Книга: Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения
Назад: Часть третья
Дальше: Часть четвертая
* * *
В битве при Микулине броде печенеги понесли страшный урон. Хан Шиба был убит. Хан Илдей с трудом спасся бегством с раной в плече от русского копья. Русичи взяли в плен пять тысяч степняков, убитых печенегов было еще больше.
К Святославу принесли хана Курю с залитым кровью лицом. Куря пребывал в глубоком беспамятстве, но жизнь еще не покинула его сильное тело. Святослав отобрал из пленных печенегов четверых батыров из орды Гилы, велев им отвезти чуть живого Курю в его родное кочевье.
– Ежели Куря помрет в дороге, похороните его по своему обычаю, – сказал Святослав. – Коль выживет Куря, то пусть больше не приходит на реку Рось, ибо тут живет печенежская смерть!

Глава 9
Иоанн Цимисхий

Куропалат Лев, пригласивший Калокира в свои покои, показал ему короткую записку на клочке пергамента.
– Это письмецо принес вчера вечером какой-то монах и отдал дворцовым стражникам, сказав, что это послание василевсу от его доброжелателей, – сказал куропалат. – Прочти и изложи свое мнение, друг мой.
– Василевс видел эту записку? – спросил Калокир, ознакомившись с текстом письма.
– К сожалению, эта писанина сначала угодила в руки Никифора, а уж потом ко мне. – Развалившийся в кресле Лев досадливо поморщился.
– Как воспринял василевс эту угрозу? – опять спросил Калокир.
– Никифор решил приостановить наступление на Антиохию, – мрачно ответил Лев, не глядя на Калокира. – Ты же знаешь, мой брат в последнее время стал мнительным.
– Именно на это и рассчитывал тот, кто написал это подметное письмо! – воскликнул Калокир, швырнув клочок пергамента на овальный стол у окна. – Тайные недруги василевса среди столичной знати таким подлым способом надеются поссорить василевса с полководцами и уменьшить популярность Никифора среди народа. Ведь в народе Никифор славен прежде всего тем, что он беспощадно изгонял из владений Империи гнусных агарян. Никифор сам едва не взял Антиохию в прошлом году. Арабы обескровлены, осталось нанести последний решающий удар, и Антиохия падет!
– Поверь, друг мой, я говорил Никифору то же самое! – развел руками Лев. – Но моего брата словно подменили! Никифор отправил гонца к Михаилу Вурце, осаждающему Антиохию, с повелением не штурмовать город до следующей весны.
У Калокира вырвался раздраженный жест.
– Вурца горяч! – воскликнул он. – Он не послушается василевса.
– Конечно, не послушается. – Лев усмехнулся. – Вурца упрям, как бык!
– У Михаила Вурцы имеются сильные покровители в Константинополе, – сказал Калокир, – с ним дружен доместик схол Востока Иоанн Цимисхий. Василевсу не стоит ссориться с Вурцей теперь, когда его положение в столице весьма шатко. Мне думается…
– Кстати, Никифор вчера лишил Цимисхия его высокой должности, – перебил Калокира Лев с какой-то таинственной улыбкой. – Цимисхию велено приехать в столицу. Мой брат больше не доверяет Цимисхию.
– Может, василевс недоволен военными успехами Цимисхия в Азии? – хмуро проговорил Калокир. – Может, василевс завидует Цимисхию?
– Я не вдаюсь в эти тонкости. – Лев небрежно пожал широкими плечами. – Цимисхий скользкий, как рыба. Ему опасно доверять слишком много власти. От побед над арабами у Цимисхия слегка закружилась голова. Опять же, Цимисхий очень популярен в войсках. По-моему, Никифор поступает правильно. Цимисхию пора напомнить, кем он был при василевсе Романе и кем он стал при василевсе Никифоре!
– Могу я встретиться с василевсом? – Калокир посмотрел в темные восточные глаза куропалата, который, как и его старший брат, был смугл, чернобров и с густой шевелюрой.
– Можешь, но не сегодня, друг мой. – Лев растянул в полуулыбке свои толстые губы, изобразив грустный вздох. – У моего брата сегодня много важных дел. Ты ведь знаешь, что ныне творится в столице. Налоги не платятся, кругом воровство и взятки, синклитики плетут интриги, чернь буйствует! Теперь вот – эти подметные письма! – Лев сделал паузу и взглянул на Калокира с некой озадаченностью. – Никифор велел мне разыскать того, кто написал эту угрожающую записку. Я хочу поручить это расследование тебе, Калокир. Уверен, ты справишься. Если это заговор, то его нужно поскорее раскрыть. Если за этим стоит какой-то ненормальный негодяй, то его надо бросить в темницу.
Калокир взял записку со стола и еще раз пробежал глазами короткий текст. Кто-то предупреждает василевса, что звезды предрекают ему смерть сразу после взятия Антиохии. Подписи в записке не было.
* * *
Спустя несколько дней Калокир все же встретился с василевсом. Никифор сам вызвал его к себе. Полагая, что разговор пойдет о подметных письмах, Калокир взял с собой тот злосчастный клочок пергамента с текстом неизвестного «доброжелателя».
Никифор в последнее время много молился, строго соблюдал пост и ходил на исповедь в храм. Он стал часто облачаться в старый поношенный плащ, подаренный ему Михаилом Малеином, дядей по материнской линии, который был игуменом Киминской лавры в Пафлагонии. Михаил Малеин был известен своей набожностью и аскетизмом. Перед смертью Михаил Малеин подарил Никифору, тогда еще военачальнику, свой монашеский плащ и рясу.
В этом грубом полинялом плаще василевс и встретил Калокира, который, наоборот, был одет в роскошный скарамангий из голубого шелка с узорами на груди и рукавах. Пояс на Калокире был расшит золотыми нитками.
– Присядь, друг мой, – сказал василевс, указав Калокиру на стул. – У меня известие для тебя. Известие с Руси.
Калокир так разволновался, что едва не сел мимо стула.
– В Киеве скончалась княгиня Ольга, – скорбно произнес василевс. – Теперь язычники в Киеве обретут еще большее влияние. Прибывшие из Киева греческие купцы рассказывают, что княгиню Ольгу погребли по христианскому обряду. Но это еще не все.
Сидящий напротив Калокира василевс почесал свои спутанные волосы широкой пятерней. По лицу Никифора было видно, что его одолевают безрадостные мысли.
Калокир напряженно ждал.
– Святослав с войском опять вернулся в Болгарию, – промолвил наконец Никифор, взирая на Калокира из-под нахмуренных бровей. – Этого и следовало ожидать. Уходя на Русь, Святослав не зря оставил гарнизон в Малом Преславе. Этот молодой князек еще доставит нам хлопот! Печенегов Святослав разбил, теперь руки у него развязаны.
– Кого же Святослав оставил в Киеве на столе княжеском? – спросил Калокир. – Своего брата Улеба?
– Нет, не Улеба, а кого-то из своих сыновей, кажется, Ярополка, – ответил Никифор.
– Ярополк мальчишка несмышленый, ему ли доверять Киев! – вырвалось у Калокира. – Почему Святослав не оставил в Киеве Улеба? Жив ли Улеб?
– Не знаю. – Никифор продолжал сверлить Калокира хмурым взглядом. – Если Святославу каким-то образом стало известно, что прошлогодний набег печенегов на Киев оплачен нашим золотом, то вполне вероятно, Святослав вернулся на Дунай для войны не с болгарами, а с нами.
Повисла долгая пауза. Василевс ждал, что скажет на это Калокир, а тот молчал, явно ошеломленный свалившимися на него известиями.
Наконец Никифор сказал:
– Друг мой, это дело я могу поручить только тебе. Надо убедить Святослава вернуться на Русь, надо умаслить его языческую душу любыми обещаниями, любыми подарками! Ты знаешь Святослава, ведь тебе доводилось беседовать с ним. В свое время ты уговорил Святослава привести войско на Дунай, ныне тебе нужно убедить князя в обратном.
– Какие уговоры? – слегка поморщился Калокир. – Я просто подкупил Святослава золотом, вот и все.
– Что ж, это упрощает дело, Калокир, – ободряюще промолвил Никифор. – Отвези Святославу золото: двадцать, тридцать кентинариев… Сколько он попросит. Главное, чтобы этот варвар больше не появлялся на Дунае!
Последнюю фразу Никифор выкрикнул с гневным раздражением.
Калокир бросил на василевса удивленный взгляд.
С той поры как Никифор обрел царскую власть, его все чаще посещают вспышки неуправляемой злобы. Лицо Никифора, осунувшееся после постов и ночных бдений, носило отпечаток какого-то жестокого и трагического стоицизма. Глядя на него, нельзя было не почувствовать: вот, воплощение несгибаемой воли, способной вынести непосильное!
В конце беседы Никифор показал Калокиру еще одну записку, переданную ему какой-то незнакомой женщиной во время молебна в храме Святой Софии. В записке было предупреждение о готовящемся заговоре против василевса. И вновь не было ни подписи, ни каких-либо имен. Никифор сказал, что та незнакомка была явно из знатного сословия. Ее лицо под темным покрывалом Никифор не разглядел, зато он обратил внимание на пальцы незнакомки: белые, ухоженные, с перламутровыми ноготками.
– Это синклитики тяготятся моей властью, лишившей их привилегий! – злобно проговорил Никифор. – Я это чувствую! Нити заговора наверняка тянутся в синклит.
– Синклитиков триста человек, все они не могут быть заговорщиками, – сказал Калокир. – Я думаю, государь, твои тайные недруги могут быть не только в синклите, но и гораздо ближе.
– Где же? – Василевс вскинул на Калокира свои черные очи.
– Здесь, во дворце, – ответил Калокир.
Никифор задумчиво пошевелил черными густыми бровями.
Неожиданно за дверью раздались торопливые приближающиеся шаги и тяжелое дыхание запыхавшегося человека. Высокие створы дверей распахнулись. На пороге возник толстый евнух.
– О превосходительный! Не гневайся на меня, что я прерываю твою важную беседу… – с поклоном замямлил скопец тоненьким голоском.
– Что случилось? – рявкнул василевс, вставая.
– Толпа закидала камнями твоих телохранителей, которые тащили в дворцовую темницу двух злодеев, писавших непотребное о тебе на стенах домов, – торопливо сообщил евнух. – Толпа отбила этих злодеев и подвалила к дворцовым воротам. Чернь грозится поджечь дворец!
– Где куропалат? – загремел Никифор, надвигаясь на евнуха. – Где дворецкий? Ступай, найди их!
Евнух испуганно попятился, закрыв за собой двери.
* * *
С этого дома на Псамафийской улице для Харальда и Тюры началось знакомство с Константинополем. В этом доме из желтого камня с двумя колоннами при входе жил патрикий Калокир.
Брат и сестра прожили больше полугода под кровлей просторного Калокирова жилища, пока не освоились в столице ромеев, поражающей всякого своим многолюдством, пока не выучили в достаточной мере греческий язык. Затем Харальд, благодаря стараниям Калокира, поступил на службу в отряд эскувитов, дворцовой стражи, а Тюра переселилась в богатый дом синклитика Серапиона для обучения греческой грамоте и прочим премудростям вместе с его дочерьми.
Прожив в доме Серапиона два года, Тюра вновь перебралась к Калокиру. Теперь Тюра выглядела не как застенчивая славянская девушка, но как дочь имовитого грека. Тюра прекрасно говорила по-гречески, одевалась, как гречанка, умела читать и писать, играла на арфе, изумительно исполняла греческие песни. Друзья Калокира полагали, что Тюра его дочь, прижитая им еще в Херсоне со славянской наложницей. Калокир только посмеивался в душе, даже не пытаясь разубеждать своих знакомых. Он заботился о Тюре действительно как о своей дочери.
Харальд навещал сестру всякий раз, когда его отпускали со службы в город. Теперь-то Харальд знал Константинополь как свои пять пальцев. По сравнению с огромной великолепной столицей ромеев далекий Киев казался Харальду маленькой и тихой деревней. И все же Харальда тянуло обратно на Русь. Он часто просыпался по ночам с тоской в сердце. Тосковала по Киеву и Тюра.
Обычно при встречах с сестрой новости рассказывал Харальд, который узнавал много интересного от дворцовых слуг.
Однако в этот день Тюра встретила брата с таинственным блеском в глазах, по которым было видно, как ей не терпится поделиться с Харальдом чем-то очень важным. Тюра схватила Харальда за руку и потащила его в свою спаленку на втором этаже дома, подальше от любопытных служанок. Харальд был заинтригован.
Тюра плотно прикрыла дверь спальни. Затем она усадила брата на свою кровать и негромко заговорила, глядя ему прямо в глаза.
– Ты знаешь, что Калокир недавно ввел меня в семью легатария Маркиана ради знакомства с его младшим сыном Андроклом, – начала Тюра с волнением в голосе. – Так вот, позавчера я опять была в гостях у легатария Маркиана. Я приглянулась его супруге, и она теперь часто приглашает меня в гости. Там были еще двоюродные сестры Андрокла, обе намного младше меня. Андрокл, впрочем, тоже еще мальчишка совсем. Мы затеяли игру в прятки. Я спряталась в нише стены за портьерой, а там оказалась потайная дверь в соседнюю комнату. В той комнате находились какие-то люди, явно давние знакомые легатария Маркиана. Легатарий тоже был там. – Тюра задыхалась от волнения, ее большие голубые очи были полны испуга. – Эти люди говорили о том, что василевса Никифора нужно убить и как можно скорее! Недавно в столицу из Азии приехал магистр Иоанн Цимисхий. Заговорщики хотят его сделать василевсом. Легатарий Маркиан сказал, что некто Гервасий уже ведет тайные переговоры с Цимисхием. Все это я услышала через щель в потайной двери.
– Лица заговорщиков ты разглядела? – спросил Харальд.
– Нет, – ответила Тюра. – С другой стороны двери тоже висела занавеска.
Девушка присела на постель рядом с братом и обхватила ладонями свои пылающие щеки.
– Плохо дело! – в раздумье проговорил Харальд. – Ты сказала об этом Калокиру?
– Калокир уехал в Болгарию, по поручению василевса, – промолвила Тюра. – Калокиру велено о чем-то договориться с князем Святославом. Ты знаешь, что Святослав разбил под Киевом печенегов и снова привел войско на Дунай? – Тюра сбоку взглянула на брата. – Я просила Калокира, чтобы он взял меня с собой. Но Калокир не согласился. Он без особой радости поехал в Болгарию.
– В окружении василевса только и разговоров, что о вторжении Святослава в Болгарию, – сказал Харальд. – Василевс Никифор отправился осматривать горные крепости на границе с Болгарией. Куропалат Лев уехал в Солунь закупать лошадей для императорской гвардии. Ходят слухи, что Святослав намерен объявить войну ромеям.
Тюра после услышанного от брата расстроилась еще больше.
– Так вот почему Калокир не взял меня с собой, – с печалью прошептала она.
– Когда вернется Калокир? – Харальд взглянул на сестру.
Тюра пожала плечами.
– В общем, когда Калокир вернется, ты должна сразу же сообщить ему о заговоре. – Харальд слегка встряхнул сестру за плечи. – Поняла?
– А ты ничего не можешь сделать? – Тюра прижалась к брату. – Ведь Калокир вернется не скоро.
– Я слишком маленький человек, чтобы влезать в это опасное дело, – с мрачной задумчивостью промолвил Харальд. – Меня могут раздавить, как клопа!
– Ты мог бы сообщить о заговоре этериарху, ведь он твой непосредственный начальник, – сказала Тюра.
– А над ним, знаешь, еще сколько начальников! – усмехнулся Харальд. – Ежели кто-то из них состоит в заговоре, то ни меня, ни этериарха уже ничто не спасет. Предупреждать о заговоре нужно самого василевса или его брата, куропалата Льва. Либо Калокира. – Харальд погрозил сестре пальцем. – Не вздумай снова пытаться подслушивать и подглядывать, когда пойдешь в гости к легатарию Маркиану. Этим ты можешь подставить под удар Калокира и сама лишишься головы!
Тюра презрительно надула губы.
– Я к Маркиану больше ни ногой! Он похож на толстую жабу, а его сынок мне совсем не нравится! Слюнтяй, весь в отца!
* * *
Все последующие дни Харальд пребывал в постоянном беспокойстве. Заговорщики где-то рядом плетут свои козни, а василевс и куропалат все никак не возвращаются в столицу! Не было вестей и от Калокира. Всеми делами во дворце заведовал проэдр Василий. Это был единственный из дворцовых евнухов, у которого имелось достаточно могущества, чтобы разговаривать на равных с любым из синклитиков, с любым вельможей из столичной знати. Проэдра Василия побаивались, поскольку у него на службе находилось множество соглядатаев, сыщиков и наемных убийц. Как родственник императорской семьи, проэдр Василий не платил налоги в казну и имел право содержать собственных телохранителей.
Провожая взглядом высокую фигуру всесильного евнуха в каком-нибудь из залов дворца, стоявший в карауле Харальд порой мучительно размышлял, а не сообщить ли проэдру Василию о грозящей василевсу опасности? Природная осторожность всякий раз удерживала Харальда от этого шага. Вдруг проэдр Василий тоже состоит в числе заговорщиков! Там, похоже, собрались весьма знатные люди. Легатарий Маркиан – это помощник эпарха. В друзьях у Маркиана сплошь высокородные вельможи. Может, и эпарх поддерживает этот заговор, кто знает?
Однажды Харальд нес дежурство у входа в Китон, так назывались покои василиссы. Его вот-вот должны были сменить. Этериарх с отрядом эскувитов уже показался в конце длинного гулкого коридора.
Неожиданно из дверей Китона вышел невысокий вельможа в военном плаще красного цвета. У него были правильные черты лица, тонкий нос, светло-голубые глаза, слегка вьющиеся белокурые волосы. Незнакомец приветливо подмигнул Харальду и, насвистывая, зашагал к выходу из дворца.
– Кто это? – обратился к этериарху Харальд, кивнув на удаляющегося незнакомца в красном плаще.
– Э, братец! Это же сам Иоанн Цимисхий! – шепнул юноше этериарх, знавший в лицо почти всех полководцев Империи. – Он тут с самого утра. Его пригласила к себе василисса. Цимисхий недавно овдовел, так Феофано подыскивает ему в жены девицу знатного рода. А может, Феофано сама неравнодушна к Цимисхию! – Этериарх захихикал и шутливо ткнул Харальда локтем в бок.
Начальник стражи благоволил к этому молчаливому славянскому юноше с первого дня их знакомства.
«Так вот ты каков, магистр Цимисхий! – подумал Харальд. – Невысок ростом, но широк в плечах. И глаза твои наверняка пленили многих женщин!»
В душе Харальда почему-то не возникла неприязнь к Цимисхию. Наоборот, ему показалось, что человек с такой располагающей внешностью не способен на подлые дела.

Глава 10
Болгарские невесты

Возвращение василевса в Константинополь совпало с известием о взятии Антиохии ромейским войском. В столице по этому случаю началось празднество с дармовым угощением для бедноты.
Никифор был в ярости. В Азию был послан указ василевса об отстранении Михаила Вурцы от ведения дальнейшей войны с арабами. Приближенные василевса пребывали в недоумении.
Вернувшийся из Болгарии Калокир известил василевса, что Святослав не поддался ни на уговоры, ни на подкуп. Святослав осаждает крепость Доростол. Покуда Святослав занят войной с болгарами, но русский князь готов и к войне с ромеями.
– От пленных печенегов Святослав узнал, что ханы, осаждавшие Киев, получили за это ромейское золото, – сказал Калокир при встрече с василевсом. – Святослав зол на нас. Болгарам его не одолеть. У болгар после смерти царя Петра идет грызня за власть. Святослав завоюет Болгарию и пойдет войной на Империю. Святослав зря угроз не бросает.
– Я это предвидел. – Никифор стоял у окна и смотрел на внутренний двор, где его гвардейцы осматривали доставленных из Солуни лошадей. – Я уже принял меры. Одновременно с тобой, Калокир, но только не морем, а по суше, в Болгарию ездили мои послы во главе с епископом Филофеем. Через Филофея мне удалось заключить союз с болгарами против Святослава. Для укрепления этого союза Филофей привез в Константинополь болгарских невест для сыновей Феофано. Это дочери Михаила, старшего брата покойного царя Петра, который так упорно рвался к царской власти и нашел свою смерть от рук сторонников Петра.
Никифор повернулся к Калокиру и поймал на себе его изумленный взгляд. Такого предусмотрительного здравомыслия Калокир явно не ожидал от василевса!
– Георгий Сурсовул наведет у болгар порядок, – продолжил Никифор деловым тоном, – он посадит на трон Бориса, сына Петра. Болгарское войско подчиняется Сурсовулу, а у кого войско – у того и власть. Так было и будет!
Благодаря кипучей деятельности Калокира, приказом василевса был выслан в город Халкедон магистр Иоанн Цимисхий. Были также отправлены в изгнание многие друзья Цимисхия, в том числе легатарий Маркиан и синклитик Гервасий.
Харальд и Тюра вздохнули с облегчением, полагая, что заговорщикам был нанесен сокрушительный удар.
Лето прошло, наступила осень.
Однажды у василевса вышла ссора с василиссой. В тот день в Константинополь прибыл полководец Михаил Вурца, отбивший у арабов Антиохию. Знать столицы пришла в гавань Вуколеон, чтобы поприветствовать Вурцу, когда он будет сходить по трапу с корабля. Отправилась встречать Вурцу и василисса Феофано, несмотря на запрет Никифора. Ссоры и склоки между венценосными супругами в последнее время были столь часты, что придворные к ним уже привыкли.
Никифор находился в хрисотриклинии, зале для трапез, когда Феофано и ее служанки вернулись во дворец.
Харальд стоял на страже у массивных золоченых дверей хрисотриклиния вместе с другим молодым стражником-греком. Оба были без шлемов, с золотыми повязками на голове, в желтых коротких хитонах из золотного бархата и голубых штанах, заправленных в короткие сапоги. У каждого на поясе висел кинжал, а в руке было короткое копье. В таком виде эскувитам полагалось нести дежурство во внутренних покоях дворца. И только неся стражу снаружи, эскувиты облачались в панцири и шлемы.
Феофано проследовала в хрисотриклиний, гордо неся свою красивую голову в облаке золотых завитых локонов, распространяя вокруг тонкий аромат благовоний. Всякий раз, когда Харальд видел эту молодую восхитительную женщину с великолепной фигурой, им овладевало какое-то волнительное оцепенение. Его душа преисполнялась смущением и робостью. Он не мог оторвать глаз от василиссы и в то же время не смел встретиться с нею взглядом.
Настоящее имя этой женщины было Анастасия. Феофано ее назвал василевс Константин Багрянородный. Имя Феофано означает «явленная Богом». Константин Багрянородный случайно увидел юную Анастасию в бедном квартале Константинополя, где ее отец содержал трактир. Пораженный совершенной красотой дочери трактирщика, василевс Константин сделал Анастасию женой своего сына, будущего василевса Романа. Эту историю, известную многим в столице, Харальду поведал всезнающий этериарх Мнемон.
Феофано села за стол, за которым уже обедал Никифор, недовольный долгим отсутствием супруги.
Харальд не слышал, о чем беседовали за столом Никифор и Феофано, что именно довело их до скандала.
Внезапно за дверью раздался грохот полетевшей на пол серебряной посуды и сразу же зазвучала громкая брань Никифора. Из трапезной с испуганным визгом выбежали служанки василиссы.
Заглянув в трапезную, Харальд остолбенел от увиденного.
Никифор с раскрасневшимся от ярости лицом раздирал на василиссе шелковые, расшитые узорами, одежды, хлестал ее по щекам, таскал за волосы. При этом Никифор обзывал Феофано потаскухой и дрянью. Василевс был похож на безумного!
Увидев в дверном проеме Харальда с вытаращенными глазами, Никифор заорал на него:
– Убирайся вон, мерзавец! Во-он отсюда!..
В могучей длани Никифора появилось короткое копье, которое он ловко метнул в оторопевшего стража.
Харальд живо захлопнул дверь.
В следующий миг стальное острие дротика, пущенного с неимоверной силой, пробило буковую дверь насквозь.
Избитую и полураздетую Феофано служанки отнесли на руках в ее покои.
Спустя какое-то время в столице опять появился Иоанн Цимисхий. Никифор разрешил Цимисхию вернуться, уступая просьбам Феофано, расположение которой василевсу очень было нужно. Феофано простила Никифора, но прежней доверительности между ними уже не было.
* * *
В начале зимы Константинополь погрузился в траур: скончался отец василевса Никифора, Варда Фока.
По случаю траура василевс Никифор перебрался из Большого дворца в Вуколеонский дворец, расположенный на самом берегу бухты Золотой Рог. С Большим дворцом Вуколеонский дворец был соединен длинным крытым переходом и другим переходом по крепостной стене, идущей вдоль скалистого морского берега.
Василевс проводил ночи отдельно от василиссы. Спальня Никифора находилась на втором этаже. На первом этаже, прямо под спальней василевса, день и ночь дежурила стража, охраняя главный вход и пролеты каменной лестницы, ведущей на второй этаж. Спальня Феофано находилась в Большом дворце, тоже на втором этаже. В эти траурные дни Феофано редко навещала Никифора, который постоянно молился за упокой души своего отца, которого Никифор глубоко почитал всю свою жизнь. Варда Фока умер девяноста лет от роду, до седых волос честно служа Империи своим мечом.
Харальд не попал в отряд эскувитов, переведенных на время траура в Вуколеонский дворец. Его приставили к покоям, где разместились болгарские невесты, это было рядом с покоями василиссы. Феофано довольно много времени проводила с болгарками, желая присмотреться к ним получше. Девушки плохо говорили по-гречески, и Феофано взялась обучать их своему родному языку.
В хорошую погоду болгарки любили гулять по крепостной стене между Большим и Вуколеонским дворцами. Для них, выросших среди гор и лесов, вид волнующейся морской глади, то бирюзовой, то зеленоватой, был зрелищем диковинным.
Однажды стоящий на страже Харальд услышал, как болгарки, проходя по стене, смеясь, рассказывают своей служанке-славянке про лодку, прошедшую по морю у самой крепостной стены. В той лодке было два гребца, один из которых был черен, как сажа. Таких черных людей болгаркам видеть еще не доводилось!
Болгарки были юны и простоваты, старшей едва минуло семнадцать лет, младшей не было и пятнадцати.
Харальд, прекрасно понимающий славянскую речь, мигом насторожился.
У Иоанна Цимисхия имелся среди оруженосцев чернокожий мавр по имени Аципофеодор. Цимисхий как-то приводил этого мавра во дворец, когда Феофано пожелала взглянуть на него. Тогда и Харальду посчастливилось увидеть вблизи необычного черного человека.
«Наверняка в лодке проплывал Аципофеодор! – мелькнуло в голове у Харальда. – Что делает эта головешка с глазами в челноке под дворцовой стеной? Это неспроста!»
Терзаемый неотступными размышлениями, Харальд после смены караула не пошел отдыхать, а пробрался на крепостную стену, где обычно прогуливаются болгарки. С моря дул холодный ветер. По широкому заливу катились мутные волны с белыми барашками взлохмаченной пены; в вышине парили, покачивая белыми крыльями, большие чайки.
Чтобы хоть как-то согреться, Харальд кутался в короткий шерстяной плащ, его пальцы посинели на ветру, сжимая древко дротика. Харальд прохаживался по стене взад-вперед, то и дело поглядывая вниз через узкие проемы бойниц.
День клонился к закату.
Окончательно продрогнув, Харальд уже собрался уходить, как вдруг до его слуха донеслись чьи-то негромкие голоса и плеск весел. Юноша осторожно протиснулся в узкую бойницу и глянул вниз с высоты. Под стеной, переваливаясь на волнах, шла большая лодка с загнутым носом. Два мускулистых гребца работали что есть сил. Один был светлокожий, другой – темнокожий. На корме лодки сидел плечистый незнакомец в сером плаще с наброшенным на голову капюшоном.
Харальд сразу узнал мавра Аципофеодора.
– Следите, чтобы волной нас не ударило о стену, олухи! – рявкнул незнакомец в сером плаще.
Точно такой же голос был у Иоанна Цимисхия, хотя полной уверенности, что в лодке находится Цимисхий, у Харальда не было.
Лодка быстро проплыла вблизи от крепостной стены и скрылась из глаз.
Ночью Харальд лежал без сна. Он был убежден, что Цимисхий и Феофано что-то замышляют. Либо Феофано все-таки не простила Никифору своего унижения, либо Цимисхий убедил василиссу присоединиться к заговору. Наконец Харальда осенило! Покои Феофано выходят окнами на море, высота там, конечно, большая, однако сильному мужчине не составит большого труда подняться по веревке в гинекей василиссы.
«С той стороны дворца нет никакой стражи! – размышлял Харальд. – Там же крутой обрыв, не подступиться. Стража дежурит в угловой башне, оттуда виден залив, но нельзя увидеть суденышко, крадущееся морем вдоль скалы, на которой возвышается дворцовая стена. Окна гинекея с угловой башни тоже не видны, их заслоняет береговой утес и выступ стены. Я же не раз нес дозор в угловой башне. Ну, конечно! Все яснее ясного! Заговорщикам нужна Феофано, так как через ее спальню они легко смогут добраться до василевса Никифора! Надо будет сказать об этом куропалату Льву».
Харальд был уверен, что, пребывая в Вуколеонском дворце и ночуя отдельно от Феофано, василевс Никифор находится в полной безопасности. Там Никифора окружают преданные люди, никто из них не бросит заговорщикам веревку со стены. Опасность нависнет над Никифором, когда он переберется обратно в чертоги Большого дворца.
На другой день и в последующие дни Харальд искал возможность встретиться с куропалатом Львом, чтобы поделиться с ним своими догадками. Но куропалат не появлялся в Большом дворце, занятый какими-то делами в столице. Встретиться с Калокиром Харальд тоже не мог, поскольку его не отпускали в город. Стражников на два дворца не хватало, поэтому каждый эскувит был постоянно при деле.
* * *
Стояла декабрьская ночь. С небес валил мокрый снег.
Улицы Константинополя наконец-то опустели, затихли. Огромный город погрузился в сон.
Тюра засиделась допоздна, перешивая платья, подаренные ей одной из ее подруг, уехавшей из столицы. Тюре было грустно. У нее было немного настоящих подруг. И вот лучшую из них судьба-злодейка забросила в глубь Азии вместе с отцом, получившим от василевса должность городского наместника.
Тюра нагая сидела у стола, на котором стояло большое бронзовое зеркало. Свои распущенные по плечам волосы девушка перевязала тесьмой, чтобы они ей не мешали. Она то и дело вставала перед зеркалом, примеряя то одно платье, то другое. Ее голубые очи всякий раз светились придирчивостью, какая присуща всем женщинам, когда дело касается их внешнего вида и нарядов.
Стоящий на столе светильник давал недостаточно света, поэтому на широком подоконнике ярким огоньком мерцала масляная лампа.
Тюра только-только стянула через голову длинную узкую тунику из мягкого узорчатого шелка, как вдруг дверь у нее за спиной тихонько скрипнула. Девушка вздрогнула и обернулась, прикрыв туникой свою наготу.
В комнату быстро вошел запыхавшийся Калокир, весь облепленный хлопьями мокрого снега. Его глаза горели лихорадочным блеском.
– Собирайся, девочка! – с усилием подавляя волнение, сказал Калокир. – Собирайся живее! Мы немедленно уезжаем.
– Куда? Зачем?! – изумленно и растерянно пролепетала Тюра.
– Далеко! Так надо! – Калокир открыл сундук и стал выбрасывать на кровать платья и накидки. – Оденься потеплее, сегодня холодно.
Тюра заметила, что у Калокира трясутся руки. Ей стало страшно.
– Дядюшка, что случилось? – Тюра называла Калокира «дядей» со дня своего приезда в Царьград. – К чему эта спешка? Ночь на дворе! Я без Харальда не поеду!
– Беда, девочка! – голос Калокира дрогнул. – Заговорщики убили василевса Никифора. Нам нужно быстрее бежать из города!
У Тюры подкосились ноги. Она села на стул, забыв про свою наготу. Ее пальцы нервно двигались, сминая мягкую ткань туники.
– Милая, если мы промедлим, то утром меня убьют, а вы с Харальдом без меня пропадете. – Калокир ласково погладил Тюру по бледной щеке. – Ну же, собирайся! Харальд ждет нас внизу.
Калокир шагнул к двери, но Тюра задержала его вопросом:
– Дядюшка, как мы выберемся из города – пешком или на лошадях?
Девушка трясущимися руками рылась в своих вещах, выбирая одежду потеплее.
Калокир ответил, не глядя на обнаженную Тюру:
– Мы выйдем в море на корабле. Это единственный путь к спасению.

Глава 11
Замысел Калокира

Этот путь по зимнему штормовому морю стал для Тюры самым трудным испытанием в ее жизни. Всякий раз, когда судно проваливалось в бездну между высокими грозными волнами, сердце девушки замирало от ужаса. Тюра сидела в каморке под палубой, вцепившись в брата, который был угрюм и задумчив.
Этот корабль был куплен Калокиром еще накануне его первой поездки на Русь. Калокир понимал, что василевс Никифор будет постоянно давать ему важные поручения где-то вдалеке от Константинополя, поэтому он приобрел добротную хеландию, чтобы можно было в любой момент отправиться в дорогу. Моряков на эту хеландию Калокир подбирал с особой тщательностью, это были люди небогатые, не болтливые и преданные ему лично.
Харальд и Тюра поначалу подумали было, что Калокир намерен бежать в Тавриду, в свой родной город Херсон, но на шестой день пути, когда корабль вошел в воды Дуная, брат и сестра поняли, что ошиблись в своих предположениях.
– Мы идем в Малый Преслав? – спросил Харальд у мрачного Калокира.
– Теперь этот город называется Переяславец, – сказал Калокир. – Да, мы идем туда. У меня дело ко князю Святославу.
Харальд и Тюра молча переглянулись.
По лицу Калокира было видно, что он что-то задумал, какую-то беспощадную месть или нечто в этом роде. Мириться с участью беглеца Калокир был явно не намерен.
Судно Калокира на веслах вошло в гавань Переяславца.
Тюра и Харальд с восхищением озирали большой белокаменный город, раскинувшийся на берегу Дуная. Брат и сестра стояли на палубе, держась за руки. Увидев русские ладьи со звериными головами на носу и русскую стражу на каменной пристани, Харальд и Тюра радостно закричали и замахали руками.
– А, друже Калокир! Здравствуй! – обратился к греку воевода Перегуд, встретивший его на берегу. – Опять приехал уговаривать Святослава не воевать с Империей?
– Как раз наоборот, воевода, – ответил Калокир, решительно сдвинув брови. – Я заставлю Святослава взять Константинополь!
Перегуд изумленно открыл рот. Ему показались знакомыми лица юноши и девушки, которые проследовали мимо него, шагая вслед за Калокиром. Тот спешил в княжеский дворец.
Под закругленными массивными сводами каменного чертога, украшенного колоннами и резными барельефами, Тюра совсем растерялась. Сначала ее встретил Улеб и крепко обнял, потом навстречу девушке выбежала Сфандра в длинном славянском одеянии. Оказавшись в объятиях своей горячо любимой тетки, Тюра разрыдалась. В этот миг лица Улеба и Сфандры показались Тюре самыми прекрасными на свете!
Сфандра увела Тюру в свои покои с мозаичными полами, с окнами, в которых переливались на солнце ячейки с разноцветными стеклами. Сфандра усадила племянницу на скамью. Девушка продолжала плакать.
– Что же ты плачешь, глупая? – промолвила Сфандра, целуя Тюру. – Ты теперь в безопасности, ты теперь с нами!
– Я плачу от счастья, – пролепетала Тюра. – Я так по тебе истосковалась, тетечка!
– Калокир не обижал тебя? – Сфандра заглянула в заплаканные глаза племянницы.
– Нет. – Тюра постаралась улыбнуться. – Калокир заботился обо мне. Я ему очень благодарна!
– Не за что тебе его благодарить, милая моя. – Сфандра слегка нахмурилась. – Калокир так и не выдал тебя замуж за какого-нибудь имовитого ромея. А ведь он обещал мне это! Что у вас стряслось? Я видела Калокира, на нем лица нет! И Харальд как будто сам не свой. Такое ощущение, милая, что вы спасаетесь бегством.
– Истинно, тетечка. – Тюра печально вздохнула. – Страшное несчастье выгнало нас из Царьграда в ночь и шторм! Какого страху я натерпелась!
Волнуясь и сбиваясь, Тюра стала рассказывать своей обожаемой тетке про свои последние дни в Царьграде, про смерть василевса Никифора от рук заговорщиков, про опасный путь по бурному морю…
О том же самом в других дворцовых покоях вели беседу Улеб и Калокир. Кратко пересказав Улебу все, что ему было известно о смерти василевса Никифора, Калокир затем поделился с князем своим дерзким замыслом.
– Я хочу жестоко отомстить убийцам василевса Никифора, и прежде всего Иоанну Цимисхию! – молвил Калокир, сверкая очами. – Я намерен убедить Святослава повернуть войско на Царьград этой же весной. У Цимисхия мало преданных войск в столице, он не готов к войне. Лучшие войска Империи находятся в Италии и Азии, на границе с Болгарией стоят лишь слабые отряды. Ежели Святослав ранней весной перевалит через Балканский хребет и двинется на Царьград, то он застанет Цимисхия врасплох!
Но не это главное. – Калокир сделал паузу, словно собираясь с духом. – Я хочу заключить уговор со Святославом. Я буду всячески помогать ему сокрушить Цимисхия, а за это Святослав должен помочь мне стать василевсом ромеев.
– Что я слышу, Калокир! – воскликнул пораженный Улеб. – По плечу ли тебе столь опасная затея?
– С таким союзником, как Святослав, по плечу! – уверенно промолвил Калокир. – Мне ли не знать, из каких людей состоит царьградская аристократия! Кого там токмо нет: армяне, иудеи, славяне, крещеные хазары… Греков, конечно, большинство, но среди чиновников и военачальников полным-полно выходцев из провинции, таких как я. К примеру, убитый заговорщиками Никифор Фока был наполовину армянином. Армянин по матери и Иоанн Цимисхий. У обоих родовые владения находятся в Азии, в феме Армениаки. Проэдр Василий по матери болгарин. Друнгарий флота Никодим и вовсе чистокровный славянин!
Улеб слушал Калокира с широко открытыми от удивления глазами.
А тот вдохновенно продолжал:
– Я чистокровный грек, поэтому царьградская знать не станет сильно противиться моему воцарению. Я женюсь на Феофано, затем объявлю своим соправителем одного из сыновей покойного василевса Романа. Тем самым я расположу к себе синклит и патриарха. Я верну синклитикам все их привилегии, отнятые у них Никифором. И эти жирные свиньи станут прославлять меня на каждом углу! Мне ли не знать, из какого теста слеплены знатнейшие из граждан Царьграда! – Калокир рассмеялся презрительным смехом.
– В чем будет выгода Святослава при твоем воцарении в Царьграде, друже Калокир? – поинтересовался Улеб.
– Прежде всего я щедро вознагражу Святослава золотом из казны Империи и уступлю ему Болгарию, – ответил Калокир.
– Святослав и так владеет Болгарией, – заметил Улеб. – Кстати, Святослав теперь пребывает в Великом Преславе. Боляре и советники болгарского царя Бориса склонили голову перед Святославом.
– Все склонили? – спросил Калокир.
– Кто не пожелал покориться Святославу, те ушли из Преслава с Георгием Сурсовулом, – сказал Улеб. – Сурсовул со своими сторонниками еще осенью перешел через горный перевал и укрепился в городе Филиппополе. Сурсовул собирается изгнать Святослава из Болгарии с помощью ромеев.
– Глупец! – усмехнулся Калокир. – Ромеи ему не помогут. Никифор мертв, а Цимисхий слаб.
– А какова будет моя выгода в твоей дерзкой затее, друг мой? – вдруг произнес Улеб и пристально посмотрел на Калокира.
– Ты же христианин, Улеб. Для тебя тоже найдется место в Царьграде подле моего трона, – без колебаний ответил Калокир. – Я сделаю тебя дукой или друнгарием флота, могу ввести тебя в синклит, ежели пожелаешь. Я дам тебе власть и богатство, каких у тебя никогда не будет на Руси!
Улеб покачал головой с какой-то сумрачной улыбкой на устах. Было не понятно, по душе ему сказанное Калокиром или нет.
В тот же день Калокир засобирался в Великий Преслав, ему не терпелось поговорить со Святославом. Улеб не стал удерживать Калокира. Он вызвал воеводу Перегуда.
– Дашь Калокиру коней и провожатых, он едет к Святославу, – повелел воеводе Улеб.
Стоя на заснеженном дворе у главных дворцовых врат и глядя на то, как Калокир и молодые мечники из дружины Перегуда садятся на лошадей, Улеб приветливо помахал греку рукой. А про себя подумал: «Езжай! Бог даст, Святослав клюнет на твое безумство и быстрее найдет свою гибель в сечах с ромеями! Тогда Киев мне достанется».
* * *
Столица Болгарии – Великий Преслав – стояла на холмах в долине, которая на юго-западе упиралась в горные проходы Балканского хребта. Через город несла свои воды река Камчия. Столицу сюда поближе к горам перенес царь Симеон, донимавший ромеев своими походами. Прежняя древняя столица болгар Плиска лежала на равнине к северо-востоку от Преслава. Плиска и ныне еще не утратила своего значения, это был большой и богатый город. Дорога от Дуная к Великому Преславу вела через Плиску.
Эти места были знакомы Калокиру. Ему приходилось бывать в Болгарии и раньше, еще до прихода сюда Святослава.
В Плиске Калокир с удивлением обнаружил множество знатных болгар, которые не пожелали присоединиться к Георгию Сурсовулу, не доверяя ромеям, но и к Святославу они были настроены враждебно. Калокир недоумевал, почему Святослав не поставил в Плиске свой гарнизон, ведь отсюда исходила явная угроза владычеству русов в Болгарии.
Встретившись в Преславе со Святославом, Калокир первым делом спросил князя об этом.
Святослав беспечно махнул рукой.
– Плиска для меня не столь важна, а войско мое не настолько велико, чтобы я мог рассовывать гарнизоны по всей Болгарии. Мои дружины стоят в Доростоле, Переяславце, Динии, здесь – в Великом Преславе. Мне ведомо, что в Плиске толкутся местные вольнолюбивые боляре, судачат про времена Омортага и Симеона, меня костят почем зря! Вреда мне от этого шума никакого, пущай себе судачат и распушают перья, как петухи.
Разговор Святослава и Калокира происходил в оружейной комнате. Святослав часто наведывался сюда, разглядывая и примеряя в руке мечи, булавы, топоры, кинжалы, сабли… Оружие у болгар было отменное! Святослав знал толк в оружии. Разместившись с дружиной во дворце болгарских царей, Святослав первым делом потребовал, чтобы ему показали здешний арсенал и сокровищницу. В сокровищницу Святослав заглянул лишь однажды, а в оружейной палате он бывал каждый день.
Калокир поведал Святославу об убийстве василевса Никифора, затем кратко, но эмоционально, изложил князю свой замысел. При этом Калокира слегка раздражало, что, внимая ему, Святослав еще успевает разглядывать кинжалы и лязгает мечами, вынимая их из ножен и загоняя обратно.
Наконец Калокир умолк.
Святослав неожиданно заметил:
– Удивительно, как ты успел до ледостава пройти по Дунаю до Переяславца!
– Зима ныне теплая, княже, – сказал Калокир. – Думаю, Дунай еще долго льдом не покроется. Как тебе мой замысел, князь?
Святослав утер пот со лба рукавом рубахи, не спеша отвечать Калокиру.
– Ушам не верю, Калокир! – с усмешкой заговорил Святослав после долгой паузы. – Ты был у меня три месяца тому назад и уверял меня, – клялся своим христианским Богом! – что война с болгарами и ромеями погубит мое войско. Мол, в горах моих воинов могут истребить болгары, а на равнине за Балканами мои полки будут растоптаны тяжелой ромейской конницей. Но даже ежели мое оружие будет победоносно, во владениях ромеев мне будет нечем кормить свою рать, ибо два прошлых года в ваших краях были неурожайны. Так?
Святослав пытливо взглянул на Калокира.
– Это же была просто риторика, князь, – слегка растерялся Калокир. – У меня было поручение василевса Никифора. Вот я и старался его выполнить, только и всего.
– Странные вы люди, ромеи, – покачал головой Святослав. – Не поймешь, когда вы искренни, а когда нет. Вдруг и этот твой замысел всего лишь риторика.
– Нет-нет, князь! – с жаром воскликнул Калокир. – Ныне я правдив с тобой. Ныне я на твоей стороне. Я же не просто советую тебе идти на Царьград, князь. Я готов разделить с тобой все трудности этого похода.
– Я обратил внимание, ромеи часто предлагают больше, чем могут дать, – сказал Святослав, – а потом идут на попятный.
Калокир удивленно поднял брови, не понимая, куда клонит князь.
В чистых синих очах Святослава не было упрека или недовольства, он был спокоен и как-то слишком задумчив.
– Завтра я соберу старшую дружину, – сказал князь, – хочу узнать мнение своих воевод. Нужно подумать, хватит ли у нас сил, чтобы взять такую твердыню, как Царьград.
Калокира слегка обескуражил такой ответ Святослава. Ему казалось, что стремительный и легкий на подъем Святослав сам примет решение и без долгих отлагательств. Для того, кто так стремится к воинской славе, взятие Царьграда может стать венцом всех его успехов!
Святослав между тем пригласил Калокира потрапезничать с ним и его женой.
– Разве Предслава тоже здесь? – удивился Калокир.
– Предслава в Киеве, – ответил Святослав. – Здесь у меня другая жена. Любимая!
То, с каким выражением на лице Святослав произнес последнее слово, красноречиво говорило о том, как много значит для него эта женщина!
Калокиру сразу захотелось ее увидеть.
В трапезную из верхних покоев дворца спустилась статная молодая женщина в длинном не приталенном платье-сюрко из узорной бебряни, это одеяние словно струилось по ее фигуре, подчеркивая крутые бедра, узкую талию, пышную грудь. Незнакомка была щедро одарена той славянской красотой, которая так ценится на Западе и Востоке у любителей славянских рабынь. У нее были великолепные руки, плечи, волосы, уложенные венцом. Прелестны были и каждый поворот головы, и белая нежная шея, и серо-голубые глаза, опушенные длинными ресницами.
– Это Верхуслава, дочь князя вятичей, – промолвил Святослав, беря красавицу за руку и подводя ее к столу с яствами. – А это Калокир, мой давний друг! – Святослав кивнул на грека, представляя его жене. – Гляди, каков красавец! Как породистый жеребец!
Верхуслава поклонилась Калокиру, по славянскому обычаю.
Святослав уселся во главе стола. Верхуслава и Калокир сидели напротив друг друга. Прислуживали в трапезной отроки Святослава из молодшей дружины. Все они были русоголовые и голубоглазые, в белых льняных рубахах.
Тон беседы за столом задавал Святослав. Сначала князь посетовал на здешнюю погоду, сырую и слякотную. На дворе зима, а с небес дождь льется! Потом Святослав принялся хулить поваров болгарского царя, которые, по его словам, ни в чем не знают меры. Блюда у них получаются то слишком жирные, то слишком острые, то такой сладостью отдают, словно на меду и патоке замешены.
– Мои повара готовят лучше! – усмехнулся Святослав, отрезая ножом большой кусок мяса от зажаренного целиком окорока.
– Это что? – поинтересовался Калокир, когда князь бросил ему на тарелку большой шмат жаркого.
– Конина, – спокойно ответил Святослав, отрезая еще один кусок мяса для Верхуславы.
Калокир слышал, что дружинники Святослава часто едят конину, переняв эту привычку от степняков.
– Другого мяса нет? – робко промолвил Калокир, разглядывая жаркое у себя на тарелке.
– Извини, друже, человечина закончилась, – проговорил Святослав и рассмеялся, довольный своей шуткой.
– Жаль, – поддержал шутку князя Калокир. – От зажаренной печени Цимисхия я бы не отказался!
Верхуслава с улыбкой наблюдала за смеющимися Святославом и Калокиром, затем она обратилась ко князю:
– Свет мой, почто не приглашаешь на свои трапезы царя Бориса? Ведь мы живем в его хоромах.
– Шибко надменен царь Борис! – слегка поморщился Святослав. – Я взял на щит его страну, а он взирает на меня, как на своего подданного! Борис по сути мой пленник, но он тем не менее продолжает издавать свои царские указы. Последним своим указом царь Борис обязал местное население давать пищу моим воинам и корм нашим лошадям.
– Указы царя Бориса могут предотвратить возможные вспышки неповиновения болгар твоим воеводам, князь, – сказал Калокир.
– У моих воевод мечи имеются, – обронил Святослав, жуя мясо своими крепкими зубами. – Им плевать на указы царя-мальчишки!
– Что, царь Борис еще совсем юн? – спросил Калокир.
– Ему всего-то девятнадцать лет, – ответил Святослав. – Супруге Бориса и того меньше.
– Я слышал, у Бориса есть младший брат Роман, – заметил Калокир. – Где он сейчас?
– Сбежал в Плиску. – Святослав небрежно ткнул острием ножа куда-то на север. – Сбежал, и ладно! Пущай тамошние боляре с ним няньчатся!
* * *
Из старших дружинников Святослава лишь воевода Свенельд высказался против похода на Царьград. Старый варяг настаивал на том, чтобы Святослав не доверял Калокиру, гнал того с глаз долой!
Свенельд полагал, что нельзя затевать войну с ромеями, не покорив до конца болгар. Но и в покорении Болгарии Свенельд не видел никакого смысла.
«До сих пор мы воевали с болгарами на равнине, – молвил Свенельд, – и не совались в горную Болгарию, где властвует комит Шишман, не признающий царей в Великом Преславе. Самые вольнолюбивые болгары живут в горах, война с ними может затянуться на несколько лет. Русь может растратить все силы в этой войне на радость печенегам и ромеям! Самое правильное, по-моему, это по весне вернуться на Русь с той добычей, какую мы взяли в Болгарии».
Все прочие воеводы единодушно советовали Святославу попытать счастья в войне с ромеями, которые ныне ослаблены войной в Азии и смутой в столице. Все богатства, взятые русичами в Болгарии, ничто по сравнению с Царьградом, где собраны все сокровища мира! Святослав обретет поистине немеркнущую славу, если сделает то, чего не смог сделать воинственный болгарский царь Симеон – войдет победителем в Царьград!
«Незачем нам воевать с болгарами, – говорил воевода Сфенкел, – их нужно взять в союзники против ромеев. Шишман не подчиняется царю Борису и его советникам. Скажем Борису и болядам, что наши мечи помогут им привести к покорности Шишмана, но прежде пусть войско Бориса поможет нам взять Царьград!»
Сказанное Сфенкелом понравилось всем, кроме Свенельда. Одобрил эту затею и Святослав.
После разговора со старшей дружиной Святослав встретился с Калокиром, пребывающем в тревожном ожидании.
– Радуйся, друже! – воскликнул Святослав. – Дружина моя облизнулась на Царьград!

Глава 12
Послания Цимисхия

Свенельд хоть и не одобрял многие решения Святослава, тем не менее он оставался для князя самым доверенным из старших дружинников. В этом походе вместе со Свенельдом участвовали оба его сына – Славовит и Лют.
Со старшим, Славовитом, у Свенельда тянулась давняя размолвка. Славовит влюбился в невольницу, подаренную Свенельду польскими послами четыре года тому назад. Вообще-то невольниц было две, и обе вскоре произвели на свет младенцев, живя в киевском тереме Свенельда. Старый варяг ворчал по этому поводу, мол, послы князя Мешко обошлись с ним некрасиво, обрюхатили невольниц и сбыли ему с рук.
Одну из рабынь звали Весняной, так как она родилась весной. В нее-то и влюбился Славовит, вернувшись из хазарского похода. Нельзя сказать, что Весняна блистала какой-то особенной красотой. В ней было больше непосредственного очарования, чем красоты.
Славовит объявил отцу, что намерен жениться на Весняне. Свенельд воспротивился этому, поскольку он уже подыскал сыну невесту из боярского рода. Славовит пошел наперекор отцовской воле, в их ссору пришлось даже вмешаться Святославу.
Святослав посоветовал Свенельду отдать Весняну Славовиту, мол, натешится младень девичьими прелестями и остынет. Свенельд послушал князя. Однако Славовит настолько привязался к Весняне, что взял ее с собой, уходя в поход на Дунай. Теперь Свенельд при всяком удобном случае укорял Святослава, сравнивая его самого со Славовитом. Презрев законную жену, Святослав пригрел у своего сердца Верхуславу, не расставаясь с нею даже на войне.
Святослав пропускал мимо ушей ворчание Свенельда, а Весняну подружил с Верхуславой, дабы та не скучала в роскошных чертогах болгарского царя. Хитрый Святослав познакомил Верхуславу и с женой царя Бориса, желая через женские чары воздействовать на неопытную душу юного царя.
Хазаринку Кейлу Святослав тоже взял с собой в поход, не решившись оставить ее в Киеве подле ревнивой и мстительной Предславы. Уже в Болгарии Святослав подарил красивую хазаринку воеводе Сфенкелу, видя, что она ему приглянулась. Сфенкел жил в одних покоях со Святославом, поэтому и Кейла вскоре стала близкой подругой Верхуславы и Весняны.
Когда эти три красавицы выходили из дворца погулять по городу, многие жители Преслава выглядывали из дверей и окон, чтобы полюбоваться на них.
Дождавшись таяния снегов на горных перевалах, Святослав, верный своей привычке, отправил в Царьград посла с грозным уведомлением: «Иду на вы!» Посол Самоха, вернувшись, передал Святославу письменное послание Иоанна Цимисхия.
Цимисхий писал: «Мы верим в то, что не люди, но провидение управляет Вселенной, и исповедуем все христианские заповеди. Поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов мирный договор. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем русам, как друзьям, без промедления и оговорок покинуть страну, которая вам не принадлежит. Знайте, если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. Пусть наш ответ не покажется вам дерзким; мы уповаем на бессмертного Бога-Христа: если вы сами не уйдете из Болгарии, то мы изгоним вас силой. Полагаю, князь Святослав еще не забыл о поражении своего отца Игоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к нашей столице с огромным войском на двух тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл после неудачной битвы с нами всего лишь с десятком ладей, сам став вестником своей беды.
Я призываю князя Святослава вернуться на Русь. Если же твоя дерзость, князь, сильнее твоего разума, если ты вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, – ты найдешь погибель здесь со всем своим войском и ни один гонец не прибудет в Киев, чтобы возвестить о постигшей вас ужасной участи».
Вместе с греческими купцами, зимовавшими в Великом Преславе и с наступлением весны собравшимися домой, Святослав отправил Иоанну Цимисхию письменный ответ. Это послание написал по-гречески Калокир.
Письмо Святослава гласило: «Я не вижу никакой необходимости для василевса Цимисхия спешить к нам сюда. Пусть Цимисхий не изнуряет себя на путешествие в Болгарию – русы скоро сами придут к нему и поставят свои шатры у ворот Царьграда!»
Боляре в окружении царя Бориса согласились помогать Святославу, при условии, что русы избавят их от тирании Георгия Сурсовула и уничтожат непокорного Шишмана. Был торжественно заключен договор о союзе. Однако в дружине царя Бориса насчитывалось всего полторы тысячи воинов. На сборы более многочисленного болгарского войска времени уже не оставалось.
Неожиданно близ дельты Дуная объявилась печенежская орда хана Ковагюя; степняки намеревались пограбить болгарские земли. Святослав уговорил печенегов выступить вместе с ним против ромеев, пообещав богатую добычу. Ковагюй рассказал Святославу, что хан Куря выжил, но остался без левого глаза. Дочь Кури, ставшая женой Владислава, родила сына.
Когда закончилось половодье на Дунае, в пределы равнинной Болгарии вторглись угры. Как сказали Святославу приближенные царя Бориса, у болгар с уграми существует договор, по которому угры могут проходить через земли болгар, идя в набег на владения ромеев. На обратном пути угры отдают болгарам часть своей военной добычи.
Святослав завязал переговоры с вождем угров Шавершолом, предложив ему не просто пощипать приграничные владения ромеев, но дойти вместе с ним до самого Царьграда. Шавершол охотно заключил союз со Святославом, о победах которого были наслышаны при дворе угорского короля Такшоня.
Угры были хорошо известны на Руси, с ними доводилось воевать Олегу Вещему и Олегу Смелому. Угры донимали своими набегами не только ромеев, но и поляков с чехами, а также владения германского императора. Сами себя угры называли мадьярами, то есть людьми из племени мадье.
* * *
Уходя в поход на Царьград, Святослав оставил в Болгарии значительные силы. В Великом Преславе им был оставлен отряд в три тысячи ратников. В Динии, неподалеку от Плиски, стоял гарнизон в две тысячи воинов. Тысяча русичей расположилась в крепости Доростол. Еще четыре тысячи воинов были оставлены Святославом в Переяславце.
Русское войско, подошедшее к проходам в Балканских горах, насчитывало тридцать тысяч пехоты и пять тысяч конницы. Отряд союзных болгар состоял из двух тысяч воинов. Угорский отряд Шавершола насчитывал шесть тысяч всадников. В печенежской орде хана Ковагюя было восемь тысяч конников.
Переход через горы занял четыре дня.
Спустившись с гор, войско Святослава оказалось в долине реки Марица. Эти плодородные земли отвоевал у ромеев болгарский царь Симеон. Город Филиппополь Симеон заселил болгарами, изгнав отсюда всех греков.
В Филиппополе стояло воинство Георгия Сурсовула, который вел переговоры с Иоанном Цимисхием о совместных действиях против Святослава. Узнав, что Святослав уже рядом, Георгий Сурсовул спешно увел свой отряд в горы. Святослав оставил в Филиппополе гарнизон во главе со Славовитом, сыном Свенельда, и без промедления двинулся дальше по дороге на Адрианополь.
Отойдя от Филиппополя на один дневной переход, войско Святослава расположилось на ночлег. В это время к стану русичей со стороны Царьграда подъехали ромейские послы с очередным письменным ответом Цимисхия Святославу.
Стража привела послов к костру, возле которого кружком сидели русские воеводы вместе со своим князем. Было время ужина. Князь и воеводы ножами вылавливали из кипящего на огне котла куски вареного мяса и угощались ими, успевая при этом перекидываться фразами и шутками.
При виде строгих ромейских послов у костра водворилось молчание.
Старший посол, седой и горбоносый, протянул князю пергаментный свиток. Два других посла выглядели смущенными и обескураженными, они никак не ожидали встретить русов уже по эту сторону Балканского хребта.
Взяв свиток, Святослав передал его кому-то из своих младших дружинников. Князь встал и поприветствовал послов.
Воеводы так и остались сидеть на траве, продолжая свою нехитрую трапезу.
– Василевс Иоанн приказывает вам покинуть Болгарию, – сурово произнес старший посол, – иначе…
– Так мы и покинули ее, – перебил посла Святослав. – Вот уже пять дней, как ушли оттуда!
– Но вы ушли не в ту сторону, – озадаченно промолвил седовласый посол, – эта дорога ведет на юг, а вам надо было двигаться на север. Вон туда! – Посол указал узловатым пальцем на белые шапки Балканского хребта.
– Вот и я все время думаю, что мы идем куда-то не туда! – Святослав с притворной досадливостью хлопнул себя ладонью по лбу.
Воеводы у костра негромко рассмеялись; кто-то от смеха даже подавился мясом и закашлялся.
Старший посол насупил седые брови.
– Что передать василевсу Иоанну? – громко спросил он.
– Друг мой, передай Цимисхию, что мое войско идет на Русь через Царьград, – сказал Святослав, подмигнув послу.
Воеводы у костра расхохотались еще громче.
Послы отвесили Святославу прощальный поклон и поспешили к своим лошадям.
Стояла весна 970 года.

Глава 13
Битва при Адрианополе

Близ города Констанции войско Святослава догнал гонец из Филиппополя. Гонец привез оглушающую весть. С гор спустилось войско болгар и ворвалось в город сразу с двух сторон. Русский отряд отбивается изо всех сил, но болгар очень много…
Гонца шатало, он не спал двое суток.
Воеводы окружили вестника, тормошили его за плечи, что-то спрашивали. Кто-то спросил, жив ли Славовит? Ответ гонца прозвучал коротко и страшно: «Убит!»
После столь тяжелого известия Свенельд онемел и замер в неподвижности. Потом старый варяг приблизился к Святославу и хрипло произнес:
– Князь, дозволь мне насытиться местью за смерть сына.
– Дозволяю! – Святослав сочувственно положил свою сильную руку Свенельду на плечо. – Ступай и мсти, как пожелает твое сердце!
Свенельд двинулся к Филиппополю с десятитысячным войском.
Стояла прекрасная пора. Все вокруг было в цветении, все дышало весенним пробуждением природы. Однако чувство радости померкло в душе Святослава. От привезенного гонцом известия разом потускнела живая прелесть цветущих садов.
На пути движения русского войска стояли полупустые все городки и деревни; окрестное население толпами бежало в Адрианополь и дальше, к морскому побережью. Полупустым стоял и город Констанция.
Святослав занял дом местного архонта. С ним рядом неотступно находился Калокир.
За ужином Святослав был молчалив. В таком состоянии его лицо с тяжелым лбом, массивной нижней челюстью и густыми низкими бровями обретало некоторое сходство с неукротимым быком, который вот-вот начнет бодаться. Калокир предусмотрительно даже не пытался затевать беседу с князем.
Вдруг Святослав спросил:
– Ты прочитал письмо Цимисхия?
Калокир молча кивнул, жуя сыр.
– И что там написано? Опять угрозы?
– Слог письма состоит из напыщенных потуг Цимисхия изобразить свое величие, приплетена также какая-то Ветхозаветная притча, – промолвил Калокир с еле заметной усмешкой. – Затем Цимисхий перечисляет в послании свои несметные войска. И все заканчивается угрозами. Однако Цимисхий лжет, княже, никаких несметных войск у него нет.
– Опять риторика! – мрачно усмехнулся Святослав.
На другой день русское войско двинулось дальше, по-прежнему нигде не встречая сопротивления. Вокруг расстилалась цветущая страна, покрытая полями и виноградниками, с грядами невысоких гор. Селения здешних земледельцев удивляли русичей добротностью каменных жилищ, разнообразием орудий труда; между селениями были проложены дороги с каменным покрытием.
Рассыпавшиеся по округе мадьяры и печенеги ловили разбегающихся париков и проскафименов, зависимых крестьян, посаженных на государственную землю или на землю динатов, богатых землевладельцев.
– Страх идет впереди тебя, князь, и обращает ромеев в бегство! – смеясь, говорил Святославу мадьярский военачальник Шавершол.
– Неужели эдак дойдем до самого Царьграда! – переговаривались между собой дружинники Святослава. – Неужто ромеи уступят нам без сражения свою страну?
Когда воеводы спрашивали о том же Калокира, тот отрицательно мотал головой:
– Не надейтесь на это, други. Цимисхий не уступит Царьград без боя!
Под городом Адрианополем Святослав узрел наконец ромейское войско.
Сидя верхом на коне, Святослав глядел за реку Марицу на стены и башни большого города. Там же, за рекой, на широкой равнине виднелись белые шатры военного стана. Оттуда доносились протяжные сигналы боевых труб. Ромеи, издали похожие на растревоженных муравьев, выбегали из шатров и выстраивались в поле длинными шеренгами: тяжелая пехота отдельно от лучников. Ромейская конница, сверкая на солнце латами, выстроилась ромбом позади пехоты.
Святослав удивился такому построению конных ромеев.
– Ромейская конница всегда так строится, – пояснил князю Калокир.
* * *
Ромеи были поражены, увидев, как пешие русы переходят реку. Отыскав место, где глубина Марицы не превышает четырех локтей, русичи вошли в воду, построившись плотными колоннами. При этом каждый воин сжимал в своей руке древко своего копья и древко копья соседа, идущего перед ним. Задержав дыхание, русы всей колонной скрывались под водой и шли по дну к другому берегу. Марица близ Адрианополя была не широка, но имела сильное течение, которое все же не могло снести хитроумно сцепленные колонны славянских пешцев.
Калокир захотел перейти реку таким же способом, но Святослав остановил его:
– Даже не пытайся, друже. Захлебнешься! Тут нужен немалый навык!
Еще в Великом Преславе Калокир приобрел воинское снаряжение, и теперь он впервые облачился в него. Верхом на коне Калокир хотел было присоединиться ко княжеской дружине, начавшей спуск по береговому откосу.
И опять Святослав воспротивился этому.
– Ты останешься здесь, друже Калокир. Не спорь! – властно сказал князь. – Ты мне понадобишься живой там… в Царьграде! – Святослав кивнул на юго-восток, куда так рвались его полки.
Калокиру пришлось смириться.
Дрозды безудержно заливались в кустах, высоко летали ласточки, шелестела листва деревьев на теплом ветру; поля, зеленеющие всходами озимых, залитые косым светом вечернего солнца, уходили вдаль, туда, где синей дымкой виднелся на горизонте горный кряж, поросший лесом.
Калокиру было не до этих красот природы. Он с волнением наблюдал, как русское войско, переходя реку вброд сразу в нескольких местах, с ходу вступает в битву с отрядами ромеев.
Это было столкновение двух тактик. Ромеи с их многовековой традицией легионного строя, который мог легко дробиться и перетекать в сложные соединения пехоты и конницы. Славяне, широко применяющие фланговые охваты, обманные отступления и атаку стенка на стенку. Здесь, под Адрианополем, у ромеев не было возможности для удачного маневра, но и славяне не могли в полной мере использовать свое численное превосходство. Река, разделявшая два враждебных войска, для одних была защитным рубежом, для других преградой.
Панцирная пехота ромеев довольно долго сдерживала русов на топком речном берегу, заняв позиции у бродов. Когда реку перешли угры и печенеги, то их стремительные конные лавины привели в расстройство небольшое войско ромеев. Конный ромейский отряд оказался в полном окружении. Начавшая отступление ромейская пехота оказалась отрезанной от своего стана и спасительных стен Адрианополя.
Угры ворвались в город. Печенеги бросились грабить ромейский лагерь.
Дружина Святослава крушила конных ромейских латников, которые одни оказывали русам достойное сопротивление на фоне повального бегства ромейской пехоты.
Разграбление Адрианополя началось немедленно. В городе проживало немало богатых купцов и динатов, сюда сбежалось множество самого разнообразного люда со всей округи. Люди бежали под защиту крепостных стен, взяв с собой самое ценное. Печенеги и угры взяли в полон больше двадцати тысяч человек: мужчин, женщин, детей… Были разграблены все дома в городе, все церкви и монастыри. Русичи забирали в неволю только юношей цветущего возраста и молодых женщин.
Поражение ромеев под Адрианополем и последовавшее за этим опустошение города отозвалось в Константинополе страхом и смятением, чего тут не бывало со времен осады ромейской столицы болгарским царем Симеоном.

Глава 14
Битва при Аркадиополе

Когда войско Свенельда вступило в Филиппополь, весь русский гарнизон был уже перебит болгарами. Отряд Георгия Сурсовула ушел в горы. Увидев голову сына и многие головы его соратников, насаженные на колья, Свенельд пришел в дикую ярость. Старый варяг приказал своим воинам и двум тысячам печенегов, пришедших к Филиппополю вместе с русами, истребить поголовно все население города.
«Кто-то из местных жителей впустил ночью в Филиппополь отряд Сурсовула, – сказал Свенельд военачальникам. – Стало быть, и на горожанах имеется кровь моего сына. Поступим с болгарами по нашему древнему обычаю: кровь за кровь!»
Резня в Филиппополе продолжалась весь день. Если русичи только убивали болгар, то печенеги еще и насиловали женщин перед тем, как их убить. Пять тысяч болгар, по приказу Свенельда, были посажены на кол. Эти колья с умирающими на них медленной мучительной смертью людьми были установлены по обочинам дороги, ведущей от Филиппополя к городу Констанции. Всего в Филиппополе за один день было перебито тридцать тысяч человек.
Когда слух об этой бойне дошел до Константинополя, то на заседание синклита был вызван Иоанн Цимисхий. Синклитики гневно кричали в лицо Цимисхию, что он слишком увлекся обустройством своих личных дел. Торжественная коронация, примирение Цимисхия с патриархом, женитьба Цимисхия на Феодоре, сестре покойного императора Романа, раздача высоких должностей и наград друзьям и родственникам – вот чем занят василевс Цимисхий! А между тем северные варвары вырезают целые города! Русы и печенеги вот-вот подступят к столице! Цветущая долина реки Марицы превращена войском Святослава в опустошенный край! Пал Адрианополь! Русы двигаются к Аркадиополю!
Из Азии наконец-то прибыли первые корабли с лучшими войсками Империи. Со дня на день ожидались суда с наемниками из Италии и Пелопоннеса. В столице вербовщики войск хватали всех подряд – вольноотпущенников, нищих, бродяг – и зачисляли в пешее ополчение. На деньги казны у всех состоятельных граждан, имеющих собственные конюшни, выкупались лошади, годные для кавалерии. Городские корпорации оружейников были обложены большим чрезвычайным заказом; были нужны сотни прочных панцирей, тысячи щитов и шлемов, десятки тысяч копий и стрел.
Все войска, какие удалось собрать, общим числом около пятнадцати тысяч человек, без промедления были отправлены к Аркадиополю. Этот город был последней крепостью на пути Святослава к Константинополю.
Во главе войска Цимисхий поставил опытного военачальника Варду Склира, который был братом первой жены Цимисхия, умершей от болезни. В помощь Склиру были направлены храбрый и жестокий военачальник Иоанн Алакас, патрикий Константин Склир, младший брат Варды Склира, военачальник Валиант, анаграфевс дворцовой стражи Агапий и эпарх претория Венедикт Руф.
Долина, где лежал Аркадиополь, была разделена холмистой грядой, покрытой лесом и кустарником. Городские кварталы занимали вершину невысокого плато, примыкавшего к этой лесистой гряде. Город окружали уже порядком обветшавшие кирпичные стены. К долгой осаде Аркадиополь был явно не готов, поэтому Варда Склир принялся выискивать подходящее место для битвы, где он смог бы задержать Святослава до подхода подкреплений из столицы.
День еще не угас, когда примчались дозорные всадники и сообщили Варде Склиру о приближении войска русов.
Дабы враг оставался в неведении о малочисленности ромейского войска, Варда Склир расположил своих воинов на ночлег в заросшей лесом лощине. На всех возвышенностях разместились ромейские дозоры, чтобы вовремя заметить какой-нибудь обходной маневр падких на хитрости славян.
В стане Святослава под Аркадиополем только и разговоров было, что о жестокости Свенельда, залившего кровью Филиппополь.
– Как бы свирепость Свенельда не обернулась для нас еще большим злом! – посетовал Калокир в беседе со Святославом. – Болгары и ромеи могут сплотиться против тебя, князь. Такой союз будет непобедим!
– О чем ты, Калокир? – небрежно усмехнулся Святослав. – Завтра я буду в Аркадиополе, а послезавтра – в Царьграде! Василевсом станешь ты, а Цимисхию придется отсечь голову. Все равно он пользоваться ею не умеет!
Ночью в голове Варды Склира родился хитроумный замысел.
Он решил применить тактику славян против них же самих! Поскольку ему нельзя рисковать войском в открытом сражении, значит, нужно заманить русов в ловушку. Местность под Аркадиополем как раз подходит для этого.
С рассветом к русскому стану выдвинулся конный отряд во главе с Иоанном Алакасом, которому надлежало завязать сражение с русами и притворным бегством увлечь конницу Святослава за собой. Основное свое войско магистр Склир разделил на три отряда, одному из которых он приказал следовать за отборной ромейской конницей, развернувшейся на равнине, а двум другим – укрыться в лесной чаще, нависая над флангами.
Святослав пустил вперед угров и печенегов, сказав их предводителям, что они могут всю добычу взять себе, если первыми ворвутся в Аркадиополь. Тяжеловооруженные всадники Иоанна Алакаса какое-то время выдерживали натиск угров и печенегов, затем стали отходить к холмам, сохраняя боевой строй.
Стремительная печенежская орда растеклась по широкой долине, намереваясь смять другой конный отряд ромеев, показавшийся впереди. Однако ромейские конники дружно показали спину, уходя галопом в проход между двумя холмами. Печенеги с гиканьем понеслись за отступающими ромеями.
Угры загнали конный ромейский отряд на близлежащий холм и устремились к воротам Аркадиополя, совсем не заботясь о печенегах, которые между тем угодили в ловушку, приготовленную магистром Склиром.
В круглой, как чаша, долине на печенегов сразу с трех сторон обрушились сидевшие в засаде ромеи. Степнякам пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы вырваться из этой западни. Несколько сотен печенегов нашли свою гибель в теснине меж лесистых гор.
Ворвавшиеся в Аркадиополь угры тоже попали в ловушку. На крышах домов, за изгородями и в переулках притаились ромейские лучники, которые принялись безнаказанно поражать врагов стрелами с близкого расстояния. Воинам помогали женщины и дети, швырявшие с крыш и башен камни на головы угорских конников. Угры бежали из города так же стремительно, как и примчались сюда.
Вдобавок отступающих угров сильно потрепала ромейская конница, занятая преследованием разбитых печенегов. Три тысячи конных ромеев, закованных в латы, являли собой неодолимую мощь.
Святослав пришел на помощь своим союзникам, развернув в боевой порядок конные и пешие полки.
Магистр Склир выстроил свои пешие отряды не сплошной линией, а с широкими интервалами между ними. В этих промежутках расположились катафрактарии, тяжеловооруженные конники. Когда славяне дружно навалились на ромейскую пехоту, то катафрактарии вырывались вперед, подобно стальным клиньям, и разрывали плотные шеренги славянских щитоносцев. После каждого стремительного наскока панцирные конники ромеев возвращались обратно в боевые порядки своей пехоты.
Святослав повел свою дружину на центр ромейского войска, намереваясь пробить там брешь. Тут же оказался и Варда Склир. Гридничий Годота, могучий и бесстрашный, налетел на полководца ромеев и выбил его из седла ударом копья. Патрикий Константин, брат Склира, набросился на Годоту с мечом в руке. Годота уклонился от удара, откинувшись на круп лошади. Сверкающий меч Константина обрушился на шею коня, голова которого отлетела в сторону. Годота повалился наземь вместе с безголовым конем. Константин, нагнувшись с седла, заколол его мечом.
Прикрывая Варду Склира, вновь садящегося на коня, патрикий Константин в одиночку сражался с тремя русскими дружинниками. Он был огромного роста и чудовищной силы; никто не мог одолеть его, а он одолевал всякого.
Долго успех битвы склонялся то на одну, то на другую сторону. Наконец, русичи стали одолевать, наступая и тесня ромеев. Казалось, ничто уже не спасет ромеев от неизбежного поражения, как вдруг укрытые до поры на лесистых холмах быстрые отряды апелатов, легковооруженных воинов, с двух сторон врезались в русское войско. На тесном пространстве у конницы не было возможности для маневра, поэтому мадьяры спешились и встали в строй русской пехоты. Обратившиеся в бегство печенеги расстроили левое крыло славянского войска. Варда Склир отправил туда Иоанна Алакаса с пятьюстами отборных катафрактарий, чтобы развить успех.
Воевода Вуефаст сломал рогатину, пытаясь пробить защитные щитки на груди коня, на котором сидел неустрашимый Алакас. Тогда Вуефаст ударил знатного ромея снизу мечом в живот. Меч лязгнул, чуть согнувшись, но не пробил прочный панцирь. Алакас же с такой силой рубанул пешего Вуефаста сверху мечом по голове, что разрубил его до пояса. Ромеи огласили воздух радостными криками.
Устрашенные мощью Иоанна Алакаса, русичи сломали строй и обратились в бегство. С большим трудом воеводе Икмору удалось остановить ратников и заставить их вернуться в сечу.
Все, виденное Святославом в минувших битвах, меркло по сравнению с военными приемами ромеев, их дисциплиной и неуязвимостью их защитного вооружения. Даже сбитый с коня наземь воин-катафрактарий оставался невредимым под ударами славянских мечей и топоров, благодаря своему шлему и латам из прочнейшей стали. Оценил Святослав и преимущества ромбовидного конного строя ромеев.
Завалив поле грудами порубленных тел, русичи и угры все-таки вынудили магистра Склира дать сигнал к отступлению. Войско Склира редело прямо на глазах!
В этот миг над холмами с юго-востока показались частоколы копий идущего войска, среди копий колыхались красные полотнища ромейских знамен с золотыми двуглавыми орлами. Это пришли отряды из Константинополя на помощь Варде Склиру.
Видя, что ратники изнемогли в сече, Святослав тоже велел трубить отступление.
Два враждебных войска разошлись в разные стороны, похожие на израненных, но не сломленных духом львов.
* * *
На другой день с утра равнина под Аркадиополем опять запестрела знаменами и воинскими значками на длинных древках, яркими эмблемами на разноцветных щитах; засверкали на солнце длинные ряды копий и шлемов. Русские полки, угры и печенеги выстроились сплошной линией напротив войска ромеев, численность которого заметно увеличилась.
Магистр Склир расположил свою тяжелую пехоту двумя отдельными фалангами. В центре и на флангах застыли конные отряды катафрактариев.
Пехота долго стояла в бездействии, поскольку битва началась стремительным столкновением конных полков. С одного фланга на ромеев обрушилась конница печенегов, с другого – наступали конные угры. В центре конная дружина Святослава сошлась лоб в лоб с отборными всадниками магистра Склира.
Святослав врубился во вражеские порядки одним из первых. Всегда привыкший побеждать везде и всюду, Святослав был ошеломлен и рассержен таким стойким отпором со стороны ромеев. Железнобокие и неповоротливые на первый взгляд катафрактарии были подобны гранитному утесу, о который разбиваются волны атак русичей. Первое яростное столкновение русской дружины с конными ромеями завершилось после получасовой рубки, не дав перевеса ни тем ни другим.
Вторая атака русичей тоже захлебнулась в кровавом хаосе из гремящих щитов, звенящих мечей и с треском ломающихся копий. На каждого убитого ромея приходилось по два-три сраженных русича. Среди убитых и израненных воинов лежало на истоптанной густой траве много мертвых и покалеченных лошадей. В основном это были кони русских дружинников, не имевшие прочных защитных лат.
Но чем крепче стояли против русов ромеи, тем упорнее воля к торжеству над столь сильным противником впивалась щупальцами в сердце Святослава. Князь был похож на хищника, соблазнившегося слишком крупной добычей. Третий удар Святославовых дружинников поколебал доселе нерушимый строй катафрактариев. Русы и ромеи перемешались в водовороте яростной сечи. Кто-то сзади нанес Святославу удар чеканом по голове, пробив шлем. От сильной боли у князя потемнело в глазах. Он резко развернул коня и оказался лицом к лицу с ромейским военачальником Валиантом. Тот был покрыт броней, как скорлупой, его лицо было скрыто металлическим забралом с узкими прорезями для глаз. На черном шлеме знатного ромея топорщились белые пышные павлиньи перья.
Ударом меча Святослав выбил топорик из руки Валианта. Покуда ромей вынимал из ножен свой длинный меч, Святослав успел надрубить его в плече, а потом снес Валианту голову мастерским заученным ударом. Безголовое тело, закованное в латы, продолжало сидеть в седле совершенно прямо, из рассеченной шейной артерии фонтаном хлестала кровь, рубиновые капли которой, разлетаясь по сторонам, разбивались о щиты, шлемы и панцири всадников, сеющих смерть.
Призрак победы, помаячив, растаял и русской дружине снова пришлось отступить. Отошли за линию своей пехоты и конные ромеи.
Пришел черед пешим полкам помериться силами.
Ветер гнул верхушки стройных кипарисов; небо густо синело над горами, укрытыми зеленью лесов. Птиц почти не было слышно.
Зато по равнине шло дыхание звенящего железом буйства, многие тысячи людей с оружием в руках истребляли друг друга; два войска сошлись вплотную, издали напоминая клокочущую живую массу, которая не стоит на месте, подаваясь с гулом и лязгом то в одну сторону, то в другую. Отдельные выкрики воинов, вырываясь из общего хаоса, порождали эхо на склонах гор, то короткое, то протяжное. Все было неотчетливо и смутно, все кроме воли к победе, которая была несгибаема у славян и не менее тверда у ромеев.
В одном месте ромеи врезались клином в темную толщу русской пехоты, и сразу случился какой-то надлом. Ромейские знамена вдруг устремились вперед под торжествующий рев многих тысяч глоток. У ромеев словно прибавилось сил, в то время как у русов эти силы быстро иссякали. Святославу пришлось бросить в сечу своих спешенных дружинников и мадьяр, чтобы восстановить зыбкое равновесие.
Одну из фаланг ромеев русичам удалось-таки растерзать и обратить в бегство, которое не стало повальным и гибельным благодаря катафрактариям, принявшим на себя удар воодушевленной успехом славянской пехоты.
Другая фаланга ромеев являла собой несокрушимую стену из щитов и копий. В ее строю находились опытнейшие воины, оружие и панцири которых блистали позолотой.
Святослав кричал своим воеводам, что нужно собраться с духом, навалиться еще раз и разбить ромеев! Ведомые Святославом пешие полки русов, сомкнув щиты, вновь и вновь накатывались на вражеский строй, но все было тщетно. Силы ратников таяли, слабела их решимость победить, а вражеские шеренги по-прежнему стояли неколебимо. Сила никак не могла сломить силу!
Наконец сильнейшая усталость взяла верх над обеими сторонами. Без приказов и трубных сигналов ромеи стали отходить к своему стану за холмистой грядой. Потянулись к своим шатрам русичи, мадьяры и печенеги.
Поле недавней битвы было завалено грудами мертвых тел, убитыми лошадьми, поломанными копьями, брошенными щитами… Кое-где было заметно слабое шевеление, это начинала биться в конвульсиях смертельно раненная лошадь, либо среди павших поднималась голова или рука какого-то воина, получившего тяжелую рану…
Воеводы собрались в шатре Святослава, они выглядели утомленными и подавленными. Впервые им пришлось столкнуться со столь упорным врагом! Впервые их рать в двухдневном сражении понесла такие огромные потери!
Святослав сидел на скамье с угрюмым видом. Длинная прядь волос на его бритом черепе была измазана засохшей кровью, на голове возле макушки виднелся кровавый рубец. Князь как будто осунулся и постарел.
– Что это за воины с посеребренными шлемами и щитами, коих мы так и не смогли сокрушить? – обратился к Калокиру воевода Сфенкел, у которого кровоточила правая рука, наспех замотанная тряпками поверх взмокшей от пота рубахи.
– Это тагмное войско, – ответил Калокир. – Наемники. Среди них мало греков. В тагму набирают в основном чужеземцев: армян, саксов, норманнов, немцев, славян… Это лучшее войско в Империи! Насколько мне известно, наемники были заняты в Азии войной с арабами. Похоже, Цимисхий перебросил их сюда для спасения столицы.
Святослав поднял голову, в его синих очах сверкала непреклонная воля.
– Сегодня сожжем павших, а завтра возобновим битву, – сказал князь. – Ромеев намного меньше, мы должны победить их!
– К ромеям может вновь подойти подмога из Царьграда, – хмуро заметил воевода Икмор.
– А к нам должны подойти полки Свенельда, – промолвил Святослав. – Нам нужна победа, братья! И мы победим завтра, клянусь Перуном!
Ночь прошла среди тяжелых удушливых запахов сгоревших трупов.
Калокир почти с омерзением наблюдал за тем, как русичи зарывают в землю обгорелые кости своих соратников и насыпают над этими языческими погребениями высокие курганы. В рыжем пламени горящих костров и факелов славянские жрецы, косматые и длиннобородые, свершали на месте страшных пепелищ свои колдовские обряды. Под их бормотанье и завывания славянские воины ритмично ударяли мечами в щиты и хором затягивали странную зловещую песнь. От этих звуков у Калокира по спине пробегал озноб. Он ушел в шатер и долго лежал без сна, объятый непонятным трепетом.
На рассвете к Святославу пришел Шавершол и объявил, что его отряд возвращается домой. Шавершол посоветовал Святославу заключить соглашение с ромеями, как сделал он, взять с них отступное золотом и спокойно уйти обратно в Болгарию. В стане угров действительно побывали послы магистра Склира, сумевшие подкупить Шавершола золотом в обмен на мир.
Уход угров подействовал на русских воевод угнетающе. Никто из них не горел желанием начинать новую битву с ромеями. Святослав взирал на своих старших дружинников и не узнавал их! Его окружали сокрушенные лица, вокруг него звучали безвольные речи! Воеводы упрекали князя в бездумном упрямстве, призывая его взять с ромеев отступное и не рисковать войском.
– Что с вами стало, братья? – выкрикивал Святослав, не находя себе места от возмущения. – Какой белены вы объелись, что все разом устрашились битвы с ромеями! До Царьграда рукой подать! Еще одно усилие, братья! Разобьем Склира – и Царьград наш!
Воеводы не смели посмотреть в глаза Святославу. Несмело, но единодушно они настаивали на заключении перемирия с Вардой Склиром.
Святослав ушел с совета рассерженный. Такого еще не бывало, чтобы старшая дружина пошла наперекор воле князя! Когда Святославу сообщили, что прибыли ромейские послы, он повелел прогнать их палками.
Мечты Калокира рушились на пороге их свершения! Только сейчас Калокир понял, что власть Святослава не беспредельна. Святослав всевластен лишь при условии, что старшая дружина с ним заодно.
Сигнал к началу битвы в русском стане так и не прозвучал.
* * *
Два дня продолжались споры Святослава с воеводами, на третий день примчался гонец от Свенельда, отряд которого двигался к Аркадиополю. Из Болгарии пришло тревожное известие. Войско Георгия Сурсовула осадило Великий Преслав. Другое болгарское войско взяло в осаду Динию.
Святослав без долгих раздумий послал гонца к Свенельду с повелением спешно идти в Болгарию. В помощь Свенельду Святослав отправил всю печенежскую конницу.
К магистру Склиру от Святослава прибыл посол с предложением заключить перемирие. Условия этого перемирия Святослав поручил выработать своим воеводам. Старшая дружина решила потребовать с ромеев продовольствие для войска и богатую дань золотом.
Варда Склир согласился со всеми условиями предложенного перемирия, предупредив посланцев Святослава, что окончательное решение о перемирии должен принять василевс Иоанн Цимисхий. С этой целью в Константинополь умчался гонец от магистра Склира.
От Аркадиополя до столицы было полдня пути. Ожидание было недолгим. Иоанн Цимисхий уполномочил магистра Склира выдать войску Святослава зерно, масло и вино из государственных запасов, а также пообещать князю русов заплатить отступное золотом в требуемом объеме, но с одной оговоркой, когда будут собраны налоги за текущий год.
Воеводы радостно поздравляли Святослава с победой. Пусть Царьград не взят, зато князь заключил перемирие с василевсом ромеев на его территории и на своих условиях!
И только Калокир воздержался от поздравлений.
– Цимисхий пошел на это перемирие, ибо он еще слаб, – сказал Калокир Святославу. – Когда Цимисхий соберется с силами, то он нарушит это перемирие. Нельзя давать время Цимисхию для сбора войск! Войну нужно продолжать!
Святослав не придал значения сказанному Калокиром. Его одолевала тревога за Верхуславу, находившуюся в осажденном Преславе.
Назад: Часть третья
Дальше: Часть четвертая