Штурм Мессинского хребта планировался долго и дотошно. Ветеранам прошлого июля не хотелось тратить доверенные им человеческие жизни впустую.

— У меня для вас хорошие новости, — сказал Грей, когда Стивен явился к нему доложить о своем возвращении. — До вступления в новую должность вы еще успеете организовать большой рейд во вражеские траншеи. Это часть новой осмотрительной тактики, требующей досконального изучения врага. Разведка боем.

Губы Грея подрагивали в улыбке, которую он пытался, безуспешно, впрочем, скрыть.

— Понимаю, — сказал Стивен. — И сильно изменится общая стратегия, если мы выясним, что перед нами стоит не сорок второй полк, а сорок четвертый?

— Сомневаюсь, — ответил Грей. — Однако мне приказано внести посильный вклад в производимый по всей линии фронта сбор разведданных. Вашу роту выводят на этой неделе из резерва, верно? Такой фронтовик, как вы, может этому только радоваться.

— Спасибо, сэр.

Грей рассмеялся:

— Ладно, Рейсфорд. Успокойтесь. На самом деле мне нужно, чтобы вы возглавили атаку на канал, лежащий слева от нас. Нам необходимо закрепиться на нем. Это мелкая операция. Выступите на рассвете вместе со всем батальоном. Позже, уже днем, мы получим поддержку наших друзей из Черной страны. Ну что, это вас больше устроит?

— Лучше умереть так, чем при разглядывании кокард противника.

— Молодец, Рейсфорд. Держитесь! Я знаю, вы справитесь.

— А как удается держаться вам, сэр?

Грей усмехнулся:

— Шотландская кровь помогает. Мы с ней еще только начали.

Солдаты в очередной раз отправились на передовую по длинному ходу сообщения, который привел их к грязной, помеченной мешками с песком прорези в земле. Если не считать рейдов и дозоров, в атаку они не ходили вот уже девять месяцев и потому нервничали, а те, кому было приказано сколотить штурмовые лесенки, даже переругивались. Все утро в траншее скрежетали ножовки, стучали молотки и под передним бруствером выстраивались через равные промежутки готовые лесенки. У Стивена создалось впечатление, что, несмотря на все их мрачные предчувствия касательно большого наступления в Бельгии, столь дорогого, если верить слухам, сердцу фельдмаршала Хейга, солдаты почему-то думали, что самим им не придется выходить под ураганный огонь артиллерии.

Отработав смену под землей и поднявшись наверх, Джек Файрбрейс увидел приготовления к атаке, и к нему вернулись воспоминания, от которых он, как ему казалось, сумел избавиться. Джек вспомнил, как молился в то летнее утро за бойцов, вылезавших из окопов, как верил, что они вернутся живыми. Сейчас у него таких молитв не нашлось.

Он ушел в вырытую близ входа в глубокую шахту большую землянку, в которой спал вместе с товарищами, заварил чай, выпил его в компании Эванса и вытащил альбом для зарисовок. Портреты Шоу после его смерти в альбоме не появлялись. Теперь Джек пристрастился рисовать Стивена. С того дня, когда тот повалился, восстав из мертвых, ему на руки, Джек питал к этому офицеру особый интерес. И теперь рисовал его крупную темноволосую голову в разных ракурсах и с разными выражениями лица: с изумленно открытыми или решительно прищуренными большими глазами; с улыбкой, появлявшейся на губах, когда он выводил из себя командира Джека — капитана Уира; с лицом пустым и отрешенным, точно ему изменила память, — Джек запомнил его таким в утро, когда заснул на посту и потом явился к Стивену с рапортом. Лицо Джона он помнил не настолько хорошо, чтобы рисовать его.

Ожидание атаки было недолгим, но оттого не менее тягостным. Стивен поговорил с командирами взводов, которым предстояло первыми подняться по лесенкам в ожидавший их за бруствером непредсказуемый мир.

— Главное — не колебаться, — сказал он. — Того, что вас ждет, отменить нельзя, но, замешкавшись, вы поставите под угрозу жизни других.

Он увидел, как Эллис облизал губы. На бледном лбу лейтенанта выступил пот. Начался артиллерийский обстрел, с потолка землянки посыпалась земля.

Говорил Стивен со спокойствием бывалого человека, но самому ему проку от этого было мало. Конечно, он уже прошел однажды через все, им предстоявшее, однако никаких гарантий того, что он еще раз справится, это не давало. Когда настанет страшный миг, ему снова придется заглянуть в самую глубину своей души, а он боялся, что там многое изменилось.

Обстрел продолжался всего лишь сутки. Пушки были с научной, как уверяли артиллеристы, точностью нацелены на объекты противника, выявленные с помощью воздушной разведки. Не будет больше неперерезанной проволоки, неповрежденных бетонных дотов, неторопливо поливающих смертью развороченные поля.

Около полуночи в землянку Стивена пришел Уир. Глаза у него были дикими, волосы всклокоченными. Стивену его вид не понравился. Ему нисколько не хотелось заразиться настроением Уира. Не хотелось вдыхать чужой страх.

— Этот шум, — сказал Уир. — Я не могу его больше переносить.

— Вы это уже два года повторяете, — резко ответил Стивен. — А на самом деле никто во всей британской армии не умеет лучше вас приноравливаться к любым обстоятельствам.

Уир выложил на стол пачку сигарет, с надеждой обвел землянку взглядом. Стивен неохотно подтолкнул к нему бутылку.

— Когда начинаете? — спросил Уир.

— Как обычно. Все будет хорошо.

— Мне тревожно за вас, Стивен. У меня дурные предчувствия.

— Я не хочу ничего о них слышать.

— Вы были мне таким чудесным другом, Стивен. Никогда не забуду, как мы лежали в воронке, и вы разговаривали со мной, и…

— Забудете как миленький. А теперь помолчите.

Уира трясло.

— Вы не понимаете. Я хочу поблагодарить вас. Просто я чую какую-то беду. Помните, когда вы в последний раз раскладывали карты…

— Я их подтасовал. Смухлевал. Карты ничего не значат.

Разговор становился для Стивена невыносимым.

Уира его слова испугали и опечалили. Он основательно отхлебнул виски.

— Я понимаю, мне не следует говорить об этом. Понимаю, что веду себя как эгоист, но…

— Да заткнитесь же вы, Уир. — Стивен уже кричал прерывавшимся от подступавших к горлу рыданий голосом. Он приблизил свое лицо к лицу Уира. — Просто постарайтесь помочь мне. Если вы благодарны или не знаю уж что там, так постарайтесь мне помочь. Господи боже, по-вашему, мне это нравится? По-вашему, я был создан для этого?

Уир отшатнулся, обрызганный возмущенной слюной Стивена.

Он попытался возразить что-то, но Стивена уже несла волна яростного раздражения:

— Мальчишки восемнадцати-девятнадцати лет вылезут утром из окопов, а мне придется идти с ними и смотреть. Так поговорите же для разнообразия о чем-нибудь другом!

Впрочем, и Уиру с его пьяными экивоками страстности было не занимать.

— Я должен это сказать, и мне наплевать, тактично это звучит или нет. Есть вещи поважнее. Я хочу поблагодарить вас и попрощаться, на случай, если…

Стивен схватил его за грудки и потащил к двери землянки.

— Пошел вон отсюда, Уир! Вали с глаз моих и отставь меня в покое!

Он толкнул Уира так, что тот полетел лицом в грязь. Медленно поднявшись, Уир укоризненно оглянулся на Стивена, попытался отчистить грудь гимнастерки, а затем отправился в одинокий путь по доскам настила.

Оставшийся, как ему и хотелось, в одиночестве, Стивен начал долгое путешествие вглубь себя, завершившееся лишь к рассвету. Он внимательно осматривал свое тело и вспоминал, чего касались его руки; разглядывал папиллярные линии на пальцах и трогал тыльной стороной ладони мягкую оболочку губ.

Он лег на дощатую лежанку и почувствовал, как лица его коснулось шерстяное одеяло. Ощущение это он помнил с детства. Он крепко зажмурился и перебрал самые ранние воспоминания о матери, о чувстве, которое вызывало прикосновение ее рук, о ее запахе. Он облекался, как в мантию, в мир своих воспоминаний, надеясь найти безопасность там, где его не смогут достать ни пули, ни снаряды. Он сглотнул слюну и посмаковал знакомые ощущения своего языка и нёба. Это была та самая плоть, какую он помнил с детства. Не допустят же они, чтобы с ней случилось что-то теперь. Вновь обретенная им любовь к жизни делала мысль о расставании с ней невыносимой.

За час до рассвета Райли принес горячую воду, чтобы Стивен мог побриться. Тому было приятно видеть этого опрятного исполнительного человечка. Райли исхитрился также заварить большой чайник чаю. Стивен тщательно выбрился и препоясался начищенным Райли ремнем.

Выйдя в траншею, он узнал, что паек раздали вовремя, и некоторые солдаты поджарили себе на завтрак бекон. Передвигаться в темноте приходилось с осторожностью, чтобы не поскользнуться на досках. Он нашел команд-сержант-майора Прайса, занятого проверкой снаряжения. Методичность Прайса сослужила Стивену хорошую службу — ему стало казаться, что впереди самый обычный день. Потом он поговорил с Петросяном, капралом своего старого взвода. Привычное смуглое лицо капрала смотрело на Стивена с чем-то вроде надежды на избавление. Потом Стивен подошел к группке солдат, которым перелезать через бруствер еще не доводилось, — Барлоу, Кокер, Годдард и несколько других сидели, сгрудившись, у лесенки. Стивен остановился, чтобы поговорить с ними, и даже в темноте различил странное выражение, застывшее на их лицах. Казалось, кожу их подтянули, и от этого лица словно светились. Отвечать на его слова солдаты оказались не способными, каждый из них ушел в себя, туда, где время остановилось и помощи ждать было не от кого.

Артиллерия начала выстраивать на ничейной полосе стену заградительного огня. Поверх мешков с песком видны были взлетавшие и опадавшие комья земли. Стивен посмотрел на часы. Осталось четыре минуты. Он опустился на колени и помолился — безмолвно, но истово.

Все происходило так быстро. Долгий артиллерийский обстрел перед июльским наступлением был невыносимым, но хотя бы дал солдатам время внутренне собраться. Сегодня же Стивену казалось, что лишь несколько часов назад он обедал у Жанны, а теперь готовится умереть. И то, что это наступление было в сравнении с тем не таким масштабным, разницы не составляло: смерть не имеет градаций.

Он поднялся с колен и направился к следующей стрелковой приступке, у которой заметил стоявшего, глядя на часы, Эллиса. Стивен обнял лейтенанта рукой за плечи. Растерянность на его лице заставила Стивена изобразить успокоительную улыбку. У хода сообщения стоял Прайс с планшетом в руке. Он протянул Стивену руку, и тот пожал ее. Покидать траншею Прайсу не придется, зато придется подсчитывать потери.

Стивен взглянул в небо — там пробивался сквозь тучи первый свет дня. И с силой, содрогнувшись всем телом с головы до пят, выпустил из груди воздух. «О боже, боже», — прошептал он, чувствуя дрожь в позвоночнике. Где оно теперь, любовное единение с миром? За минуту до начала атаки его поразила та же мысль, что владела всеми остальными: обратной дороги не будет. Он окинул тоскующим взглядом забитый людьми ход сообщения, потом повернулся лицом к ничейной земле. Свисток: солдаты, пригибаясь под тяжелой выкладкой, неуклюже полезли по лесенкам вверх, в металлический воздух.

Стивен наблюдал за их нелепыми крабьими движениями, и сердце его теснилось от жалости и любви к ним. Потом он протолкался к ближайшей лесенке и последовал за ними.

Солдаты бежали вперед так быстро, как позволяла неровная земля, — прошлогодний приказ о медленном продвижении над ними не висел. Британские пулеметы били над их головами по врагу, отвечавшему оборонительным огнем. В воздухе стоял плотный гул. Стивен слушал его и бежал, пригнув голову, чтобы стальная каска по возможности лучше защищала ее. Ему приходилось огибать тела павших, перепрыгивать через маленькие воронки. Он видел, что первая линия атакующих уже достигла вражеской траншеи. Его рота, рота поддержки, начала скапливаться в воронках, нарытых снарядами ярдах в пятидесяти от нее.

Стивен соскользнул по десятифутовому склону воронки в жидкую грязь и увидел Годдарда и Аллена; последний обматывал руку у плеча бинтом из перевязочного пакета. Кокер стоял на спине еще одного солдата и смотрел над краем воронки в полевой бинокль, пытаясь понять, не подают ли ушедшие вперед каких-либо сигналов.

Наконец он спрыгнул на землю и пронзительно крикнул, обращаясь к Стивену:

— Ничего не видно, сэр. Ни сигналов, ничего. Проволоку они вроде бы прошли. В траншее рвутся гранаты.

В сердце Стивена шевельнулась надежда. Быть может, впервые на его памяти артиллерия и вправду разбила проволочное заграждение и его бойцы не станут игрушками в руках вражеских пулеметчиков.

В воронку спустился Петросян, измазанный жидкой грязью и разложившейся плотью, на которую натыкался в других окопах, но целый, без следов крови.

— Сигнал от второй роты, сэр, — прокричал он. — Они в траншее.

— Хорошо. Вперед.

Стивен вылез из воронки, помахал флажком. На протяжении ста, если не больше, ярдов земля ожила, отрыгивая солдат. Шум впереди усилился вдвое — немцы открыли огонь из резервной траншеи. Солдаты второй роты ответили на него своим огнем, однако их винтовкам трудно было тягаться с пулеметами. Пятьдесят ярдов, отделявших солдат Стивена от захваченной траншеи, они пробежали, виляя, в надежде увернуться от пули и перепрыгивая через тела тех, кому это не удалось.

Стивен проскочил вслед за двумя солдатами сквозь дыру в немецком проволочном заграждении и спрыгнул в набитый людьми окоп. Что происходит, никто из них толком не понимал. Вдоль стены окопа стояли, нервно улыбаясь, плененные немцы, — они явно испытывали облегчение от того, что сумели сдаться, но боялись, как бы на этом последнем для них этапе войны не случилось чего худого. Солдатам второй роты немцы усердно предлагали сигареты и другие подарки. Немецкая траншея поразила британцев огромными глубокими землянками и мастерски выполненным бруствером. Они в завистливом изумлении разглядывали уютные жилища немцев, давно рисовавшиеся их воображению и теперь наконец захваченные.

Стивен согнал пленных в неповрежденный блиндаж и оставил при них Петросяна с тремя рядовыми. Он знал, что Петросян будет рад возможности не идти дальше, а при необходимости с удовольствием перестреляет немцев. Пройдясь по траншее, Стивен нашел мокрого от пота Эллиса, глядевшего пустыми глазами, как будто все, что он сегодня видел, происходило не здесь, а в каком-то другом мире.

Слева от них, в той части траншеи, что примыкала к каналу, еще продолжался бой, однако через полчаса стрельба стихла и оттуда привели новых пленных.

Эллис выжидающе взглянул на Стивена:

— Что теперь?

— В полдень со стороны рощи, той, что справа от нас, подойдет подкрепление — наши, как выразился Грей, друзья из Черной страны. До того времени нам следует удерживать ближнюю к каналу часть траншеи, а после — захватить резервную.

Эллис неуверенно улыбнулся. Стивен поморщился.

— Наша артиллерия начинает бить, — закричал он, услышав вой над головой. — Не снимайте каску и молитесь, чтобы пронесло.

В траншее поднялась лихорадочная суета, солдаты укладывали на тыльный край мешки с песком, готовясь начать обстрел немецких резервных окопов. Многие из тех, кто подыскивал для себя огневую позицию, получали пулю в голову и падали на дно траншеи. Пулеметчики искали безопасное место для своего «Льюиса», но найдут ли они его до начала немецкой контратаки, сказать заранее было нельзя.

Артиллерия била все точнее и точнее. Солдаты кричали, сообщая, что снаряды рвутся на краю немецкой траншеи, взметая в воздух землю и людей. За линией фронта заработала в ответ тяжелая артиллерия немцев. Связь со штабом батальона прервалась, и единственное, что смог Стивен сделать в грохоте уносившего все больше жизней боя, это отдать приказ о выполнении первоначального плана. Он поднялся на импровизированную стрелковую приступку. Судя по тому, что ему удалось разглядеть, противник готовился к отступлению в следующую резервную траншею. Если бы у него была связь с артиллеристами, те могли бы накрыть немцев, когда они станут перебираться туда.

Он прокричал несколько приказов — бойцы его вряд ли расслышали больше половины, — и началась вторая атака. Не такая скоординированная, как первая, без соблюдения строя, однако солдаты, которым удалось уцелеть, словно опьянели от радости и бежали, петляя, к следующей траншее врага. Развернуться в ней с винтовкой было невозможно, поэтому, добравшись до траншеи, они пустили в ход кулаки и штыки. Некоторые пали под огнем собственной артиллерии, слишком поздно получившей сообщение о второй атаке, некоторые погибли, едва спрыгнув в траншею. Стивен, миновав проволочное заграждение, соскочил прямиком на немецкого капрала с оторванными снарядом ногами. Капрал был жив и пытался, подтягиваясь на руках, отползти в относительно безопасное место. Солдаты Стивена старались продвинуться по траншее в обе стороны, сбиваясь в группки, — так, чтобы за спинами всегда оставались товарищи, — однако их набиралось здесь все больше, и это означало, что бросать через траверсы гранаты стало опасно — можно поубивать своих. Они вслепую заскакивали за угол траншеи, и участь первых двух-трех таких смельчаков стала предвестием дальнейшего. Стивен видел, как его бойцы ломятся, точно безумные, вперед, переступая через трупы товарищей, расчищая один участок траншеи за другим. Они думали только о своих погибших братьях и друзьях, они забыли о страхе. Они убивали, получая от этого наслаждение. Ничего нормального в них не осталось.

К исходу утра вторая траншея была взята полностью. Стивен послал группу бойцов к каналу, приказав окопаться на случай контратаки. Теперь оставалось только одно — продержаться до полудня, когда придет подкрепление, которое защитит их с другого фланга.

Глядеть на немцев спокойно Стивен не мог и потому решил скорее отправить их в расположение британцев. Желающие сопровождать пленников нашлись, несмотря на продолжавшийся артиллерийский обстрел, сразу. Две траншеи, взятые за одно утро, — большая часть солдат считала, что запасы удачи этим полностью исчерпаны. Да и отдохнуть после пятичасовых усилий им тоже отчаянно хотелось. Стивен с завистью смотрел в удалявшиеся устало согнутые спины немцев и их конвоиров.

Интенсивность огня ненадолго уменьшилась, потом возросла снова, главным образом на правом фланге, который немцы обстреливали из непонятно где размещенных пулеметных гнезд и гранатометов. Стивен не успел толком порадоваться значительному успеху своей роты, а осада ее позиций уже началась. Зигзагообразное устройство траншеи не позволяло солдатам понять, что происходит даже в нескольких ярдах от них, но Стивену звуки контратаки показались зловещими.

Справа от себя он слышал стрельбу в ближних отрезках траншеи; дальние молчали. В полдень он взобрался по лесенке на то, что недавно было бруствером, и вгляделся, надеясь увидеть подкрепление, в рощу. Там никого не было. Стивен спрыгнул в траншею, отыскал перископ. Осмотрел через него ничейную землю, но увидел лишь далекую цепочку уходивших пленных. Он закрыл глаза, вздохнул. Мог бы и раньше сообразить. Догадаться.

Взводный командир по фамилии Сибли покричал ему прямо в ухо. Он желал узнать, когда подойдет подкрепление.

— Его не будет. Никто к нам не подтягивается, — проревел Стивен.

— Почему? — спросил одними губами Сибли.

Стивен не ответил.

Час спустя немцы ворвались в дальний правый участок траншеи, и там началась рукопашная. Вскоре после этого командир второй роты приказал своим солдатам отойти в первую вражескую траншею, — ту, которую они захватили утром. Когда бойцы полезли через бруствер, их накрыл огонь пулеметов, уже установленных немцами во второй резервной траншее.

Шум стоял такой, что думать было невозможно. Стивен заметил: Эллис что-то кричит ему. Он не услышал, а скорее прочитал по губам лейтенанта:

— Мы не удержимся, не удержимся!

Стивен покачал головой.

Эллис приложил губы к его уху:

— Вторая рота ушла.

— Я знаю.

Объяснять Стивен ничего не стал. Задача его роты состояла в том, чтобы удерживать захваченную позицию, задача второй — захватить ее. Командиры обеих сами решали, как и куда им передвигаться. Докричаться до Эллиса Стивен все равно не мог, однако намеревался придерживаться приказа, полученного им от полковника Грея.

Мимо него промчался сержант с забрызганным кровью лицом, за сержантом последовали солдаты, вытесненные врагом с оставшегося беззащитным правого фланга. Немцы вылезали из резервной траншеи, начиналась лобовая контратака. Остановить ее два «Льюиса» не могли. Если у них отобьют те участки траншеи, что примыкают к каналу, они попадут в окружение. Стивен быстро прикинул возможности отхода. Немцев в их траншее было уже столько, что им ничего не стоило занять свои прежние огневые позиции у бруствера и открыть стрельбу по спинам его солдат.

Эллис плакал.

— Что мы делаем? — подвывал он. — Я хочу сохранить своих людей. Что мы делаем?

Перед мысленным взором Стивена вставала одна-единственная картина: трупы его солдат, лежащие вповалку, как мешки с песком. Не он уготовил им такую судьбу, однако ничего иного ожидать просто не приходилось.

— Что мы делаем? — донеслось до него сквозь шум стенание Эллиса.

— Удерживаем позицию! Удерживаем долбаную позицию!

Рот Стивена распахнулся в безмолвном крике, выставив напоказ язык и зубы.

Солдаты, которым приходилось теперь думать о спасении собственных жизней, яростно сражались за каждый ярд траншеи. Стивен присоединился к ним, открыв быструю стрельбу по приближавшейся линии серых шинелей.

За несколько минут до трех часов дня он услышал несколько произнесенных с йоркширским акцентом слов и, обернувшись на голос, увидел незнакомое лицо. Стивен изумленно уставился в глаза пришельцу. Им был лейтенант из полка герцога Веллингтонского. Он прокричал Стивену, что его солдаты овладели дальним концом траншеи.

В течение следующего часа они снова пробились к каналу. Подошло еще одно подкрепление с минометами и пулеметами. Контратака немцев захлебнулась, их бойцы вернулись на вторую резервную позицию.

Стивен соскочил с приступки на дощатый настил и направился в землянку, где нашел майора Веллингтонского полка.

— Вид у вас совершенно измотанный, — весело сообщил майор. — Вам приказано возвращаться. Нам — прикрывать ваш отход. Там наверху какая-то неразбериха случилась. Очередной триумф оперативного планирования.

Стивен смотрел на него и думал: такой молодой, а уже совершил своего рода чудо.

— И что же вы будете делать? — спросил он.

— Прикроем ваш отход, а потом выбьем вон оттуда немцев.

Стивен пожал ему руку и вернулся в траншею.

Они собрали убитых и раненых, и с наступлением ночи остатки роты Стивена направились к своим окопам. Эллиса скосила пулеметная очередь. Уцелевшие солдаты маленькими группками доволоклись по грязному полю, которое перебегали утром, до британских позиций. О судьбе товарищей никто из них не спрашивал, каждому хотелось лишь одного — найти место, где можно прилечь.