Сэр Джон Конрой
– Сэр Рэлли, вы выглядите сегодня как настоящий пират! Не хватает только сабли в руках. Я слышала, пираты носят кривые сабли.
Сэр Рэлли попытался согнуть деревянную ногу, чтобы как можно изящней поклониться королеве, но это не удавалось, все же деревянные куклы не слишком подвижны, даже если очень стараться. Но деревянный Рэлли все равно был весьма учтив с королевой Елизаветой:
– Я не ношу саблю, когда иду на встречу с вами, ваше величество…
Дрина приучена говорить тихо, чтобы не мешать взрослым разговорам, потому даже когда дам рядом нет, все равно говорила тише чем вполголоса. Вообще-то она все реже играла с куклами и все больше рисовала, училась танцевать, много и с удовольствием занималась вокалом, языками, под приглядом матери читала. Но читала редко и без особого удовольствия, потому что занятные книги ей попросту не давали, а те, что предлагались, были либо по-взрослому скучны, либо совершенно непонятны, а чаще всего и то и другое.
И все это под неусыпным приглядом матери либо кого-то из взрослых.
Вот такие минуты, когда ее оставляли хотя бы на четверть часа одну, выпадали так редко, что девочке и в голову не приходило воспользоваться свободой. Хотя, какая же это свобода, если в их с матерью спальне горничные меняли постельное белье, о чем-то переговариваясь и хихикая.
Герцогиня уехала по делам вместе с сэром Конроем, это означало, что дела – финансовые, у баронессы Шпэт третий день была мигрень из-за зуба, а дорогая Лецен беседовала о чем-то с пастором, приехавшим из Германии по делам, они были знакомы с отцом Лецен, и пастор передавал многочисленные приветы от родни из дома. Потому вся свобода Дрины ограничивалась углом в комнате, где сидели в рядок ее куклы, каждая из которых была занесена в соответствующий реестр и пронумерована, что не мешало дать многим из них имена и любить больше остальных. Куклы не имели портретного сходства с оригиналами, просто были одеты в исторические костюмы, считалось, что так девочка лучше запомнит славных предков королевской семьи.
Деревянной королеве Елизавете надоело беседовать с деревянным покорителем морских просторов, и они отправились на место. Дрина всегда рассаживала кукол в строгом порядке, тщательно расправив платье и убедившись, что ни одна из них не нарушила линию, в которую вытянут весь ряд.
В этот момент девочка и услышала часть разговора горничных… Они говорили о сэре Джоне Конрое и герцогине.
– Да уж, в этом доме все делается по воле сэра Конроя…
Дрина не собиралась подслушивать, но поневоле обратила внимание на не слишком-то уважительный тон по отношению к материнскому наставнику и самой матери. Из слов горничной постарше выходило, что сэр Конрой причастен ко всему, даже к появлению на свет самой маленькой принцессы…
От неожиданности Дрина задела кукол, и две из них, те, рядом с которыми должен быть уютно устроиться до следующего раза деревянный пират Рэлли, со стуком упали. Голоса в спальне немедленно затихли, а в приоткрытую дверь осторожно выглянула горничная.
Но Дрина уже взяла себя в руки и старательно пристраивала упавших деревянных друзей обратно на их законное место, сделав вид, что ничего не слышала. А в голове метались мысли… Они намекали на то, что сэр Джон… о, нет! Нет, нет!
Она с трудом сдержалась, чтобы не броситься с рыданиями разыскивать свою гувернантку. Немыслимо, эти болтушки посмели хотя бы на миг усомниться в том, что ее отец герцог Кентский! Конечно, Дрина еще мала, но она так часто присутствовала незаметной мышкой при разговорах взрослых дам, что многое знала и понимала. Она прекрасно осведомлена о любовницах и любовниках королевской семьи, о незаконнорожденных детях, своих кузинах и кузенах, о том, что супружеская верность отнюдь не является ныне безусловным достоинством. Но допустить мысль, что этим могла грешить ее безгрешная мать?! Да еще и она сама явиться плодом греха…
О нет, это было слишком!
На счастье девочки вернулась баронесса Лецен и отвлекла ее от страшных мыслей. Постепенно разговор двух глупых горничных забылся, но следствием его явилось полное неприятие Дриной сэра Джона Конроя. Принцесса и без того не слишком любила Конроя, тот никогда не относился к ней как к равной, всегда был насмешлив, причем так насмешлив, словно хотел продемонстрировать свое превосходство. Он издевался над наивностью девочки, ее доверчивостью и неумением хитрить. Сэру Джону в голову не приходило, что это не неумение, а нежелание хитрить, Дрина росла исключительно правдивой, попросту неспособной ко лжи.
А сэра Конроя она постепенно возненавидела и не только за некрасивые подозрения горничных или его насмешки, но и за введенную им «Кенсингтонскую» систему воспитания и жизни принцессы.
Джон Конрой происходил из древнего ирландского рода, но всего в жизни добился сам. Для начала он попытался сделать военную карьеру и с семнадцати лет уже находился в армии. Но везение его началось, пожалуй, с тех пор, как он женился на племяннице епископа Фишера, дружившего с герцогом Кентским.
Супруга не принесла Джону ничего, кроме шести детей и знакомства с герцогом, у которого он и стал конюшим. Вместе с семьей герцога Конрой последовал в Англию и после его смерти занимал уже уникальное положение не только при вдове, но и вообще при королевской семье. Конрой был неофициальным представителем сестры короля Георга IV принцессы Софии, финансами которой распоряжался как своими собственными, а уж герцогиня Кентская и вовсе была послушна его воле, точно мужниной. Многие считали, что Конрой является по совместительству и любовником вдовы, а некоторые, что даже отцом ее младшей дочери.
Вот об этом и болтали горничные, убирая в спальне герцогини Кентской.
Нет, в появлении на свет Дрины заслуги сэра Джона не было, хотя, тогда он и сэром еще не был. Первый шаг к своему восхождению Конрой сделал даже не женившись на дочери Фишера или став конюшим у герцога Кентского. Невелика честь быть конюшим у человека, финансы которого не позволяли этому конюшему нормально платить. Первым удачным шагом был совет через своего тестя герцогу, чтобы его наследник (или наследница, не важно) родился непременно в Англии, иначе могут быть проблемы с наследованием.
Вместе с семьей герцога Кентского в Англию отправилась и семья Джона Конроя. А потом герцог вдруг простудился и умер, оставив вдову с дочерью без средств к существованию и с огромными долгами. Конрой к этому времени уже приглядел себе жертву – принцессу Софию, которой никак не удавалось приструнить ее незаконнорожденного сына Гарда. Джон сумел справиться с глупым мальчишкой и стал для принцессы совсем своим человеком, спасителем. Ловкий подход к делу превратил его в неофициального представителя принцессы и позволил распоряжаться ее финансовыми делами и недвижимостью, не забывая при этом и себя.
Конрой был куда состоятельней герцогини Кентской, но оказался одним их тех, кто настоял, чтобы она не возвращалась в Аморбах. Брат герцогини принц Леопольд называл Конроя Мефистофелем и предостерегал сестру от слишком большого влияния этого человека, но у брата были свои дела, а сестре нужна поддержка и помощь. Конрою довольно быстро удалось настроить сестру против принца Леопольда, просто тот завел себе любовницу, а это в глазах герцогини Кентской было почти преступлением против морали.
К чему уже достаточно состоятельному Джону Конрою понадобилось сначала быть жилеткой для слез у герцогини, а потом и организатором всей ее жизни и жизни Кенсингтонского дворца?
Принц Леопольд прав, Джон Конрой вполне годился на роль Мефистофеля, он раньше других сообразил, что может дать маленькая девочка, едва научившаяся ходить, какие перспективы открыть. Это был второй шаг к вершинам власти для Конроя.
Конечно, ждать предстояло очень долго, ведь на пути Дрины к престолу три дядюшки – правящий король и его братья герцоги Йоркский и Кларенский. Но все трое далеко не молоды и бездетны, а значит, дочь герцогини Кентской непременно будет королевой. Такой проект стоил и долгих усилий, и необходимого времени. Герцогиня легко попала под его влияние, оставалось вырастить такой же дочь, и Конрой мог рассчитывать на блестящее будущее собственное и собственных детей.
Девчонка оказалась строптивой, но у сэра Джона хватило ума и выдержки не ломать ее через колено, а медленно, день за днем гнуть, чтобы согнулась по его воле.
Постепенно Джон Конрой взял в свои руки не только финансы герцогини, но и всю жизнь в Кенсингтонском дворце. Сначала мать Дрины с удовольствием соглашалась с его требованиями и правилами, она тоже считала, что лучшее украшение любой девушки это добродетели, что Дрина должна расти ответственной, послушной, не знать излишеств, ни в коем случае не встречаться с людьми, могущими хоть в какой-то степени подать дурной пример.
Но день за днем Конрой подчинял себе герцогиню и все, что было с ней связано. Особенно это проявилось после смерти короля Георга IV.
