ТРУДНЫЕ НОВОСТИ
У Даниила Романовича что ни день, то весть такая, от которой голова идет кругом!
Миндовг крестился в Новогородке с помощью… Андрея фон Стирланда!
Кто мог поверить в крещение Миндовга? Но за деньги поверили. Хуже всего то, что на его сторону переметнулся фон Стирланд! Даниил Романович ругал ливонца на чем свет стоит:
– Вот собака продажная! Деньги взял и тут же предал!
Василько смеялся:
– Перекупили.
Смех получался невеселый, выходит, никому из них верить нельзя? Сегодня поклянутся, а завтра кто-нибудь больше заплатит – продадут?
Миндовг крестился после того, как Товтивил вместе со жмудью и ятвягами долго и бесполезно осаждал его в Риге. Потом так же рьяно и бесполезно осаждали Новогородок сами Романовичи. Жмуди надоело, и они объявили об уходе. Следом потянулись и ятвяги, но Миндовг, видно, понял нерастраченную силу Волыни и решил лучше договориться. Что так повлияло на воинственного князя, не крещение же, потому как рассказывали, что он продолжал и молиться своим богам, и в приметы твердо верить, и даже жертвы, правда, уже не людские, приносить. Скорее другое – понял, что на всякого перекупщика свой купец найдется, а денег больше для ордена не было.
Понимая, что еще одной объединенной атаки он не выдержит, Миндовг запросил мир с Волынью. Выкинт со своей жмудью окончательно обиделся.
Только замирились с давним противником Миндовгом, как новое известие, на сей раз об Устинье.
Весть принес не гонец, а просто отправленный через Дебрянск бывший дружинник князя Андрея. Даниил слушал, держась за левый бок, и пытался понять невероятное: Батый отправил на Владимирско-Суздальское княжество Неврюя с огромной ратью! Земли снова разорены, все сожжено, люди уведены в плен. Но Даниила интересовала прежде всего судьба княжеской семьи. Он требовал повторить еще и еще раз:
– Ты сам видел? Ничего не путаешь? Сам?
– Видел, видел. Князь Андрей Ярославич с княгиней Устиньей Даниловной и сыном бежали сначала в Новгород, потом оттуда в Ревель. Теперь князь к шведам, сказывали, к Биргеру, утек, а княгиня там вестей ждать осталась.
Надо ли говорить, что на следующий день в Ревель спешно отправились Данииловы люди, чтобы забрать Устинью домой в Холм.
Еще один гонец помчался к фон Стирланду с просьбой к ливонцам о содействии. Теперь Даниил Романович уже не ругал ливонца продажной собакой, а мысленно умолял помочь вернуться дочери.
Второй гонец приехал от митрополита, привез весьма потрепанную в трудной дороге грамотку. Даниил Романович грамотку просто выхватил, Андрею кивнул, чтоб обиходил гонца, а сам бросился читать. Кирилл сообщал то же, только подробней.
С его слов выходило, что князь Андрей решился на непослушание Батыю, дань не отправил, по зову не поехал. Всюду твердил, что татарам отпор давать пора, а не подарками баловать. Батый отправил Неврюя с большим войском проучить Ярославича.
– Где Александр был в это время?! Их же водой не разлить!
Митрополит многое передал с гонцом на словах, нельзя рисковать, все на пергамент записывая, гонца могли перехватить. Потому приехавший парень не стал долго в молодецкой рассиживаться, снова пришел к князю с разговором. От баньки и отдыха пока отказался:
– Я все обскажу, а потом уж и отдыхать… Не то, если прилягу, так дня три просплю, никакими силами не разбудите.
– Ну, говори, – согласился Даниил.
Викула оказался парнем толковым, а может, просто научен был митрополитом, он объяснил, что князья сразу после свадьбы поссорились. Александр вроде мешать стал Андрею править, тот и сказал открыто, что пора бы и честь знать, свои города ждут, езжай-ка, братец, в Новгород, а то и в Киев, который без хозяина столько времени стоит, Куремса тебе рад будет. Невский и впрямь обиделся и уехал, но, конечно, не в Киев.
– А больше Александр Ярославич обиделся на несдержанность брата, на то, что не хочет потерпеть, лишний раз поклониться, чтобы только Батыгу не обидеть.
По тому, как говорил присланный, было понятно, что лично он князя Александра не одобряет и вполне согласен с Андреем Ярославичем. Но он повторял то, что велено митрополитом.
– Князь Андрей дань не выдал, по вызову в Сарай не поехал, насмехался. Вообще-то Александр Ярославич тоже долго не ездил к Батыге, но ему с рук сошло, а вот Андрею Ярославичу нет.
– Где Невский был, когда Неврюй пошел?
Этот вопрос занимал Даниила Галицкого сильно.
– У царевича Сартака.
– Сартака? Что он там делал? – Спросил невольно, откуда парню знать, что делал князь у своего названого брата?
– Так их обоих к Батыге вызвали, Невский поехал, а Андрей Ярославич нет…
– Неврюй на Новгород не ходил?
– Нет, он только Владимирское княжество огнем и мечом прошел да те, что по пути попались…
– Та-ак… ладно, иди, отдыхай, после еще поговорим, как проснешься через три дня.
Конечно, гонец не три дня спал, а всего день, но храпел так, что стены тряслись! Любопытные дворовые девки бегали на такое чудо поглядеть. Две такие заглянули, а Викула как раз примолк, они чуть дальше в дверь сунулись, снова тихо, еще чуть… Вторая напирала на первую, тоже хотелось увидеть. И тут у Викулы вырвался особенно сильный храп. От неожиданности девки завизжали на весь двор и бросились наутек.
Перепуганная старуха-знахарка, что жила еще со времен княгини Анны, на которую они налетели, заорала в свою очередь. Возник знатный переполох. Когда разобрались, в чем дело, долго смеялись. Виновницы сгорали от стыда, а Викула продолжал храпеть как ни в чем не бывало.
Даниил Романович снова не спал ночь, снова давило под левой грудью, сжимало, мельтешили мушки перед глазами, и кружилась голова. Но он не звал лечца, понимал, что все это от переживаний за любимую дочь. Дочь с мужем и маленьким сынишкой где-то вдали в опале и беде, а он помочь не может.
Осуждал ли он зятя, ввергнувшего княжество и семью в такую беду? Нет, потому что и сам в детстве бывал в беженцах, и свою семью тоже вынужден был бросить, когда к Беле со Львом уезжал, а потом искал Анну с детьми по всей Польше. Но не осуждал еще и потому, что сам дань Батыю не платил и готов был выступить против татар в любой день! Даниил Романович не просто не осуждал зятя, он его мысленно поддерживал, мало того, он уже понял, что на мужа повлияла разумная Устинья, ведь не раз слышала, как ярились отец с дядей. Ай да Устинья, ай да дочь!
Почему-то мысль немедленно выступить на защиту владимирской земли у князя не возникла.
Зато возникла другая, нехорошая… Почему не помог князь Александр? Почему он был в это время у Сартака? Даниил Романович забыл, что вызывали обоих братьев, и Невский просто послушно поехал, не желая рисковать. Он не обращал внимания на вызовы Батыя и даже Туракины, пока сам не побывал в Сарае, а потом в Орде. Похоже, из поездки каждый из Ярославичей вынес свое. Старший решил лучше решать все миром и послушно платить дань, только чтобы земли не разоряли, а младший поверил в свои силы, которых было попросту мало!
Даниил забыл о собственной осторожности, о том, как прятался в Поморье, пока на его земле хозяйничали татары, как по первому даже не зову, а требованию отдать Галич метнулся к Батыю с дарами, понимая, что не сможет противиться и потеряет все.
Сейчас галицкий князь забыл обо всем, он помнил только одно: зять был жестоко бит, а его старший брат в это время пил кумыс у царевича. Вот тут и появилась эта подлая мыслишка, которая засела и не желала уходить: это Александр, недовольный тем, что Владимиром правит младший брат, навел рать на Андрея! Конечно, кому еще выгодно, чтобы Андрей бежал или вообще погиб? Невскому! Теперь он Великий князь, под его рукой и Владимиро-Суздальское княжество, и Новгород, и все остальные более слабые, вроде Муромского или битой-перебитой Рязани, тоже под ним стоять будут. Вот чего добивался старший Ярославич!
Все они такие, отец и дядья такими же были, меж собой за власть так дрались, что кровушкой всю Русскую землю полили. Вот оно, Всеволодово племя, и Михаил Черниговский из них, потому всю жизнь успокоиться не мог, пока в Орде не убили!
В этих словах была своя правда, сыновья сильного князя Всеволода Большое Гнездо еще при жизни отца за власть сцепились, а уж когда его не стало… И правда Русь кровушкой залили. Старшие, Константин с Юрием, боролись не на жизнь, а на смерть, а остальные каждый за своего стояли. Ярослав, чьи сыновья теперь во Владимире, встал за Юрия, но еще умудрился так поссориться со своим тестем Мстиславом Удатным, что тот едва дочь не забрал у ненавистного зятя!
Размышляя так, Даниил Романович забывал, что и сам был в смертельной ссоре с тем же тестем – Мстиславом Удатным, и тоже людской крови не жалел, за Галич воюя. Но свое казалось справедливым, а такое же чужое – нет. И он уже жалел, что во второй раз породнился со Всеволодовым семенем, сначала выдав замуж за Михаила Черниговского сестру, а теперь вот за Андрея Ярославича Устинью.
Мысли скакнули в сторону. А чудно выходит, на Руси, почитай, все князья родственники! Сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав был женат на одной дочери Мстислава Удатного, а он, Данила, на другой. Дочь одной Мстиславовны вышла замуж за сына другой – князя Андрея Ярославича. А сестра Данилы Мария была замужем за другим сыном Всеволода – братом князя Ярослава Михаилом Всеволодовичем Черниговским. Их дочь Мария Михайловна вышла замуж за Василька Ростовского, который был сыном старшего сына того же Всеволода! Вроде далеко от Владимирской Руси Холм и Галич, а вот как судьбами сплелись обе ее части…
Но постепенно он снова стал думать о, как ему казалось, предательстве, причем продуманном предательстве Александра Ярославича! И как может Кирилл его оправдывать?! Нашлись два замирителя, тому бы все мирно решать, и этому тоже. Теперь предателем стал казаться и митрополит: где он был, почему не предостерег Андрея и не остановил Александра? Не может быть, чтобы не ведал его предательских мыслей!
К утру у Даниила Романовича были синяки под глазами, страшно болела голова, точно пил неделю, и вызрела твердая уверенность, что Невский – предатель. А если уж Невский, то и все остальные! Никому доверять нельзя, все предают! Фон Стирланда перекупили, Невский брата татарам продал, Кирилл бросил…
С утра пораньше, не отстояв службы, не завтракая, князь, к огромному изумлению дворского, потребовал себе вина! Пил Даниил Романович в одиночестве, никого в ложницу не пуская. Первый раз в жизни он пытался забыться вином, это далось трудно, голова трещала, словно деревья на морозе, но пьянеть не желала, мысли были тяжелыми, но совершенно трезвыми, а оттого еще более злыми.
Единственный человек, на которого он мог положиться, – брат Василько, он не то что Невский, он не предаст! Еще вон Андрей, тоже душу готов отдать за князя. И все! Нахлынула обида на дочь, стало казаться, что и Устинья предала, поехала не к отцу, а к какому-то Биргеру! К чему ей Биргер, если есть отец в Холме? Неужели испугалась, что он не сможет защитить перед татарами? Все обидели, все… Отец рано умер, осиротив… мать в обитель ушла… жена померла… Злата тоже… дочь другому больше верит, чем ему… Кирилл бросил… Стирланд, собака, и тот ради денег предал… и Лев который день из своего города глаз не кажет…
Даниилу казалось, что несчастней человека на свете не сыщешь.
Он не помнил, сколько времени пил, что пил, что говорил тому же Андрею, пытавшемуся возражать. Кажется, пообещал повесить на березе. Кажется, дворский ответил только «Э-э-эх!..». Князь возмутился:
– Что «э-эх»?! Что значит вот это твое «э-эх»?! Нет, ты мне по-русски объясни!
– Зря ты пьешь, Данила Романович.
Даниил укоризненно посмотрел на дворского долгим взглядом, вздохнул и довольно четко возразил:
– Я не пью!
Андрей удивился:
– А кто же столько выпил, я, что ли?
– Ты не пил! И я не пью. Я напиваюсь! Налей еще!
– Не буду. Хватит с тебя, Данила Романович. Княгиня уже приходила ругалась…
– Княгиня? Гони в шею! Пусть едет к своему Мин… Мидно… Мигно… тьфу ты! Миндовгу!
– Пойдем спать, а?
– Выпей со мной, пойду.
Выпили, потом еще, и еще, и еще…
На следующий день срочно приехавший в Холм Василько застал Данилу и Андрея, выпивающих в обнимку. Они пытались доказать друг дружке, что в мире все предатели!
– И я?
Вопрос Василька застал пьяных князя и дворского врасплох. Даниил посоображал и помотал головой:
– Ты нет! Остальные предатели! Предатели!
Его поддержал Андрей:
– Предатели!
Поняв, что разговаривать с братом бесполезно, Василько распорядился, чтобы слуги, во-первых, утащили бочонок с вином, там еще оставалось что-то. Во-вторых, уволокли отоспаться дворского, а уж за Даниила он взялся сам.
Даниил очнулся и не сразу сообразил, где он и что происходит. Невыносимо болела голова, и страшно мутило. Он попытался хоть что-то вспомнить. Получилось плохо. Слуги приволокли бочонок вина, он начал пить… кажется, пил долго и в одиночестве…
Стало не по себе, ни разу в жизни Даниил не позволял себе напиваться, помнил, как противно выглядят пьяные, и терпеть не мог утреннего похмелья. А вот теперь оно было сполна… Застонав, князь попробовал повернуться на бок, чтобы встать и хоть напиться водички, если уж кисленького кваску не найдется. Болело все…
Но еще тяжелее было увидеть над собой Василька. Брат протягивал ему ковшик с тем самым квасом, по которому так тосковало нутро Даниила. Тот с трудом приподнялся на локте, жадно выпил квас, не замечая, как капает с бороды на постель, снова откинулся:
– О-ой…
– С чего ты напился-то?
– Вести принесли такие, что хоть вой.
– Это ты про Неврюя? А чего вы ждали, что Батый станет терпеть непослушание? Прав Невский, хана дразнить – что против медведя с голыми руками ходить. А Андрей твой дурак, хорошо хоть бежать удалось.
У Даниила так болела голова, что не смог даже вытаращить глаза, только застонал:
– И ты туда же! Спелись с митрополитом?
– Так чего пил-то? Кого жалко? Устинья спаслась, от шведов заберешь, и все.
Даниил вспомнил свои мысли про предательство, теперь они показались попросту глупыми. Но он все же высказал брату. И чем больше говорил, тем больше снова уверовал, что так и есть. Василько не согласился:
– Нет, не думаю, чтоб Невский навел на брата татар, чтобы самому на великокняжеский стол сесть. Ему проще можно было, попросил бы у Батыя ярлык, тот не отказал бы. А Андрей и впрямь дурень, куда ему теперь? Неужели думает, что Биргер станет ради него с татарами воевать?
– Василько, с кем союз держать, а? С кем договариваться? С одной стороны Батый, с другой Миндовг, с третьей Бела, хорошо хоть свои галицкие успокоились.
– А вот есть ты и есть я, еще Лев в своем городе сидит, твои сыновья подрастут, мои тоже…
– Это не скоро, сейчас с кем? Скоро ли татарская сила ослабнет, чтобы можно было без оглядки на нее жить?
Брат тяжело вздохнул и покачал головой:
– Нет, Данила, не скоро.
– Папа все к себе в союзники зовет.
– Миндовг решил корону принять.
– Что?! – Князь от неожиданности вскрикнул и снова застонал, схватившись за голову. – Дай еще кваску.
– Держи, пьяница!
Миндовг будет королем?! Совсем немыслимо.
– Зачем это?
– А чтоб Стирланд себе его земли не захватил! У Миндовга какое было правило? Кто что завоевал, тот тем и владеет. А если с его собственными землями так же? Стирланд может. Миндовг теперь свое Великое княжество Литовское Великим королевством звать станет.
Немного поговорили о Миндовге, потом Василько вздохнул:
– Слушай, Данила, может, принять эту корону, а? Хотя бы рыцарей можно будет не бояться, и Миндовга тоже, если он будет король.
Даниил болезненно поморщился:
– На что мне она?
Устинье помогать не пришлось, из Ревеля пришел ответ, заставивший Даниила, с одной стороны, порадоваться за Устинью, с другой – чуть обидеться на нее. Княгиня написала, что она мужнина жена и к отцу возвращаться не будет. Перед Богом клялась у алтаря, что будет с мужем до конца дней в радости и в горе, как же такую клятву предавать? Князь Андрей и впрямь отправился к Биргеру договариваться, но не о походе, такое быстро не решается, а о том, где им пожить.
У Даниила сразу мелькнула мысль предложить пожить у него, но он эту мысль отбросил, Устинья оказалась умней его самого, жить в Холме или даже у угров опасно, давно ли Батый пол-Европы из-за Котяна прошел? Конечно, князь Андрей не Котян, но он прав, что за море бежал, там надежней. Только что там делать будет? Даниил хорошо помнил, каково это, быть обузой на чужбине. Оставалось только молиться, чтобы как-то удалось безопасно вернуться.
Дочь ни словом не обмолвилась о князе Александре и о самой рати, даже о Марии Ростовской вскользь, мол, княгиня не захотела с ней бежать, осталась дома. Письмо у Устиньи получилось небольшое и все посвящено князю Андрею и ее верности мужу. Но отец был рад и такому.
Миндовга точно подменили, он крестился, помирился со всеми соседями и даже предложил дружбу Васильку и Даниле. Мало того, его сын Войшелг вдруг принялся сватать свою сестру за Данилова сына Шварна! Сын не дочь, тот жену к себе в дом приведет, Даниил согласился. Шварн был послушен родительской воле.
