Because

До поездки в Лондон оставалось меньше месяца, и Коста волновался, что они с Марио не успеют как следует подготовиться. Приехал еще один гость – англичанин по имени мистер Причард – живой добродушный господин, который отвечал за план гастролей. Он любил начинать день на вилле Бадольо с бутылочки шампанского за завтраком. К середине утра, когда Коста приходил репетировать, настроение у Марио было уже совершенно нерабочее, и вместо репетиции он вез девочек в «Эксельсиор» пить кофе или же надевал шляпу и особые очки без стекол и, считая себя неузнаваемым, отправлялся кататься или гулять по садам виллы Боргезе.

Коста никогда его не неволил – покорно убирал ноты в папку и говорил: «Ну, значит, порепетируем завтра», – или же просто ждал в надежде, что Марио передумает.

Коста казался мне добрым человеком: встречая меня в коридоре, он всегда улыбался, хотя вид у него при этом часто бывал рассеянный и встревоженный, и я тоже начала волноваться, как бы концерт в Лондоне не обернулся для хозяина полным провалом.

Когда я узнала, что еду с ними, волнение мое возросло, но теперь к нему примешивалась радость. Никогда в жизни я даже не мечтала покинуть Италию, никогда не надеялась на такой шанс. Путешествия казались мне чем-то недоступным, чем-то только для других. И вот теперь я сама сяду на экспресс до Парижа, а потом отправлюсь в Лондон на знаменитой «Золотой стреле». Я остановлюсь в дорогом отеле и буду есть в ресторане, займу кресло в концертном зале вместе с особами королевской крови. Подумать только… Мне с трудом верилось, что все это правда.

Когда начались приготовления, я разволновалась еще сильнее: теперь все действительно происходило на самом деле.

– Обязательно проверьте, не просрочены ли у вас документы, Серафина, – торопила Бетти. – Марио с Костой будет не до меня, и я хочу, чтобы вы были рядом.

Уезжали мы всего на десять дней, а вещи я собирала часами. Бетти тщательно продумала свой гардероб, вплоть до туфель и украшений, чтобы выглядеть рядом с мужем на все сто.

– В ноябре в Англии холодно и дождливо, так что нужно взять с собой шляпы, – суетилась она. – И теплые чулки. А может, и меха? Не хотелось бы подхватить простуду.

– Конечно, не волнуйтесь, – ответила я, стараясь говорить спокойно, хотя на самом деле тоже была как на иголках. – Я разложу все вещи, прежде чем укладывать в чемодан, и вы сможете посмотреть, что мы берем.

Бетти потрепала меня по плечу.

– И что бы я без вас делала? – как всегда сказала она. – Вы ведь не против поехать со мной, правда? Или, может, красавчик-повар снова пригласил вас в оперу?

– Нет, – коротко ответила я.

Пепе по-прежнему был со мной холоден и больше не заводил речь о том, чтобы сходить в театр, а в последнее время мы почти не разговаривали.

– О боже, неужели все так плохо? Ну, ничего, Серафина. В Лондоне нам будет так весело, что вы и не вспомните о своем кавалере.

Путешествовать оказалось ужасно увлекательно, особенно вместе с Ланца. Элегантные пульмановские вагоны «Золотой стрелы» были обставлены глубокими креслами и освещены мягким светом ламп. Привычные к роскоши Марио, Бетти и даже Коста едва замечали окружающее великолепие, зато я озиралась вокруг с открытым ртом, восхищаясь и удивляясь, какими изысканными бывают поезда. Я старательно запоминала малейшие подробности, чтобы потом поделиться с Пепе: обитый плюшем вагон-ресторан, кушанья, подаваемые под серебристым металлическим куполом, чай и пирожные, которые развозили на покрытой скатертью тележке. Все это было настолько замечательно, что я с радостью согласилась бы ехать до Лондона в три раза дольше.

Хотя Бетти предупреждала, что синьор Ланца пользуется в Англии большой популярностью, я даже представить себе не могла, какая встреча ждет нас на вокзале Виктория. Множество людей, в основном молодые женщины, толкались и теснили друг друга, непрерывно скандируя: «Марио! Марио!» В такой же толпе я была зажата в тот день, когда синьор Ланца приехал в Рим, но из окна поезда она выглядела куда внушительнее. Неудивительно, что Марио понадобилось выпить бокал вина, прежде чем он решился выйти к поклонникам.

Встречающих было, наверное, сотни две, и едва мы ступили на платформу, как они ринулись вперед, прорвались через заграждение и чуть не сбили Марио с ног. Мы поспешно ретировались, но Марио, не в силах отказать поклонникам, вскоре высунулся из окна и запел. Толпа заревела от восторга и снова хлынула вперед, и полисменам в цилиндрах стоило немалых усилий ее сдержать.

Когда синьор Ланца сошел с поезда во второй раз, снова поднялся крик, и какой-то репортер сунул ему в лицо микрофон. Марио улыбнулся и остановился, чтобы дать интервью. Зажатая толпой рядом с Костой, я изо всех сил напрягала слух, стараясь что-нибудь расслышать.

– Сколько вы пробудете в Англии? – спросил репортер.

К моему удивлению, синьор Ланца ответил, что надеется приехать еще и пожить здесь немного с женой и детьми. Ни о чем подобном я никогда раньше не слышала. Позднее я не раз ломала голову над тем, что бы это значило, но в ту минуту, крепко держа Косту за руку и пробираясь к ожидающей нас машине, я была не в состоянии о чем-либо думать.

Вся эта истерия нисколько не ошеломила Марио и была ему даже приятна. Забравшись в машину и не переставая улыбаться, он сказал: «Прямо какой-то футбольный матч со мной в роли мяча!» – и тут же рассмеялся собственной шутке. Когда автомобиль тронулся с места, Марио, все еще с радостной улыбкой на лице, накрыл руку Бетти своей и ободряюще сжал ее.

– Как ты, дорогая? Не разорвали тебя на части?

Она прильнула к нему:

– Видишь, Марио, как тебя здесь любят? Я же тебе говорила!

Я смотрела в окно на проплывающие мимо особняки, памятники и огромный парк, в котором надеялась когда-нибудь погулять. Вскоре машина остановилась перед отелем «Дорчестер» – красивым зданием с мраморными колоннами, где слуги ходили в ливреях. Во время регистрации я держалась поближе к Бетти, и она подсказывала мне, что делать и говорить. Я совершенно растерялась в этой чужой стране, где все выглядело и даже пахло совсем не так, как дома.

Ланца снимали великолепный номер люкс на верхнем этаже с отдельной террасой и прекрасным видом на Лондон. Моя комната, разумеется, была гораздо меньше, но обставлена тоже богато: излучающие мягкое сияние светильники, на окне – шторы с кисточками, на постели – покрывало с очаровательным цветочным узором. Едва войдя внутрь, я тут же заглянула в каждый шкафчик и попрыгала на обоих креслах и кровати.

Внезапно раздался стук в дверь. На пороге стоял официант с бокалом шампанского на серебряном подносе – от Косты. Как же мило с его стороны! Я подняла беззвучный тост за здоровье Косты и синьора Ланца и выпила все до последней капли, жалея, что те, кто считает меня серьезной и скучной, остались в Риме и не видят меня сейчас.

Если бы не газетчики, поездка в Лондон, возможно, прошла бы спокойнее. На следующий день в люксе семьи Ланца устроили пресс-конференцию. Я находилась там же и видела, как напрягся Марио, когда в номер начали входить журналисты. На нем был костюм, который подобрали мы с Бетти, – темно-синие брюки и пиджак, белая рубашка, голубой галстук. После окончания съемок синьор Ланца слегка прибавил в весе, под глазами пролегли тени, лицо приобрело нездоровый цвет. И все же Марио не утратил привлекательности, и я думала, что он, как всегда, очарует свою публику.

Сначала Марио с удовольствием позировал перед фотоаппаратом, улыбался и дурачился, и атмосфера в номере стояла непринужденная. Потом его принялись забрасывать вопросами. Если б только журналисты не заговаривали о весе… Однако они, естественно, не удержались, и Марио так разозлился, что на мгновение мне почудилось, будто он собирается ударить репортера, который коснулся этой темы первым.

– Может, кто-нибудь для разнообразия задаст вопрос о музыке? – взорвался Марио. – Неужели артиста и спросить больше не о чем, кроме как о весе и объеме талии? Я что, приехал сюда на чемпионат мира по тяжелой атлетике? Нет, черт побери, я здесь, чтобы петь для людей, и нечего лезть мне под кожу и выпытывать про вес.

Они тут же сменили тактику и начали расспрашивать о новом фильме, но настроение у Марио уже испортилось, и он принялся осушать один бокал шампанского за другим.

– Вряд ли из новой картины выйдет что-то дельное, – объявил он, и журналисты тут же схватились за блокноты и записали его неосторожные слова. – Я имею в виду только свою игру, конечно. Хотя зрителям, может, и понравится.

Английские репортеры не жалели Марио и позволяли себе довольно злые шутки, а один вообще назвал его взбалмошным и несдержанным. В ответ Марио язвительно напомнил, что его пластинки по-прежнему самые продаваемые в мире. Потом он окончательно устал и попросил их уйти.

– Джентльмены, не хочу показаться грубым, но я не особенно жалую репортеров, – сказал Марио, вставая с места. – Вчерашние новости сегодня помнят одни газетчики. Для меня важны только аплодисменты зрителей. Это им я стремлюсь угодить, а не вам.

Как только репортеры вышли из номера и дверь за ними закрылась, Марио заказал еще шампанского и продолжил пить. Бетти и Коста пытались его остановить, хотя по опыту знали, что это бесполезно.

– Нам завтра репетировать, – напомнил ему Коста. – Похмелье тебе ни к чему.

Прижимая бокал с шампанским к груди, Марио покачал головой:

– Даже не знаю, стоило ли все это затевать. А вдруг я забуду на сцене слова? Я просто схожу с ума от волнения.

– Ты отлично знаешь все песни. Мы хорошо их отрепетировали. Ничего ты не забудешь, – убеждал его Коста.

– А вдруг я впаду на сцене в ступор? Ты произноси на всякий случай слова, пока будешь дирижировать, тогда я смогу читать по губам. Пообещай, что так и сделаешь.

– Хорошо, как скажешь. Только не надо больше пить, очень тебя прошу.

– Да, послушайся Косту, – попросила Бетти.

– Немного вина певцу только на пользу – расслабляет связки, – заявил Марио, наливая себе еще.

После пары бутылок шампанского Марио пришел в возбуждение, потом у него начал заплетаться язык, и наконец он уснул. Измотанная событиями дня, Бетти решила не ужинать и тоже лечь спать. Так и получилось, что тем вечером я сидела за ужином вдвоем с Костой в огромном обеденном зале отеля, где играл струнный квартет, а по стенам висели зеркала и стояли кадки с пальмами. Коста заказал обильно политые соусом бифштексы, хрустящий жареный картофель и шпинат, тушенный со сливками, и попросил официанта принести мне еще бокал шампанского. Я с опаской смотрела на приятно пузырящийся светло-золотистый напиток и не решалась к нему притронуться, вспоминая, как он подействовал на Марио.

– Почему он столько пьет? – спросила я.

– Я сам часто ломаю над этим голову, – признался Коста. – Не думаю, что Марио алкоголик, ведь пьет он не постоянно, а только когда хочет уйти от реальности. Наверное, спиртное помогает ему забыться, пусть и ненадолго.

Мне вспомнилось, как после второго бокала в баре на углу по телу разлилось приятное тепло и все внутри словно бы расслабилось.

– Сможет он завтра петь?

– Надеюсь, – угрюмо ответил Коста. – Другое дело, в каком состоянии он будет в день концерта… Марио выходит на сцену впервые за семь лет. Кто знает, как все пройдет? Многим не понять, но певцы постоянно боятся, что голос их подведет. И тут Марио ничем не отличается от других.

– Такое правда может случиться? – с беспокойством спросила я.

– Не исключено. В конце концов, голосовые связки – те же мышцы. Они могут распухнуть, потерять эластичность, их можно перенапрячь или потянуть, как любую другую мышцу. Когда Марио выйдет на сцену и откроет рот, чтобы спеть самую первую ноту, его будет терзать страх. А вдруг голос прозвучит слабо или сорвется на верхней «до»? Что, если дар его покинет?