Рыжая бесстыжая…
Я смотрела на сладко спящую девчонку, волосы которой разметались по подушке. Эту рыжую я должна оберегать? Смотрела и пыталась понять, что к ней чувствую. Девчонка годилась мне в младшие сестрицы, но пока была совершенно чужой.
Она вдруг завозилась и что-то забормотала. Я прислушалась.
— Кэт… Кэтрин…
Почти машинально ответила:
— Да, дорогая…
Не просыпаясь, Елизавета нашла мою руку и прижалась к ней, сладко улыбаясь. Этот момент решил все. Она доверчиво прижималась к моей руке, словно вручала свою судьбу, и обмануть вот эту сонную четырнадцатилетнюю рыжую дуреху, выросшую без матери, я не могла. Уже знала, что действительно буду оберегать и защищать ее. Только бы удалось…
Погладила по рыжим волосам, укрыла плечи, девчонка благодарно улыбнулась, не просыпаясь. Эта доверчивость уничтожила последние сомнения.
Я знала о ней все, эти знания в мою голову вложили без всяких книг и видеокурсов, как и знания привычек, обычаев, языка, весьма отличного от нормального английского, знание тогдашней географии и положения дел в мире. Это невозможно выучить за недели подготовки, хотя я многое прочитала и разыскала без помощи своих наставников.
Итак, впереди жизнь рядом с принцессой, а потом королевой на долгие годы, и я должна предостеречь ее от множества ошибок, уберечь, предупредить, надзирать, в конце концов. Не одна я, есть еще четыре члена нашей группы — Иван, Влад, Сергей и Артур.
Я уже знала, что эта дуреха неосмотрительно уступила мужу своей бывшей мачехи и забеременела. Так вот молоденькие и крепкие нимфетки обычно и залетают, а потом рожают крепких младенцев без всяких проблем. В данном случае проблема была только в одном — у Елизаветы не имелось законного супруга, и ее беременность была настоящей погибелью. Дочь шлюхи Анны Болейн пошла по стопам матери! После такого не то что королевой, даже просто уважаемой леди не бывать и замуж возьмет разве что из жалости какой-нибудь вдовец с шестью сопливыми детьми и домом в сельской глуши.
Допустить этого нельзя, а как не допустить, если мы в имении вдовствующей королевы Екатерины, той самой, от мужа которой и залетела моя подопечная. Слава богу, начало беременности она переносила легко, у нас было время что-нибудь придумать. Королева тоже в положении от того же мужчины, но она в возрасте и ходила с первых дней очень тяжело, все же рожать впервые в тридцать семь тяжело даже в двадцать первом веке, а не только в шестнадцатом.
Меня мало волновала беременность королевы, куда больше — как пока хотя бы скрыть все происходящее с этой рыжей. Идя сюда, я услышала, как шушукались прачки по поводу какой-то дамы, мол, муж в отъезде, а у нее третий месяц простыни чистые… как будет перед супругом оправдываться? И вдруг меня пронзило: но так же скажут немного погодя и о Бэсс! Ее-то простыни тоже девственно чисты второй месяц. Я никогда дольше полуминуты не раздумывала, а потому одеяло с моей любимицы полетело довольно резко, надо торопиться, вот-вот придут служанки, чтобы подготовить все к одеванию принцессы.
Она открыла глаза:
— Что ты делаешь?!
Объяснять некогда, я перекатила Елизавету в сторону, убедилась, что под ней чисто, и лихорадочно зашарила глазами по комнате, пытаясь найти, чем бы нанести себе рану. К счастью, на столике лежали швейные принадлежности — она вечером что-то вышивала. В следующую секунду на моей ноге красовался внушительный кровоточащий надрез. Бэсс в ужасе смотрела, силясь понять, кто из нас двоих рехнулся.
— Что ты делаешь?!
— Тише! Пачкаю твои простыни.
— Ты что, с ума сошла?
Дело было сделано, на простыне расплылось довольно внушительное пятно, прачки заткнутся хоть на месяц. Теперь надо быстро перевязать собственную рану. Заматывая ногу, я хмыкнула:
— Это ты сошла с ума. Еще пару дней, и прачки разнесут по всему дворцу о твоих чистых простынях. Ты этого желаешь?
Наверное, я не должна называть принцессу на «ты», но сейчас не до сантиментов. Она тоже не заметила, перепуганно зашептала:
— Но, может, это… просто нерегулярность?
— И давно она? С тех пор, как сюда зачастил лорд Сеймур? Ты хоть сама понимаешь, что произошло?
Елизавета явно замерла в ужасе. Все она понимала, но, как обычно делают женщины, боящиеся признать собственную беременность, надеялась, что все как-то само собой пройдет, «рассосется», как говорила моя подруженька в совсем другом времени за месяц до очередного похода на аборт.
Но здесь это невозможно. Я вздохнула:
— Попытаюсь организовать выкидыш.
— Нет!
— Конечно, это опасно, но через месяц будет поздно.
Елизавета сидела, стиснув руки между коленями и чуть раскачиваясь, и, видно, лихорадочно соображала, что делать. Но что она могла? Рожать без мужа — верная погибель, срочно выйти замуж — никак, она не просто девушка, она сестра короля, ее замужеству должны предшествовать долгие дебаты в Совете, сватовство и подготовка к свадьбе. За это время можно не только родить, но и отправить ребенка в первый класс.
Господи, какой первый класс?! Ладно, неважно куда, долго, в общем! А нам надо разобраться быстро, потому что выкидыш на более поздних сроках опасен, да и так кто знает, что может произойти.
Она подняла на меня глаза, в которых была такая смесь ужаса и мольбы, что я содрогнулась. Вот уж действительно дуреха!
Мне захотелось прижать ее к груди и погладить по голове, все же ребенок рос без матери, единственными утешительницами были мы с Парри. Но кто знает, как она отреагирует на такое поведение? А Елизавета вдруг сама спрятала лицо в моей юбке и разревелась, как ребенок. Четырнадцатый год… дурочка молоденькая… конечно, здесь в таком возрасте выходят замуж, но ведь все равно ребенок.
Я гладила и гладила рыжие волосы, мысленно прикидывая, чем ее напоить, чтобы получилось действенно и не слишком опасно. Не то придется как-то скрывать беременность и рожать тайно, а это куда сложнее. С другой стороны, кто знает, как повернет потом, ведь это первый ребенок. И вдруг я вспомнила, что передо мной будущая королева-девственница, то бишь королева, правившая страной сорок пять лет, но так и не вышедшая замуж! Неужели это из-за… Тогда надо рожать!
Пришли служанки, принялись одевать, умывать, наряжать… Я успела только шепнуть:
— Пока никому ни слова!
…Итак, предстояло решить, как либо избавить глупышку от ребенка, либо придумать, как увезти ее, чтобы родила втайне. Этой рыжей нельзя позориться, у ее родственниц и так слишком подмоченная репутация.
Елизавета — дочь короля Генриха VIII, прославившегося своим странным обращением с женами, это почти Синяя борода, и Анны Болейн.
Первая жена Генриха Екатерина Арагонская, которую он получил «по наследству» вместе с троном от старшего брата, была старше его на шесть лет. За много лет супружества Екатерине не удалось родить жизнеспособного наследника, выжила только дочь Мария, которая на семнадцать лет старше Елизаветы. Когда состарившаяся королева надоела Генриху, тот долго не сомневался, принялся заводить одну любовницу за другой. Тетка Елизаветы, сестра ее матери Мария Болейн долго не кочевряжилась, уступила королю и родила от него сына. Ее ловко выдали замуж, и супруг признал королевское дитя своим.
Мать Елизаветы Анна Болейн оказалась менее сговорчивой, она поставила условие: только брак. После нескольких лет ухаживаний Генрих обещал жениться и ради этого затеял развод с Екатериной Арагонской. Анна Болейн на радости уступила и оказалась в положении раньше, чем пошла под венец. Дело в том, что папа римский вовсе не собирался потакать любвеобильному английскому королю. Одно дело наставлять супруге рога со знатными красотками или просто служанками и совсем другое — потребовать развод.
Возможно, Генрих и добился бы своего, действуй он медленно и настойчиво и обещай Церкви что-нибудь существенное, но король отличался буйным нравом и крайней несдержанностью. Ждать, когда папа разведет его, терпения и времени не было, Анна Болейн уже гордо носила перед собой живот, а астрологи и повитухи со всех сторон утверждали, что родится сын. Его наследник должен родиться законным, и ради этого король был готов на все.
Он попросту отделил Английскую церковь от Римской и объявил себя главой новой Англиканской церкви! А уж развести самого себя и разрешить себе жениться на любимой тогда женщине… Послушные епископы развели и венчали.
Вообще-то по церковным канонам не мог считаться законным и первый брак короля, потому что тот женился на вдове своего брата, а сочетаться браком с бывшей собственной невесткой нельзя, но Екатерина была испанской инфантой и истовой католичкой, потому на такое нарушение Европа старательно закрывала глаза.
Анна Болейн перестала быть столь любимой, как только родила вместо сына дочь! Появление на свет Елизаветы оказалось для ее отца таким ударом, что король не мог прийти в себя целую неделю. Он крушил все вокруг, ругался на чем свет стоит, боялись, что бедолагу хватит удар! Позже Анна родила еще мальчика, но из-за стресса, перенесенного матерью, ребенок не выжил. У короля Генриха никак не получались жизнеспособные мальчики, а вот две сестры Мария и Елизавета были вполне здоровыми и крепкими.
То ли Генрих решил, что дело в возрасте его жен, то ли просто попалась на глаза молоденькая красотка (ходили слухи, что следующую супругу подсунули Генриху противники Анны Болейн), но против Анны были выдвинуты совершенно немыслимые обвинения в измене, и ее отправили на эшафот! Если верить этим обвинениям, получалось, что король бывал в супружеской спальне только в порядке очереди из любовников королевы. Ни один из обвиненных, кроме музыканта, к которому применили изощренные пытки, связи с королевой не признал, но отступать было некуда, всех казнили оптом, а за ними и саму Анну. На Елизавету легло пятно дочери женщины, виновной в прелюбодеянии. Почему девочка должна отвечать за свою мать, даже если та и изменяла мужу? Никто не задавался таким вопросом, все рассуждали, что яблоко от яблони…
Именно потому Елизавете никак нельзя ошибаться, ей не простят и малейшего промаха…
А третья супруга короля Джейн Сеймур тоже долго не прожила, но она успела родить Генриху единственного сына — Эдуарда. Этот брак считался законным, потому что Екатерина Арагонская к тому времени умерла. Едва успев похоронить умершую от послеродовой горячки третью супругу, король озаботился новой женитьбой. Брак с Анной Клевской оказался неудачным и коротким, но той удалось выйти из союза с непостоянным королем живой и даже без особых потерь.
Пятая супруга — тоже Екатерина — не испугалась судьбы Анны Болейн, но только гибнуть зря не стала, прежде чем взойти на эшафот, действительно превратила мужа в рогоносца, словно мстя за всех обиженных им женщин. Поплатилась головой.
Шестая супруга (и третья Екатерина) Парр умудрилась Генриха пережить, хлебнув в конце его жизни всего сполна: и горя, и унижения, и страха.
Согласно завещанию Генриха VIII, его наследником становился сын Эдуард, а если он умрет бездетным — последовательно дочери Мария, Елизавета, племянница Джейн Грей, внучатая племянница Мария Стюарт… Эдуард родился и рос крепким ребенком, и никому не приходило в голову, что он не сможет оставить наследника.
После смерти короля Генриха Екатерина Парр, сумевшая пережить уже третьего по счету мужа, отозвала из далекой командировки на континент, куда его отправил король, чтобы не путался под ногами, свою прежнюю любовь лорда-адмирала Томаса Сеймура и спешно вышла за него замуж. Вообще-то у Сеймура был другой расчет — жениться на Елизавете, чтобы с ее помощью прийти к власти, но вдовствующая королева не позволила отвлекаться.
Зато почему-то позволяла супругу не просто ухаживать за падчерицей, но и посещать ее спальню, откровенно ласкать юную девушку, раздевая почти донага.
Екатерина Парр неизвестно куда смотрела, ее муж тискал Елизавету, эта дуреха, видно, в какой-то момент уступила, когда меня не оказалось рядом, а мне теперь расхлебывать.
Вернусь, строго спрошу с Антимира, почему меня нельзя было «забросить» сюда загодя, чтоб потом не пришлось тайно рожать.
Кэтрин Эшли… многолетняя сначала воспитательница, потом утешительница и наперсница Елизаветы. Женщина, которой известны почти все тайны будущей королевы. Верно, в кого «подселять», как не в преданную Кэт?
Отражение в зеркале демонстрировало миловидную женщину, в меру полненькую, в меру строгую, в меру умную… Ничего, в общем, я себе вполне нравилась, конечно, до идеала очень далеко, но могло быть и хуже. А если сравнить с окружающими, так вообще неплохо.
Я стояла перед галереей семейных портретов, разглядывая изображения королевской семейки и пожимая плечами. Нет, я совершенно не понимала их канонов красоты. Этих красавиц в наше время жалели бы как откровенных дурнушек.
Может, у живописцев руки не оттуда росли, но красавица Екатерина Арагонская на портрете имела колючие, близко посаженные глаза, маленький ротик, у которого верхняя губа почти не видна, с неправильным прикусом и сильно выступающей вперед знаменитой габсбургской нижней челюстью. Я много слышала о ее доброте и милосердии, но как же надо ненавидеть живописца, чтобы сидеть перед ним с таким выражением лица?
Я вспомнила и о ее дочери принцессе Марии. С какого-то перепугу эту-то считали красавицей? Хотелось крикнуть: «Ребята, вы что, никогда красивых женщин не видели, что ли?!» Мила в общении? Это смотря с кем. Тверда характером? Я вспомнила следующие годы этой особы, когда она будет королевой, и усмехнулась: действительно Кровавая.
Хороша собой? Может, и была в ранней юности, но то, что увидела я, к такому выводу никак не располагало. Широкое, словно приплюснутое лицо, нос картошкой, явно начавший провисать второй подбородок, настороженное, злое выражение лица и такие же колючие, въедливые глаза. Инквизиция в действии, ей-богу! Лично у меня осталось впечатление бульдога, прикидывающего, как надежнее вцепиться в горло жертве.
Портрета матери моей подопечной, конечно, не было, недостойна, но я видела его еще дома, когда готовилась к отправке. Тоже не подарок, длиннющий нос, затмевающий собой все остальное. Вообще, у них всех здесь массивные носы, ринопластиков на них не хватает.
Особенно меня потрясло изображение третьей жены короля Джейн Сеймур, той, что осчастливила его сыном. Мама моя! Может, я ничего не смыслю в красоте вообще и женской тем более, но в данном случае я короля не понимала совершенно. Ради птичьего личика с длиннющим горбатым носом над маленькими, съехавшими в сторону губками, узкого, к тому же двойного подбородка отправить кого-то на эшафот можно было, только уж совсем съехав с катушек.
Единственной симпатичной женой короля оказалась действительно наставившая ему рога (так и надо!) казненная Кэтрин Говард. Ее портрета в галерее тоже не было, зато присутствовал сам король Генрих — шкаф с маленькими губками, маленькими глазками и здоровым румянцем пивной бочки.
Окончательно расстроившись от понимания, что мне придется долго жить среди вот такого понимания красоты, я поспешила вернуться в наши покои. Елизавета тоже не подарок, и дело не в рыжих волосах, у нее маленькие губки, узкий подбородочек, правда, отменная молочно-белая кожа, как обычно и бывает у рыжих, и роскошные волосы. Ладно, что есть, то есть, надо спасать это. Если честно, то я начала подозревать, что именно меня приставили к ее особе не зря: если это рыжее создание будет периодически «залетать», то рядом нужен, естественно, не Влад или Семен, а я, я и только я.
Тут же вспомнились роды на дому и выкидыши, которые мне приходилось принимать у глупых приятельниц. Может, Антимир об этом знал? Наверное… Она лет на восемь младше меня настоящей и на пятнадцать Кэтрин, в которой я находилась. Мне она годилась в младшие сестренки, а воспитательнице в дочери.
…Один раз, всего один раз Елизавета неосмотрительно уступила мужчине, забылась в любовном экстазе лишь на миг, но этот миг будет стоить ей жизни!
Она пила всякую гадость, до одурения сидела в горячей воде, вроде борясь с простудой, но ничего не менялось.
Как у всякой женщины, у Елизаветы теплилась робкая надежда, что все как-то обойдется, беременность окажется обманной, что вот еще немного, и с женскими делами все наладится. Эту надежду подпитывало прекрасное физическое самочувствие. Не тошнило, не кружилась голова, не испортился вкус или характер. Если не считать ужасных размышлений о беременности, все было как прежде.
Так прошел томительный месяц, но ничего не изменилось. Я заглядывала ей в лицо каждое утро, Елизавета сокрушенно отрицательно качала головой — ничего. Но не было и тошноты, каких-то странных желаний, не было ничего, что выдавало бы ее беременность.
Однажды Елизавете надоело бояться, она объявила:
— Нет у меня никакой беременности! Ее Величество тошнит по утрам, она бледная, как мел, она капризничает, а у меня всего лишь пропали женские дела! Возможно, это по другой причине.
Я вздохнула:
— Как бы я хотела, чтобы это оказалось так…
А Елизавета вернулась к придворной жизни, она лихо выплясывала по вечерам, ела за двоих, много смеялась и кокетничала. Никому не могло прийти в голову, что принцесса носит под сердцем ребенка. Даже ей самой уже казалось, что все так и есть. Но вдруг…
Она испуганно замерла, от ужаса кровь отхлынула от лица, вызвав головокружение. Даже не заметив, кто из кавалеров, оказавшихся рядом, подхватил ее под руку, Елизавета посиневшими губами попросила:
— Душно… Выведите меня на воздух…
Увидев это, я поспешила следом. Обмахивая Елизавету веером, шепотом поинтересовалась:
— Что?
— Он… шевелится!
Принцесса чувствовала, как ужас сковывает руки и ноги, сбивает дыхание…
— Леди Елизавета, вам нужно прилечь. Нельзя так много танцевать и прыгать… — Мой голос почти загромыхал, пусть все слышат. — Вы совсем недавно были больны, я предупреждала, что вам нужно вылежать, прежде чем снова проводить все вечера за танцами…
Я выговаривала Елизавете нарочито громко, чтобы все слышали, что принцесса не выздоровела и теперь наверняка сляжет надолго. Королева внимательно посмотрела на падчерицу:
— Вам плохо?
— Если Ваше Величество позволит, я удалюсь. Кэт права, я не выздоровела окончательно, и теперь мой недуг снова дал о себе знать…
— Чем вы больны?
— Легкое недомогание. Я слишком переохладилась, не помогли даже многочисленные горячие ванны и горячее питье. Кажется, у меня снова жар… Боюсь, как бы Ваше Величество не заболело из-за меня…
Это был прекрасный повод — уберечь беременную королеву от близости с больной. Та быстро согласилась:
— Да, да, конечно. Ступайте к себе и отлежитесь столько, сколько будет нужно!
Уводя Елизавету, я благодарила Господа, что у нее нет никаких рвотных позывов или других неприятностей.
Вызвать выкидыш, которого я, честно говоря, боялась, никакими средствами не удалось, дитя не желало покидать материнское лоно раньше срока. Елизавета лелеяла надежду, что, узнав о ее беременности, лорд Сеймур как-то поможет. Она не задавалась вопросом, как он может помочь и, главное, захочет ли.
Рыжую дурочку переубедить не удалось, она настояла на беседе с Сеймуром. Он, кстати, брат умершей королевы Джейн Сеймур и, соответственно, дядя нынешнего короля, а также его отчим, потому как женат на мачехе. Нормально, кого же тогда родит Елизавета? Сына своего отчима, то есть себе и Эдуарду брата? Нет, допустить этого нельзя.
Но действовать я все равно решила в разных направлениях, мало ли как повернет?
— Леди Елизавета, вам не стоит этого делать.
На всякий случай я снова перешла на «вы» и вежливое обращение. Надо привыкать, вдруг и правда станет королевой?
— Пусть знает, что не одна его Катарина Парр, но и я тоже беременна!
— Вы сможете доказать, что это его ребенок?
Даже если провести генетическую экспертизу, что это изменит? Ей бы скрывать всеми силами, а она на рожон лезет. Нет, с каждым днем я все больше понимала выбор Антимира Ананьевича, с этой рыжей могла справиться только я.
Елизавета вытаращила на меня глаза:
— А чей же еще?!
— Вы не встречались с ним открыто и не сможете доказать, что он единственный ваш мужчина.
— Что?!
Мне показалось, что через мгновение она вцепится мне в лицо своими красивыми ручками. Даже внутренне собралась, чтобы отразить такую атаку, если она будет. Не хватает ходить с расцарапанной рожей, которая мне и без того категорически не нравилась. Но она быстро опомнилась, схватившись за голову:
— О, господи! — И тут же снова вскинула глаза: — Нет, Сеймур обязательно поможет, он знает, что у меня никого не было!
Конечно, надежда умирает последней. Желаете, миледи, посмотреть на эту агонию? Пожалуйста. Только как бы хуже не было…
Я сделала последнюю попытку образумить подопечную:
— Как может вам помочь сэр Томас?
— Но ведь он даже хотел на мне жениться…
— У лорда Сеймура есть супруга, к тому же беременная…
— Позови его! — заупрямилась Елизавета.
— Не советую…
— Мне плевать на твои советы! Позови!
И снова я не понимала живших в шестнадцатом веке. Ну Елизавета молоденькая дурочка, такую обвести вокруг пальца, приласкав, тем более так, как это делал Сеймур — нагло, откровенно возбуждая ее чувственность, — не проблема, а вот куда смотрела уже трижды вдова Катарина Парр? Красив? Пожалуй, но подлец несомненный! К тому же по его роже за версту видно, что рога от измен в дверь проходить не будут, нужно менять двери на гаражные ворота или ежедневно рога подпиливать и сдавать на пантокрин. К тому же дядечка явно не в себе, глаза какие-то… Чуяло мое сердце, что он навлечет проблемы на свою голову. Только бы и Елизаветина туда же не попала!
Лорд оглядел меня, словно впервые видел, и попытался хлопнуть по заду, явно в знак особой милости. Самым трудным оказалось не врезать ему в ответ в пах, не то был бы королевин хахаль инвалидом по мужской части. Ловко увернувшись, я показала, чтобы шел вперед. Видно, в моем отнюдь не ангельском взгляде Сеймур увидел что-то такое, что заставило его подчиниться. Вот так-то лучше, а то не посмотрю, что ты почти на пятьсот лет меня старше, уложу мордой в пол болевым приемом, будешь знать.
А может, его вообще кастрировать, чтобы больше никаких дур не соблазнял? Мысль мне определенно понравилась, но обдумывать ее было некогда.
Ответ Сеймура поверг Елизавету в ступор. Лорд лишь пожал плечами:
— Вы беременны, леди Елизавета? А при чем здесь я?
— Но… но ведь вы…
Бровь красавца приподнялась, выражая крайнее изумление:
— Вы хотите сказать, что я отец вашего будущего ребенка?
— А кто же?..
— Ну… вам лучше знать, миледи…
Елизавета задохнулась от ужаса и возмущения:
— Милорд, в моей постели побывали только вы!
— Я в этом не уверен… Кроме того, я не бывал, леди, в вашей постели, я лишь приходил пожелать вам доброго утра или доброй ночи как добрый отец… Этому есть свидетели — королева и ваши собственные фрейлины.
Елизавета пыталась проглотить вставший поперек горла ком и не могла. Сеймур не только не собирался ей помогать, но и вовсе отказывался от своего ребенка?!
Воспользовавшись ступором, охватившим Елизавету, Сеймур поспешил удалиться. А та еще долго сидела без движения, не в состоянии не только двинуться, но и просто вдохнуть. Лишь подсунутое под нос резко пахнущее средство чуть привело принцессу в чувство. Вернее, чувством это назвать было нельзя, она лишь стала дышать.
— Я вам твердила, что милорду лучше вообще ничего не говорить. Хорошо, если обойдется просто его отказом от своего участия в этом деле.
— А что он еще может? — хрипло выдохнула Елизавета.
— Многое…
Не рассказывать же ей, что будет дальше? Да я и сама не знала, помнила только, что ссылка.
Кстати, ссылка нам сейчас не помешала бы… Девчонке скрывать беременность, а потом рожать прямо рядом с покоями вдовствующей королевы слишком трудно, а если беременность выползет на свет, то репутация Елизаветы навсегда пропала. Допустить этого я не могла.
Сеймур оказался сволочью куда большей, чем я о нем думала. Он не только не помог, хотя прекрасно понимал, от кого ребенок у Елизаветы, он побежал спасать свою шкуру, то есть просто жаловаться женушке на домогательства ее падчерицы! Я боялась, что лорд станет настраивать королеву против падчерицы, но Сеймур пошел куда дальше.
В очередной раз я поразилась, насколько мир глуп, а бабы в нем вообще дуры! Катарина Парр прекрасно видела, как обхаживает Елизавету Сеймур, он ласкал девчонку даже на виду у жены, но та спокойно наблюдала. Зато когда выяснилось, что ласки дали результат, поверила мужу, а не собственным глазам. Елизавета якобы соблазнила Сеймура! Поистине, человека просто убедить в том, в чем он желает быть убежденным.
На следующее утро моя подопечная получила прекрасный урок человеческой подлости и жестокости.
Дверь распахнулась рывком. Неспавшая Елизавета чуть приподнялась навстречу вошедшей быстрым шагом королеве:
— Ваше Величество…
Ноздри Екатерины раздувались, глаза горели, а губы дрожали. Подойдя к постели, она резко откинула одеяло и уставилась на уже заметный живот Елизаветы:
— Вот что вы скрывали под легким недомоганием?!
— Ваше Величество, я…
— Не желаю ничего слушать! Так опозорить семью! Принцесса, наследница престола беременна от кого попало!
И тут у Елизаветы взыграло ретивое. Рывком выдернув край одела из рук мачехи, она завернулась в ткань и насмешливо фыркнула:
— Мы с вами беременны от одного мужчины!
— Что-о-о?! — Казалось, Екатерина вот-вот задохнется от возмущения. — Вы смеете еще и обвинять в своем неприглядном поведении моего мужа?! Вы, дочь шлюхи, оказавшаяся не лучше своей матери, смеете утверждать, что беременны от супруга королевы?!
Глядя вслед взметнувшимся юбкам Екатерины, я сокрушенно покачала головой:
— Я вам говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет… Неужели вы ожидали, что лорд Сеймур признает свое отцовство?
Елизавета упала ничком на постель, залившись слезами. Теперь скрывать невозможно, теперь она погибла окончательно! Она дочь шлюхи и сама шлюха! Она беременна непонятно от кого, ведь единственный, кто мог признаться в своем с ней прелюбодеянии, — лорд Сеймур, — ее предал! От кого еще королева могла узнать о беременности своей падчерицы?
Но мне некогда утешать бедолагу, я поспешила вслед за королевой, оставив Елизавету рыдать в одиночестве. Сейчас важнее другое.
— Ваше Величество…
Она обернулась, остановилась, поджидая, пока я почти подбегу. Пришлось присесть в поклоне и быстро, но тихо затараторить, времени было совсем немного:
— Ваше Величество, я не оправдываю свою воспитанницу…
— Вы плохо ее воспитали!
— Согласна, но сейчас не о том… Нельзя допустить скандала, может, лучше отправить леди на несколько месяцев подальше от двора? В ее имение Хэтфилд…
Наши взгляды встретились, не знаю, сколько длилась эта дуэль, мне показалось — вечность, но королева все же не дура, сообразила, что я права.
— Вы… сможете скрыть?
Я кивнула.
— Так лучше будет для всех, Ваше Величество…
— Не в Хэтфилд, там опасно. Я скажу куда. И немедленно!
— Да, Ваше Величество…
Юбки Катарины Парр зашуршали прочь, а я, выждав положенное время, бросилась успокаивать свою дуреху.
Почти весь день та лежала, не смея даже поднять голову. Вечером в комнату вдруг пришла служанка Екатерины:
— Королева срочно требует вас к себе, леди Елизавета. Она знает о вашем недомогании, но требует поспешить.
Я бросилась одевать Елизавету. Рыжей, как я мысленно звала свою подопечную, было все равно, самое лучшее умереть, вот немедленно лечь и умереть. Еще лучше на виду у королевы, в ее покоях. Она так и сказала:
— Я сейчас умру прямо перед ней. Только сначала все же скажу, что меня обрюхатил ее муж…
— Глупости! — Я постаралась как можно туже затянуть шнуровку. — Вы молча выслушаете все, что вам скажет Ее Величество! Помните, леди Елизавета, что любое ваше дурное слово может стоить вам жизни.
Но Елизавете было все равно, она решила действительно снова все высказать королеве о недостойном поведении ее супруга, напомнить, что та сама была свидетельницей его недвусмысленных приставаний и даже попустительствовала этому, а потом будь что будет!
Ей ничего не удалось, королева не стала слушать. Лорда Сеймура в опочивальне не было, а ведь Елизавете очень хотелось потребовать и его к ответу. Пусть поклянется перед Богом, что не имел с ней ничего! Пусть! А Екатерина была холодна, как лед, не позволив падчерице произнести и слова, она не допускающим возражений тоном объявила, как только за вошедшей Елизаветой плотно закрылась дверь:
— Я не собираюсь выслушивать ваши объяснения, они ни к чему. Кого бы вы ни назвали отцом своего будущего ребенка, вашей вины это не умаляет.
Елизавета с ужасом подумала, что королева права! А та продолжила, даже не глядя на саму виновницу:
— Сегодня же, сейчас вы не просто покинете двор, вы уедете туда, куда я прикажу! И будете жить там столько, сколько велю! С этой минуты двор забудет о вашем существовании! Но в память о вашем отце — не матери, заметьте! — я не сообщу о вашем крайне предосудительном поведении вашему брату. Король останется в неведении, пусть думает, что вы просто опасно больны. Идите, остальное вам скажут на месте!
Королева не протянула руку для поцелуя, не глянула, когда Елизавета кланялась, лишь покосилась ей вслед. Принцесса шла в свою комнату, не глядя по сторонам. Вдруг ей показалось, что за одной из колонн прячется лорд Сеймур. Но обернуться не успела, виновник ее бед скрылся. Елизавета усмехнулась: точно нашкодивший кот, сделал дело и в кусты! Но тут же вспомнила слова королевы: «Кого бы вы ни назвали отцом своего ребенка, вашей вины это не умаляет». Екатерина права, к чему винить кого-то? Дочь шлюхи и сама оказалась таковой! Кто усомнится в правоте этого утверждения, доведись двору узнать причину недомоганий принцессы Елизаветы?
Ей не оставалось ничего, как подчиниться приказу королевы и исчезнуть с глаз двора, а там будь, что будет…
Я уже держала наготове дорожное платье:
— Сказано ехать прямо сейчас…
— Но впереди ночь?!
— Это приказ.
Чего королева боялась больше: встречи своего неверного мужа с падчерицей или того, что передумает сама? Наверное, и того и другого.
Трогая поводья лошади, Елизавета оглянулась на окна королевской спальни, показалось, что штора слегка колыхнулась, за ней угадывался женский силуэт.
— Куда мы едем?
— Куда приказано Ее Величеством.
Сопровождавший не был излишне любезен. Елизавета чуть усмехнулась: ему не велено особенно носиться с опальной принцессой. Мелькнула мысль: знает ли он, чем вызвана эта опала? Вряд ли, Екатерина постарается скрыть от всех, иначе может всплыть обвинение в отцовстве Сеймура. Конечно, лорд отвергнет такое обвинение, но даже простое перемывание косточек его и Елизаветы в одной сплетне подорвет престиж самой королевы, ведь все видели, что лорд ухаживал и за ее падчерицей тоже.
— А куда приказано Ее Величеством?
Сопровождавший сделал вид, что не расслышал вопроса.
Не свернули к Тауэру, Елизавета облегченно вздохнула: хорошо хоть не туда. Значит, Екатерина решила просто удалить ее в какую-нибудь глушь, чтобы все забыли о самом существовании Елизаветы. Но она младшая сестра короля, когда у Эдуарда появится супруга, Елизавете придется вернуться ко двору, что тогда?
Она тут же осадила сама себя: нечего загадывать так далеко. Ей еще предстоит доносить и родить ребенка, а это далеко не у всех проходит благополучно, и то, что она пока переносила беременность прекрасно, ни о чем не говорит. Вдруг юную женщину охватил ужас, все это время она совершенно не задумывалась, куда денется после своего рождения ребенок! Это не котенок, которого можно утопить в реке, и не собачонка, чтобы быть выгнанной на улицу, это ее дочь или сын! Но предъявить двору новорожденную или новорожденного без того, чтобы не быть названной шлюхой, она не может.
Пронизывающий зимний ветер показался куда более холодным и неуютным, а местность вокруг совсем темной и мрачной. Рядом только Кэт и совершенно чужие люди, даже Парри осталась пока в Челси, чтобы назавтра привезти вещи Елизаветы. Королева так спешила выпроводить беременную падчерицу, что не могла дождаться утра и не дала времени на сборы.
В темноте непонятно, куда они едут. Елизавете даже пришло на ум, что ее просто заманят в место поглуше и убьют. Но она так настрадалась, что и такой выход обрадовал! Пусть смерть, только бы избавиться от ежедневных страхов, что все станет известно.
Я тоже беспокоилась, королева не разрешила уехать в Хэтфилд и отправила неизвестно куда, это было плохим знаком. Кто мешал Екатерине Парр завтра сказать, что Елизавета тайно бежала с любовником и была им же убита с целью сокрытия беременности? Уезжали мы действительно тайно ночью, что просто опасно.
Я решила идти ва-банк. Подъехав к сопровождавшему, строго поинтересовалась:
— Куда мы едем?
— Куда приказано Ее Величеством.
— А куда приказано?
Он не ответил. Нет уж, от меня так просто не отделаешься, я тебе не Елизавета!
— Если вы не ответите, я подниму крик, что принцессу похитили!
— Я действую по приказу королевы.
— Да ради бога! Но я вас предупредила. Эй!
— Тихо! Хорошо, я скажу. Вас везут в Чешант, в имение хороших людей.
Я усмехнулась, мне казалось, что хороших людей в шестнадцатом веке вообще не существует. Правда, в Чешанте действительно неплохие люди, там моя сестрица со своим мужем. Не сказать, чтобы я любила семейство Денни, но они куда лучше Сеймура. Если сравнивать, то хорошие люди.
Но мой крик «Эй!» обеспокоил остальных.
— Кэтрин, что случилось?
— Осторожнее, на дороге полно выбоин, как бы не переломать ноги лошадям.
Ладно, Чешант так Чешант… Меня куда больше интересовало, где мои напарники. Не одна же я отправлена к этой Рыжей, обещали всю группу. Или остальным не удалось, говорят, такое тоже бывает. Это плохо, похоже, в Англии шестнадцатого века жить не так-то просто и безопасно, а при дворе так вообще террариум или даже серпентарий. Змея на змее и скорпионы в придачу. И что характерно, все кусачие и ядовитые.
К тому же, как я узнаю, что миссию выполнила или, наоборот, не выполнила?
Я вздохнула: об этом думать рано, вон она, моя миссия, тащится верхом в ночи непонятно куда, а ей еще предстоит родить, причем тайно и без осложнений. Надо придумать, куда деть ребенка, и постараться вправить мозги Рыжей, чтобы больше таких фокусов не было.
…Уже поздно ночью мы остановились в небольшой, но вполне уютной гостинице. Хозяева, суетясь, предложили самую лучшую комнату и вдоволь горячей воды, чтобы вымыться после дороги. Неожиданно это пригодилось…
Стоило подняться наверх в комнату, как невыносимая боль, казалось разрывающая все внутри, опоясала низ живота моей подопечной. Елизавета согнулась пополам, не в силах вымолвить ни слова.
— Что?!
Я буквально втащила ее на кровать, сорвала с себя нижнюю юбку и принялась подталкивать под ноги и спину.
— Зачем?
— Потому что иначе вы перепачкаете всю постель, и нам будет трудно это объяснить. У вас тот самый выкидыш, которого мы не могли дождаться.
Вот теперь мне предстояла работка! Из слуг с нами только двое мужчин, хорошо, что служанка гостиницы оказалась ловкой и толковой. Она сразу сообразила, что происходит, и на мои слова о тайне согласно кивнула головой:
— Справимся…
Я сунула в зубы Елизавете край простыни:
— Ты зажмешь и будешь страдать молча. Никто не должен услышать и звука, поняла?
Та перепуганно кивала головой. Моя рыжая подопечная держалась молодцом, она действительно ни звука не издала.
Ну конечно, шевеление плода ей просто показалось, нечему там еще было шевелиться, но все равно жалко.
А вот теперь мне предстояло сделать еще одно дело. Вот когда пригодился секретный сундучок, подсунутый мне перед самым переходом Иваном! Наверняка они знали, что именно предстоит. Я напоила Елизавету сумасшедшим количеством обезболивающего и снова сунула в зубы тряпку:
— Еще потерпи, будет больно, но это нужно.
Шить очумевшую девчонку вживую страшно и жалко, но она снова терпела, не дернулась, хотя сильно напряглась, даже пальцы побелели. Ничего, будет знать, как мужикам потакать!
— Все, теперь лежи тихо и постарайся не елозить. Я заштопала тебя так, что никто ни о чем не догадается. — Она в ответ кивнула, тараща на меня полные ужаса глаза. Простыню из ее сведенных судорогой не то боли, не то страха скул вырывать пришлось силой.
— Успокойся, все прошло, все обойдется. Никто ничего не узнает и даже потом не догадается. Поспи…
Но Елизавету вдруг начал бить озноб. Я приложила руку ко лбу, нет, температуры нет, это просто лихорадка из-за стресса. Все же служанка принесла одеяла, еще подушку, добавила побольше дров в камин. В ответ я вложила в ее руку монету, которую заработать она могла только за год. Удивленно вскинув на меня глаза, служанка помотала головой:
— Это слишком много…
— У тебя есть дети?
— Дочь, вот такая же…
— Оставь ей на приданое.
В ответ благодарный кивок. Теперь понятно, почему она так старается для Елизаветы…
Я уселась рядом с Елизаветой и принялась тихонько перебирать ее спутанные и мокрые от усилий и страха волосы. Лучше всего успокаивает именно вот такое — возня с волосами.
— Все хорошо, все прошло хорошо… Теперь все будет как надо…
Как надо, я не знала и сама, но верила, что мы справились и впереди только счастливое будущее. Моя миссия оказалась не такой уж сложной, справилась… Где там мой пирожок на полке? Или за такие подвиги полагаются ключи от «Мерседеса»? Ага, от Антимира фиг дождешься, скорее это будет почетная грамота. Причем, отрапортовав: «Служу истории!», грамоту с собой забрать нельзя, она останется в кабинете начальства под стеклом рядом с аквариумом с забившейся в угол акулой и озверевшими головастиками.
Я думала об одном, а губы произносили совсем другое, продолжая уговаривать рыжую дуреху, снова прижавшуюся к моей руке. Стало немного смешно:
— Мадам, вы теперь снова девственница. Умоляю, не нарушайте мою работу до свадьбы!
Едва ли она поняла, но кивнула. Что это, обещание больше не влипать или понимание, что я ее вернула в нормальное состояние?
Но теперь все равно, она спасена, жара нет, недельку понаблюдаю, сниму швы и можно домой. Зато мне будет что рассказать об этом шестнадцатом веке!
В первые дни я чуть не сдохла тут от жуткой вони. Нет ничего страшнее, когда устойчивый запах пота, мочи, нечистот, дыма от сальных свечей и еще много чего перебивают ароматами мускуса или духов! На мое счастье, Елизавета была «ненормальной», она хоть в какой-то степени любила мытье и не терпела запаха пота. Это сближало меня с подопечной и вызывало симпатию к ней.
Я и помыслить не могла, что все только начинается!
Выяснилось это на следующий день.
Елизавета уже успокоилась и спала, даже раскрывшись. Я время от времени щупала ее лоб, убеждалась, что температуры нет, и устраивалась в кресле подремать. Кажется, все обошлось…
Ехать дальше пока немыслимо, потому я твердо заявила сопровождавшему нас капитану, что, поскольку принцесса в горячке, мы будем находиться в таверне столько, сколько нужно. Тот сходил наверх, убедился, что Елизавета спит беспробудным сном под кучей одеял, услышал от умницы служанки, что госпожу всю ночь лихорадило, потому что она промерзла, отправил гонца в Челси к королеве и успокоился. В конце концов, ему тоже не улыбалось пробиваться сквозь начавшуюся метель.
Зато к обеду нас догнала Парри с вещами. Парри была такой же воспитательницей и наперсницей Елизаветы, как и я, а ее брат Томас — казначеем принцессы. И вот когда я увидела братца… Нет, конечно, Серега хорош во всех видах, ему шло даже взросление лет на десять-пятнадцать! Настроение сразу поднялось, нашего полку прибыло, я не одна!
Улучив минутку, доложила:
— Все сошло гладко, ребенка не будет. Немного придет в себя, отвезем в Чешант, и можно по домам.
— Куда? — изумленно вскинул на меня глаза Серега-Парри.
У меня зародилось нехорошее сомнение: может, это не он?! О-о-ой…
— Почему ты решила, что можно домой, разве Иван говорил что-то о сроках?
Фу-у… ну так же можно человека и до инфаркта довести!
Я подумала, что он просто не понял.
— То, ради чего я здесь, случилось. У Елизаветы выкидыш, я ее зашила, все благополучно. Немного подлечу, сниму швы, и все.
— Не-ет, дорогая, все еще только начинается.
Наверное, я тупо уставилась на Серегу-Парри, потому что его глаза откровенно смеялись.
— Что все?!
— Она королева?
— Нет, конечно, король ее брат Эдуард.
— Кать, миссис Эшли, ваше дело довести эту принцессу не только до ума, не только до трона, но до тех благословенных времен, когда уже не будет сильно нуждаться в подталкивании и опеке. К тому же это, насколько я помню, не последнее ее дитя.
— И… как это долго?
— Откуда я знаю? Сказано же: к зачету вернешься.
— Иди к черту!
— Полегче, ты не в Москве.
Я вернулась к Елизавете. Та спала, тихо посапывая в подушку. Вот еще одна любительница спать на животе.
Ну, королевой она, положим, станет не скоро, сейчас правит ее младший брат Эдуард, потом на очереди, если что случится с мальчишкой, Мария, и только потом сама Бэсс.
Елизавета… Элизабет… Бэсс… тебе еще немыслимо многое предстоит. Выходит, я все это время буду рядом? Это действительно надолго, но мне вдруг расхотелось возвращаться! Привести этого пока ребенка на трон, уберечь, защитить, подсказать… Сколько у нее врагов? Много, безумно много. Она ненавистна как протестантка старшей сестре Марии, за которой стоит католическая Европа, ненавистна как возможная претендентка на престол, в конце концов, ненавистна просто как симпатичная девчонка, способная соблазнить мужа. Ей бы выйти замуж, любить супруга, нарожать ему деток, быть доброй матерью и хозяйкой большого имения, но она рождена от короля, а потому может быть наделена высшей властью и никогда не будет знать покоя, ни до того, ни после. Пока не станет королевой, опасность будет смертельной, когда станет, помимо правления нужно будет еще оберегать свою власть, потому что потерявшие ее обычно долго не живут. Но и после смерти потомки не оставят в покое, начнут обсуждать и осуждать, приписывать черт-те что, вплоть до материнства относительно Шекспира!
Так, стоп! С этого места поподробнее… Как же я могла забыть об этом?! Если она должна была родить Шекспира, то… господи, неужели то, что мы сотворили, лишило мир литературного гения?! Спокойно, Катя, попробуем порассуждать…
Шекспир, насколько я помнила, умер в 1616 году в возрасте… кажется, в возрасте 52 лет, я когда-то после первого курса своего медицинского бывала в Стратфорде-на-Эйвоне, родном городе Шекспира, там рассказывали. Получается, что родился он никак не раньше… 1564 года. По-моему, родился и умер в один и тот же день — 23 апреля. Я бы не помнила, но это день рождения моего бойфренда Темы, он всегда пил за себя и «за того парня — Шекспира». А пока у нас осень 1548-го… Значит, то, что мы сотворили, к великому драматургу отношения не имело. Слава богу!
Я сидела на кровати в своей ненавистной позе — сложив ноги по-турецки, и страдала. Хотелось курить, кофе и жареной картошки. Надоели баранья похлебка, чеснок и хлеб с сыром. Слава богу, хоть никаких: «Овсянка, сэ-эр…». Даже при дворе ели черт-те что, руки мыла только королева в тазике, остальные обходились без подобных изысков.
Они вообще слишком много без чего обходились, чтобы я чувствовала себя комфортно. Хорошо хоть моя Рыжая помешана на мытье. Это «помешано» только относительно местных обычаев, потому как особым пристрастием к гигиене и чистоте ванна раз в месяц в моем понимании считаться никак не могла. Остальные мылись куда реже. Правда, протирались влажными тряпочками и обливались благовониями. Лично у меня оставалось впечатление второй половины слова «благовония»…
Собаки в качестве блохоловок, ни одну шавку невозможно погладить без того, чтобы потом не чесаться полдня. Разодетые, как стая канареек, дамы и, главное, кавалеры сверкали драгоценностями, как новогодние елки, а изо рта у всех несло чесноком и гнилыми зубами. Рот полоскали вином, а исподнее меняли не каждый день. Амбре…
Несмотря на то что всяких инков и майя грабить еще толком не начали, золото повсюду: на золотых и серебряных деревьях золотые птицы, под ними золотые львы, на шеях у всех якорные цепи из драгметаллов, — а вот на унитазы ума не хватает. И обыкновенный умывальник соорудить тоже. Дикари!
Я очень страдала от невозможности вмешаться в развитие санитарно-гигиенического оборудования. А Серега-Парри от невозможности ободрать золотые листики, переплавить в звонкие монеты и на них накупить земли, семян и хозяйственного инвентаря, а еще овец, коз, лошадей… построить конюшни и скотные дворы… Останавливали нашего хозяйственно-экономического гения лишь отсутствие необходимых средств и сама Елизавета. Для нее существовали только верховые лошади и те, что тянут кареты. Боюсь, Рыжая не представляла, что лошадь может тащить плуг или воз с сеном.
Но Парри особенно не сдерживала, быстро сообразив, что экономический гений умеет делать деньги.
Сам Серега однажды поделился наблюдениями, но касались они не отсутствия привычных удобств или планов на будущее, а… Томаса Грешема.
— Это еще кто?
— Финансист в Лондоне. Башка… финансовый гений! Ему бы МВФ командовать, деньги умеет делать из воздуха.
— Это не заслуга, деньги из воздуха такими же и оказываются. Мне куда больше по душе твои старания, у тебя деньги из работы, такие надежнее.
Серега смущенно зарделся, но помотал головой:
— Не, правда гений. Если Грешем сказал выбросить этот мешок с монетами, надо бросать, прорастет денежными деревьями.
— Ага, на Поле дураков. Ну ты-то куда?! — И вдруг меня осенило: — Слушай, а у них здесь нельзя создать финансовую пирамиду?
— Посадят.
— А так, чтобы свои внакладе не остались, а расширение ушло куда-нибудь на континент, в Испанию, во Францию… И пусть там жалуются.
— Катя, не вздумай вмешиваться, здесь таких умных и без тебя хватает.
— Да я не вмешиваюсь. Никогда не умела делать деньги и не собиралась этим заниматься. С меня вон Рыжей хватает.
— Слушай, ты на нее влияние имеешь, скажи, что нужно в Доннингтоне увеличить поголовье овец…
— Ну вот, началось!
— Я серьезно.
Вот и все общение. Серега дорвался до возможности ворочать большими объемами, его теперь фиг на что другое отвлечешь.
Но постепенно привыкала и я…
Жизнь в Чешанте у четы Денни была вполне сносной, нас с Бэсс не допекали, Рыжая училась, я бездельничала. Интереса ради принялась читать на латыни. Оказалось — понимаю. Откуда? «Оттуда», — сказал бы противный Жуков. Интересно, где он? Где вообще все помимо нас с Серегой?
Сергей на вопрос пожал плечами:
— Нарисуются, когда время придет.
— А кто кем?
— Откуда я знаю? Поживем — увидим.
Жизнь текла довольно скучная, правда Сергей сказал, что это пока. Он оказался прав, нарисовались, особенно Артур Жуков, да так, что фиг сотрешь!
При рождении дочери умерла бывшая королева Катарина Парр, Сеймур стал вдовцом. Теперь нас никто не мог удержать в Чешанте, но и ко двору не звали тоже, потому мы быстренько перебрались в столь любимый Елизаветой Хэтфилд. Хэтфилд мне тоже понравился больше, а уж про Сергея и говорить нечего. Парри даже похудела от невозможности превратить имение Елизаветы в образцово-показательное для всей Европы хозяйство за один год. Но я не сомневалась, что через пару лет здесь будут стоять животноводческий комплекс на несколько сотен голов, конезавод, какой-нибудь свечной заводик и десяток предприятий помельче… Интересно, почему мне гигиеническую или сексуальную революцию совершать категорически запрещено, а ему промышленную можно? Несправедливо.
Парри моталась по округе, организовывая и организовывая. Она со скрипом выделяла деньги на одежду или всякие изыски, но с удовольствием вкладывала их в очередной десяток овец или маслобойню. Удивительно, но это нравилось Елизавете. Нет, два экономиста на мою бедную голову многовато… А куда от них денешься?
