75

Резкость их контраста была главным культурным завоеванием так называемой либеральной эпохи. Если при основании журналов названия их были синонимами, то теперь в передовых умах они стали антонимами: «Октябрь» был отвергнутым прошлым, а «Новый мир» невнятным, но «к лучшему» будущим. Наличие их обоих означало — время. Что оно течет. Что оно — есть. Диалектическая разность наконец восторжествовала и дала плод — нового двуглавого орла. Чем ярче разгоралась рознь журналов, тем более становились они необходимы друг другу и в каком-то, пусть неосознанном и нециничном смысле, начинали работать на пару, на слам. Но, по остроумному выражению одного биолога, «никакого симбиоза нет — существует взаимное паразитирование». Разницу подменили рознью, и практически неизвестно, кто умер первым, но тогда умер и второй. Да, сначала был разбит «Новый мир», но и торжество «Октября» оказалось не менее скоропостижным: без «Нового мира» он уже ничего не значил. Борьба с «Новым миром» была для «Октября» самоубийством.

Вряд ли самоубийство Кочетова подтверждает это. Но факт, что потребность в контрасте была истрачена, Истории больше не требовалось, и горький факт, что именно «либералы», а не «октябристы» имеют особые заслуги в развитии этой энтропии. Я хорошо помню фразу, уже означавшую агонию: «Он печатается и там и там». Она говорилась не про левых и правых, а про — «настоящих» писателей. Теперь имена этих журналов — снова синонимы.

Вот слезы одного «крокодила» по этому поводу: