Новая беда
Новгород еще праздновал победу над шведами, еще славил князя Александра, когда в Риге в самом начале августа собрались серьезные люди – епископы Рижский Николай, Дерптский – Герман фон Бекесговеде, Эзельский – Генрих. Они сидели в большом зале епископского дворца и, согласно кивая, слушали магистра Ливонского ордена Дитриха фон Грюнингена, сменившего на этом посту Германа фон Балка.
– Вам предстоит биться безжалостно с язычниками, кем бы они ни были, эстами, ливами, славянами, особенно с русскими еретиками – самым опасным и сильным нашим противником.
Упоминание о русских, только что разбивших сборное войско на берегах Невы, вызвало у епископов зубовный скрежет. Каждый из них готов был бы вздернуть князя Александра Новгородского собственными руками и с удовольствием полюбоваться его мучениями.
Орден не участвовал в нападении на новгородские земли одновременно с морским походом, потому что нашлись умники вроде Германа фон Балка, поверившие болтовне рыцарей в кабаках о том, что Биргер пытается обманным путем отправить первыми рыцарей, чтобы ослабить Новгород и воспользоваться этим, а сам нападет позже осенью. Глупость даже у руководителей наказуема, шведы были разбиты молодым князем, морская часть похода сорвалась, потому сейчас решалась его сухопутная судьба.
Собравшихся меньше всего волновали успехи или неуспехи Биргера, не смог, ну и хорошо, у них достаточно сил, чтобы пройтись огнем и мечом по землям Новгорода, богатейшим землям, кстати, и взять их безо всякой помощи шведов.
– Мы должны сокрушить оплот их сопротивления, то есть русские крепости, особенно Изборск и Псков. – Голос магистра, казалось, впечатывал каждое слово в сознание слушателей, он был металлическим, как латная перчатка, которую Дитрих не снимал, чтобы не показывать изуродованные какой-то болезнью ногти. – Мы должны шаг за шагом продвигаться по Новгородским землям, ставя там свои крепости. И ничто не остановит наши мечи. Действовать надо безо всякой пощады, чтобы никому из врагов даже в голову не пришло поднять оружие против рыцарского войска.
– Верно! – Вице-магистр Ливонского ордена Андреас фон Вельвен тоже был настроен весьма решительно. – Также надо собрать под свои знамена тех, кто уже крещен, бить русских руками русских же и их соседей. Покоренных язычников держите в вечном страхе, дабы они не смели уклоняться от боев.
– Русские крепости просто так не сдаются. Они будут сопротивляться.
Кулак в латной перчатке грохнул по подлокотнику кресла так, что вздрогнули все сидевшие:
– Уничтожать! Русских безжалостно уничтожать! Они не будут покорными, значит, не будут вообще никакими. Пустыню мы заселим другими народами, если нет возможности покорить эти. Не жалейте их.
Конечно, сами епископы не собирались лично биться с русскими, но они давали главное – нанятое войско и благословение тем, кто шел на разбой.
Первыми на себя удар приняли изборцы, город отчаянно сопротивлялся, но слишком неравны были силы, Изборск пал. Теперь был открыт путь на Псков.
В Новгород епископу принесли известие о сражении псковского ополчения с рыцарями и о предательстве псковских бояр во главе с посадником. Псков выставил ополчение – пять тысяч ратников, но что такое ополчение против закованных в латы рыцарей, псковичи были разбиты и рассеяны по лесам. Но и тогда город затворился и отбивал атаку за атакой.
Там, где нельзя взять силой или наскоком, берут либо долгой осадой, либо предательством. Долго осаждать тоже не стали, потому что рыцарям удалось захватить в плен много детей видных людей города. Как это удалось – загадка, но недельная осада Пскова закончилась сдачей города без боя, появления в нем трех рыцарских управителей – фогтов и большого немецкого гарнизона. А детей оставили в залог своей лояльности.
Я слышала, как кто-то из его ближних спросил епископа, что самое страшное в псковской трагедии. В ответ Спиридон только зубами заскрипел:
– Предательство…
– А у нас не будет ли так же?
– Молчи! Молчи! Только на господа и уповаю.
Эх, зря ты, владыка, уповаешь, надо бы вздернуть таких, как Онаний, под чью дудку вече поет, сразу полегчало бы. Невского выгнали из города, оставив Новгород незащищенным. Разве ополчение сумеет противостоять удару тяжелой рыцарской конницы? Сколько надо будет пролить крови, чтобы догадались вернуть князя-защитника?
Но сколько бы мы со Спиридоном каждый сам по себе ни скрипели зубами, положение менялось только к худшему.
В Новгороде начались неприятности.
В Загородные ворота за день проходила уже третья семья из Пскова. Стража насторожилась:
– И чего идете? Плохо там, что ли?
Псковитянин огрызнулся:
– А ты сам сходи и посмотри!
Если б не орущие детишки у него в санях, стражник, может, и разозлился бы, но, увидев заплаканное лицо женщины и три чумазые рожицы, вылезшие из-под полости, которой были укрыты, махнул рукой:
– Езжай уж! Есть к кому?
– А то, – вздохнул псковитянин.
Когда прибывших из Псковской земли стало слишком много, чтобы их не замечать, по городу пошли разговоры о страшном нашествии ливонских рыцарей, которые не жалеют никого и ничего на своем пути, и о скором нашествии на сам Новгород!
Вести приходили одна другой хуже. Ливонские рыцари захватили Водскую пятину! Рыцари уже не просто нападали на соседей, они вторглись на земли самого Новгорода, а отпор давать было некому! Обиженный боярами князь со своей дружиной был далеко, никого другого у города не имелось.
Прошло совсем немного времени, и при новом набеге рыцари захватили крепость Копорье. Согнав на работы местных жителей, они быстро возвели там отличный замок. Теперь этот замок словно нависал над всеми землями Новгородчины западней города. Торговые пути были перекрыты, это сразу почувствовали на торге. Бежавшие от рыцарства люди рассказывали страшные истории. Находники не жалели встретившихся им на пути, грабили и сжигали все, что только могли. Людей продавали в рабство. Теперь в Новгород бежали уже погорельцы из собственно новгородских вотчин.
Совсем недавно такое казалось невозможным, у них был князь, была защита, пусть молод, зато как умен, сумел от шведов отбиться, сумел бы и этих взять твердой рукой. Ан нет, выгнали князя, вот и приходилось бояться за свои шкуры. Правда, боялись не все, многие бояре были готовы к встрече ливонских рыцарей, им-то что, откупятся. А простой люд словно телки шли на заклание.
В городе неспокойно, страсти о рыцарях рассказывали такие, что хотелось не только из Новгорода, но и вообще с Руси бежать, в какой-то момент я даже подумала, что Лушка с Анеей, пожалуй, в большей безопасности, чем я сама. Если Невского не вернут, надо уходить и мне, сидеть и ждать, пока по улицам поскачут тяжеловооруженные тевтонцы, не стоит.
Только куда бежать, если вся Русь такова. На юге ордынцы, они же никуда не делись, погуляют по Европе и вернутся, со всех сторон зажали Русь-матушку, а эти придурки еще и умудряются князьями разбрасываться. Я вдруг поняла, куда надо ехать, – туда, где Александр Ярославич.
Снова гудел вечевой колокол. Что, неужели враг уже у ворот?! Вот вечно я так, из Рязани не ушла, здесь тоже застряла. Героиня несчастная, чего было сидеть? Вятич разыскал бы все равно…
Ругая себя на чем свет стоит, я торопилась на вечевую площадь.
Там уже собралась изрядная толпа, и новгородцы все прибывали. На сей раз ни шуточек, ни смеха не слышалось, видно, и правда беда у ворот. В толпе гуляли слухи один другого страшней и про зверства рыцарей, и про то, что они уже у ворот, шутка ли сказать, Копорье у них в руках! Крепость построили на горе, как теперь их оттуда выбить?
Ужасаетесь, господа новгородцы, а кто Невского гнал? Сейчас он бы и выбивал ливонцев из Копорья, а там стойте и дрожите от страха, так вам и надо! Я испытывала даже мстительную радость от того, что новгородцам плохо. Жаль, Вятича не было рядом, он бы сказал, кто я такая.
Вече ревело одним требованием: вернуть Ярославича! Онаний развел руками:
– Если вы требуете, вернем.
Толпа кричала:
– Требуем!
Пришлось боярам клятвенно заверять, что посланник к князю Ярославу Всеволодовичу во Владимир отбудет немедля.
Слушая продолжавшее шуметь за стеной палаты вече, боярин Онаний морщился. Вот уж чего ему совсем не хотелось, так это возвращения князя Александра. К нему бочком подошел Колба:
– А если позвать не старшего Ярославича, а меньшего Андрея? Придет с дружиной, без нее отец не пустит, но сам-то он моложе и тише.
Онаний обернулся к советчику:
– Сам придумал?
Тот только пожал плечами, мол, какая разница.
– Вот ты и поедешь!
Во Владимир спешно отправился не очень именитый боярин Колба, который вообще-то был Колберном и совсем не желал настоящего сопротивления ливонским рыцарям. Даже при появлении их в городе уж он-то найдет подход, вспомнит свое настоящее имя и окажется весьма полезным новым хозяевам города. Так думал Колба-Колберн, шагом поспешая во Владимир просить на княжение Ярославича.
Но как ни тяни, а к князю Ярославу Всеволодовичу доехал. Тот весьма подивился выбору новгородцев.
– Почему не Александра, а Андрея?
Колба покорно склонил голову, мол, я что, я только посланник…
– Хорошо, можешь мчаться в город, передать, я согласен. Завтра же отправится.
Конечно, никуда Колба мчаться не собирался, он даже хотел сказать, что и князь может не торопиться, но не рискнул.
Время к полуночи, а владимирский князь Ярослав Всеволодович не спит. На душе у великого князя муторно.
Зима уже доживает последние дни. По ночам еще держатся легкие морозы, но днем солнце выгревает так, что слышится звонкая капель. Дороги развезло, снег, перемешанный копытами лошадей и людскими ногами, превратился в сплошное месиво. Утром скользко, днем жарко, ночью холодно.
Но не погода и не дороги беспокоят князя. Новгородцы прислали странное посольство, точно нехотя просят себе князя. Ярослав Всеволодович был совершенно уверен, что они вернут Александра, лучшего же князя не найти, но попросили Андрея. К чему? Чтобы просто не сидеть без князя и дружины? Великий князь вздохнул, он никогда не понимал этих новгородцев. Часто делают себе во вред. Ну, господь им судья!
Ярослав Всеволодович позвал к себе сына Андрея. Хмуро смотрел на него, потом показал на лавку у окна:
– Садись, разговор будет долгий.
Андрей уже знал, что из Новгорода приехал гонец, отец хмур, значит, что-то случилось?
– Андрей, новгородцы просят на княжение тебя.
– Меня? – изумился княжич.
– Да, тебя. Это снова какая-то боярская игра. Не верю, чтоб народ не потребовал вернуть Александра, он там герой, а Новгороду очень трудно. Кому, как не ему, снова спасать город? Но просят тебя, поделать ничего не могу. Сразу хочу тебе сказать: долго не просидишь, в рать без толку не ввязывайся, потому пойдешь с малой дружиной. Ни к чему большую давать, да и нет у меня. У Александра есть, но она за тобой не пойдет, не обессудь, он ее создал, он ею и распоряжается. Ты, сын, в очень плохом положении оказываешься. Воевать нечем, зовут посидеть, а времени у Новгорода очень мало. Если сможешь, убеди новгородцев вернуть Александра. Я понимаю, тебе обидно, но так будет лучше для всех.
Он еще долго говорил с сыном и видел, что в душе у княжича зреет обида на новгородцев, позвавших его просто так, на отца, согласившегося на это, на брата, который такой замечательный, что без него Новгороду никак. Ярослав Всеволодович понимал, что это очень плохо, тяжелее всего изжить вот такую глубоко запрятанную, невольную обиду. Никто не знает, когда она даст о себе знать.
Но выхода не было, и княжич Андрей отправился в Великий Новгород на место, которое сначала занимал его отец, а потом брат. Александру пока ничего сообщать не стали.
