Глава 41
Князь Олег недаром провел столько вечеров за разговорами о Византии и Константинополе, не зря его посыльные старательно запоминали каждый выступ, каждый изгиб береговой линии у бухты Золотой Рог, не однажды прошли на конях берегом вдоль моря и с караванами от Мессемврии до Константинополя. Будь византийцы менее самоуверенны, они обратили бы внимание на слишком пристальное изучение города русскими купцами и их помощниками, но заносчивые греки не считали славян способными так хитрить. Дорого поплатились. К весне князь Олег знал про Царьград, казалось, все, что ему было нужно. Когда он уже стал собирать Великую скуфь, из Царьграда пришли известия о том, что в Византии неспокойно, снова на нее наседают арабы, и войско вынуждено выступить против. С арабами сговорился мятежный Андроник Дука, что во главе провинциальной знати. Олег довольно крякнул – самое время выступать против, у Византии тяжба с арабами, разлад с Болгарией и неспокойно дома. Если добавятся русские, со всеми сразу не справиться…
И князь заторопил скуфь.
Хорень уже неделю сидел в Плиске. Город ему не понравился, он был много меньше и беднее Царьграда, правда, не выдавал себя за что-то большее. Это лучше, чем прикрывать отваливающейся штукатуркой облезлые стены, делая вид, что те из мрамора. Люди оказались приветливей. Даже суровый болгарин, встретивший их на границе, все-таки поверив русичам, стал набиваться в друзья. Но Хореню не очень хотелось дружить с Симфорианом. Услышав впервые его имя, русич поразился:
– Это по-каковски?
Тот чуть обиделся:
– Это по-гречески, значит «содействующий».
Хорень мысленно фыркнул: чему это он содействует? А вслух зачем-то поинтересовался:
– А по-человечески тебя как зовут?
И тут же стал себя мысленно корить. Вот сколько учил его Раголд не выказывать своего удивления или недовольства от чужих имен или обычаев! Никакого толку! Зачем, спрашивается, было обижать болгарина?! Мало ли кому не понравится его собственное имя? Снова не удержался.
Процедив сквозь зубы: «Это мое имя, полученное при крещении…», Симфориан удалился, обиженно поджав губы, и больше к Хореню не подходил.
Болгары те же славяне, говорят понятным языком, разве что некоторые слова перевирают. Раголд сказал бы, что неизвестно кто перевирает, может, русичи. Обычаи схожи, а вот богов славянских променяли на ромейского. Как могли Перуна да Волоса на распятого бога сменить?! Рассказы о расправах над ослушавшимися передавались шепотом, видно, боялись болгары чего-то, очень боялись. Отец нынешнего царя Симеона, князь Борис, собственного старшего сына не пожалел, когда тот против его воли пошел, ослепили князя Владимира и в темницу бросили. После того и остальные притихли. Нынешний царь с детства в новой вере, он много лет учился в Царьграде ромейскому уму-разуму. Хорошо, видно, научили, царь Симеон умен, телом крепок и хитер, ох, хитер! Хорень еще в Царьграде про него слышал, что Симеона полугреком зовут. Но болгарин как править стал, так покоя своим учителям и не дает. Стонут от него ромеи. Совсем недавно снова под стенами Царьграда стоял с войском. Да и зовет он себя царем всех болгар и греков, точно у царьградцев своих императоров мало!
Хореню Симеон определенно нравился, он так же крепок, как Олег, лжи и изворотливости не терпит, смотреть велит прямо в глаза. Непривычным тяжело, но тем, кто с Олегом знаком, только так и подходит. Болгарский царь долго изучал княжий знак, поданный Хоренем, бережно держа его на ладони, потом довольно хмыкнул и так же уважительно вернул. За это русич даже простил болгарину его христианскую веру. Того, кто уважает чужое, стоит уважать в ответ.
– Чего хочет князь Олег? – Симеон усмехнулся в усы. – Не знак же мне показать ты приехал?
Хорень кивнул:
– Да, царь, только говорить велено с глазу на глаз.
В ответ на эти слова богатырского сложения воин, стоявший рядом с Симеоном, взялся за рукоять меча. Царь жестом остановил его, внимательно посмотрел на Хореня и кивнул:
– Пойдем, поговорим. Только меч отдай пока Леониду, чтоб ему спокойней было.
Конечно, Хореню совсем не хотелось оставаться безоружным, да и свой меч никому отдавать непозволительно… Но иначе его с царем наедине не оставили бы, и наука Раголда взяла верх над учебой Рунара, Хорень протянул меч вместе с ножнами рослому защитнику Симеона. Тот принял оружие так же уважительно, как прежде царь княжий знак. Это Хореню уже понравилось, понял, что не лишился он оружия, а просто отдал на хранение.
– Говори, зачем князь киевский прислал?! – Голос Симеона резок и довольно груб, как у варяга, проведшего полжизни на руме драккара, а не как у царьградского вельможи. Все верно, царь уже не первый год сам дружины в походы водит. Хореню такие нравились, правитель должен быть воином.
– Князь помощи просит…
– Помощи? – удивленно вскинул брови царь. – Чем я могу помочь киевскому князю? Против угров выступить? Так у него с уграми договор…
Глаза Симеона хитро блестели, все верно понял про угров. Но Хорень отрицательно помотал головой, ничего не отвечая. Раголд учил, что если не хочешь выглядеть просителем, намекни и дай собеседнику нужное самому тебе предложить. Не слыша ответа, царь продолжил:
– Степняки замучили?
И снова Хорень молча помотал головой.
Симеон сощурил глаза, даже встал, прошелся и снова остановился перед тоже поднявшимся на ноги Хоренем. Немного постоял, глядя ему прямо в глаза, и снова спросил:
– Чего хочет?
Хорень понял, что играть в кошки-мышки уже достаточно, царя можно и разозлить. Чуть отвел глаза и попросил:
– Пропусти через свои земли русские дружины на конях…
Симеон даже не спросил, куда, видно, догадался, только хмыкнул и снова пошел по комнате. Глядя на остановившегося у окна болгарина, Хорень думал, что если Симеону вдруг придет в голову сообщить о такой просьбе ромеям, то князю будет тяжело даже просто унести от Царьграда ноги, ромеи сильны, как никто другой. Но он почему-то верил царю Симеону.
– Когда пойдет?
– Скоро.
– Еще что нужно?
– Если поможешь чем по дороге… Да, еще деревья крепкие ближе к ромеям дашь?
Симеон с изумлением обернулся к русичу:
– Это зачем?
Хорень чуть пожал плечами:
– Ромеи бухту Золотой Рог цепью закрывают, а князь лодьи на катки, как на волоке, поставит и обойдет ту цепь посуху.
Еще с минуту болгарин все так же изумленно смотрел на Хореня, потом покои огласил его раскатистый хохот:
– Ай да князь! Передай – помогу, грех не помочь!
Симеон распорядился дать русичам на дорогу свежих коней и сопроводить до самого Киева. От лошади Хорень отказался, свой Рыжко хорош, а вот запасы стрел пополнили с удовольствием, свои-то порастеряли в стычке со степняками. Еще попросил ехать той же дорогой, какой сюда добирались. Сопровождавший их Драган удивился:
– Есть другая, быстрее и удобнее.
– Нет, мне туда надо, и поскорее.
Болгарин только плечами пожал, слово гостя – закон, тем более такого, о котором сам царь печется.
Еще через три дня они подъезжали к веси, где русичей от петли на березовом суку спасла девчушка по имени Ганка. Хорень уже представлял себе, как привезет девушку домой, как вложит ее тоненькие пальчики в крепкую руку повзрослевшего сына и скажет, что как вернется Изяслав из похода с князем Олегом, так и справят свадьбу. А до тех пор станет жить Ганка в доме дочерью любимой.
Он так размечтался, что чуть не пропустил поворот едва видной дорожки, что вел к веси.
И тут ехавший первым Сбыш что-то закричал, показывая рукой в сторону лесной поляны. Хорень не сразу понял, что именно, вернее, не захотел понять. Глаза уже видели струйки дыма, еще поднимавшиеся над пепелищем, головешки, присыпанные серым пеплом на месте недавно стоящих изб, а разум не хотел принимать этой картины! Весь была совсем недавно сожжена, и следы вокруг не оставляли сомнений кем. Постарались степняки, видно, отомстили жителям за спасение русичей. Хорень спрыгнул с коня, подбежал к одному дому, к другому, словно надеясь, что следующий остался целым среди этого пожарища. Но виднелись лишь брошенные вещи, разбитые горшки, дико выла собака на привязи возле груды черных бревен. Сбыш поспешил к ней. Бедная псина сильно обгорела, но стоило ее отвязать, как тут же пустилась наутек подальше от останков своего бывшего дома.
Хорень остановился, беспомощно оглядываясь. В голове билась одна мысль: «Не успел!» Вдруг Драган подвел к нему перепачканного сажей мальчонку и седую старуху, согнутую жизнью пополам. Те что-то лепетали, не сразу и разберешь. Оказалось, что из веси в живых остались только они да дед, который уж и ходить не может. Других степняки или убили, или угнали с собой в полон.
– А Ганка? – Голос Хореня предательски дрогнул.
– Ганку забрали, забрали Ганку, – закивала головой старуха. – Очень она их главному понравилась, сказал, много золота возьмет за такую…
В руке Хореня хрустнул кнут. Накатило что-то такое, от чего горло свело и не отпускало. Это он попросил девушку не уходить, дождаться! И кто угодно мог сейчас объяснять, что ей и идти-то было некуда, все равно бы жила в веси, как многие другие, Хореню казалось, что это его вина…
К русичу подошел болгарин, положил руку на плечо:
– Пора, надо ехать…
Тот и сам понимал, что надо, но не мог. И вдруг в нем точно что-то зажглось, весь встрепенулся:
– Проводи моих воев до Киева, как Симеон обещал.
– А ты?
– Я поеду Ганку искать!
– Куда поедешь? Где искать станешь?
Хорень покачал головой:
– Не знаю пока, но найду и выкуплю!
Болгарин, уже узнавший, в чем дело, покачал головой:
– Не кори себя, она все равно жила бы в этой веси, другого дома у нее нет.
– Я мог забрать ее с собой в Плиску, но оставил здесь!
Драган осторожно поинтересовался:
– У тебя нет жены?
– Я не для себя, я для сына…
– Сын найдет себе другую.
Но Хорень не мог смириться с гибелью девочки, ведь она спасла им жизнь. Он снова махнул рукой:
– Езжайте без меня! Князю передайте, что найду Ганку и вернусь.
Драган вздохнул:
– Ну, поехали, хоть до степи проводим.
Но тут попросил Сбыш:
– Возьми меня с собой, пригожусь.
– Я, может, и сам не вернусь, кто знает, – невесело усмехнулся Хорень.
– Ну так вместе пропадать станем, вдвоем легче.
Возвращавшимся в Киев он отдал свой княжий знак, чтобы передали Олегу. По нему князь поймет, что слова верные и что Хорень жив. У степняков этот знак ни к чему. Он не заметил, что Драган вернул знак Сбышу:
– Пригодится.
От Хореня прискакал гонец, сообщил о согласии царя Симеона помочь. Хорень передал, что сделал все тайно, Симеон пропустит скуфь через свои земли, не чиня преград и даже помогая. А сам отправился спасать какую-то девочку. В другое время князь бы допросил гонца с пристрастием, но сейчас было не до того.
Пришла пора выступать. Еще и еще раз заставлял Олег своих воевод проверять, готовы ли их вои, все ли предусмотрели, нет ли очень недужных, от которых могут заболеть и другие. Последний вопрос смутил бояр, о том никто не подумал. Если человек болен, так и останется дома, но как спросил князь, так и сами задумались. А если пойдет? Проверили, и впрямь троих пришлось обратно отправить, маялись двое из них животом давным-давно, таких лучше с собой не брать. Еще один весь в лишае, голова наполовину лысая, потому и в тепле под шапкой прятался. Обычно это мало кому мешало, но в походе головной зуд совсем ни к чему, отправили малого к волхвам, чтоб избавили от хвори, в дальних странах обретенной.
И оружие, и лошадей, и лодьи проверяли старательно. Сами вои нетерпеливо перебирали ногами, точно застоявшиеся кони перед боем, давно уж не было хороших боев. Одно дело за свою землю стоять, такому мало кто рад, и совсем другое – чужое добро воевать. Если человеку удача, так много наберет, кто прогуляет, прокутит, а кто и в семью добро притащит… Женщины не знали, радоваться иль плакать походу, все же боязно, не на праздник идут – на рать, не все вернутся. Как знать, кому Доля, а кому Недоля? Только каждая верила, что ее милому Доля, что увидит суженого целым и невредимым через сколько дней и ночей. Но скоро ли то будет? Куда идут? Все думали, что на хазар, иначе зачем же князю пригонять столько лошадей от степняков? Воеводы молчали, точно воды в рот набрали, но никто и не спрашивал, с кем же воевать, как не с проклятыми итильцами, которые столько кровушки славянской попили за многие годы?!
Но киевляне и не только они ошиблись. То есть конница ушла берегом Днепра, князь сам провожал, проверял, все ли в порядке. Потом и лодьи отчалили, прикрывшись висящими по бортам щитами. Только на левый берег Днепра конница переходить не стала, так и шла правым. Дружинники засомневались – не на болгар же идем? На большом привале князь сошел с лодьи, отправился к конной части дружины, велел собрать к себе тысяцких и сотников да самых бывалых воев.
Шли люди, понимая, что сейчас и скажет, что задумал. Правы оказались, князь перед ними речь держал, да только удивительную. Говорил, что не на хазар идут, а на Царьград, что лодьи морем пройдут, а конные берегом. Не выдержали вои, зароптали, что впереди Болгария, много народу поляжет, пока до Мессемврии дойдут, стоит ли? Князь спокойно всех выслушал, потом головой помотал, голос его жестким стал:
– О том подумал. С Симеоном договор есть, через свои земли пропустит без урона и даже поможет, чем нужно. Вам след только поторопиться, чтоб почти вровень с нами к Царьграду поспеть. У ромеев ныне их конница далече, с арабами воюет, должно успеть город осадить, пока обратно не вернется.
Дружинники только переглядывались, волхв, он и есть волхв! Одна помеха на пути к Царьграду – болгарский царь Симеон, но если тот не против, так иди хоть всей Русью. Расходились к своим сотням, возбужденно галдя, в очередной раз прав князь оказался, видно, и впрямь ему боги славянские помогают, даром что варяг. Но дивились не княжьему всевиденью, к этому вроде даже привыкли, а его уму-разуму. Жесток князь? Да. Властен? Конечно, иначе не удержал бы столько племен своей рукой. Но славяне смирились и с его жестокостью, и с его властностью. Так дети готовы покориться своему отцу, потому как знают, что отеческая рука хотя и держит семью строго и твердо, но никогда в беде не оставит, на помощь придет. А что строга, так нельзя без того, без строгости семья расползется, развалится.
Болгары действительно пропустили, хорошие переходы через свои горы показали, лошадьми помогли взамен павших степных, провиантом. А уж к концу пути, когда дошли до Мессемврии, вдруг еще и катки, какие славяне на волоках между реками используют, с собой дали. Подивились конники, но взяли, видно, князь что задумал, его разве угадаешь…
Воевода торопил и торопил – князь уйдет далеко, можно не успеть к сроку.
Русичи шли уже уверенно, впервые столкнувшись с ромеями, они почувствовали свое превосходство – те воевали только по правилам и по сравнению со славянами очень плохо владели луками, если византийцев не подпускать на близкое расстояние, то их можно побить стрелами всех до одного.
И все же они чуть опоздали. Князь со своими уже стоял под стенами Царьграда. Поняв это, конные отряды рванули к городу так, что византийцы едва успели закрыть ворота перед мордами их лошадей. Со злости, что не удалось с наскока въехать в богатый город, поднеся таким образом подарок князю, да и самим себе, Якун приказал грабить округу.
Русичи, никогда не бывавшие в Царьграде, с интересом смотрели на раскинувшуюся перед ними водную гладь. Медлительные волны с шелестом набегали на прибрежную гальку, откатывались назад, унося с собой небольшие камешки. Кони, пробовавшие по привычке потянуться к воде, фыркали и, мотая мордами, отступали. Дружинники смеялись: «Что, негодна ромейская водица? То-то же, своя лучше!», точно кони забрались в такую даль по своей воле, чтобы напиться из моря. Нашлись те, кто принялся играть с волнами, то наступая на них, то убегая.
Послышались крики приказов, сотники разбирали своих людей, показывая, кому где расположиться, чтобы и за Царьградом смотреть внимательно, и отдохнуть хорошо после долгой дороги.
Конечно, греки заперли бухту своей цепью, будучи уже предупреждены херсонцами о приближении русских моноксилов. На сей раз в Константинополе большой паники не было, бухта заперта, русским лодьям оставалось попытаться обойти город со стороны Мраморного моря, а там их ждали метательные орудия с «греческим огнем». Византийский флот не был ни большим, ни сильным – незачем. Поэтому город просто закрылся и ждал, когда по врагу можно ударить губительным залпом, сжигая его корабли.
Но русские тоже чего-то ждали, они не стали обходить город, зато начали грабить округу, жгли церкви, разоряли богатые поместья вокруг Константинополя, монастыри. И вдруг со стороны суши на город нахлынули конные отряды руссов! Лев VI едва успел распорядиться перекинуть часть своей охраны на укрепление парадных городских ворот. Он метался по Большому дворцу, не веря собственным ушам: руссы подошли к городу не только с моря, но и по берегу! Прошли через земли Болгарии! Симеон, которого воспитывали в Константинополе и в духе Константинополя, посмел позволить руссам пройти к византийской столице?! Если бы в тот момент болгарский царь Симеон Великий попался византийскому императору Льву, то был бы испепелен одним его взглядом!
Но Симеон был далеко, а руссы стояли со своими кораблями у входа в Золотой Рог и со своими отрядами под стенами Константинополя. Конечно, столица Византии сильна, ее стены не сокрушат стрелы руссов, но это даст повод противникам императора и его соправителя выступать против его власти, усомниться в богоданности правителя Византии!
Но руссы не только не стали обходить город по Босфору, они принялись что-то делать со своими суденышками. На крепостных стенах Константинополя росло беспокойство. Моноксилы руссов были слишком далеко, чтобы в них можно метать горшки с «греческим огнем» без специальных машин, а те построены на дальних стенах; стены, что у бухты, защищать ни к чему, там цепь. И тут случилось страшное – русские суденышки вдруг подняли паруса и… покатились по земле, как по воде! Вернее, почти так, медленно, но верно приближаясь к стенам города. Вот теперь Константинополь охватила настоящая паника! В городе еще помнили рассказы о прежнем разгроме, учиненном этими варварами, кроме того, те, кто смог скрыться от нынешних, рассказывали страшные вещи. Варвары, они и есть варвары, они не щадили дорогих имений, грабили богатые дома и уводили людей в плен… Пленных превращали в живые мишени, стреляя в них из луков, вбивали в головы металлические гвозди и деревянные клинья, так, что черепа раскалывались, на потеху мучителям…
Князь, узнав о жестокостях, творимых с поверженными, разъярился! Одно дело звереть в бою, у врага хоть зубами сердце вырывай, но если тот повержен, а тем паче не сопротивлялся, то мучить не сметь! Этот приказ Олега не слишком понравился воям, но князя побаивались и открыто мучить население прекратили. Только князь узнал о том не сразу.
Город ужаснулся, и ко Льву с Александром немедленно отправилась делегация с требованием откупа от страшной беды. Император и его соправитель и сами подумывали об этом, ведь часть войска ушла из города и, пока вернется, он будет разграблен, а в армии Византии слишком много славян, те встанут на сторону победителя…
Олегу не пришлось долго ждать, стоило поставить лодьи на колеса и поднять паруса, как царьградцы запросили мира. От города пришло посольство с просьбой не губить город, а взять что захочет. Посланные явились с богатыми дарами и угощением. Олег смотрел на греков, склонивших голову перед ним, русским князем, и пытался понять, почему они так быстро сдаются. Давая себе время подумать, князь внимательно слушал витиеватую длинную речь послов, а затем ее перевод Стемидом. И вдруг заметил взгляд, который один из ромеев буквально метнул на принесенные яства, как бы проверяя, попали ли они кому нужно.
Так вот оно что! Хотят отравить его и ближайших к нему людей? О таких случаях рассказывал Раголд. Когда Стемид закончил, стоявший рядом дружинник протянул руки, чтобы забрать тяжелый поднос у грека-слуги. Князь остановил его, показав, чтобы не прикасался. Все замерли в ожидании. Руссы потому, что верили, что Олег волхв и знает, что делать, а греки потому, что почуяли неладное.
Князь велел вернуть предложенные яства императорам, потому что они отравлены! Руссы ахнули в один голос, а дружина схватилась за оружие. Олег снова остановил их жестом и, усмехаясь, ждал, пока греческий толмач переведет своим. По растерянности, последовавшей за его словами, князь понял, что угадал. Ай да Раголд, хорошо сделал, что когда-то рассказал о такой хитрости проклятых ромеев!
Греки ушли восвояси, забрав и отравленное угощение. Олег вслед сказал, что долго ждать не станет, чтобы быстрее думали о мире, не то начнется рать! Уже через некоторое время из крепостных стен вышли новые послы с приглашением в город. Князь отказался и решил отправить туда пятерых своих послов. Кроме Карла и Стемида, пошли еще Фарлоф, Вельмуд и Рулав. Напутствуя их, Олег потребовал все переговоры вести Карлу, а переводить Стемиду, ничего лишнего не говорить, ничего не есть и не пить.
Провожая переговорщиков в Царьград, князь не подавал виду, как переживает за них, греки могли сотворить что угодно, хотя он и предупредил, что если с послами что случится, то город сровняют с землей. Потянулись томительные минуты ожидания. Олег приказал больше пока не разорять земли вокруг, хотя разорять было уже нечего. Послы вернулись еще засветло, Карл потом рассказал, что очень уж хотели есть, а тронуть что царьградское боялись, помня об отраве и наказе князя. Ромеи просили мира, соглашались выплатить огромную дань, которую потребовал русский князь, и уговаривали отойти от города и не чинить больше разора округе. Олега удивило, почему Лев и Александр так просят отойти от городских стен. Карл объяснил, что один вид русских кораблей под стенами и рассказы о зверствах дружинников приводят царьградцев в такой ужас, что в городе готово начаться восстание. Князь пробормотал:
– Это нам ни к чему…
Вельмуд стал уговаривать Олега, что, напротив, пусть паникуют, восставший город проще захватить и разграбить.
– Нам не нужно ни захватывать, ни грабить!
– Почему?
– Они и так дадут такую дань, какую захочу, но если пограбим, то не станут пускать наших купцов торговать так, как нам нужно.
Варяжская часть дружины недовольно заворчала, услышав про такие слова князя, но Олег пообещал, что дружина в обиде не останется, и все затихли.
На следующий день к ним снова пришли послы из Царьграда. Тут князь смог оценить византийское умение выкручиваться из любых бед, речи уходили, как вода в песок, послы забалтывали любое слово, витиевато и тяжело разговаривая, то и дело вспоминая о божественности императорской власти. Олега начало злить такое поведение ромеев, сначала едва не отравили, теперь просят отойти от города, но сами ничего для этого не делают. Он хорошо понимал, что даже его приказ не чинить зла грекам долго не сдержит дружину. Сейчас обходилось без крови, воля князя сильна, но Олег начинал сердиться и сам.
И все же без крови не обошлось. Когда стояли с послами на берегу, вдруг дернулся в сторону сначала Олег, следом и Раголд. Только Олег просто оглянулся, а купец стал падать. Из его спины торчала стрела, выпущенная одним из греков. Ромей узнал купца, все время шнырявшего по торжищам да баням, понял, чем тот занимался, и не смог сдержаться. Лучник оказался метким.
Раголд только захрипел, а князь, коротко бросив: «Взять! Живым!», подскочил к своему другу-лазутчику. Изо рта старого товарища текла кровь. Он слабо улыбнулся Олегу:
– Не… удалось… на покой…
Глаза Раголда закрылись. С минуту Олег сидел, опустив голову, вокруг все затихли, как перед грозой. Собственно, так и было. Опустив с колена на землю безжизненное тело купца, князь выпрямился и, так же ни на кого не глядя, скомандовал:
– Кол, и потоньше! Послов не отпускать!
Греки похолодели, понимая, что за этим последует. Хотя Олег потребовал один кол, но кто знает, что ему придет в голову потом. Слишком бережно он обращался с погибшим купцом.
Кол врыли в землю рядом с холмом, насыпанным над Раголдом. Хотя тот и был свеем, а тризну по нему устроили, как по славянину, слишком долго служил славянским племенам, сам стал одним из русичей. За тризной по помощнику Олега наблюдали и послы, и тот самый лучник уже с кола, на который был медленно надет у всех на виду, и жители Царьграда с крепостных стен. Олег знал, что послы обо всем расскажут в городе, поэтому не просто убил лучника, а заставил долго и страшно мучиться. Его крики всю ночь разносились по окрестностям, как только он затихал, приставленные люди обливали мученика водой, приводя в себя, и продвигали на колу. Послов от места казни не отпускали, не позволяя даже отвернуться.
К утру на послов было страшно смотреть, один из них тронулся рассудком. Князь, позвав их к себе, коротко объяснил, что грек казнен за то, что убил его друга и помощника, что дольше русичи переговоры вести не будут, если ромеи на договор не пойдут, их всех ждет то же самое – князь жестом показал в сторону кола с безжизненным телом на нем. Через день обещал отменить свой запрет мучить пленных. Больше ничего объяснять было не нужно.
Ромеи согласились на все требования русских, обещали выплатить огромную дань, чтобы только их войско убралось восвояси. Олег горько усмехнулся – Раголд своей смертью ускорил решение споров. Правда, Карл утверждал, что ускорила казнь грека.
И все равно переговоры шли медленно, даже согласившись, греки упорно отвоевывали уступки. Тогда Олег позвал к себе Карла и о чем-то долго говорил с ним. Утром князь отвел лодьи обратно в воду, и так уже долго стояли на суше на колесах, и велел конникам тоже чуть отойти от стен. Все ждали, что же будет. Вернувшийся с переговоров Карл довольно блестел глазами, было понятно, что не зря они вечером допоздна секретничали с князем.
Утром Олег собрал воевод, пришедших с ним, и объявил, что греки согласны выплатить дань по 12 гривен на каждый ключ на все 2000 русских кораблей, стоящих у Золотого Рога. Чуть выждал, пока не совсем довольно загудят воеводы, ведь сначала хотели много больше, и эта дань давалась только на корабли… Раздались даже голоса, что лучше бы уж разграбить богатый город… Тогда князь добавил, что византийцы теперь будут выплачивать уклады на все города, принявшие участие в походе. Кроме того, греки согласились платить слебное послам и даже купцам месячину по целых шесть месяцев. Это помимо торговли без десятины! А на обратную дорогу даже поставлять им пищу и снасти для судов – ветрила, якоря и другое… О таких условиях могли только мечтать остальные купцы. Правда, греки выговорили, чтобы купцы приходили только через одни ворота, чтобы в город входили только при чиновнике, чтобы всех их учитывали… Но это были уже мелкие уступки, чтобы под видом купцов не являлись ненужные люди и чтобы не кормить даром кого попало.
Ромеи выполнили все требования русских, согласились на выплату огромной дани и уплату ее в следующие годы на все города. Договор был заключен.
