Книга: Непобедимые скифы. Грозные сарматы
Назад: Глава шестая
Дальше: Глава восьмая

Глава седьмая

Неся на себе тягчайшее бремя попечения обо всем мире, принцепс испытывает нужду в поддержке, дабы, избавленный от забот о семье, он мог всецело отдаться служению общему благу. Но есть ли более высоконравственная отрада для по-цензорски непреклонной к себе души для того, кто никогда не предавался роскоши и наслаждениям, но с ранней юности неуклонно повиновался законам, чем взять жену, с которой он мог бы делиться своими самыми сокровенными мыслями, кому доверил бы малых детей?

Тацит
По желанию Клавдия послов приняли в Храме Согласия у подножья Капитолийского холма, где заседали сенаторы. За день до этого императора посетил Котис. Умабия удивило то, что царевич отправился на переговоры один. Двух боспорских вельмож, сопровождавших его, он оставил в доме Цецилиев. Баня, называемая римлянами — бальнеум, специальные ванны и растирания освежили Котиса после ночи, проведенной в «Хижине Бахуса». Перед лицом сената и императора он предстал в виде, достойном царского имени. Сегодня это ожидало Умабия и Горда…
Сенат — порождение первого царя Ромула. Именно он, по словам ученых мужей Рима, собрал сто почтенных старцев для того, чтобы они мудростью своей помогали ему управлять государством. Расцвет же сенаторской власти наступил после царствования последнего царя Тарквиния Гордого, когда Рим стал республикой. Это время ушло. Настала пора императоров, которые, стремясь к единовластию, всячески старались оттеснить сенаторов на задворки власти. И это им удавалось. Но сенат не сдавался. Отстаивая свои права, он то вступал в открытую борьбу, то скрытно противодействовал, то старался влиять на решение императоров. Зачастую повелителям приходилось уступать. Несмотря на все это, авторитет сената падал год от года.
Зал заседаний сената показался Умабию похожим на маленький театр под крышей. Ему уже довелось побывать в римском театре под открытым небом, но там он присутствовал как зритель, здесь же предстояло выступить в роли действующего лица. Зрителями были сенаторы. Во времена легендарного Ромула их было сто, ныне же их число возросло до шести сотен, но сегодня в курии их было меньше. Присутствовали только члены сената, назначенные в комиссию для переговоров. Вельможные мужи в белых тогах поверх латиклав восседали на длинных скамьях, расположенных ступенями одна над другой, и высокомерно поглядывали на двух варваров, прибывших на поклон Риму.
Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик — император, великий понтифик, трибун и принцепс, названный сенаторами еще и Отцом Отечества, сидел по другую сторону от входа. Стоящая на возвышении приземистая скамья с изогнутыми ножками в виде когтистых лап, низкой спинкой и подлокотниками с львиными головками, отделанная слоновой костью и золотом, напоминала миниатюрный трон. Ниже, почти в центре круглого зала, стояли две скамьи скромнее, без спинок и подлокотников. Они предназначались для консулов, но в данное время консулы отсутствовали.
Вначале правления Клавдий, надеясь добиться доверия сената и противопоставляя себя предшественнику, сидел между консулами и даже брал слово в порядке очереди. Ныне времена изменились; Клавдий силен и популярен среди римских граждан и легионов, теперь ему не надо было заискивать перед сенаторами. Клавдий уже мог позволить себе некоторые вольности в обход римских законов, обычаев и мнения сената. И все же сенаторов он побаивался. Напуганный убийством Калигулы и памятуя о насильственной смерти Цезаря, он окружил себя телохранителями и даже добился присутствия их в сенате. Попытка восстания в Иллирии, произошедшая через год после провозглашения его императором, и несколько раскрытых заговоров побудили Клавдия позаботиться о собственной безопасности.
Телохранители, напоминающие каменные изваяния, стояли поодаль от трона, по двое с каждой стороны.
Одежда императора была подобна одежде сенаторов, от них его отличал только золотой лавровый венок на голове и пурпурный плащ с золотой каймой, который сливался с красным полотнищем, закрепленным на стене позади трона. В центре полотнища раскинул крылья вышитый золотыми нитками римский орел. Повернутая вправо голова с мощным клювом, хищный взгляд, острые когти. Символ римского могущества и величия.
Послы по просьбе сопровождавшего их магистра церемониала подошли ближе к трону. Теперь Умабий мог рассмотреть того, кого давно мечтал увидеть. Вид Клавдия разочаровал сармата. Умабий представлял повелителя Великого Рима другим.
Император, пожилой, седеющий, коротко стриженный, показался Умабию человеком болезненным и утомленным жизнью. Бледное, с желтоватым оттенком лицо Клавдия нельзя было назвать красивым. Широкий морщинистый лоб, крупный нос, густые брови, большие, с толстыми мочками уши, тонкие губы не делали его привлекательным, но глаза… Большие, карие, они излучали ум, духовную глубину и внутреннюю печаль. Не скрылось от внимательного взгляда Умабия и то, что у императора подрагивает голова и трясутся руки, следствие многочисленных болезней, преследовавших его с самого детства.
Горд, Умабий и Квинт, сопровождающий их в качестве переводчика, поклонились. Клавдий благосклонно наклонил голову. Горд, как первый по старшинству возраста, начал речь:
— Царь нижних аорсов Евнон приветствует славного императора Клавдия и сенат, — Горд поклонился сидящим справа и слева государственным мужам и вновь обратился к императору: — Желает Риму мира и процветания. Царь Евнон заверяет императора и уважаемый сенат в своей дружбе и просит принять дары по обычаю аорсов.
Квинт перевел. Клавдий согласно кивнул.
Обычно обмен дарами происходил перед отъездом послов, но в данном случае император решил пойти варварам на уступки. Следовало расположить их к себе, эти кочевники должны были сыграть свою роль во внешних делах Рима.
Воины аорсов, предварительно разоруженные, по сигналу магистра церемониала внесли дары в зал и сложили их неподалеку от трона Клавдия. С воинами вошла и Кауна, переодетая в мужскую одежду. Умабий не устоял перед просьбой девушки, пожелавшей собственными глазами увидеть императора. Узнай сенаторы о подобном кощунстве, неизвестно, чем могло бы окончиться посольство. Оттого-то у Умабия замерло сердце, когда император пристально посмотрел на Кауну. Угроза миновала. Клавдий перевел взор на преподнесенные дары. Когда воины удалились, Умабий облегченно вздохнул.
Приняв подарки, Клавдий произнес ответную речь. Она была продолжительной и часто прерывалась по причине его природного заикания:
— Сенат и я, император Рима, рады принимать у себя послов скептуха аорсов Евнона и благодарим его за дары и пожелания процветания и мира. К великому сожалению, Риму редко приходится наслаждаться миром. Вот и сейчас, как нам стало известно от царевича Котиса, боспорский царь Митридат лишь притворяется другом Рима, а сам тайно готовится к войне с нами. — В голосе Клавдия послышался гнев, дрожь усилилась. — Нам не нужен союзник, который прячет за спиной нож… Мы решили, что царем Боспора Киммерийского должен стать Котис. Мы окажем ему всяческую поддержку, в том числе и нашими легионами. Если скептух Евнон желает доказать нам свою дружбу и стать нашим союзником, пусть выступит в нужное время со своим войском против Митридата.
Умабия озадачила речь императора. Котиса он считал своим другом, но тот никогда не рассказывал о сокровенном, хотя не раз отзывался нелестно о брате, порицая его за недостатки в характере, государственном управлении и за нелюбовь к Риму.
Горд тронул Умабия за локоть, давая понять, что честь ответного слова принадлежит ему. Умабий приложил ладонь правой руки к груди, склонил голову, перебарывая волнение, произнес на латыни:
— При встрече я передам слова императора нашему предводителю Евнону и старейшинам.
— О-о! — На лице Клавдия отразилось удивление. — Сын сарматского скептуха изучил латынь?!
— Да, император.
— Тяга к наукам похвальна. У тебя будет возможность лучше изучить язык римского народа. С царевичем Котисом вы отправитесь в Мезию, где находится легион, приготовленный ему в помощь, и вспомогательные войска. В залог нашей дружбы со скептухом Евноном ты останешься при царевиче Котисе до войны с Митридатом. Мы надеемся начать ее с наступлением весны. А твоему вельможе, — Клавдий кивнул на Горда, — мы поможем тайно достигнуть Танаиса, откуда он доберется до владений аорсов. Надеюсь, что ответ Евнона будет положительным.
Умабий понял; его отъезд, а значит, встреча с родными, по которым он скучал последнее время, откладывается до весны. Но могло статься и так, что он надолго останется заложником в пределах Римской империи. Новость озадачила Умабия, но она была не единственной.
Император продолжил:
— И еще. Как мне стало известно от сенатора Сервия Цецилия, среди твоих телохранителей имеется настоящая амазонка, способная противостоять в бою двум и более воинам-мужчинам и даже одолеть их.
«Подлый Цецилий!» — гневная мысль пронеслась в голове Умабия. Он вспомнил, как сенатор восхвалял умение Кауны владеть оружием.
— Да, император, среди моих телохранителей есть девушка-воин.
— Я люблю гладиаторские представления… Через пять дней в Большом цирке состоятся гладиаторские бои, эдитором которых является сенатор Сервий Цецилий, и я хотел бы увидеть ее на арене. Амазонка против воинов мужчин, подобного граждане Рима прежде не видели.
— Император, аорсы — свободное племя. У нас каждый сам решает свою судьбу, — сказал Умабий, сдерживая возмущение. — Воин-сармат не раб. Даже вождь не может заставить его биться с кем-либо себе в удовольствие. И еще, я могу потерять своего лучшего телохранителя.
Брови Клавдия на миг нахмурились.
«Дерзкий варвар смеет отказать мне?!»
Император подавил раздражение, посмотрел направо:
— Сенатор Сервий, что мы можем сделать для того, чтобы уменьшить опасность для жизни девушки-воина?
Сервий тяжело поднялся со скамьи в третьем ряду.
— Я поставлю против нее трех преступников. Из тех самых, что пытались ограбить достопочтенных послов во время их прогулки по Риму.
— Чью безопасность мы доверили тебе, Цецилий! — прервал речь сенатора Клавдий.
В зале послышались смешки. Сервий покраснел, виновато опустил голову. Клавдий махнул рукой:
— Продолжай.
— Таким образом, она накажет разбойников, пытавшихся убить тех, чьи жизни она обязана защищать. Схваченные стражниками преступники ранены и вряд ли окажут достойное сопротивление.
— Ну вот, твоей телохранительнице ничего не угрожает, — произнес Клавдий успокаивающе.
— Я должен поговорить с ней, и если она согласится… — В голосе Умабия чувствовалось упрямство.
«Видимо, аорсы не только свободное, но и непокорное племя», — подумалось Клавдию.
— На этом закончим. Надеюсь на согласие. У нас не принято отказывать императору. Жду вас на гладиаторских боях. Прощайте.
Послы, одарив поклонами сенаторов и императора, удалились.
* * *
— Пауки! Подлые пауки! — сказал возмущенно Горд, оставшись наедине с Умабием в комнате, выделенной им в доме Цецилиев. — И Клавдий, и Сервий, и царевич Котис плетут свои сети. Не запутаться бы нам в их паутине.
— Ты прав, — согласился Умабий.
— С Клавдием все понятно, — продолжал рассуждать Горд, — ему нужен союзник для борьбы с Митридатом, поэтому старый хитрый лис оставил тебя заложником. Думаю, Евнон согласится, он давно тяготеет к Риму. А вот Кауна на арене гладиаторов — это происки жирной свиньи Сервия. Уверен, какую-то выгоду он от всего этого имеет.
— Горд, ты старше, мудрее. Помоги! — взмолился Умабий. — Посоветуй, как спасти Кауну.
— Вижу, дорога она тебе. — Горд, внимательно посмотрел на молодого сармата. — А как же Торика, твоя жена?
Умабий не ответил, смущенно отвел глаза.
— Что ж, решать тебе, но не забывай, что есть сердце и есть голова. Как уберечь Кауну, не знаю. Как вести себя в бою, как охотиться на медведя в дремучих лесах, где живут племена венедов, как залечивать раны, я бы тебе подсказал, а тут… Прости… Обратись к Котису, заодно узнаешь, какую паутину плетет этот молодой паук… Не доверяй ему. Человек, предавший брата, с легкостью предаст и тебя.
* * *
Котиса Умабий нашел в атриуме. Царевич в задумчивости сидел на скамье у имплювия. Умабий сел напротив. Котис оторвался от своих мыслей, поднял голову.
— А, это ты. Как прошел прием?
— Ответь, почему ты назывался мне другом, а сам скрывал, что готовишься предать брата?
Котис вскочил, лицо его побледнело.
— Замолчи! Ты ничего не знаешь. Это он виновен, что так произошло! Митридат не любил меня и презирал за мою любовь ко всему римскому, привитую мне моей матерью. Но больше всего он боялся, что я отниму у него трон. Оттого и отослал меня в Рим, чтобы усыпить бдительность Клавдия… Скажи, что случилось бы со мной, если бы он развязал войну с римлянами? Скорее всего, меня бы казнили или пришлось бы провести остаток жизни в заточении. Он на это рассчитывал, надеялся пронзить одной стрелой двух зайцев.
Котис замолчал. Молчал и Умабий, стараясь разобраться в словах царевича и отыскать в них правду.
— Ты веришь мне? — прервал паузу Котис.
— Да, — ответил Умабий, в глубине души неуверенный в том, что говорит. Сомнения в искренности царевича все еще не давали покоя.
— Спасибо, друг, — Котис положил ладонь на плечо Умабия. — Надеюсь на твою помощь и обещаю свою, если ты пожелаешь стать царем аорсов, и не только.
Умабий встал.
— Благодарю тебя за обещание, но сейчас мне нужна иная помощь… Император желает видеть Кауну на арене цирка.
Умабий пересказал Котису свой разговор с Клавдием.
Котис ответил не сразу. Подумав, сказал:
— Отказывать императору нежелательно. Только боги знают, чем это может кончиться. Устроить ей побег мы можем, но сумеет ли она выбраться за пределы владений Рима? Вряд ли. Остается одно — согласиться.
— Как?! Ее могут убить!
— Не беспокойся, я поговорю с Сервием, он поставит против нее самых слабых преступников, схваченных стражей на улице Субура. Она прекрасный боец, и ей не составит труда расправиться с ними. А теперь тебе надлежит получить согласие прекрасной амазонки. — Котис, желая ободрить сармата, дружески похлопал его по спине. — Не стоит беспокоиться. Ты бывал в театре и знаешь, что те, кто готовит представление, заранее знают, чем оно закончится. Уверен, что в отличие от настоящих гладиаторских боев этот бой будет подобен представлению с заранее известным концом. С твоей амазонкой ничего не случится. Верь мне.
* * *
Умабию не пришлось искать Кауну. Выйдя из атриума, он столкнулся с ней лицом к лицу.
— Не говори ничего. Квинт мне все рассказал. Не навлекай на себя немилость римского царя. Скажи ему — я согласна. Но биться буду только своим оружием.
— Но почему ты согласилась?
— Я не привыкла убивать людей ради забавы и в угоду другим, но Квинт сказал, что со мной будут сражаться те, кто хотел убить тебя… — Девушка осеклась.
— Ты это из-за меня?
— Не льсти себе, — вспылила Кауна, устыдившись чувств, которые не смогла скрыть.
Умабий схватил девушку за плечи:
— Я знаю, это так! — Голос Умабия задрожал от волнения. — Я не позволю тебе рисковать жизнью, потому что я… Я люблю тебя.
Умабий попытался притянуть девушку к себе. Кауна, поднырнув под его руку, выскользнула из объятий.
* * *
Радость клокотала в душе Квинта, силясь вырваться наружу. Наконец наступил день, когда Умабий, как и обещал, отпустил его, позволив после приема императором тайно навестить близких родственников, проживающих в городе Арреций, что в провинции Этрурия. Оставалось только собрать вещи и, соблюдая осторожность и избегая быть узнанным, отправиться в путь. Далее все зависело от Фортуны. Попадись он в руки безжалостной римской богини правосудия Юстиции, то за сон на посту и дезертирство его в лучшем случае ждало рабство, в худшем смерть.
Будто из воздуха перед ним вырос слуга Сервия, египтянин Амернап:
— Хозяин хочет поговорить с тобой.
«Что ему нужно?» — Недоброе предчувствие омрачило радость Квинта. Оно усилилось, когда он вошел в комнату Сервия.
— Приветствую тебя, Квинт Меллиний! — торжественно произнес Цецилий, вставая из-за стола.
По спине Квинта пробежала холодная струйка страха. Кроме Умабия, Кауны, Котиса и Бардуса, никто не знал родового имени римлянина-переводчика. Даже в полумраке комнаты было видно, как побелело его лицо.
— Я не понимаю тебя, сенатор, — ответил он, прилагая усилия, чтобы сохранить спокойствие.
— Не надейся, что сможешь меня обмануть. Мне известно о тебе все, нарушитель воинских законов, трус, дезертир и предатель.
— Я не предатель! — вырвалось из уст Квинта. Римлянин осознал, что выдал себя, но поздно. Впрочем, и без того стало ясно, что он попал в крепкие сети Цецилия. Судя по уверенности сенатора, он не сомневался в виновности Квинта.
— Ты живой и невредимый оказался в стане врагов, получается, что ты предатель.
— Аорсы не враги Риму.
— Были врагами. И не пытайся спрятаться за спины сарматских послов. Это тебе не поможет. Готовься к смерти, недостойный сын Рима, обесчестивший себя и свою семью. Скрываясь от позора, твои отец, мать и две сестры покинули Арреций и перебрались в Помпеи. Но и там упреки сограждан не оставили их в покое. Твой отец Крисп Меллиний, ветеран, воевавший против херусков Арминия в легионах Германика, трижды награжденный за доблесть фалерами, дважды дубовым венком за спасение римских граждан и один раз венцом с зубчатой стеной за то, что первым взобрался на стену вражеской крепости, не вынес позора и умер.
— Как?! Отец умер?!
Ноги Квинта ослабли. Он присел на корточки, закрыл лицо ладонями, заплакал.
Сервий подошел, погладил его по волосам:
— Сочувствую твоему горю и могу помочь тебе повидаться с семьей и даже вновь обрести права гражданина Рима.
Квинт поднял голову, посмотрел на Цецилия. В его полных слез глазах блеснула искра надежды. Сервий не дал ей погаснуть:
— Я обещаю, так и произойдет, но для этого ты должен выполнить мое поручение.
Квинт поднялся:
— Я согласен выполнить любое твое поручение. Приказывай, сенатор. Я… — торопливо заговорил он, боясь, что Цецилий передумает.
— Твоя готовность служить мне радует, — остановил его Сервий. — Знаю, ты выполнишь все, что я тебе прикажу. Другого пути у тебя нет. А теперь слушай. От тебя потребуется немногое. Как мне стало известно, Умабий дал согласие на участие амазонки Кауны в гладиаторских боях, но потребовал, чтобы на арену ее сопровождал один из его людей. Этим человеком должен быть ты. Умабий согласится. Ты дружен с ней и говоришь на латыни, чем не могут похвастаться остальные воины сарматов.
— Позволь спросить, сенатор, для чего это нужно?
— Ты еще смеешь задавать мне вопросы?
И без того узкие, заплывшие жиром глазки Сервия сузились еще больше. Квинт поспешил извиниться:
— Прости, сенатор.
— Прощаю. Впредь будь осторожен, я могу передумать… Слушай. Тебе надлежит сопровождать Кауну на арену и в случае, если она не погибнет во время боя, привести ее в одну из комнат, находящихся под цирком. В какую, тебе позже покажет мой ланиста Валлар.
— Ей не будет угрожать опасность?
— Опять вопросы?!!
— Прошу простить меня, я…
— Ты беспокоишься об этой девчонке? Уж не влюбился ли ты в эту дикую сарматку, Квинт Меллиний?
Квинт опустил голову.
— Римлянин и амазонка. Прекрасно. Ха, ха, ха. — Тучное тело Цецилия заколыхалось от смеха.
Квинт молчал. Сервий утер глаза, насмешливо посмотрев на Квинта, сказал:
— Не бойся, с ней ничего не случится.
— Я готов, сенатор…
Цецилий самодовольно улыбнулся; теперь в любом случае меч амазонки окажется у него, а значит, Харитон отдаст злополучный свиток.
Назад: Глава шестая
Дальше: Глава восьмая