Поисковик
Озеро
Как только Уэйн оказался один на заднем сиденье «Призрака», он сделал единственно разумную вещь: попытался выбраться.
Его мать побежала вниз по склону — скорее полетела, чем побежала, — и Человек в Противогазе рванул за ней каким-то пьяным, разболтанным аллюром. Затем даже сам Мэнкс пустился в сторону озера, схватившись рукой за голову.
Вид Мэнкса, спускающегося по склону, на мгновение задержал Уэйна. Дневной свет обратился в водянистый синий мрак, мир стал жидким. В деревьях повис густой туман цвета озера. Озеро цвета тумана лежало ниже по склону. С заднего сиденья автомобиля Уэйн видел только плот на воде.
На этом фоне плавучих испарений Мэнкс выглядел привидением из цирка: скелетом человека, скрещенным со сваями-ходулями, невероятно высокой, тощей и растерзанной фигурой в архаичном сюртуке. Его неправильной формы лысая голова и подобный клюву нос заставляли думать о стервятниках. Туман делал фокусы с его тенью, так что казалось, что он шел под гору через ряд темных дверных проемов, имеющих форму Мэнкса, каждый из которых был больше предыдущего.
Труднее всего на свете было отвести от него взгляд. « Пряничный дым», — подумал Уэйн. Он вдохнул немного той дряни, которой Человек в Противогазе брызнул ему в лицо, и это замедляло его реакции. Он потер лицо обеими руками, пытаясь встряхнуться и достичь полного бодрствования, а потом начал двигаться.
Он уже пытался открыть задние дверцы, но защелки не отпирались, как бы сильно он их ни тянул, а окна не опускались. Но переднее сиденье — другое дело. Мало того, что дверь со стороны водителя была, по видимости, отперта, окно там было опущено примерно наполовину. Достаточно, чтобы Уэйн изловчился вылезти, если его откажется выпустить дверь.
Он оторвался от дивана и проделал длинный, утомительный путь через задний отсек, покрыв огромное расстояние около ярда. Уэйн ухватился за спинку переднего сиденья, тяжело взобрался на нее и…
…опрокинулся на пол в заднем отсеке автомобиля.
Из-за быстрого прыгающего движения голова у него пошла кругом. Несколько секунд он оставался на четвереньках, глубоко дыша и пытаясь унять мутящее беспокойство в желудке. А также определить, что именно только что с ним случилось.
Газ, попавший ему в нос, дезориентировал его так, что он едва отличал, где низ, где верх. Утратив направление, он снова рухнул на заднее сиденье, вот в чем дело.
Он поднялся, чтобы попытаться еще раз. Мир вокруг него разболтанно покачивался, но он подождал, и все наконец стало неподвижным. Он сделал глубокий вдох (еще больше пряничного вкуса), с трудом вскарабкался на спинку переднего сиденья, перекатился и снова сел на пол в заднем отсеке.
У него опрокинулся желудок, и на мгновение его завтрак снова оказался во рту. Он проглотил его. В первый раз вкус у него был приятнее.
Ниже по холму говорил Мэнкс, обращаясь к озеру, и голос у него был спокойным и неторопливым.
Уэйн осмотрел задний отсек, пытаясь установить для себя, как он умудрился оказаться здесь снова. Похоже было, что задний отсек длится вечно. Похоже было, что нет ничего, кромезаднего отсека. Он чувствовал головокружение, как будто только что слез с гравитрона на окружной ярмарке, этого аттракциона, который крутится все быстрее и быстрее, пока центробежная сила не прижмет тебя к стене.
Вставай. Не сдавайся.Он видел эти слова в своем уме так же ясно, как если бы они были написаны черными буквами на досках белого забора.
На этот раз Уэйн опустил голову, разбежался, перепрыгнул через спинку, вылетел из задней части салона, и… упал обратно в задний отсек, где рухнул на ковровое покрытие. Его айфон выскочил из кармана шорт.
Он поднялся на четвереньки, но ему пришлось ухватиться за лохматый ковер, чтобы не упасть, настолько сильно кружилась у него голова. Он чувствовал, будто автомобиль двигался, крутился на черном льду, поворачиваясь по огромному обморочному, тошнотворному кругу. Ощущение бокового движения едва не лишало сил, и ему пришлось ненадолго закрыть глаза, чтобы избавиться от него.
Когда он решился поднять голову и осмотреться, то первым делом увидел свой телефон, лежавший на ковре всего в нескольких футах от него.
Он потянулся за ним медленным движением астронавта, тянущегося за проплывающей конфетой.
Он позвонил отцу по единственному номеру, который хранил в ИЗБРАННЫХ, в одно касание. У него было такое чувство, что только на одно касание он и оставался еще способен.
— Что случилось, чувак? — сказал Луи Кармоди, голос у которого был настолько приветлив, доброжелателен и беззаботен, что Уэйн при одном его звуке почувствовал, как к горлу подступают рыдания.
До этого мгновения он не осознавал, как близок к слезам. Горло у него опасно сжалось. Он не был уверен, что сможет дышать, не то что говорить. Он закрыл глаза, и на мгновение его едва не парализовала тактильная память о том, как он прижимался щекой к щетинистому лицу отца, грубой трехдневной поросли колючей шерсти бурого медведя.
— Папа, — сказал он. — Папа. Я в машине, на заднем сиденье. Не могу выйти.
Он пытался объяснить, но это было трудно. Трудно было набрать весь тот воздух, который требовался, чтобы говорить, трудно было говорить сквозь слезы. Глаза у него горели. Зрение расплывалось. Трудно было рассказать о Человеке в Противогазе, Чарли Мэнксе, Хупере, пряничном дыме и вечно длящемся заднем отсеке. Он не вполне осознавал, что говорит. Что-то о Мэнксе. Что-то о машине.
Потом Человек в Противогазе опять стал стрелять. Пистолет дергался снова и снова, пока он стрелял по плоту. Автоматический пистолет подпрыгивал у него в руке, сверкая в темноте. Когда же успело настолько стемнеть?
— Они стреляют, папа! — сказал Уэйн хриплым, напряженным голосом, который сам с трудом узнал. — Они стреляют в воду!
Уэйн вглядывался через лобовое стекло во мрак, но не мог сказать, попала ли какая-нибудь из пуль в его мать или нет. Он ее не видел. Она была частью озера, темноты. Как любила она темноту. Как легко от него ускользала.
Мэнкс не остался посмотреть, как Человек в Противогазе стреляет в воду. Он уже одолел полпути по склону. Он прижимал руку к уху, словно слушал наушник, получая распоряжение от начальства. Хотя невозможно было представить себе тех, кто командовал бы Мэнксом.
Человек в Противогазе расстрелял всю обойму и тоже отвернулся от воды. Он покачивался, когда начал подниматься по склону, шагая так, словно нес на плечах тяжелый груз. Они достигнут машины в ближайшее время. Уэйн не знал, что будет потом, но все же достаточно хорошо соображал, чтобы понимать: если они увидят у него телефон, они его отберут.
— Я должен отключиться, — сказал Уэйн отцу. — Они возвращаются. Я позвоню, когда смогу. Не звони мне, они могли услышать. Могут услышать, даже если я выключу звонок.
Отец кричал, звал его, но уже не было времени, чтобы сказать что-то большее. Уэйн нажал «ОТБОЙ» и выключил звонок.
Он искал, куда сунуть телефон, думая, что спрячет его на полу между сиденьями. Но потом он увидел установленные под передними сиденьями выдвижные ящики из орехового дерева с полированными серебряными ручками. Он открыл один из них, сунул туда телефон и задвинул ящик, меж тем как Мэнкс открыл дверцу со стороны водителя.
Мэнкс швырнул серебряный молоток на переднее сиденье и наполовину забрался внутрь. Он прижимал к лицу шелковый платок, но опустил его, когда увидел Уэйна, стоявшего на коленях на ковровом покрытии. Уэйн тихонько взвизгнул от ужаса при виде лица Мэнкса. Ухо свисало сбоку его головы двумя раздельными полосками. Его длинное худое лицо было покрыто тускло-красным слоем крови. Со лба у него свисал лоскут кожи, к которому прилипла одна из бровей. Из-под него блестела кость.
— Полагаю, я выгляжу довольно страшненько, — сказал Мэнкс и улыбнулся, показав запятнанные чем-то розовым зубы. Он указал на боковую часть своей головы. — Нынче ухо, завтра нет.
Уэйн обмирал. Задний отсек автомобиля казался необъяснимо темным, словно Мэнкс принес с собой ночь, когда открыл дверцу.
Высокий человек упал за руль. Дверца сама собойзахлопнулась — и потом ручка окна сама собой закрутилась, поднимая стекло. Это сделал не Мэнкс, Мэнкс не мог это сделать. Одной рукой он снова придерживал ухо, а другой слегка прижимал ко лбу отставший лоскут кожи.
Человек в Противогазе дошел до пассажирской дверцы и потянул за ручку… но как только он это сделал, кнопка блокировки, щелкнув, опустились.
Рычаг коробки передач вильнул и, клацнув, встал на заднюю. Автомобиль рванулся на несколько футов назад, выплевывая камни из-под колес.
— Нет! — крикнул Человек в Противогазе. Он держался за защелку, когда машина тронулась, и едва не потерял равновесия. Он, спотыкаясь, бежал за машиной, стараясь не убирать руку с капота, словно мог удержать «Роллс-Ройс» на месте. — Нет! Мистер Мэнкс! Не уезжайте! Мне очень жаль!Я не хотел этого! Это была ошибка!
Голос у него срывался от ужаса и горя. Он подбежал к пассажирской дверце, схватил защелку и потянул снова.
Мэнкс наклонился к нему и сказал через окно:
— Теперь, Бинг Партридж, ты у меня в списке озорников. Ты много о себе думаешь, если считаешь, что мне следует взять тебя в Страну Рождества после того, что ты натворил. Я боюсь тебя впускать. Откуда мне знать, что ты не изрешетишь машину пулями, если я позволю тебе поехать с нами?
— Клянусь, я буду хорошим! Я буду хорошим, буду, я буду хорошим, как сорок горошин! Не уезжайте! Мне очень жаль. Мне так ж-ж-ж-жа-а-а-аль! — Его противогаз запотел изнутри, и он говорил сквозь рыдания. — Лучше бы я в себя выстрелил! Честное слово! Лучше бы это было моеухо! Ох, Бинг, глупец! Мечтам конец!
— Довольно уже дурацкого шума. У меня и без того голова болит.
Кнопка блокировки прыгнула обратно вверх. Человек в Противогазе распахнул дверцу и повалился в автомобиль.
— Я не хотел! Клянусь, я не хотел. Я что угодно сделаю! Что угодно! — Глаза у него расширились во вспышке вдохновения. — Я мог бы отрезать себе ухо! Собственное ухо! Мне все равно! Мне оно не нужно, у меня их два! Хотите, я отрежу себе ухо?
— Я хочу, чтобы ты заткнулся. Если тебе хочется что-нибудь отрезать, можешь начать со своего языка. Тогда по крайней мере у нас был бы какой-то покой.
Автомобиль все быстрее ехал задним ходом, с глухим стуком и с хрустом шасси спустился на асфальт. Оказавшись на дороге, он взял вправо, разворачиваясь обратно к шоссе. Рычаг коробки передач снова шевельнулся и прыгнул на первую.
Все это время Мэнкс не касался ни рулевого колеса, ни рычага, но продолжал держаться за ухо, повернувшись на сиденье, чтобы смотреть на Человека в Противогазе.
Пряничный дым,подумал Уэйн с каким-то притупленным удивлением. Это из-за него ему мерещится всякая всячина. Автомобили сами себя не водят. Нельзя вечно оказываться в заднем отсеке.
Человек в Противогазе обхватил голову руками и раскачивался взад-вперед, издавая жалобные звуки и тряся головой.
— Тупица, — прошептал Человек в Противогазе. — Какой же я тупица. — Он с силой ударился головой о приборную панель. И еще раз.
— Или ты сейчас же прекратишь, или я оставлю тебя на обочине. Нечего вымещать свои неудачи на интерьере моей машины, — сказал Мэнкс.
Машину тряхнуло вперед, и она помчалась прочь от коттеджа. Мэнкс не отнимал рук от лица. Рулевое колесо слегка передвигалось из стороны в сторону, удерживая «Роллс-Ройс» на дороге. Уэйн прищурился, не сводя с него взгляда. Он ущипнул себя за щеку, очень сильно, выкручивая ее, но боль никак не проясняла его зрение. Автомобиль продолжал сам себя вести, значит, или пряничный дым заставлял его галлюцинировать, или… но никакого « или» в этой линии рассуждений не было. Он не хотел даже начинать думать об « или».
Он повернул голову и посмотрел в овальное заднее стекло. Он в последний раз увидел озеро под низким пологом тумана. Вода была гладкой, как пластина только что отлитой стали, гладкой, как лезвие ножа. Если мать и была там, то он не видел никаких ее признаков.
— Бинг. Загляни в бардачок, уверен, что найдешь там ножницы и пластырь.
— Хотите, чтобы я отрезал себе язык? — с надеждой спросил Человек в Противогазе.
— Нет, я хочу, чтобы ты перевязал мне голову. Если не предпочитаешь сидеть и смотреть, как я буду истекать кровью, пока не умру. Полагаю, это зрелище очень тебя развлекло бы.
— Нет! — вскричал Человек в Противогазе.
— Тогда ладно. Тебе придется что-нибудь сделать с моим ухом и головой. И сними эту маску. Невозможно с тобой говорить, когда ты в этой штуке.
Голова Человека в Противогазе появилась из-под маски с отрывистым звуком, очень похожим на хлопок пробки, вынимаемой из бутылки вина. Лицо под ней раскраснелось и пылало, слезы исполосовали все его дряблые, дрожащие щеки. Он порылся в бардачке и вытащил рулон хирургического пластыря и маленькие серебряные ножницы. Он расстегнул молнию на куртке своего спортивного костюма, выставив наружу запятнанную белую майку и плечи настолько пушистые, что возникала мысль о гориллах сильвербэк. Он снял майку и застегнул молнию на куртке.
Щелкнул, включаясь, блинкер . Машина замедлила ход перед знаком СТОП, затем повернула на шоссе.
Бинг отрезал от майки несколько длинных полос. Одну из них он аккуратно свернул и приложил к уху Мэнкса.
— Придержите это, — сказал Бинг и жалко икнул.
— Хотел бы я знать, чем она меня порезала, — сказал Мэнкс. Он снова посмотрел в задний отсек и встретился с взглядом Уэйна. — У меня, знаешь ли, с твоей матерью давно нелады. Все равно что драться с целым мешком кошек.
— Чтоб ее черви ели, — сказал Бинг. — Чтоб черви выели ей глаза.
— Что за мерзкий образ.
Бинг обмотал другой длинной полосой майки голову Мэнкса, прижав подушечку к уху и покрыв разрез на лбу. Он начал закреплять повязку полосками пластыря, приклеивая их крест-накрест.
Мэнкс все еще смотрел на Уэйна.
— Ты тихий. Ничего не хочешь сам мне сказать?
— Отпустите меня, — сказал Уэйн.
— Отпущу, — сказал Мэнкс.
Они пронеслись мимо «Зеленой ветви», где утром Уэйн с матерью ели на завтрак сэндвичи. Думать об этом утре было все равно что вспоминать полузабытый сон. Видел ли он тень Чарли Мэнкса, когда только проснулся? Кажется, видел.
— Я знал, что вы приедете, — сказал Уэйн. Он был удивлен, услышав, что говорит такое. — Весь день знал.
— Трудно удержать ребенка от мыслей о подарках в ночь перед Рождеством, — сказал Мэнкс. Он поморщился, когда Бинг прижал очередную полоску пластыря.
Рулевое колесо слегка покачивалось из стороны в сторону, и машина следовала изгибам шоссе.
— Эта машина сама себя ведет? — спросил Уэйн. — Или это мне просто мерещится, потому что он чем-то брызнул мне в лицо?
— Нечего тебе болтать! — закричал на него Человек в Противогазе. — Ни веселья, ни забав, а иначе ждет «пиф-паф». Началась игра в «молчок» — вмиг отрежем язычок!
— Ты прекратишь твердить об отрезанных языках? — сказал Мэнкс. — Я начинаю думать, что у тебя навязчивая идея. Я говорю с мальчиком. Нечего вмешиваться.
Человек в Противогазе, смутившись, снова стал нарезать полоски пластыря.
— Тебе ничего не мерещится, и она неведет сама себя, — сказал Мэнкс. — Это яее веду. Я — это машина, а машина — это я. Это подлинный «Роллс-Ройс Призрак», собран в Бристоле в 1937-м, отправлен в Америку в 1938-м, один из менее пятисот по эту сторону океана. Но он также продолжение моих мыслей и может увезти меня на дороги, которые могут существовать только в воображении.
— Ну вот, — сказал Бинг. — Все приладил.
Мэнкс рассмеялся.
— По-моему, чтобы все приладить, нам надо было бы вернуться и обыскать лужайку той женщины, чтобы найти остальные кусочки моего уха.
Лицо у Бинга сморщилось; глаза сузились до щелочек; плечи заходили ходуном в беззвучных рыданиях.
— Но он все-таки брызнул мне чем-то в лицо, — сказал Уэйн. — Чем-то, что пахло как пряники.
— Это просто чтобы ты расслабился. Если бы Бинг использовал свой спрей должным образом, ты бы уже мирно отдыхал. — Мэнкс бросил холодный, полный отвращения взгляд на своего спутника.
Уэйн задумался. Додумать это до конца было все равно что передвинуть по всей комнате тяжелый ящик — требовало множества напряженных усилий.
— Почему же он не дает вам обоим мирно отдыхать? — спросил наконец Уэйн.
— Хм? — сказал Мэнкс. Он смотрел на свою белую шелковую рубашку, теперь запятнанную алой кровью. — Ох. Там, сзади, ты в своей собственной карманной вселенной. Я ничему не позволяю переходить сюда, вперед. — Он тяжело вздохнул. — Эту рубашку ничем не спасти! Чувствую, нам надо объявить о ней минуту молчания. Эта рубашка из шелка фирмы «Риддл МакИнтайр», лучшего изготовителя на Западе вот уже сто лет. Джеральд Форд не носил ничего, кроме рубашек фирмы «Риддл МакИнтайр». Теперь я с тем же успехом мог бы протирать ею детали двигателя. Кровь из шелка никогда не вывести.
— Кровь из шелка никогда не вывести, — прошептал Уэйн. Это заявление казалось ему афоризмом, ощущалось важным фактом.
Мэнкс спокойно рассматривал его с переднего сиденья. Уэйн уставился на него в ответ сквозь пульсацию яркого света и тьмы, как будто облака то открывали, то закрывали солнце. Но сегодня солнца не было, и эта пульсирующая яркость была у него в голове, за глазами. Он находился на самом краю шока, там, где время идет по-другому, двигаясь рывками, застывая на месте, потом снова прыгая вперед.
Уэйн услышал какой-то звук, очень далекий, сердитый, настойчивый вопль. Ему показалось было, что это кто-то кричит, и он вспомнил, как Мэнкс бил его мать своим серебряным молотком, и подумал, что он, может быть, заболел. Но когда этот звук приблизился к ним и усилился, он определил его как полицейскую сирену.
— Она тут как тут, — сказал Мэнкс. — Надо отдать твоей матери должное. Она не медлит, когда дело доходит до того, чтобы причинить мне неприятности.
— Что вы будете делать, когда полиция нас увидит? — спросил Уэйн.
— Не думаю, что они нас побеспокоят. Они едут к твоей матери.
Автомобили перед ними начали прижиматься к обеим сторонам дороги. Строб сине-серебряного света появился на вершине невысокого холма впереди, слетел по склону и помчался к ним. «Призрак» подался к краю дороги и значительно замедлил ход, но не остановился.
Полицейская машина пронеслась мимо них со скоростью почти в шестьдесят миль в час. Уэйн повернул голову, провожая их взглядом. Водитель даже не взглянул на них. Мэнкс ехал дальше. Точнее, автомобиль ехал дальше. Мэнкс так и не коснулся руля. Он опустил щиток и осматривал себя в зеркале.
Чередование яркости и тьмы теперь шло медленнее, как будто теряющее скорость колесо рулетки, когда шарик вот-вот установится на красное или черное. Уэйн все еще не чувствовал настоящего ужаса, оставив его во дворе вместе с матерью. Он поднялся с пола и устроился на диване.
— Вам надо обратиться к врачу, — сказал Уэйн. — Если вы высадите меня где-нибудь в лесу, то сможете поехать к врачу и полечить свое ухо и голову, прежде чем я вернусь в город или кто-нибудь меня найдет.
— Спасибо за заботу, но я предпочитаю не получать медицинскую помощь в наручниках, — сказал Мэнкс. — Мне поможет дорога. В дороге мне всегда становится лучше.
— Вы везете меня в Страну Рождества? — спросил Уэйн. Его голос, казалось, доносился издалека. Он был сонным и глухим.
— Да, в конечном итоге, — сказал Мэнкс, бросив на него острый взгляд в зеркало заднего вида.
— Это что-то настоящее? Или вы просто называете так какое-то место, где можете кого-то убить?
— Я удивлен: ты что, думаешь, я везу тебя куда-то, чтобы там тебя убить? Я легко мог бы убить тебя в доме твоей матери. Нет, Страна Рождества достаточно реальна. Ее не так легко найти. До нее не добраться ни по одной дороге в этом мире, но есть и другие дороги, которых не найти на картах. Она находится за пределами нашего мира и в то же время всего в нескольких милях от Денвера. А с другой стороны, она прямо здесь, в моей голове, — он постучал пальцем по правому виску. — И она всегда со мной, где бы я ни был. Там есть другие дети, и никого из них не удерживают против их воли. Они ни за что не хотят уезжать. Им не терпится познакомиться с тобой, Уэйн Кармоди. Они очень хотят с тобой подружиться. Ты скоро увидишь их… а когда наконец увидишь, то почувствуешь, будто вернулся домой.
Асфальт глухо стучал и гудел под колесами.
— За последний час ты много волновался, — сказал Мэнкс. — Преклони голову, дитя. Если случится что-нибудь интересное, я тебя обязательно разбужу.
Не было никаких причин делать, что говорил ему Чарли Мэнкс, но вскоре Уэйн обнаружил, что лежит на боку, положив голову на пухлое кожаное сиденье. Если в целом мире и был более умиротворяющий звук, чем бормотание дороги под шинами, то Уэйн не знал, что это такое.
Колесо рулетки щелкало-щелкало и наконец остановилось. Шарик замер на черном.
Озеро
Вик коснулась грудью мелководья, затем проползла последние несколько футов до берега. Там она перевернулась на спину, оставив ноги в озере. Она неистово содрогалась, охватываемая яростными, почти парализующими спазмами, и издавала звуки, которые были слишком злыми, чтобы называться рыданиями. Может быть, она кричала. Она не была в этом уверена. У нее сильно болели все внутренности, как будто ее целые сутки рвало.
«При похищении ребенка важнее всего то, что происходит в первые тридцать минут», — подумала Вик, воспроизводя в уме слышанное когда-то по телевизору.
Вик не думала, что действия, которые она предпримет в следующие тридцать минут, возымеют хоть какое-то значение, не думала, что хоть какой-то коп будет в силах найти Чарли Мэнкса и «Призрак». Тем не менее она вскочила на ноги, потому что ей требовалось делать все, что было в ее силах, независимо от того, изменит это что-нибудь или нет.
Она шла как пьяная, покачиваясь, как при сильном боковом ветре, следуя извилистой тропе к задней двери, где и упала снова. Вик на четвереньках поднялась по ступенькам и ухватилась за перила, чтобы встать на ноги. Начал звонить телефон. Вик заставила себя идти дальше, невзирая на очередной приступ колющей боли, настолько острой, что у нее перехватывало дыхание.
Пошатываясь, пробралась она через кухню, взяла телефон и успела ответить на третий звонок, как раз перед тем, как он перешел бы на голосовую почту.
— Мне нужна помощь, — сказала Вик. — Кто это? Вы должны помочь мне. Кто-то забрал моего сына.
— Ой, все хорошо, мисс МакКуин, — сказала маленькая девочка на другом конце линии. — Папа будет вести машину осторожно и постарается, чтобы Уэйн по-настоящему повеселился. Скоро он будет здесь, у нас. Он приедет сюда, в Страну Рождества, и мы покажем ему все наши игры. Разве это не прекрасно?
Вик нажала ОТБОЙ, затем набрала 911.
Какая-то женщина сказала ей, что она позвонила в службу чрезвычайных ситуаций. Голос у нее был спокойным и отстраненным.
— Какова природа вашей ситуации?
Вик представилась.
— На меня напали. Какой-то мужчина похитил моего сына. Я могу описать машину. Они только что уехали. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь.
Женщина-диспетчер пыталась сохранять тот же уравновешенный спокойный тон, но ей не вполне это удавалось. Адреналин все изменил.
— Как сильно вы ранены?
— Забудьте об этом. Давайте поговорим о похитителе. Его зовут Чарльз Талант Мэнкс. Он, я не знаю, стар. — Мертв, подумала Вик, но не сказала. — Ему за семьдесят. Ростом выше шести футов, лысеет, весит около двухсот фунтов. С ним был еще один мужчина, помоложе. Я не очень хорошо его разглядела. — Потому что на нем почему-то был этот чертов противогаз.Но этого она тоже не сказала. — Они на «Роллс-Ройсе», «Призраке», классическом, 1930-х годов. Мой сын сидит на заднем сиденье. Моему сыну двенадцать. Его зовут Брюс, но ему не нравится это имя. — И Вик заплакала, ничего не могла с этим поделать. — У него черные волосы, он пяти футов роста и был одет в белую футболку без каких-либо надписей или рисунков.
— Виктория, полиция уже в пути. Кто-либо из этих людей вооружен?
— Да. У того, что помоложе, есть пистолет. А у Мэнкса имеется какой-то молоток. Он пару раз меня им ударил.
— Я пришлю «неотложку», чтобы осмотрели ваши травмы. Вы случайно не запомнили номер машины?
— Это чертов «Роллс-Ройс» тридцатых годов с моим маленьким мальчиком на заднем сиденье. Сколько таких машин, по-вашему, разъезжает по дорогам? — Голос у нее запнулся от рыдания. Она прокашлялась, а заодно выкашляла номерной знак: — Эн, о, эс, четыре, а, два. Из числа красивых номеров. Читается как немецкое слово. Носферату.
— Что оно означает?
— Какая разница? Просто ищите его, мать вашу!
— Простите. Я понимаю, что вы расстроены. Мы сейчас рассылаем оповещения. Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть вашего сына. Я знаю, вы испуганы. Успокойтесь. Пожалуйста, постарайтесь быть спокойной. — У Вик было такое чувство, что диспетчер отчасти говорит сама с собой. Голос у нее подрагивал, словно она изо всех сил старались не заплакать. — Помощь уже в пути. Виктория…
— Просто Вик. Спасибо. Простите, что накричала на вас.
— Все в порядке. Не беспокойтесь об этом. Вик, если они в такой заметной машине, как «Роллс-Ройс», это хорошо. Она выделяется. Далеко на такой машине им не уехать. Если они появятся на дороге, кто-нибудь их заметит.
Но их никто не заметил.
* * *
Когда сотрудники «Скорой» попытались отвести ее к своей машине, Вик высвободилась от них локтем и сказала, чтобы те держали свои чертовы руки подальше.
Женщина-полицейский, маленькая дородная индианка, встала между Вик и мужчинами.
— Можете осмотреть ее здесь, — сказала она, отводя Вик обратно к дивану. В ее голосе слышался легчайший акцент, напевность, делавшая все ее фразы смутно музыкальными и похожими на вопросы. — Ей лучше не выходить. Что, если позвонит похититель?
Вик в своих мокрых шортах приютилась на диване, завернувшись в одеяло. Врач «Скорой» в синих перчатках присел рядом с ней и попросил ее сбросить одеяло и снять рубашку. Это привлекло внимание полицейских в комнате, которые стали тайком посматривать в сторону Вик, но Вик повиновалась молча и не раздумывая. Она бросила свою мокрую рубашку на пол. Лифчика на ней не было, и она прикрыла грудь рукой и сгорбилась, чтобы врач мог осмотреть ее спину.
Врач резко втянул воздух.
Индианка-полицейский — на бейджике у нее значилось ЧИТРА — стояла по другую сторону от Вик, глядя на изгиб ее спины. Она тоже издала некий звук — негромкий сочувственный возглас.
— Я думала, вы сказали, что он пыталсявас переехать, — сказала Читра. — Вы не говорили, что ему это удалось.
— Ей придется подписать форму, — сказал врач. — Где говорится, что она отказалась пройти в машину. Мне нужно прикрыть свою задницу. Может, у нее сломаны ребра или лопнула селезенка, а здесь я могу этого не заметить. Хочу официально заявить: я не считаю, что такой осмотр пойдет ей во благо с медицинской точки зрения.
— Может, мне и не пойдет, — сказала Вик. — Но вот вам с медицинской точки зрения это будет как раз во благо.
Вик слышала распространяющиеся по комнате звуки — это был не совсем смех, но нечто близкое к нему, тихая мужская пульсация веселья. Их в комнате было теперь шестеро или семеро, и они стояли вокруг, делая вид, что не смотрят туда, где выше грудей у нее был вытатуирован шестицилиндровый двигатель.
С другого бока от нее уселся коп, первый коп не в форме, которого она когда-либо видела. На нем был синий блейзер, из рукавов которого слишком сильно высовывались запястья, красный его галстук был залит кофе, а его лицо с легкостью победило бы в конкурсе на уродливость: густые белые брови, пожелтевшие на кончиках, запятнанные никотином зубы, комично похожий на тыкву нос, выступающий раздвоенный подбородок.
Он порылся в одном кармане, потом в другом, потом приподнял свою широкую плоскую корму и обнаружил записную книжку в заднем кармане. Раскрыв ее, он уставился на страницу с выражением полного недоумения, как будто ему предложили написать эссе в пятьсот слов об импрессионистской живописи.
Именно этот бессмысленный взгляд больше, чем что-либо другое, дал Вик понять, что это не Тот Парень. Он только занимал чужое место. Человека, который будет иметь значение — который будет заниматься поисками ее сына, координировать ресурсы и собирать информацию, — здесь еще не было.
Тем не менее она ответила на его вопросы. Начал он правильно, с Уэйна: возраст, рост, вес, во что был одет, есть ли у нее последнее фото. В какой-то миг Читра ушла, а затем вернулась со слишком большим балахоном, на котором спереди было написано: ПОЛИЦИЯ ШТАТА НЬЮ-ГЕМПШИР. Вик натянула его на себя. Он доходил ей до колен.
— Отец? — спросил уродливый человек, которого звали Долтри.
— Живет в Колорадо.
— Разведены?
— Никогда не состояли в браке.
— Как он относится к тому, что ребенок под вашей опекой?
— Он не под моей опекой. Уэйн просто… у нас нет разногласий касательно сына. Это не проблема.
— У вас есть номер, по которому мы можем с ним связаться?
— Да, но прямо сейчас он в самолете. Приезжал на Четвертое. Сегодня вечером отправился обратно.
— Вы в этом уверены? Откуда вы знаете, что он сел на самолет?
— Я уверена, что он не имеет к этому никакого отношения, если это то, о чем вы спрашиваете. Мы неборемся за нашего сына. Мой бывший — самый безобидный и добродушный человек, которого вы только встречали.
— Ну, я не знаю. Я встречал кое-каких довольно спокойных ребят. Знаю парня из Мэна, который занимается групповой терапией на основе буддизма, учит людей, как управлять своим нравом и привычками с помощью трансцендентальной медитации. Этот парень потерял самообладание единственный раз в жизни, в тот день, когда его жена преподнесла ему запретительное распоряжение. Сначала он потерял свой дзен, а потом потерял две пули — отправил их ей в затылок. Но эта буддийская групповая терапия, которой он занимается, очень популярна в его тюремном корпусе в Шоушенке. Там много парней, не умеющих совладать с гневом.
— Лу не имеет к этому никакого отношения. Говорю вам, я знаю, кто забрал моего сына.
— Хорошо-хорошо. Я должен был об этом спросить. Расскажите мне о типе, который обработал вам спину. Подождите. Сначала расскажите мне о его машине.
Она рассказала.
Долтри покачал головой и издал звук, который мог бы быть смехом, если бы выражал какое-нибудь веселье. Он же в основном выражал недоверие.
— Ваш тип не очень-то умен. Если он на дороге, даю ему меньше получаса.
— До чего?
— До того, как он будет лежать мордой в грязи, а какой-нибудь коп наступит ему на шею. Никто не похищает детей на старинных автомобилях. Это примерно так же умно, как ездить на грузовике с мороженым. Вроде как бросается в глаза. Люди-то смотрят. Антикварный «Роллс-Ройс» каждый заметит.
— Он не будет бросаться в глаза.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
Она не знала, что она имеет в виду, так что ничего не сказала.
— И вы опознали одного из нападавших, — сказал Долтри. — Это как будто был… Чарльз… Мэнкс. — Он смотрел на то, что нацарапал в своем блокноте. — Откуда вы его знаете?
— Он похитил меня,когда мне было семнадцать. И удерживал два дня.
После этого в комнате установилась тишина.
— Проверьте, — сказала она. — Это есть в его досье. Чарльз Талант Мэнкс. И ему очень хорошо удается оставаться не пойманным. Мне надо бы снять эти мокрые шорты и надеть какой-нибудь свитер. Я хотела бы сделать это в своей спальне, если вы не возражаете. Мне кажется, на сегодня мамочка достаточно поблистала голышом.
* * *
Вик держала в памяти свой последний беглый взгляд на Уэйна, запертого в заднем отсеке «Роллс-Ройса». Она видела, как он резко махал рукой в воздухе — уходи, скройся, — почти как если бы сердился на нее. Он уже тогда выглядел бледным, как труп.
Она видела Уэйна проблесками, и по ней словно снова ударял молоток, охаживая теперь ее грудь, а не спину. Вот он сидит голый в песочнице, за их домом в Денвере, пухлый трехлетка с копной черных волос, пластиковой лопаткой закапывая пластиковый телефон. Вот он пришел на Рождество в реабилитационный центр, сидит на потрескавшейся и волнистой пластиковой поверхности кушетки, теребя упакованный подарок, потом срывая упаковку, чтобы обнаружить белую коробочку с айфоном. Вот он выходит на причал с ящиком для инструментов, который для него слишком тяжел.
Бах, каждое видение ударяло ее, и у нее снова сжимались отбитые внутренности. Бах, вот он младенец, голышом спящий на ее обнаженной груди. Бах, вот он, с руками по локти в смазке, стоит на коленях в гравии рядом с ней, помогая ей надеть цепь мотоцикла на звездочки. Иногда боль была такой сильной, такой чистой, что все в комнате темнело по краям ее видения, и она обмирала.
В какой-то миг ей потребовалось двигаться, она больше не могла оставаться на диване.
— Если кто голоден, могу приготовить что-нибудь поесть, — сказала она. К тому времени было почти девять тридцать вечера. — У меня полный холодильник.
— Мы пошлем за чем-нибудь, — сказал Долтри. — Не беспокойтесь.
Они включили телевизор и настроились на КННА — Кабельные новости Новой Англии. Тревожное сообщение о Уэйне начали передавать час назад. Вик видела его дважды и знала, что не выдержит этого еще раз.
Сначала показывали фотографию, которую она им дала, — Уэйн в футболке с надписью «Аэросмит» и вязаной шапочке с надписью «Эвеланш», щурящийся на ярком весеннем солнце. Она уже пожалела об этом, ей не нравилось, как эта шапка прятала его черные волосы и оттопыривала уши.
Затем следовала фотография самой Вик, взятая с сайта «ПоискоВик». Она предполагала, что показывают именно эту, чтобы на экране была красивая девушка — в черной юбке и ковбойских сапогах, она была накрашена и смеялась, запрокидывая голову, — потрясающий образ, если учесть ситуацию.
Мэнкса не показывали. Даже не называли его фамилию. Похитителей описывали только как двоих белых мужчин на старинном черном «Роллс-Ройсе».
— Почему они не говорят, кого именно разыскивают? — спросила Вик, увидев сообщение впервые.
Долтри пожал плечами, сказал, что выяснит, встал с дивана и побрел во двор поговорить с кем-то еще. Однако, вернувшись, он не предоставил никакой новой информации, а когда сообщение передали во второй раз, полиция по-прежнему разыскивала двоих белых мужчин из приблизительно 14 миллионов белых мужчин, которых можно найти в Новой Англии.
Если она увидит сообщение в третий раз и в нем не будет фотографии Чарли Мэнкса — и если не назовут его имени, — она опасалась, что может запустить в телевизор стулом.
— Пожалуйста, — сказала сейчас Вик. — У меня есть шинкованная капуста и холодная ветчина. И целая буханка хлеба. Я могла бы сделать сэндвичи.
Долтри поерзал на месте и неуверенно посмотрел на других полицейских в комнате, разрываясь между голодом и приличиями.
— Думаю, надо, — сказала сотрудница Читра. — Конечно. Я пойду с вами.
Она испытала облегчение, выйдя из гостиной, где было слишком много народу, полицейские сновали туда-сюда, а рации непрерывно бормотали дурными голосами. Она остановилась, вглядываясь в лужайку через открытую входную дверь. В свете прожекторов во дворе было ярче, чем в полуденном тумане. Она видела опрокинутые жерди изгороди и мужчину в резиновых перчатках, измерявшего отпечатки протекторов, оставленные в мягком суглинке.
Полицейские машины вспыхивали мигалками, как будто на месте чрезвычайного происшествия, хотя чрезвычайное происшествие уехало отсюда три часа назад. Точно так же вспыхивал у нее перед глазами Уэйн, и на мгновение она почувствовала в голове опасную легкость.
Читра увидела, что она оседает, взяла ее за локоть и помогла пройти оставшуюся часть пути на кухню. Там было лучше. Там они были одни.
Окна кухни выходили на причал и озеро. Причал освещался еще несколькими большими прожекторами на треногах. Полицейский с фонариком забрался в воду по бедра, но она не могла понять, с какой целью. Человек в штатском наблюдал за ним с края причала, показывая и давая распоряжения.
В сорока футах от берега плавала лодка. На переднем ее конце, рядом с собакой, стоял какой-то мальчик, глядя на полицейских, огни и дом. Увидев собаку, Вик вспомнила о Хупере. С тех пор как увидела в тумане фары «Призрака», она ни разу о нем не подумала.
— Кому-то надо… пойти поискать собаку, — сказала Вик. — Пес должен быть… где-то снаружи. — Через каждые несколько слов ей приходилось останавливаться, чтобы отдышаться.
Читра смотрела на нее с огромным сочувствием.
— Не волнуйтесь о собаке, мисс МакКуин. Вы воду пили? Сейчас организму требуется побольше жидкости.
— Я удивляюсь, что он… не лает до… хрипоты, — сказала Вик. — При всем этом переполохе.
Читра провела рукой по руке Вик, раз, другой, а затем сжала Вик локоть. Вик посмотрела на нее с внезапным пониманием.
— У вас и так было, о чем беспокоиться, — начала Читра.
— О Боже, — сказала Вик и снова заплакала, дрожа всем телом.
— Никто не хотел расстраивать вас еще больше.
Она покачивалась, обхватив себя за плечи и плача так, как не плакала с тех первых дней после того, как отец оставил их с матерью. Вик пришлось на какое-то время прислониться к разделочному столу, не будучи уверенной, что она по-прежнему способна удержаться на ногах. Читра протянула руку и робко погладила ее по спине.
— Ш-ш-ш, — сказал мать Вик, уже четыре месяца как мертвая. — Просто дыши, Вики. Просто дыши, ради меня. — Она сказала это с легким индийским акцентом, но Вик все равно узнала голос матери. Узнала и прикосновение материнской руки к своей спине. Все, кого теряешь, по-прежнему остаются с тобой, а значит, никто из них вообще, может, и не теряется.
Если их не увозит Чарли Мэнкс.
Через некоторое время Вик села и выпила стакан воды. Она осушила его в пять глотков, не переводя дыхания, так отчаянно в этом нуждалась. Вода была тепловатой и сладкой, очень хорошей, на вкус напоминающей озеро.
Читра открыла шкафы, ища бумажные тарелки. Вик встала и, несмотря на возражения другой женщины, стала помогать с сэндвичами. Она расставила бумажные тарелки в ряд и положила на каждую по два куска белого хлеба, меж тем как с носа у нее капали слезы, падая на хлеб.
Она надеялась, что Уэйн не знает о смерти Хупера. Иногда ей казалось, что Уэйн больше привязан к Хуперу, чем к ней или Лу.
Найдя ветчину, шинкованную капусту и пакет чипсов «Доритос», Вик начала делать сэндвичи.
— У полицейских сэндвичей есть свой секрет, — сказала какая-то женщина, подошедшая сзади.
Вик бросила на нее один взгляд и тут же поняла, что это и есть Тот Парень, которого она ждала, пусть даже Парень оказался не парнем. У этой женщины были вьющие каштановые волосы и слегка вздернутый нос. На первый взгляд она была простушкой, на второй — умопомрачительной красавицей. В своем твидовом пальто с вельветовыми заплатами на локтях и синих джинсах, она могла бы сойти за аспирантку гуманитарного колледжа, если бы не 9-миллиметровый пистолет, висевший у нее под левой рукой.
— Что за секрет? — спросила Вик.
— Сейчас покажу, — сказала она, встала к столу, взяла ложку и бросила шинкованную капусту в один из сэндвичей поверх ветчины. Над капустой она выстроила крышу из чипсов, чипсы побрызгала дижонской горчицей, затем намазала кусок хлеба маслом и сплющила все это вместе. — Масло — важный ингредиент.
— Действует как клей, верно?
— Да. А копы, по природе своей, притягиваются холестерином как магнитом.
— Я думала, что ФБР занимается похищениями только в тех случаях, когда ребенка перевозят через границы штатов, — сказала Вик.
Женщина с вьющимися волосами нахмурилась, затем посмотрела на ламинированную карточку, прикрепленную к отвороту куртки, где над фотографией ее неулыбающегося лица было написано:
ФБР
ПСИХОЛОГ
Табита К. Хаттер
— Официально мы этим еще не занимаемся, — сказала Хаттер. — Но вы находитесь в сорока минутах от границ трех штатов и менее чем в двух часах от Канады. Те, кто на вас напал, держат вашего сына почти…
— Те, кто на меня напал? — сказала Вик. Она почувствовала прилив жара к щекам. — Почему все время говорят о тех, кто на меня напал,как будто мы ничего о них не знаем? Это начинает меня бесить. Это был Чарли Мэнкс. Чарли Мэнкс и еще кто-то разъезжают по дорогам с моим ребенком.
— Чарльз Мэнкс мертв, мисс МакКуин. Мертв с мая месяца.
— У вас есть его тело?
Это заставило Хаттер сделать паузу. Поджав губы, она сказала:
— Есть свидетельство о его смерти. Его фотографировали в морге. Ему делали вскрытие. Распилили ему грудную клетку. Коронер вынул и взвесил его сердце. Это убедительные причины полагать, что он на вас не нападал.
— А у меня есть полдюжины причин полагать, что нападал, — сказала Вик. — Они у меня по всей спине. Хотите, сниму рубашку и покажу вам кровоподтеки? Каждый второй коп из тех, кто сюда прибыл, хорошо их рассмотрел.
Хаттер, не ответив, уставилась на нее. В ее взгляде было простое любопытство маленького ребенка. Вик потрясло, что ее так пристально рассматривают. Очень немногие взрослые позволяют себе смотреть таким образом.
Наконец Хаттер перевела взгляд на кухонный стол.
— Вы присядете со мной?
Не дожидаясь ответа, она подняла кожаный портфель, который принесла с собой, и устроилась за столом. Она поглядывала вверх, ожидая, чтобы Вик уселась рядом с ней.
Вик посмотрела на Читру, как бы желая спросить совета, помня тот миг, как она шептала ей слова утешения, словно мать. Но женщина-полицейский заканчивала сэндвичи и торопилась их вынести.
Вик села за стол.
Хаттер вытащила из портфеля айпад и включила экран. Больше, чем когда-либо, она походила на аспирантку, готовящую, быть может, диссертацию о сестрах Бронте. Она водила пальцем по стеклу, перелистывая какой-то файл, затем подняла глаза.
— При последнем медицинском обследовании возраст Чарли Мэнкса был определен примерно в восемьдесят пять лет.
— Вы думаете, он слишком стар, чтобы сделать то, что сделал? — спросила Вик.
— Я думаю, что он слишком мертв. Но расскажите мне, что случилось, и я постараюсь это обдумать.
Вик не стала жаловаться, что уже рассказывала всю историю трижды, от начала до конца. Другие разы не считались, потому что это был первый коп, который что-то значил. Если вообще хоть один коп что-то да значил. Вик не была в этом уверена. Чарли Мэнкс отнимал жизни в течение долгого времени и никогда не был пойман, он проходил через сети, забрасываемые на него силами правопорядка, словно серебряный дым. Сколько детей забрались в его машину, после чего их никогда не видели?
Сотни,пришел ответ, шепот мысли.
Вик рассказала свою историю — те ее части, которые, как она чувствовала, можнобыло рассказать. Она обошла молчанием Мэгги Ли. Она не упоминала, что незадолго до того, как Мэнкс попытался ее забить, она ехала на своем мотоцикле по невозможному крытому мосту воображения. Она не обсуждала психотропный препарат, который больше не принимала.
Когда Вик добралась до того, как Мэнкс ударял ее молотком, Хаттер нахмурилась. Она попросила Вик подробно описать этот молоток, а сама постукивала по клавиатуре на экране айпада. Она снова остановила Вик, когда та рассказывала, как встала с земли и бросилась на Мэнкса с ключом-толкателем.
— Что это за ключ?
— Ключ-толкатель, — сказала Вик. — «Триумф» изготовлял их специально, только для своих мотоциклов. Такой ключ, вроде гаечного. Я работала над мотоциклом, и он был у меня в кармане.
— Где он теперь?
— Не знаю. Он был у меня в руке, когда мне пришлось бежать. Наверно, я все еще держала его, когда прыгнула в озеро.
— Это когда другой тип начал в вас стрелять. Расскажите мне об этом.
Она рассказала.
— Он выстрелил Мэнксу в лицо? — сказала Хаттер.
— Нет, не так. Он отстрелил ему ухо.
— Вик. Я хочу, чтобы вы помогли мне обдумать все это. Этот человек, Чарли Мэнкс, мы согласны, что во время последнего медицинского обследования ему, вероятно, было восемьдесят пять лет. Десять лет он провел в коме. Большинству пациентов, побывавших в коме, требуются месяцы реабилитации, прежде чем они снова смогут ходить. Вы говорите, что порезали его ключом…
— Толкателем.
— А потом в него выстрелили, но все же у него хватило сил уехать.
Вик не могла сказать одного — что Мэнкс был не таким, как другие. Она почувствовала это, когда он взмахнул молотком, по пружинистой силе, опровергавшей его преклонный возраст и изможденный вид. Хаттер настаивала, что Мэнкса вскрывали, что во время вскрытия из него вынимали сердце, и Вик в этом не сомневалась. Для человека, чье сердце вынули и положили обратно, царапина в ухе не так уж страшна.
Вместо этого она сказала:
— Может, это другой парень повел машину. Вы хотите, чтобы я это объяснила? Я не могу. Я могу только рассказать, что случилось. Куда вы клоните? Мэнкс забрал в свою машину моего двенадцатилетнего сына и собирается убить его, чтобы поквитаться со мной, но мы по каким-то причинам обсуждаем пределы вашего фэбээровского воображения. Почему так? — Она посмотрела Хаттер в лицо, в ее мягкие, спокойные глаза, и поняла. — Господи. Вы же не верите ни одному моему слову, верно?
Хаттер немного помедлила, а когда она заговорила, у Вик было такое чувство, что она тщательно выбирает слова:
— Я верю, что ваш мальчик пропал, и верю, что вы пострадали. Я верю, что сейчас вы все равно что в аду. Что касается остального, то я стараюсь не зашориваться. Надеюсь, вы найдете это качество полезным и будете со мной сотрудничать. Мы обе хотим одного и того же. Мы хотим, чтобы ваш мальчик вернулся живым. Если бы я думала, что это поможет, я сейчас разъезжала бы в его поисках. Но я разыскиваю плохих парней по-другому. Я разыскиваю их, собирая информацию и определяя, что полезно, а что нет. По сути, это не так уж отличается от ваших книжек. От историй «ПоискоВика».
— Вы их знаете? Неужели вы так молоды?
Хаттер слегка улыбнулась.
— Не так уж молода. Это есть в вашем досье. Кроме того, инструктор в Квантико использует в своих лекциях картинки из «ПоискоВика», чтобы показать нам, как трудно выбрать существенные детали в беспорядочной визуальной информации.
— Что ещеесть в моем досье?
Улыбка Хаттер слегка дрогнула, но взгляд не изменился.
— Что вы были признаны виновной в поджоге в Колорадо в 2009 году. Что вы провели месяц в Колорадской психиатрической больнице, где у вас диагностировали тяжелую психосоматическую дезадаптацию и шизофрению. Вы принимаете нейролептики, и у вас есть история алкогольной…
— Господи. Вы думаете, я галлюцинировала, что меня били смертным боем? — сказала Вик, чувствуя, как сжимается желудок. — Думаете, я галлюцинировала, что в меня стреляли?
— Нам еще предстоит подтвердить, что стрельба имела место.
Вик оттолкнула свой стул.
— Он палил в меня. Выпустил шесть пуль. Опустошил всю обойму.
Она задумалась. Все время она находилась спиной к озеру. Возможно, все пули, даже та, что прошла через ухо Мэнкса, оказались в воде.
— Пули мы все еще ищем.
— А мои синяки? — сказала Вик.
— Я не сомневаюсь, что кто-то вас избил, — сказала агент ФБР. — Думаю, в этом никтоне сомневается.
В этом заявлении было что-то такое — некий опасный намек, — чего Вик не могла понять. Кто бы стал избивать ее, если не Мэнкс? Но Вик слишком устала, слишком утомилась эмоционально, чтобы пытаться разобраться в этом. У нее не было сил уяснять себе все то, о чем Хаттер умалчивала.
Вик снова посмотрела на ламинированный значок Хаттер. ПСИХОЛОГ.
— Подождите. Минутку, черт… Вы же не детектив! Вы врач.
— Почему бы нам не посмотреть на кое-какие фотографии? — сказала Хаттер.
— Нет, — сказала Вик. — Это пустая трата времени. Мне не нужно смотреть на полицейские снимки. Говорю же вам. На одном из них был противогаз. А другой был Чарли Мэнкс. Как выглядит Чарли Мэнкс, я знаю. Господи, какого черта я говорю с врачом? Я хочу говорить с детективом.
— Я не просила вас смотреть на фотографии преступников, — сказала Хаттер. — Я хотела попросить вас посмотреть на фотографии молотков.
Услышать такое было настолько неожиданно и ошеломляюще, что Вик так и села с открытым ртом, не в силах издать ни звука.
Прежде чем хоть что-то пришло к ней на ум, в другой комнате начался переполох. Раздался голос Читры, подрагивающий и ворчливый, что-то сказал Долтри, а потом вступил третий голос, эмоциональный, с выговором Среднего Запада. Вик сразу узнала этот третий голос, но не могла понять, что его обладатель делал в ее доме, когда должен был быть в самолете, если еще не в Денвере. От непонимания у нее замедлилась реакция, так что она еще не успела встать со стула, когда Лу вошел в кухню, таща за собой эскорт полицейских.
Он едва походил сам на себя. Кожа у него была пепельной, глаза таращились на большом круглом лице. Он, казалось, потерял десять фунтов с тех пор, как Вик видела его в последний раз, двумя днями ранее. Она встала и потянулась к нему, и он в тот же миг заключил ее в объятия.
— Что же мы будем делать? — спросил у нее Лу. — Что, черт возьми, нам теперь делать, Вик?
* * *
Когда они уселись обратно за стол, Вик взяла Лу за руку — самое естественное движение в мире. Она удивилась, почувствовав жар в его толстых пальцах, и снова посмотрела на его изможденное, лоснящееся от пота лицо. Она признала, что он выглядит серьезно больным, но списала это на испуг.
Теперь на кухне их было пятеро. Лу, Вик и Хаттер сидели за столом. Долтри оперся на разделочный стол, зажимая платком свой алкоголический нос. Сотрудница Читра стояла в дверном проеме, предварительно по приказу Хаттер вытолкав из кухни остальных копов.
— Вы Луи Кармоди, — сказала Хаттер. Она говорила, как режиссер школьного театра, давая Лу знать, кого он будет играть в весеннем представлении. — Вы отец.
— Виновен, — сказал Лу.
— Скажите еще раз? — попросила Хаттер.
— Виновен по всем пунктам, — сказал Лу. — Я отец. А вы кто? Типа социальный работник?
— Я агент ФБР. Меня зовут Табита Хаттер. Многие из ребят в конторе зовут меня Табби Хатт. — Она слегка улыбнулась.
— Забавно. Многие ребята, с которыми я работаю, зовут меня ДжаббаХатт . Только они делают это потому, что я жирный ублюдок.
— Я думала, вы в Денвере, — сказала Хаттер.
— Пропустил свой рейс.
— Не врать, — сказал Долтри. — Что-то случилось?
— Детектив Долтри, — сказала Хаттер. — Вести программу «Вопросы и ответы» буду я, спасибо.
Долтри сунул руку в карман пиджака.
— Кто-нибудь будет возражать, если я закурю?
— Да, — сказала Хаттер.
Долтри мгновение подержал пачку, глядя на нее, потом убрал ее обратно в карман. В глазах у него была вкрадчивая рассеянность, напомнившая Вик о мембранах, закрывающих глаза акулы за миг до того, как она вгрызется в тюленя.
— Почему вы пропустили свой рейс, мистер Кармоди? — спросила Хаттер.
— Потому что говорил с Уэйном.
— Вы с ним говорили?
— Он позвонил мне из той машины со своего айфона. Сказал, что Вик пытаются застрелить. Мэнкс и еще один тип. Мы говорили всего минуту. Ему пришлось отключиться, потому что Мэнкс и другой пошли обратно к машине. Он был испуган, очень испуган, но держался. Он, знаете ли маленький мужчина. Он всегда был маленьким мужчиной. — Лу положил кулаки на стол и опустил голову. Он поморщился, как будто почувствовал острый приступ боли где-то в животе, моргнул, и на стол закапали слезы. Это нашло на него внезапно, без предупреждения. — Ему пришлось стать взрослым, потому что мы с Вик так паршиво справлялись с тем, чтобы самим быть взрослыми. — Вик положила руки поверх его кулаков.
Хаттер и Долтри обменялись взглядами, казалось, едва замечая, что Лу заливается слезами.
— Как вы думаете, ваш сын выключил телефон после разговора с вами? — спросила Хаттер.
— По-моему, если сим-карта в нем, то неважно, включен он или выключен, — сказал Долтри. — По-моему, у вас, федералов, есть такая возможность.
— Вы можете найти его с помощью его телефона, — сказала Вик, пульс у которой участился.
Хаттер, не обратив на нее внимания, сказала Долтри:
— Мы можем это попробовать. Это займет некоторое время. Мне надо будет позвонить в Бостон. Но если это айфон и он включен, мы можем использовать функцию «Найти мой айфон», чтобы найти его прямо здесь и сейчас. — Она слегка приподняла свой айпад.
— Верно, — сказал Лу. — Это верно. Функцию «Найти мой айфон» я установил первым делом — не хотел, чтобы он потерял эту штуковину.
Он обошел стол, чтобы глянуть через плечо Хаттер на ее экран. От неестественного свечения монитора цвет его лица отнюдь не улучшился.
— Какой у него адрес и пароль? — спросила Хаттер, поворачивая голову к Лу.
Он протянул руку, чтобы набрать их самому, но не успел он начать, как агент ФБР взяла его за запястье. Она вдавила два пальца в его кожу, как бы щупая ему пульс. Даже со своего места Вик видела участок, где кожа блестела и, казалось, была обрызгана засохшей пастой.
Хаттер перевела взгляд на лицо Лу.
— Вам сегодня делали ЭКГ?
— Я упал в обморок. Я расстроился. Это, чуня, был типа приступ паники. Какой-то сумасшедший сукин сын забрал моего ребенка. С толстяками такое бывает.
До сих пор Вик была слишком сосредоточена на Уэйне, чтобы задуматься о Лу: каким серым он выглядел, каким изможденным. Но сейчас ее вдруг охватило тревожное предчувствие.
— Ох, Лу. Как это так — ты упал в обморок?
— Это когда Уэйн дал отбой. Я вроде как отключился на минуту. Я был в порядке, но охранники аэропорта заставили меня сидеть на полу, пока мне делали ЭКГ, убедиться, что у меня мотор не заклинит.
— Вы сказали им, что у вас похитили ребенка? — спросил Долтри.
Хаттер метнула в него предостерегающий взгляд, но Долтри притворился, что не заметил.
— Не знаю точно, что я им говорил. Я типа растерялся сначала. Типа, голова пошла кругом. Помню, сказал им, что мне надо к ребенку. Это, знаю, я им сказал. Я думал только о том, что мне надо добраться до своей машины. В какой-то момент они сказали, что посадят меня в «Скорую», и я сказал им, чтобы шли — ну — и сами с собой позабавились. Так что я встал и ушел. Может, какой-то парень схватил меня за руку и я протащил его несколько футов. Я спешил.
— Значит, вы не говорили полицейским в аэропорту, что случилось с вашим сыном? — спросил Долтри. — Разве вы не подумали, что могли бы добраться сюда быстрее, если вы вас сопровождала полиция?
— Мне такое даже в голову не приходило. Первым делом я хотел поговорить с Вик, — сказал Лу, и Вик увидела, как Долтри и Хаттер снова переглянулись.
— Почему вы хотели в первую очередь поговорить с Викторией? — спросила Хаттер.
— Какое это имеет значение? — вскричала Вик. — Можем мы просто подумать о Уэйне?
— Да, — сказала Хаттер, моргая и снова опуская взгляд на свой айпад. — Это правильно. Давайте сосредоточимся на Уэйне. Так какой у него пароль?
Вик отодвинула стул, пока Лу тыкал в сенсорный экран одним толстым пальцем. Она поднялась и обогнула угол стола, чтобы посмотреть. Дыхание у нее было быстрым и неглубоким. Ее предчувствие было таким сильным, что ее как будто резали.
На экран Хаттер загрузилась страница «Найти мой айфон», показавшая карту земного шара, бледно-голубые континенты на фоне темно-синего океана. В окне в верхнем правом углу сообщалось:
Айфон Уэйна
Поиск
Поиск
Поиск
Поиск
Найден
Изображение земного шара затмилось безликим серым полем. В серебристом однообразии появилась стекловидная синяя точка. Начали появляться квадратики ландшафта, карта перерисовывала себя, чтобы показать месторасположение айфона крупным планом. Вик увидела синюю точку, движущуюся по дороге, обозначенной как шоссе Св. Ника.
Все наклонились. Долтри стоял так близко к Вик, что она чувствовала, как он прижимается к ней сзади, а его дыхание щекотало ей шею. От него пахло кофе и табаком.
— Уменьшите масштаб, — сказал Долтри.
Хаттер коснулась экрана раз, другой, третий.
Карта изображала континент, несколько напоминавший Америку. Как будто кто-то сделал версию Соединенных Штатов из хлебного теста, а затем ударил кулаком по центру. В этой новой версии государства Кейп-Код был почти таким же большим, как Флорида, а Скалистые горы больше походили на Анды, тысячи миль гротескно вздыбленной земли, огромных каменных осколков, громоздящихся друг на друга. Но страна в целом существенно сморщилась, сжалась к центру.
Кроме того, наряду с некоторыми узнаваемыми штатами — Колорадо, Нью-Йорк — имелись другие, обозначенные новыми названиями: Безнадежная Глина, Кровавый Меридиан. Большинства крупных городов не было, но на их месте появились другие достопримечательности. В Вермонте был густой лес, выросший вокруг места под названием ОРФАНХЕНДЖ, в Нью-Гемпшире была точка, обозначенная как ДРЕВЕСНАЯ ХИЖИНА РАЗУМА. Немного к северу от Бостона располагалось нечто под названием ЗАМОЧНАЯ СКВАЖИНА ЛАВКРАФТА: это был кратер с очертаниями, отдаленно напоминавшими замок. В штате Мэн, в районе Льюистона/Оберна/Дерри, было место под названием ЦИРК ПЕННИВАЙЗА. Узкое шоссе под названием НОЧНАЯ ДОРОГА вело на юг, становясь чем дальше, тем краснее, пока не превращалось в струйку крови, льющуюся во Флориду.
Шоссе Св. Ника особо изобиловало остановочными пунктами. В Иллинойсе такой пункт назывался БДИТЕЛЬНЫЕ СНЕГОВИКИ. В Канзасе — ГИГАНТСКИЕ ИГРУШКИ. В Пенсильвании их было два: ДОМ СНА и КЛАДБИЩЕ ТОГО, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ.
А в горах Колорадо, среди высоких вершин, была точка, где шоссе Св. Ника заканчивалось тупиком: СТРАНА РОЖДЕСТВА.
Сам континент окружало море черного, усеянного звездами пустого пространства; карта была озаглавлена не как СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ, но как СОЕДИНЕННЫЕ ИНСКЕЙПЫ АМЕРИКИ.
Синяя точка дергалась, двигаясь через то, что должно было быть западным Массачусетсом, к Стране Рождества. Но СОЕДИНЕННЫЕ ИНСКЕЙПЫ не в точности соответствовали самой Америке. От Лаконии, штат Нью-Гемпшир, до Спрингфилда, штат Массачусетс, было, вероятно, 150 миль, но на этой карте расстояние выглядело чуть ни не в два раза меньше.
Все глазели на экран.
Долтри достал из кармана носовой платок, задумчиво высморкался.
— Кто-нибудь видит, Страны Леденцов там нет?
Он прочистил горло с резким звуком, чем-то средним между кашлем и смехом.
Вик почувствовала, что кухня куда-то уходит. Мир по краям ее видения стал искаженным и размытым. Айпад и стол оставались в четком фокусе, но были странно удаленными.
Ей нужно было за что-то закрепиться. Она чувствовала, что ей угрожает опасность оторваться от кухонного пола… как воздушный шарик, выскальзывающий из рук ребенка. Чтобы удержаться, она взялась за запястье Лу. Он всегда оказывался под рукой, когда ей нужно было за что-то держаться.
Но, посмотрев на него, она увидела отражение своего собственного звенящего потрясения. Его зрачки стали булавочными остриями. Дыхание было неглубоким и затрудненным.
На удивление нормальным голосом Хаттер сказала:
— Не понимаю, на что это я смотрю. Для кого-то из вас двоих это что-нибудь означает? Эта странная карта? Страна Рождества? Шоссе Св. Ника?
— Означает? — спросил Лу, беспомощно глядя на Вик.
На самом деле, поняла Вик, он спрашивал: Мы расскажем ей о Стране Рождества? О тех вещах, в которые ты верила, когда была сумасшедшей?
— Нет, — выдохнула Вик, отвечая на все вопросы — высказанные и невысказанные — одновременно.
* * *
Вик сказала, что ей нужно отдохнуть, спросила, нельзя ли ей ненадолго прилечь, и Хаттер сказала, что, конечно, можно и что никому не станет лучше, если она доведет себя до крайности.
В спальне, однако, на кровать повалился Лу. Вик не могла расслабиться. Она подошла к жалюзи, раздвинула их, посмотрела на окружность своего переднего двора. Ночь была полна болтовней по рациям, шелестом мужских голосов. Кто-то тихо рассмеялся снаружи. Поразительно было думать, что меньше чем в ста шагах от этого дома могла существовать радость.
Если бы полицейские на улице заметили, что она выглядывает, они, вероятно, решили бы, что она бессмысленно смотрит на дорогу, теша себя достойной жалости надеждой, что, сверкая мигалками и раскалывая сиренами воздух, с нее с ревом съедет патрульная машина с ее сыном на заднем сиденье. Целым и невредимым. Вернувшимся домой. И губы у него будут липкие и розовые от мороженого, которым угостили его полицейские.
Но она не смотрела на дорогу, всем сердцем надеясь, что кто-то вернет ей Уэйна. Если кто-то его и вернет, то это будет она сама. Вик смотрела на «Триумф», лежавший там, где она его бросила.
Лу грузно лежал на кровати, как выброшенный на берег ламантин. Он заговорил, обращаясь к потолку:
— Может, приляжешь рядом со мной на минутку? Просто побудешь здесь вместе со мной?
Она опустила жалюзи и подошла к кровати. Положила ноги поверх его ног и прильнула к его боку, чего не делала уже много лет.
— Знаешь этого типа, что похож на подлого брата-близнеца Микки Руни? Долтри? Он сказал, тебя ранили.
И она поняла, что он не слышал ее историю. Никто не рассказал ему, что с ней произошло.
Она рассказала свою историю снова. Сначала она только повторяла то, что говорила Хаттер и другим детективам. У этого рассказа уже появилось свойство текста, заучиваемого для роли в пьесе; она могла воспроизводить его, не думая.
Но потом она рассказала ему, как села на «Триумф», чтобы немного проехаться, и поняла, что ей не надо изымать часть о мосте. Она может и должна рассказать ему, как обнаружила в тумане «Короткий путь», потому что это случилось. Это на самом делепроизошло.
— Я видела мост, — тихо сказала она, приподнимаясь, чтобы посмотреть ему в лицо. — Я ехала по нему, Лу. Я отправилась искать его — и нашла. Ты мне веришь?
— Я поверил тебе, когда ты рассказала мне о нем в самый первый раз.
— Чертов лжец, — сказала она, но не смогла сдержать улыбки.
Он протянул и положил руку на выпуклость ее левой груди.
— Почему бы мне тебе не верить? Это объясняет тебя лучше, чем что-либо еще. А я как тот плакат на стене, в «Секретных материалах» . «Я хочу верить». Лучшая история в моей жизни, леди. Продолжай. Ты переехала через мост. А потом?
— Я его не переехала. Я испугалась. По-настоящему испугалась, Лу. Я подумала, что это галлюцинация. Что я снова слетела с катушек. Я так сильно вдарила по тормозу, что из байка полетели детали.
Она рассказала ему, как развернула «Триумф» кругом, как дрожали у нее ноги, когда она пошла с моста с закрытыми глазами. Она описала, какие звуки слышала в «Коротком пути», шипение и рев, как будто она стояла за водопадом. Рассказала, как поняла, что мост исчез, когда перестала слышать эти звуки, а потом был долгий пеший путь домой.
Вик продолжала, рассказав, как Мэнкс и другой тип поджидали ее, как Мэнкс набросился на нее со своим молотком. Лу не был стоиком. Он морщился, дергался и ругался. Когда она рассказала, как рассекла лицо Мэнкса ключом-толкателем, он сказал: «Жаль, ты не продырявила ему череп этой штуковиной». Она заверила его, что старалась изо всех сил. Он ударил себя кулаком по ноге, когда она добралась до того, как Человек в Противогазе отстрелил Мэнксу ухо. Лу слушал ее всем своим телом, в котором была какая-то дрожащая напряженность, словно у натянутой до предела тетивы лука, готовой отправить стрелу в полет.
Но он не перебивал ее, пока она не добралась до того, как побежала вниз, к озеру, чтобы спастись от них.
— Вот что ты делала, когда позвонил Уэйн, — сказал он.
— Что с тобой случилось в аэропорту? На самом деле?
— Как я и говорил. Упал в обморок. — Он повертел головой, как бы затем, чтобы расслабить шею, потом сказал: — Эта карта. С дорогой в Страну Рождества. Что это такое?
— Не знаю.
— Но это не в нашем мире. Верно?
— Я не знаю. Думаю… я, типа, думаю, что это наш мир. По крайней мере, его вариант. Его версия, которую Чарли Мэнкс таскает в своей голове. Каждый живет в двух мирах, верно? Есть физический мир… но есть также наш собственный частный внутренний мир, мир наших мыслей. Мир, состоящий из идей,а не из материи. Это так же реально, как наш мир, но это внутри. Это инскейп. У каждого есть свой инскейп, и все они соединяются, так же, как Нью-Гэмпшир соединяется с Вермонтом. И, возможно, некоторые люди могут въезжать в этот мысленный мир, если у них есть нужный транспорт. Ключ. Автомобиль. Байк. Что угодно.
— Как может твой мысленный мир соединяться с моим?
— Я не знаю. Но — но типа если Кит Ричардс придумывает песню, а потом ты слышишь ее по радио, его мысли попадают к тебе в голову. Мои мысли могут попадать в твою голову так же легко, как птицы могут перелетать через границы штатов.
Лу нахмурился и сказал:
— Значит, типа, Мэнкс как-то увозит детей из мира материи в свой собственный мир идей. Хорошо. Я могу это принять. Это странно, но я могу это принять. Ладно, вернемся к твоей истории. У типа в противогазе был пистолет.
Вик рассказала ему, как нырнула в воду, как стрелял Человек в Противогазе, а потом Мэнкс говорил с ней, пока она пряталась под плотом. Закончив, она закрыла глаза, уткнувшись лицом в шею Лу. Она утомилась, она больше чем утомилась, — по сути, попала в какую-то новую область усталости. Гравитация в этом новом мире была слабее. Если бы она не держалась за Лу, она бы уплыла.
— Он хочет,чтобы ты его искала, — сказал Лу.
— Я могу его найти, — сказала она. — Могу найти этот Дом Сна. Я тебе говорила. Я ехала по мосту, пока не раздолбала мотоцикл.
— Наверное, цепь слетела. Повезло, что не перевернулась.
Она открыла глаза и сказала:
— Ты должен починить его, Лу. Ты должен починить его прямо сегодня. Как можно быстрее. Скажи Хаттер и полицейским, что не можешь уснуть. Скажи им, что тебе надо чем-то заняться, чтобы отвлечься. На стресс реагируют по-разному, самыми странными образами, а ты механик. Они не будут тебя расспрашивать.
— Мэнкс говорит тебе поехать и найти его. Что, по-твоему, он сделает с тобой, когда до этого дойдет?
— Ему надо подумать о том, что я с нимсделаю.
— А что, если его не будет в этом Доме Сна? Привезет ли тебя мотоцикл к нему, где бы он ни был? Даже если он движется?
— Не знаю, — сказала Вик, но про себя подумала: «Нет».Она не понимала, откуда берется эта уверенность, как может она это знать, но она это знала. Она смутно припоминала, как ездила однажды искать потерявшегося кота — Тейлора,подумала она, — и была уверена, что нашла его только потому, что он был мертв. Если бы он был жив и рыскал с места на место, у моста не было бы опорной точки, чтобы туда простереться. Он может покрывать расстояние между потерянным и ищущим, но только в том случае, если потерянное остается на месте. Лу видел сомнение у нее на лице, и она продолжала: — Да это не важно. Мэнкс должен когда-то останавливаться, не так ли? Спать? Есть? Он должен останавливаться, а когда он это сделает, я до него доберусь.
— Ты спрашивала, считаю ли я тебя сумасшедшей из-за всех твоих рассказов о мосте. И я сказал, нет. Но это?Эта часть очень даже безумна. Добраться до него с помощью байка, чтобы он смог тебя окончательно уделать. Закончить работу, которую начал сегодня утром.
— Нам ничего другого не остается. — Она посмотрела на дверь. — И, Лу, только так мы сможем вернуть — вернем— Уэйна. Эти люди не смогут его найти. А я — смогу. Так ты починишь мотоцикл?
Он вздохнул — огромный подрагивающий поток воздуха — и сказал:
— Постараюсь, Вик. Я постараюсь. С одним условием.
— Каким?
— Когда я его починю, — сказал Лу, — ты возьмешь меня с собой.
