Богиня Афродита в гости к богу Дионису
— Царица, от триумвира Марка Антония прибыл посланец — Квинт Деллий.
Так… Марк Антоний все же не забыл Египет, вернее его богатства. Отсидеться за морем не удалось. Чего потребует Антоний? Догадаться нетрудно, все остальные правители Востока уже преклонили колени перед ним, к тому же придется держать ответ за поддержку противников триумвирата. Никто не поинтересуется, а была ли у нее возможность остаться в стороне.
На мгновение Клеопатра почувствовала себя ланью в загоне со львом, но лишь на мгновение. Вот когда пришло время порадоваться своей хитрости и предусмотрительности. В чем ее могут обвинить, в поддержке Кассия и Секста Помпея? Но где она, эта поддержка? Были одни обещания… Что не пришла на помощь самим триумвирам? Виной буря и ее болезнь!
Мысли стрелой пронеслись в голове царицы, на лице ничего не отразилось, Клеопатра привыкла удерживать свои мысли при себе.
— Пригласи…
Антоний верно рассчитал, отправляя в Александрию именно Деллия. Блестящий аристократ, хитрый, беспринципный, он легко переходил от одной противоборствующей стороны к другой, при этом умудряясь быть полезным обеим и ни от кого не испытывая неприятностей. Клеопатра прекрасно понимала, зачем приехал посланник, ведь она единственная из подчиненных Антонию правителей не прибыла к нему с поклоном.
Формально Египет не зависит от Рима и царица не обязана давать триумвиру отчет в своих действиях, но на деле все несколько иначе…
Клеопатра улыбнулась Протарху:
— Посмотрим, что скажет посланник Антония.
Даже искушенный Квинт Деллий был поражен увиденным. Пиры Лукулла по сравнению с пирами Клеопатры были жалкими попойками. Огромный зал, уставленный ложами и низенькими столами, и золото, золото, золото… оно было везде — на потолке и стенах, на ложах, столиках, в отделке ручек двери, из него сделана посуда, всякие мелкие вещи. Сначала Деллий пытался запомнить, чтобы рассказать, потом мысленно махнул рукой.
С трудом оторвав взгляд от пиршественного стола, Квинт перевел его на царицу, синие глаза которой смотрели чуть насмешливо.
— Приветствую тебя, царица Египта, от имени бога Нового Диониса.
Торжественности тона, которым произнес эти слова взявший себя в руки Квинт, мог бы позавидовать любой глашатай, объявляющий о появлении божества. Клеопатра подыграла:
— Приветствую в твоем лице, Квинт Деллий, божественного Марка Антония, Нового Диониса.
Перед словами «Нового Диониса» она намеренно сделала паузу всего лишь на мгновение, которое заставило Квинта уже начать открывать рот, чтобы возразить по поводу всего лишь «божественного». Хитрая Клеопатра одновременно подчеркнула и свое признание Марка Антония богом, и понимание нелепости такого обожествления. Хотя чем страстный любитель попоек Марк Антоний не Дионис (или Вакх, как иногда называли бога греки)?
— А также приветствую тебя самого. Если сообщение, присланное Дионисом, не столь срочно, чтобы прерывать пир, приглашаю тебя сначала присоединиться к нам.
Квинт осторожно сглотнул слюну, потому что за время плавания от Тарса он не ел ничего, кроме солонины и овощей, и не пил нормального вина, а на столе стояло столько всякой всячины, вокруг витали умопомрачительные запахи и помимо запахов цветов и благовоний… Он важно кивнул:
— Послание терпит. Благодарю за приглашение.
А его уже устраивали, подносили большой кубок, наливали вина, подвигали мясо…
Клеопатра предложила выпить за нового бога Диониса, который знает толк в застольях. Вино потекло рекой, и довольно скоро Деллий уже плохо понимал, что именно говорит и делает. Он обнимал какую-то служанку, хохотал и объяснял соседу, не понимавшему по-латыни ни слова, что лучше римлян людей нет, а греки дерьмо, но Антоний их научит жить. Сосед кивал, явно соглашаясь, и в свою очередь убеждал Квинта, что римляне глупцы, потому что предпочитают войны пирам.
К окончанию пира Клеопатра уже знала, зачем прибыл Квинт Деллий.
Антоний задумал поход на парфян, то есть продолжение того, что не успел сделать Цезарь. Но для любого похода нужны деньги. Ему уже немало дали соседи, но это несопоставимо с тем, что мог дать Египет. Однако как взять у самой сильной страны Востока ее богатства или хотя бы их часть?
Антоний решил поставить царицу в тупик, вызывая ее в Тарс, что в Киликии, где находился сам. Это действительно была ловушка. Приезжать подобно остальным правителям, чтобы преклонить колени перед новым властителем Востока, означало признать подчинение Египта пусть не Риму, но самому Антонию. Для гордой царицы это неприемлемо.
На это и рассчитано. В Эфесе Антоний встретился с Арсиноей и получил обещание, что, как только Клеопатра откажется подчиниться, последует карательный поход на Египет под девизом восстановления справедливости. Предлога нашлось два: можно предложить Клеопатре брак между Арсиноей и Цезарионом, это вполне приемлемый вариант, превращавший Цезариона в фараона, а Арсиною в царицу и устранявший Клеопатру совсем. Конечно, сын Клеопатры много моложе, но когда это в Египте с таким считались? Если Клеопатра не согласится на такой брак, то Арсиною просто выдавали замуж за очередного самозванца, приводили на трон, Клеопатру и ее сына в таком случае ожидала участь Птолемея XIV.
Честно говоря, Антонию было жаль обаятельную царицу, которая ему нравилась и раньше, но власть есть власть. Что ему обещала взамен Арсиноя? Да все, что угодно. Ради получения царственного урея она готова отдать половину Египта. Лучше иметь всего лишь вторую половину и нежиться в Александрии, чем скромно жить в храме Артемиды в Эфесе. Сестру, запершую ее в этом храме, Арсиноя ненавидела. Впрочем, взаимно.
Квинт Деллий спал, растянувшись во весь рост, на ложе, рабыни, половину ночи ублажавшие господина, тихонько хихикали, слушая его богатырский храп. Все, что выболтал этот пьяный глупец, Протарх уже давно записал, сам римлянин быстро выдохся, потому что после долгого воздержания сильно напился и обессилел.
А Клеопатре было не до сна. Все, что удалось узнать у пьяного Квинта Деллия, было неприятным. Конечно, следовало ожидать, что Рим не оставит Египет в покое, но царица чувствовала себя загнанной в ловушку. Антоний уже присылал вызов ей, как и остальным правителям Востока. Тогда царица сделала вид, что ничего не получала, гонца пришлось пустить рыбам на корм, чтобы не болтал лишнего. Но Квинта Деллия никуда не денешь, к тому же Клеопатра понимала, что дальше играть с огнем опасно, можно жестоко обжечься.
Несмотря на ранний час, она прогуливалась по саду, теребя в прекрасных руках сорванную веточку. Протарх шел на шаг позади. Он только что пересказал царице все, что рабыни услышали от Квинта, и теперь ждал, что она ответит. Ехать нельзя, потому что это признание своей подчиненности, и не ехать тоже. Даже если Пшерени прав и Арсиною уничтожат его люди, то Антоний найдет повод вторгнуться в Египет.
— Я поеду.
Протарх не стал переспрашивать, в голосе Клеопатры прозвучало что-то такое, что подсказало ему: не унижаться едет царица, она что-то придумала. Так и есть, глаза заблестели лукавством. Губы Протарха чуть тронула улыбка:
— Ты что-то придумала, Божественная?
— Да! Он бог Новый Дионис? Кто же мешает мне явиться в виде богини Афродиты в гости к богу Дионису?
— А?..
Протарх не все понял, хотя уже почувствовал, что женская хитрость может принести свои плоды.
Клеопатра знаком пригласила присесть.
— Я знакома с Марком Антонием и знаю, чем завоевать его расположение. Он честолюбив? Мы польстим Божественному. Он любит пиры? Нам ли не суметь таковые организовать? Он любит женщин?..
Протарх покосился на Клеопатру, неужели царица сама решится ублажать Антония? Та усмехнулась в ответ на осторожный вопрос:
— Ну почему же ублажать? Очаровать, влюбить, чтобы потерял голову. Тот, кто влюблен, не станет разорять мои земли. Марк Антоний пытался за мной ухаживать еще в Риме, если бы не Цезарь, могло получиться.
Щадя чувства Протарха, она не стала говорить, что Антоний по-мужски привлекателен, классически красив и силен, недаром гордится своим происхождением от сына Геракла — Антония. Но сейчас перед Клеопатрой вопрос стоял жестко — жить или не жить, а потому она готова была соблазнять кого угодно, даже ненавистного евнуха Пофина, воспитателя ее первого мужа-брата Птолемея XIII. Но лучше уж Марка Антония, пусть и не слишком умного, зато мужественного, чем Октавиана, который, по словам многих, настоящий слизняк, слабый телом и без конца болеющий.
— Что делать с Квинтом?
— Ничего. Пусть проспится и сам объявит мне волю Антония.
— Готовить корабли к отплытию?
— Ни в коем случае!
— Но немного погодя сменится ветер и станет невозможно выйти в море.
— Куда нам торопиться? Нет, сначала мы покажем Квинту Деллию, что такое александрийское гостеприимство. Постарайся, чтобы он не смог ничего мне сообщить несколько дней. Потом будет поздно, и Марку Антонию придется ждать меня в Тарсе.
— Ты хитра, Божественная.
Клеопатра рассмеялась:
— Ты только сейчас понял это?
— Нет, я в очередной раз в этом убедился.
— Из Квинта нужно вытянуть как можно больше сведений и об Антонии, и об остальных. Он хорошо знает Октавиана?
— В любом случае лучше нас с тобой.
— Да, это верно. Ну что ж, придется каждый день пить с этим малым, правда, пьянеет он слишком быстро, но время у нас есть…
В следующие дни Квинт и впрямь испытал на себе все прелести гостеприимства египетской царицы, ему угождали, как только могли. Свиток от своего правителя Деллий отдал только на третий день, и то потому, что случайно на него наткнулся. Клеопатра приняла поданный пергамент со всеми знаками уважения. Никто бы и не подумал, что она давно знает содержание.
Так и есть, Антоний требовал ее приезда в Тарс и отчета в поведении во время войны с убийцами Цезаря. Главный вопрос: не помогала ли она Кассию через своего наместника на Кипре? Совсем недавно Клеопатра выкинула бы в море посланника вместе с пергаментом или приказала скормить голодным хищникам, но сейчас она понимала, что должна перехитрить Антония, а значит, стерпит эту наглость. Египет неподвластен Риму, она свободная царица и не обязана давать отчет в своих действиях правителю соседней страны. Если бы только у этого правителя не было под боком Арсинои, а за спиной огромной армии, Клеопатра бы так и сделала.
И снова она мысленно укоряла Цезаря за то, что сохранил жизнь сестре. Царица пока ничего не ответила посланнику, только вздохнула:
— Через пару дней сменится ветер, и пока снова не подует в сторону моря, мы не сможем выйти из гавани Александрии.
— И сколько ждать?
— Посланника божественного Диониса что-то не устраивает у меня во дворце? Тебя плохо принимают? Я прикажу казнить в мучениях твоих слуг.
— Нет-нет, меня никогда не ублажали столь хорошо, но все же как долго ждать перемены ветра?
— На то воля богов. Твоей вины в задержке нашего отплытия не будет.
Царица улыбалась так, что у Квинта Деллия снова закружилась голова. В конце концов, она права, ее же не на заседание сената вызывают и не на бой. Успеет еще повиниться перед Антонием, а когда еще придется испытать такое гостеприимство!
— Квинт Деллий, я хотела спросить, не видел ли ты в Эфесе мою сестру Арсиною? Она в храме Артемиды.
Деллий откровенно напрягся.
— Она… ее…
— Убили?!
— Нет-нет! — замахал руками Квинт. — Просто она удрала из храма.
— Как?! Царевне опасно находиться вдали от родного дома без защиты. Она принесла мне много неприятных минут, но она моя сестра, я не могу не беспокоиться о ее судьбе!
Клеопатра говорила так горячо, что Деллий поверил в ее беспокойство. Но пока молчал о встрече Арсинои с Антонием.
— К тому же открою тайну, надеюсь, ты не болтлив?
— Ничуть!
— Цезарион мог бы жениться на Арсиное, и тогда никто не смог бы ни погубить царевну, ни претендовать на трон. У нас, знаешь ли, развелось самозванцев, которые выдают себя за моих спасшихся при Цезаре мужей. Если верить всем, то у меня мужской гарем, не иначе!
Деллий смеялся, пытаясь понять, верить царице или нет. Решил пока не верить. Но Клеопатра выглядела столь беззаботной…
— Но Цезарион совсем маленький, а твоя сестра, царица, взрослая девушка…
Клеопатра махнула рукой:
— Ты не знаешь Египет, здесь это никого не удивит. Как и то, что они родственники. Жаль, я теперь буду беспокоиться об Арсиное.
Вот это была правда, только смысл у нее совсем другой. Клеопатра получила подтверждение, что Арсиноя сбежала, а это не могло не вызывать беспокойства.
Прошло немало времени, прежде чем царица собралась в Тарс. Квинт, все эти месяцы блаженствовавший в Александрии, был изумлен приготовлениями:
— Божественная, уж не на триумф ли ты собираешься?
— Триумф? Времена Цезаря прошли, не думаю, что кто-то другой позволил бы мне пройти с триумфом по улицам Рима.
Она хотела сказать другое: что никто другой не достоин триумфов, но вовремя прикусила язык, Квинт Деллий мог передать такие слова Антонию, что вызвало бы смертельную обиду. Нет, пока не время оскорблять триумвира.
— Протарх, я оставляю на тебя Цезариона. Ты помнишь, что должен делать в случае опасности?
— Да, царица.
— Можешь потерять все сокровища Птолемеев, позволить захватить Александрию, но Цезариона спаси.
— Да, царица.
Она наставляла и наставляла самого Цезариона, чтобы шага не делал без охраны, подчинялся только распоряжениям Протарха, чтобы никому не верил, а если советника нет или с ним что-то случится, немедленно уходил в сопровождении трех верных рабов в храм Исиды подземным ходом…
Но как ни тянула Клеопатра время, а отправляться пришлось.
Глядя на тающий в морской дымке Александрийский маяк, она гадала: вернется ли? Глядя на царицу, никому бы и в голову не пришло, что она беспокоится, Клеопатра выглядела уверенной и, как всегда, прекрасной. Жрецы из храма Исиды дали новый флакон с привлекающим зельем, пообещав, что это еще сильнее прежнего.
От Александрии до побережья Киликии не так и далеко, фактически только обогнуть Кипр, но Клеопатра и здесь не спешила. А уж когда показался сам берег, суда и вовсе почти остановились, на них началась невиданная подготовка. Квинт недоумевал:
— Божественная, к чему столько приготовлений? Антоний воин, он привык к походной жизни и не привередлив.
— Был таким, — серьезно возражала Клеопатра, — теперь он бог Дионис. А божеству нужно воздать должное.
Деллий только вздыхал, но не от опасений чем-то не угодить Антонию, а сокрушаясь, что скоро его «мучения» из-за гостеприимства Клеопатры закончатся.
Клеопатра схитрила и применила тот же прием, что и при своем появлении в Остии. Она позволила опередить себя нескольким купеческим судам с Кипра, которые поспешили принести в Тарс весть о приближении царицы Египта. Конечно, они сообщили не самому Антонию, а распуская слухи о немыслимой роскоши царских судов, о том, сколько на них золота, благовоний, украшений… В результате, когда суда Клеопатры подошли к берегу, весь окрестный люд высыпал посмотреть на невиданное богатство.
Кидн — река странная, перед впадением в море она словно долго-долго выбирает подходящее место и течет вдоль берега на запад. Течение не сильное, но вода даже в летний зной холодная. Эта река едва не погубила Александра Великого, бросившегося переплывать ее в доспехах. От студеной воды у Александра свело ноги, и он чуть не утонул.
Но Клеопатре такое не грозило, ее ладья была надежна и действительно обильно украшена.
По Тарсу тоже понесся слух, что египетская царица плывет в город! Рыночная площадь бурлила, один слух был дивней другого, те, кто успел первым увидеть корабли и на лошадях по прямой опередить царский караван, перебиравший речные петли, рассказывали, что у царского судна вызолочены борта, пурпурные паруса и посеребренные весла, а движется все под музыку и распространяет вокруг столько благовоний, что даже после прохода каравана берега еще долго пахнут, как в лучшем саду…
Антоний, услышав, что корабли Клеопатры приближаются к Тарсу, поспешил на рыночную площадь и занял место судьи на возвышении. Подразумевалось, что, прибыв в город, царица сойдет на берег и явится под его строгие очи давать отчет о своих действиях. Народ, поняв, что сейчас что-то будет, забыл о торговле и теперь глазел на своего властителя. Вокруг трона, на котором сидел Марк Антоний, стояли его приближенные, перекидываясь шуточками.
Но суда Клеопатры, достигнув Тарса, не стали приставать к берегу, а остановились на рейде в спокойном месте реки. Толпы любопытных горожан и приезжих грозили просто обрушить причалы. А посмотреть было на что, в роскоши царица Египта знала толк. Борта ее ладьи действительно были покрыты золотом, пурпурные паруса, несмотря на полное безветрие, почему-то держались в развернутом положении, словно чтобы продемонстрировать свою роскошь. С корабля лилась приятная музыка, звенели систры, доносились нежные голоса девушек. А благовониями, кажется, пропахли уже все окрестности…
Марку Антонию тоже хотелось пойти и посмотреть на этакую роскошь, но не мог же он покинуть своего места вершителя судеб! Антоний не мог, зато могли горожане и его придворные. Постепенно рыночная площадь стала пустеть, один за другим сначала горожане, а потом и приближенные просто исчезали, словно растворяясь в вечернем воздухе. Антонию грозило остаться одному в своем кресле.
Ситуация была просто дурацкой. Царица рассчитала все верно, они прибыли в Тарс к вечеру, являться на доклад нелепо, но как хороший хозяин Антоний должен бы пригласить Клеопатру на ужин, даже если завтра будет требовать от нее отчета. Чувствуя, что вот-вот попадет вообще в глупое положение, оставшись на площади в одиночестве, Антоний отправил на судно царицы гонца с приглашением на ужин, а к своему повару — второго с сообщением о возможном приходе царицы Египта. Он понимал, что ничего приготовить не успеют, но что еще оставалось?
Первым вернулся гонец от царицы, Клеопатра благодарила Антония за столь гостеприимное приглашение, просила извинить, что прибыла без предупреждения, хотя и по зову, и… в свою очередь приглашала на пир, который у нее уже готов на судне. Причем приглашала не одного Марка Антония, а всех его военачальников и местных магнатов. Богиня любви Афродита приветствовала бога Диониса и приглашала на пир!
Носы ожидавших уже уловили от борта царицы, кроме запахов благовоний, еще и запахи вкусной еды… По всему судну, приветливо улыбаясь, стояли прекрасные девушки, точеные фигурки которых едва прикрывали тонкие ткани, звучала приятная музыка… Сама царица в уборе Афродиты возлежала на возвышении, подле которого стояли мальчики с опахалами…
Со всех сторон раздались голоса, призывающие Антония соглашаться на такой визит. В конце концов, глупо упорствовать, если прекрасная женщина зовет тебя на роскошный пир. Антоний и не собирался противиться.
Получив уведомление о его согласии, Клеопатра чуть поморщилась:
— Глупец!
Первая победа одержана, вместо того чтобы заставить ее унизительно отчитываться, он позволил царице диктовать распорядок встречи. Клеопатра знала, чем взять, недаром она столько времени осторожно выспрашивала Квинта Деллия и всех, кто знал Антония лучше, чем она сама. Из рассказов стало понятно, что Марк простодушен и действительно большой любитель пиров, он прост в обращении, любит роскошь, но, воспитанный в суровых условиях похода, совершенно не умеет ею пользоваться.
«Ничего, научим», — подумала царица. И научила. Первый урок был преподнесен в Тарсе.
Заинтригованные необычным появлением египетской царицы в Тарсе, приближенные Антония рвались на корабль, они не могли дождаться, когда, наконец, их бог Дионис переоденется, чтобы посетить пир богини Афродиты в подобающем наряде. Но, ко всеобщему изумлению, Марк Антоний решил показать царице, что он воин и только потом правитель и дипломат. Честно говоря, остальным было все равно, в каком наряде он последует на корабль, лишь бы поторопился.
На судне их ждало настоящее потрясение. Их сразу же пригласили в пиршественный зал. У входа сразу случился небольшой затор, потому что пол большого зала был сплошь покрыт лепестками роз, в которых утопали ноги. Розы источали такой аромат, что от него начинала кружиться голова. Позже гости сообразили, что аромат добавляют и множество курильниц с благовониями. Но сначала они топтались, не решаясь ступить на ковер из роз в сандалиях.
Раздался серебристый смех Клеопатры, она в наряде богини любви жестом пригласила проходить и устраиваться на ложах:
— Богиня любви Афродита приветствует в своем чертоге бога Диониса и приглашает отведать нашего вина и нашу еду…
Голос звучал чуть насмешливо, и непонятно, над кем она насмехалась, над ним или над собой.
Зал роскошно украшен полотнищами с искусной вышивкой пурпурными и золотыми нитями, у двенадцати богато инкрустированных золотом лож стояли столики с золотыми кубками и подносами для еды… У стен стояли красивые полуголые девушки, готовые прислуживать гостям, лилась приятная музыка…
Устраивавшиеся на ложах гости не знали, что разглядывать сначала — позолоту, вышивки, драгоценные камни, во множестве инкрустированные в посуду, или красавиц служанок, застывших словно статуэтки. Антоний разглядывал царицу. Казалось, она если и изменилась, то к лучшему. Да, у Клеопатры был все тот же длинный и чуть крючковатый нос, пухлые щечки, неровные зубы, но Марк Антоний совершенно не замечал всего этого, потому что царица сама пожелала налить в его кубок вина, наклонившись так, что стала видна почти вся ее красивая грудь. При этом на Антония пахнуло такими духами, что он совершенно потерял голову. Сквозь туман Антоний вспомнил, что нечто похожее было тогда в Риме на пиру у Клеопатры в садах на Яникуле, когда он начал открыто ухаживать за египетской царицей и чуть не поплатился за это головой, Цезарь ни за что не простил бы даже другу увлечения своей любовницей.
Но сейчас Цезаря не было, а Клеопатра вот она, рядом, и ему совершенно не хотелось даже думать о привлечении ее к ответу. И все же для порядка Антоний попытался упрекнуть царицу, что не прибыла сразу, как ее позвали.
— Квинт Деллий может подтвердить, что отплыть из Александрии было невозможно, ветер дул с моря. Но как только он сменился, мы тут же отправились в Тарс в ответ на твое приглашение…
Вот тебе и на! Получалось, что он ее не вызвал, а пригласил, и она милостиво соизволила это приглашение принять?
Вообще-то надо было строго спросить за то, что помогала Кассию, но спрашивать совершенно не хотелось. Тем более Клеопатра чуть приподняла бровь:
— Божественный, не лучше ли отложить все разговоры до утра, а сейчас отдать должное вину и еде? Выпей вина, ты же Дионис.
Остальные тоже не могли дождаться, когда же, наконец, их Дионис пригубит свой кубок, чтобы и самим иметь возможность отдать должное напиткам и угощениям. Антоний поднял свой кубок:
— Пью за хозяйку этого судна, богиню любви Афродиту.
Клеопатра в ответ подняла свой:
— И за бога Нового Диониса!
Вино было великолепным! Кубки тут же наполнили снова. Разнообразие подаваемых блюд ошеломило пировавших не меньше, чем убранство зала, многие даже не подозревали, что можно приготовить столько вариантов рыбы! Луций заметил кому-то из соседей:
— Лукуллов пир по сравнению с этим просто вечеринка.
Его поддержали. Отовсюду раздавались голоса:
— Марк, тебе следовало давно пригласить царицу, чтобы она пригласила нас!
— Я готова пригласить вас всех в Египет, но при одном условии.
— Каком?!
— Вы будете защищать меня.
Надо ли говорить, что десяток глоток рявкнуло о готовности делать это?
— Марк Антоний, а ты?
Тот чуть нахмурился:
— У меня есть свои владения, чтобы их защищать.
Подливая ему вино и снова показывая свою роскошную грудь, Клеопатра чуть усмехнулась:
— Я не о владениях говорю, я спрашиваю тебя как женщина. Тебе нравятся мои девушки?
Она так быстро перевела разговор на служанок, что Антоний не успел сообразить, что ответить. Его глаза пробежали по залу и снова вернулись к груди царицы. Та едва заметно улыбнулась. Добавленное в вино зелье действовало как надо.
Остальные гости тоже распалились, отпускаемые ими шуточки по поводу красивых служанок становились все вольнее. Казалось, царица должна обидеться, но она и глазом не вела, принимая все как должное и даже сама отпуская некоторые шуточки. Удивительно, но при всей их вольности шутки Клеопатры не были ни грубыми, ни пошлыми, ни развратными.
К концу пира Антоний, уже не зная, что еще говорить, громко похвалил пиршественную залу. Царица улыбнулась:
— Не стоит похвалы, но если тебе нравится, дарю все это.
Гости ахнули.
— Девушки тоже ваши. Поверьте, они не только красивы, но и умны, и опытны. Выбирайте каждый свою. Они знают латынь и могут поговорить на любую тему.
Пока гости выбирали себе служанок, сама Клеопатра о чем-то спросила Марка Антония. Тот ответил, постепенно стал рассказывать, она задавала вопросы, толковые, несмотря на то что речь шла об армии, восторгалась, ахала… Оглянувшись, Марк обнаружил, что всех красоток разобрали, ему самому служанки просто не осталось. Царица понимающе улыбнулась:
— Я постараюсь заменить тебе служанку. Я тоже знаю латынь и могу вести беседы на многие темы.
— Даже любовные? — хрипло поинтересовался Марк Антоний.
Несколько секунд Клеопатра внимательно смотрела в его глаза, Антоний, казалось, утонул в ее синих омутах, ставших совсем темными, в глубине которых отражавшееся пламя светильников превращалось в огненные всполохи.
— Да, если дойдет до этого.
Сказано совсем тихо. Марк Антоний понял, что вынужден завоевывать ее внимание и благоволение! И странное дело, он был готов на это! Он, властелин огромных земель, перед которым падают ниц многие и многие цари, будет стараться понравиться этой женщине, забыв о том, что дома жена, да еще какая!
О каком отчете могла идти речь? Если бы сейчас эта женщина попросила присутствующих отправиться уничтожать ее врагов, они не пошли бы только потому, что идти не в состоянии, но поползли и загрызли бы этих врагов собственными зубами. Антоний был готов возглавлять.
Понимая, что должен ответить таким же пиром, Марк Антоний пригласил царицу на следующий день к себе.
— Правда, моим поварам далеко до твоих, царица, они всегда потчевали простых воинов. Поэтому таких угощений, — он обвел рукой вокруг себя, — не обещаю.
— Я это понимаю, а потому приглашаю всех еще раз посетить мои чертоги, — она чуть лукаво улыбнулась, — пока у моих поваров не иссяк запас придуманных блюд, а у меня запас золотой посуды.
— Ты намерена каждый раз дарить нам посуду?
— Посмотрим, — снова улыбнулась царица.
На следующий вечер гости возвращались домой в сопровождении рабов-носильщиков, тяжело груженных всякой всячиной, мальчиков-рабов, несущих светильники и ведущих под уздцы лошадей в золотой сбруе.
Самого Антония все больше увлекала царица, ее умение поддерживать любой разговор, даже если слышались довольно грубые солдатские шуточки. Клеопатра словно опускалась к ним, простым смертным, с небес и своим присутствием облагораживала земное сообщество. Они не могли не вспоминать Цезаря, хотя Клеопатра сразу дала понять, что для нее это слишком болезненная тема. Теперь Марк Антоний понимал, чем эта в общем-то не слишком красивая женщина могла увлечь божественного Цезаря. А Клеопатра невольно сравнивала утонченного Гая Юлия с его более молодым преемником Антонием. Да, Марк не умел вести беседы, да, его шуточки были плоскими и часто грубыми, да, он не умел даже ухаживать, как Цезарь… Но было в Марке Антонии что-то такое, что сильно влекло царицу.
Вечером после второго пира, принимая ванну, она задумчиво произнесла:
— Чем он меня влечет? Зачем он мне?
Хармиона тихо ответила:
— Он мужчина.
— А остальные нет?
— Он равный тебе мужчина.
Глаза Клеопатры чуть сощурились. А ведь Хармиона права, вокруг царицы три года были только мужчины ниже ее по положению. И дело не в том, что у Протарха нет таких богатств или он рожден не в царской спальне, что Аполлодор счастливо женат. Антоний тоже не царской крови, но он по складу характера правитель. Бестолковый, наивный грубиян, но он из тех, за кем идут многие, кто обязательно приходит к власти.
У Антония власть совершенно законно, законно не в смысле буквы закона, а потому что он достоин власти. Другое дело, что удержать ее надолго не сможет, но завоевать — обязательно. Сидевший в Александрии без денег, без помощи извне Цезарь тоже не был завидной фигурой, но от него тоже пахло той самой властью. И этот запах для Клеопатры самый заманчивый. Она уже понимала, что заполучит Антония, чего бы это ни стоило.
На следующий вечер Антоний все же зазвал царицу к себе. Но, как ни старались Марк и жители Тарса, ни превзойти, ни даже догнать Клеопатру им не удалось. Понимая это, он первым пошутил по поводу убожества своей фантазии и неумения тратить средства. Клеопатра неожиданно серьезно согласилась:
— Этому надо учиться. В Александрии я могла бы преподать несколько уроков, но здесь и мои средства ограниченны. Хотя я все же могу увеличить стоимость этого пира на несколько сотен тысяч сестерциев.
Все слышавшие ахнули, названа немыслимая цена. Что же такого можно съесть или выпить на эту сумму? Антоний рассмеялся:
— Это невозможно.
— Пари?
— Пари! А условие?
— Выполнение любого желания.
Триумвир напрягся, мало ли чего потребует царица, но потом подумал, что не бывает еды или питья такой стоимости, если только она прямо тут не выпьет собственную кровь, и согласился.
— Твое желание, Марк Антоний?
Он наклонился к ее уху:
— Ночь с тобой, царица.
— Согласна.
— А твое?
Она лишь лукаво улыбнулась и знаком подозвала верную Хармиону. Выслушав царицу, говорившую по-египетски, та кивнула и через минуту вернулась с кубком какого-то напитка.
Клеопатра поднялась на своем ложе. Все затихли. Царица медленно вытащила из ушка сережку с огромной жемчужиной, стоившей не меньше половины названной суммы, и бросила ее в кубок. Слегка покачивая кубок, она объяснила:
— Это яблочный уксус, жемчуг в нем растворяется. Сейчас жемчужина исчезнет совсем, и я опущу туда вторую.
— Достаточно, ты победила!
Победу признали все, а Антоний смущенно поинтересовался:
— Твое желание?
Клеопатра нагнулась к его уху и что-то сказала. Возлежавшим за столами ближе бросилось в глаза, что Антоний… слегка покраснел, чего за ним не наблюдалось никогда, разве что от гнева, но сейчас вид у бога Диониса был весьма довольный.
Клеопатра пожелала видеть Антония в своей спальне — именно таким было ее условие, оно полностью совпадало с условием самого Антония. Что ж, пари для обоих беспроигрышное, зато многое объяснило присутствующим. Римляне поняли, что богатства они до сих пор и не видели. Каково же состояние этой царицы там, в Египте, если даже здесь она может так легко потратить немыслимую сумму просто ради развлечения?
Антоний думал о другом. Ему предстояло провести ночь с самой загадочной женщиной из всех, которых он знал или о которых слышал. Но ходили слухи, что цена ночи с царицей — жизнь. Не рискует ли он, соглашаясь на такое? Однако Антоний был настолько возбужден и даже влюблен, что готов пожертвовать жизнью ради ночи любви с этой необыкновенной женщиной.
Сама Клеопатра разговаривала как ни в чем не бывало. Она завела речь о планах Антония. Неужели то, что задумал, но не смог осуществить из-за своей гибели Цезарь, так и останется мечтой? Царица говорила о покорении Парфии, которое не удалось Крассу и не успел Цезарь. Марк Антоний не подозревал, что Квинт Деллий под действием винных паров все выболтал, и Клеопатра прекрасно знает о его планах похода на Парфию. Он вздохнул:
— Для этого потребуются большие средства. Армию нужно перевооружить, одеть, ее нужно кормить, поить… да и просто нанять.
— А если деньги будут?
Глядя на позолоту, покрывающую все вокруг царицы, и на кубок, в котором только что растворились многие десятки тысяч сестерциев, Марк Антоний вполне верил, что если захочет Клеопатра, то деньги действительно будут. Конечно, можно было бы и отнять, но теперь отнимать совершенно не хотелось…
Зато он понял другое: его жизни в спальне царицы ничто не угрожает. Зачем вести разговоры о будущем с тем, кого сегодня намереваешься убить?
Покидая пир, Клеопатра напомнила:
— Я буду ждать…
И это были самые желанные слова для Марка Антония.
— Царица… — Хармиона протянула Клеопатре кубок с напитком. Та, кивнув, приняла.
Предстояла бурная ночь с сильным любовником, и царице вовсе не хотелось забеременеть после нее.
Марк Антоний… Рослый, мощного телосложения, с фигурой Геракла, недаром он твердил, что род Антониев происходит от сына Геракла Антония, широколобый, с крепким волевым подбородком, он одновременно поражал всех открытым, благодушным выражением лица и глаз. Большой ребенок, способный завоевать весь мир, но любящий удовольствия. Антоний способен биться до последней капли крови и одновременно обижаться, словно дитя, если не получал то, что хотел. Этот человек мог завоевать мир, но не расчетливо, как сделал бы умный Цезарь, а просто играючи.
Боги всегда помогали потомку Геракла. Он много воевал, никогда не прятался за спины солдат, никогда не щадил себя в боях, но совершенно не умел пользоваться плодами победы. Став правителем огромных богатейших Восточных провинций Рима, Антоний не посмел взять у них для себя все, пользуясь только тем, что само плыло в руки. Гораздо больше наживались его помощники.
Марка Антония обожали солдаты, готовые ради своего военачальника отдать жизни не задумываясь. Он красноречив, но не как Цицерон, его речь понятна не только сенаторам, а скорее простым солдатам, она пересыпана грубыми шуточками, зато искренна. Антоний жил, почти не задумываясь над завтрашним днем, получая удовольствие от сегодняшнего. Беда была в том, что он не умел облагораживать и организовывать эти удовольствия, пользовался тем, что есть.
Зато Клеопатра умела. Она сразу поняла, чем взять Нового Диониса. Обычный сильный человек иногда предпочтительней гениального, если его есть кому направлять. Перед Клеопатрой не стоял выбор — Антоний или Октавиан, она уже поняла, что тот триумвир, что в Риме, ей не союзник, хотя врагом его иметь тоже не хотелось бы. Ей нужен Антоний, а чтобы они не сцепились с Октавианом раньше времени, Марка нужно держать подальше от Рима.
Дальше Клеопатра пока не задумывалась, и все же она сидела, держа кубок, но не поднося его ко рту. Хармионе это раздумье не слишком понравилось, что еще придумала хозяйка?
Так и есть, Клеопатра отставила кубок в сторону, не выпив содержимое.
— Божественная… ты давно не была с мужчиной… а Марк Антоний сильный… ты можешь забеременеть…
— Пусть. Это даже хорошо.
— Но, царица, у тебя нет мужа и уже есть сын!
Клеопатра тихонько рассмеялась:
— Мне нужен еще один.
— Зачем?!
— Цезарион один, что будет с династией, если с ним что-то случится? Я не могу родить от Протарха или Аполлодора, от Пшерени или кого-то еще. Ребенок должен быть от человека, облеченного большой властью. Мне нужны несколько детей, Хармиона, чтобы я могла не бояться за династию, ведь я осталась последней из Птолемеев.
Клеопатра знала, о чем говорила, сразу после ужина у Антония ей принесли крошечную коробочку, в которой лежал небольшой лоскут кожи. Человеческой кожи. Царица взяла кусочек в руки и внимательно вгляделась. У скарабея на нем справа была лишняя лапка…
Она понимала, что все равно стоит проверить, но сердце подсказывало, что Пшерени-Птах не обманул, Арсинои больше не существует, сама Клеопатра и ее сын Цезарион последние из рода Птолемеев. Царский род Птолемеев, посаженный на трон Египта по воле Великого Александра, не должен угаснуть, чтобы такого не произошло, у царицы действительно должен быть не один сын, даже если не будет мужа.
Хармиона умна, она спокойно убрала напиток, для верности еще раз глянув в лицо хозяйки. Та чуть улыбнулась, Хармиона была при ней всегда, они научились понимать друг дружку без слов.
— Не передумаю…
Царицы в спальне не было, но Антония встретили ласково, помогли снять сандалии, переодеться в легкую ночную тунику… Марк позволял ловким рукам рабынь обихаживать себя, гадая, не значит ли это, что Клеопатры вообще не будет на ложе? Она ведь сказала, что хочет видеть его в спальне, но не сказала, что с собой.
Служанка Хармиона протянула триумвиру кубок с каким-то напитком.
— Что это?
— Напиток любви…
Он выпил. Было вкусно, прохладно и приятно. Приглашающий жест служанки указал на дверь, которая тут же открылась перед ним. Во втором помещении оказался… небольшой бассейн! Пламя всего нескольких светильников отражалось в воде и позолоте отделки, но давало света ровно столько, чтобы не было темно. Огромный черный раб также жестом показал, чтобы Антоний сел на край бассейна. Тот подчинился, не сражаться же с рабом?
Дальний край бассейна был почти погружен во мрак, там раздался всплеск, и в воде показалась женская фигура. Когда она подплыла ближе, у Марка Антония перехватило горло: это была Клеопатра. Обнаженная фигурка изумительно смотрелась в темной воде. Точеные изгибы ее тела казались высеченными из мрамора. Антоний сделал попытку спуститься в воду, но ему не позволили.
А действие в воде продолжалось. Клеопатра подплыла совсем близко, рассмеялась и принялась поворачиваться, показывая свою фигурку со всех сторон. Когда Антоний уже был не в состоянии терпеть, рука раба подтолкнула его в воду. Клеопатра поплыла в темный конец бассейна, а раб быстро потушил еще пару светильников. Теперь их окружал полумрак, но Антонию свет был не нужен, он нашел в воде царицу и отпускать больше не собирался, даже если для этого раба пришлось бы убить.
Убивать никого не понадобилось, раб исчез бесшумно, словно его и не было.
Такой ночи у Антония еще не бывало… Он даже не знал, что такой восторг возможен, даже неистовая Фульвия не умела доставлять столько удовольствия.
К утру Антоний был настолько обессилен, что спал, забыв обо всем.
Клеопатра приподнялась на локте, внимательно изучая лицо нового возлюбленного. Открытое, спокойное, улыбающееся во сне… Так спят дети и люди, не знающие сомнений и верящие в свое счастливое предназначение. Зачем ей этот мужчина, ну кроме плотской любви?
Царица смотрела на спящего гиганта и понимала, что сделает все, чтобы как можно дольше удерживать Антония рядом с собой. И дело не в необходимости родить от него ребенка, а может, и не одного, ночью сначала в бассейне, а потом в постели Марк Антоний предавался любви с такой страстью, что за одно это его можно было ценить. Но Клеопатру интересовал уже сам Марк. Бесхитростный великан умел радоваться жизни, быть добродушным и доверчивым, как ребенок. Это такая редкость в нынешней жизни. Появилось странное желание по-матерински опекать любовника, научить его пользоваться роскошью, получать удовольствие не только от изобилия золота, а от тонкой игры ума, развить то, что в Антонии не развито.
В глубине души Клеопатра понимала, что не сумеет, что ум не воспитывают в таком возрасте, что Антоний останется грубоватым солдафоном, крепким, сильным, надежным, но всего лишь воином и никогда не станет философом. Но ей вдруг самой захотелось стать проще и даже грубее.
— Кто научил тебя искусству любви, Фульвия?
При имени жены Антоний чуть вздрогнул, что объяснило Клеопатре его опасения. Она нарочно задала вопрос, чтобы понять, насколько Антоний боится свою неистовую супругу. Царица помнила Фульвию и хорошо понимала, что та мужа просто так не отдаст. Но у Клеопатры перед Фульвией было неоспоримое преимущество — жена далеко и из Рима никуда не двинется, она римлянка до мозга костей, а Антонию в Рим хода нет, не потому что не пускают, просто там ненавистный ему Октавиан. Марк Антоний будет на Востоке, а на Востоке место Клеопатры, а не Фульвии.
Честно говоря, возможность победить саму неистовую Фульвию, пусть и вот так, заочно, тоже льстила царице. Вернее, она намеревалась победить память Марка Антония о любимой супруге, но понимала, что делать это нужно осторожно, Марк все же любил Фульвию.
Антоний мрачно хмыкнул:
— Нет, Курион…
— Курион?!
— Да, он научил меня пить и приучил к женщинам.
— Хвала Куриону! — Клеопатра прижалась к плечу любовника щекой, вздохнула. — У тебя красивая жена. Я в Риме любовалась Фульвией, мы даже были дружны. Да-да, она приводила ко мне Сервилию и Юнию. Пока ее нет рядом, может, я смогу хоть как-то заменить? Ты позволишь?
Она спрашивала так, словно он мог отказаться от таких ночей, как эта! Марк Антоний взвыл:
— Позволю?! Я мечтаю проводить ночи с тобой!
Царица тихонько вздохнула:
— Хорошо, что я могу исполнить твою мечту.
Тарс наблюдал счастливого триумвира, Марк Антоний сиял так, словно вместе с золотыми украшениями рабы начистили и его самого. Да, Клеопатра не слишком красива, зато какая она любовница! А как обаятельна! Ни один мужчина, услышав серебряный голосок египетской царицы, не способен заметить ее крючковатый нос или пухлые щеки. А фигурка? Она будто выточена рукой умелого скульптора! А умение доставить мужчине удовольствие? Хотя Марк Антоний был готов сам доставлять ей удовольствие даже ценой собственной жизни.
У Марка Антония было множество женщин, удивительная жена Фульвия (первых двух он старался не вспоминать), но таких женщин у него не было! Египетская царица сразу затмила всех остальных.
В один из последующих дней, ведя привычную беседу, Клеопатра между прочим поинтересовалась, похожа ли на нее Арсиноя. Антоний попался в ловушку, он замотал головой:
— Куда ей до тебя!
— Но она красивей! — царица кокетливо напрашивалась на комплимент, который тут же и получила:
— Ты красивей!
— Но у нее нет таких пухлых щек! И такого носа!
Марк Антоний принялся убеждать, что щеки у Арсинои куда более пухлые и дело вовсе не в носе.
— Ах, я забыла, что ты никогда ее не видел! Тебя же не было в Риме, когда проходил триумф Цезаря!
— Видел, — сразу помрачнел Антоний. Но царица не обиделась.
— В Эфесе? Антоний, позволь мне встретиться с ней. Конечно, я на Арсиною до сих пор сердита, но все же она сестра. Я должна знать, что с ней все в порядке.
Разве можно было по царскому щебетанию догадаться, что несколько дней назад Клеопатра держала в руках лоскут кожи, вырезанный с тела мертвой Арсинои?! Но такова жизнь — не ты кого-то, значит, тебя.
Антоний помрачнел совсем:
— Царица, твоя сестра бежала из храма и пропала.
— Что?! Цезарь нарочно поместил ее в храм Афродиты, чтобы уберечь от неприятностей! Как же не уберегли? Антоний, ее нужно найти.
— Искали, кажется, ее убили…
В прекрасных глазах Клеопатры блеснули слезы, они были искренними, ни жестокой, ни злой царица не была, она действительно жалела сестру. Не выступи Арсиноя против нее, не попытайся захватить трон, могла бы счастливо выйти замуж и спокойно жить, купаясь в роскоши. Да и из храма могла не бежать, а попроситься к сестре. Едва ли Клеопатра позволила бы Арсиное жить рядом и быть замужем за кем-то, способным претендовать на трон Египта, напротив, постаралась бы упрятать подальше, но хотя бы сохранить жизнь.
Клеопатра понимала, что им двоим существовать рядом нельзя, одна обязательно будет угрозой для жизни другой. Ну почему в мире все так несправедливо? Клеопатра вспомнила, как Арсиноя сначала делала все, чтобы погубить ее, когда уже провозглашенная царицей Клеопатра вынуждена была жить в изгнании. Как потом бежала из дворца, предав их с Цезарем, как собрала войско, чтобы уничтожить и Клеопатру, и Цезаря заодно. Сестра всегда старалась погубить ее саму, потому что только после смерти Клеопатры ей открывался путь к трону Египта. Такова жизнь, ради власти брат против брата, сестра против сестры…
Сейчас Клеопатра могла бы женить своего Цезариона на Арсиное, сделав ту царицей, но это означало бы, что в первом же кубке вина самой Клеопатры будет яд. Нет, вдвоем им не жить, а потому Клеопатра не сильно корила себя за убийство Арсинои, ей только нужно было удостовериться, что оно произошло. Царица верила Пшерени-Птаху, если его люди прислали кусок кожи с татуировкой скарабея, причем именно такой, какая должна быть, значит, это с тела Арсинои. Сейчас Клеопатру больше интересовали отношения сестры с Антонием.
— Ты встречался с ней?
— Да.
— Что она просила?
Антоний молчал.
— Убить меня?
— Да.
— А обещала что?
— Египет.
По комнате разлился серебряный смех царицы.
— Зачем тебе Египет, Марк Антоний? Это трудная страна, которой очень тяжело править. Тебе нужны деньги Египта? Я дам. А еще приглашаю тебя в Александрию, если хочешь, поплывем по Нилу дальше, как делали это с Цезарем…
Антоний молчал, он, не любивший предательства, чувствовал себя очень неловко. Он сейчас чувствовал себя именно предателем. Клеопатра успокоила:
— Я не держу зла на сестру, так поступают все. И приглашаю тебя в Александрию. К тому же у меня нет с собой столько денег, сколько тебе понадобится для похода на Парфию. Приезжай, погостишь и деньги получишь.
Марку Антонию все равно было не по себе, его словно покупали. Чуткая царица все поняла, она склонилась над лицом любовника:
— Марк, я буду ждать тебя. Очень ждать. У меня никогда не было такого мужчины… И если тебе будет нужна моя помощь, то ты всегда ее получишь. Лучше тратить деньги на нужды любимого человека, к тому же завоевателя мира, чем на пустые пиры и развлечения.
Она поднялась с ложа, стояла к нему спиной, красивая, стройная, подняв руками волосы, чтобы служанка смогла обернуть вокруг тела ткань, а Марк понимал, что сделает для этой женщины что угодно. Он подумал, что Арсиною нужно обязательно найти и принести Клеопатре голову сестры на блюде.
Позже, когда стало ясно, что Арсиноя исчезла безвозвратно, пришлось найти очень похожую на нее женщину, отрубить голову и доставить царице. Клеопатра внимательно посмотрела на любовника, накрыла голову тканью и усмехнулась:
— Это не Арсиноя, но я тебе благодарна за попытку защитить меня.
— Почему ты уверена, что это не она?
— Марк Антоний, я хорошо знаю свою сестру…
Клеопатра не стала говорить, что голову настоящей сестры ей принесли давным-давно люди Пшерени-Птаха следом за клочком кожи с татуировкой.
Но тогда речь об опальной сестре царицы не шла. Клеопатра больше говорила о предстоящем походе Антония и о своей любви к нему. Было от чего пойти кругом голове добряка Марка Антония…
Обрадовались его военачальники и солдаты. Египетская царица обещала дать денег на поход на Парфию! Никто не сомневался, что деньги у нее есть, вон сколько золота даже на кораблях.
Клеопатра просила только об одном: написать Октавиану послание с подтверждением независимости Египта.
— Это нужно, чтобы ему не вздумалось прислать войско в Египет, пока ты будешь покорять Парфию. Моя страна не является провинцией Рима и вассальным государством тоже. Мало ли что придет в голову Октавиану? Все, что тебе будет нужно, я дам и так. Лучше получать от Египта все добром, чем силой, не так ли?
Марк Антоний был согласен, в том числе и признать независимость Египта, и даже защищать его в случае нападения войск Октавиана. Клеопатра внушила ему, что пока царица Египта она и в стране мир, у Марка будет все, что он захочет, а для этого ее саму и ее страну нужно беречь.
Антоний помнил прекрасную Александрию с ее ровными, словно расчерченными по линейке улицами, с ее огромными площадями, зданиями, по сравнению с которыми даже Колизей казался мелким. В те годы Александрия действительно превосходила Рим во всем, это позже Октавиан Август, став императором, сумел и в Вечном городе построить огромные здания и многое там организовать. В этом императору помог египетский опыт, правда, ни Марк Антоний, ни Клеопатра нового Рима не увидели, это происходило уже после их гибели.
Получив от любовника заверения в том, что ей будут помогать, и дав сама обещания щедро такую помощь отдаривать, Клеопатра отбыла восвояси готовиться к встрече Марка Антония в Александрии, а тот отправился со своими легионами наводить порядок в Сирии.
