим разжал руки, распрямился, повернулся к Санькову. Увлекся, прозевал начальник, теперь огребай… Силовые методы воздействия сейчас не в почете.
Саньков бодрился, хотя вид у него был заспанный. Видно, не поехал домой, в управлении остался. А Максиму сказали, что нет его…
– Покушались на меня. Вот, киллера взял…
– Киллера?
– Он же Конюх.
Саньков удивленно повел бровью.
– Он же и Карцева убил, – продолжал Максим.
Начальник управления вскинул вторую бровь.
– Как это было? – спросил он.
– Да так и было… – косо глянув на него, буркнул Конюх. – Вез в машине, а тут менты. Уйти хотел, не получилось, ну, я его и пришил… И бежать… Я бегу, а за мной никто не гонится…
– Не было погони, – усмехнулся Саньков, обращая свою иронию к соседям.
– Вот и я говорю, – вздохнул Конюх.
– А капитана Одинцова зачем убить хотел?
– Так не хотел… Просто к нему в машину погреться залез…
Саньков красноречиво глянул на Максима. Не так уж и важно, признается ли Конюх в покушении на его жизнь, лишь бы убийство Карцева на себя взял.
– Продолжай. Только без рук.
Начальник управления ушел, а Максим выразительно глянул на Конюха.
– За ноги разговора не было…
Он снова схватил арестанта за грудки, оторвал его от пола, усадил на табурет.
– Значит, из-за бабы Карцева убил?
– Ну да, из-за бабы…
– Из-за какой бабы?
– Ну, из-за этой, из-за Суконцевой…
– Врешь. Из-за другой.
– Кто сказал, что из-за другой? – всполошился Конюх.
– Ты сказал.
– Не говорил!
– Из-за какой бабы убили Карцева?
– Так это, из-за Суконцевой.
– Вот здесь ты врешь… – Максим ничуть не сомневался в своих словах. – Из-за какой бабы убили Карцева?
– Да не вру я…
– Может, из-за Даши его убили?
– Из-за какой Даши? – встрепенулся Конюх.
– Семенова Дарья Алексеевна, знаешь такую?
– Впервые слышу! – арестант не выдержал взгляд, отвел глаза.
– Ладно, вернемся к Шершню… Кто он такой?
– Ну, мы срок с ним мотали…
– Как ты с ним здесь пересекся?
– Ну, случайно встретились… Нас когда накрыли, мы к нему домой ушли.
– В Гузеевке у него дом был?
– В Гузеевке.
Максим пощипал себя за ухо, разгоняя кровь. Надо было людей опросить, которые по соседству с домом в Гузеевке жили, может, они бы дали приметы Шершня. Но так никто и не предполагал, что этот тип там жил. Да и не очень-то его подозревали… Ну, встречался Конюх со своим лагерным дружком, и что? Зачем какому-то Шершню Батыгина убивать, Любу похищать? Это сейчас подозрения появились…
– Как выглядит Шершень? – спросил Одинцов.
– Ну, мощный такой…
– Мордастый?
– Ну, в общем, да…
Максим провел пятерней по своей лысине так, как будто зачесывал волосы наверх. И Оксана Ефимовна про мордастого мужика говорила. И на старой фотографии Люба стояла с широколицым, крутоскулым Валерой, которого все считали покойником.
– Как его фамилия?
– Ну, Кружилов…
Какое-то время Максим потрясенно смотрел на Конюха. Узнай он вдруг, что сегодня ночь живых мертвецов и воскресшие покойники с кладбища ломятся сейчас в управление, его бы не тряхнуло так изнутри, как это сделала новость о Кружилове.
– Валера?
– Ну, да, Валера, – кивнул бандит.
Максим взял трубку, позвонил Кустареву. Узнал, что Семенова не покидала дом, и дал парню отбой. Пусть едет домой, отдыхает…
Его уже не удивляла странная реакция Конюха на Дарью Алексеевну. При чем здесь Семенова, когда есть Кружилов, чье существование все объясняет?.. Если вдруг он как-то связан с Семеновой, то рано или поздно это выяснится… Так что пусть Кустарев едет домой.
– Как Шершня найти? – спросил Одинцов, устало глядя на Конюха.
– Не знаю, – мотнул головой Конюх.
– А если хорошо подумать? – Максим поднялся, движением головы разминая шейные позвонки.
– Да хоть убей, не знаю!.. Раньше знал, где он ныкается, а сейчас – нет, – страшась, смотрел на него бандит.
– Машины вместе угоняли? – спросил Одинцов.
– Да нет, говорю же, я его случайно встретил.
– В кабаке с ним гулял?
– Ну, было дело…
– Дома у него гулял?
– Да нет… Он когда из кабака уходил, пацаны его пропасли. Когда нас погнали, мы к Шершню заехали, у него заныкались. Ему это не понравилось, но нас не прогонишь. Он хату сменил…
– Где хата?
– Ну, я не знаю… Он сказал, что грохнет меня, если я за ним хвоста пошлю. А если он сказал, то сделает…
– Как он тебе Батыгина заказал?
– Ну, позвонил, предложил встретиться…
– Значит, у тебя есть номер его телефона?
– Ну, был. Это, когда вы хату в Гузеевке накрыли, я ему звонил. Бесполезно.
– Хату в Гузеевке мы накрыли после того, как Люба от вас сбежала.
– Ну да. Накосячили мы. Я так понял, Шершень от нас отказался. Зачем мы ему такие?
– А Карцева кто заказал?
– Э-э… Ну, Шершень! – совсем не убедительно выдал Конюх.
– Так он же от тебя отказался, – внимательно посмотрел на него Максим.
Снова нестыковка. Уж не выгораживает ли бандит настоящего заказчика? Может, Карцева ему все-таки кто-то другой заказал?..
– Ну, потом нашел.
– Как?
– Ну, позвонил…
– И куда ты Карцева вез?
– Ну, к нему, к Шершню… – Конюх усиленно морщил лоб.
– Куда конкретно?
– Ну, есть одно место…
– Где?
– Ну, деревня там… Возле деревни место… Мы там должны встретиться…
– Что за деревня? Что за место? Ты показать его можешь?
– Да нет… Шершень сказал, чтобы я в деревню ехал, а потом он бы сказал, куда дальше…
Максим осуждающе качал головой, глядя на Конюха. Юлит бандит, хвостом крутит, следы заметая. В убийстве Карцева сознался, а заказчика не сдает. На Шершня стрелки переводит…
– А Любу куда должен был отвезти?
– Ну, в Гузеевку! – бойко и даже как будто с чувством облегчения сознался арестант. – Туда, где мы жили. Шершень должен был ее забрать…
– Значит, Любу Шершень заказал?
– Ну да! – не моргнув глазом, сказал Конюх.
– А Карцева?
– Шершень. – На этот раз он чуть-чуть промедлил с ответом. И уверенности в его голосе не хватало.
– А меня?
– Тоже Шершень! – Это прозвучало без запинки, но тут, похоже, в дело вступил принцип – «врать так врать»… Во всяком случае, Максиму так показалось.
– Значит, все-таки ты должен был меня грохнуть? – усмехнулся он.
– Ну не грохнул же!
– А Люба куда делась?
– Не знаю… Чего не знаю, того не знаю…
– Шершень ничего про нее не говорил?
– Не-а, не говорил… Утомил ты меня, начальник, голова кругом идет.
– Главное, чтобы почки не болели, – усмехнулся Одинцов.
– Зачем почки? Я же все сказал!
– Не все! Где Шершень?
– Да не знаю я!
– Как вы поддерживали связь?
– Он звонил мне…
– Куда звонил? У тебя телефона не было.
– Ну-у… – задумался Конюх.
– Ты ко мне на машине подъехал. Когда я тебя взял, эта машина уехала… Кто в машине был?
– Ну, Шершень.
– Шершень или ну, Шершень?
– Шершень!
– Ты у него дома прятался?
– Нет!
– А где?
– Ну, хату снял…
– Где?
– Ну, не помню уже…
– Ох, и темнишь ты, Конюх. Темнишь!.. Шершня сдать не боишься. Он тебя не достанет. А кто достанет? Лукомор?
– Какой Лукомор, начальник! – встрепенулся Конюх.
– Семенова?
– Не знаю такую! – И снова в голосе бандита была слышна фальшь.
– А Батыгина точно заказал Шершень? – наседал на него Максим.
– Точно!
– А Любу!
– Шершень, он!
– А Карцева тоже он заказал? Но не точно, да?
– Слушай, командир, давай завтра поговорим. Что-то мне совсем невмоготу, – с бледным видом сказал Конюх.
Похоже, он реально переутомился.
– Сейчас в камеру пойдешь. Только скажи, где ты хату снимал? Откуда Шершень тебя сегодня забрал?
– Не, не помню я… – захныкал бандит.
Сложив руки вместе, он просунул их между ног, пальцами едва не касаясь пола. Так он был похож на торчка во время ломки.
– Помнишь ты все, Антоша. Только сказать боишься. Кого ты боишься?
Конюх закрыл глаза и угрожающе качнулся на табурете. Он давал понять, что сейчас упадет, если его не оставят в покое.
– Ты меня бойся, урод! Я для тебя страшнее Лукомора! Если Любу не найдут, я тебе ад на тюрьме устрою!
Конюх еще раз качнулся и на этот раз свалился набок. Только головой о пол не ударился, потому что контролировал свое падение.
– Ты подумай до завтра. А завтра поговорим. И ты мне все расскажешь…
Конюх кивнул, открывая глаза. Он, казалось, готов был согласиться на любую гадость и подлость, лишь бы его оставили в покое.
