Ига разбудило звяканье, визг железа по железу. Он сел в пахнущем сажей мраке, сонно протирая глаза; костер давно уже потух. Сощурившись, чтобы посмотреть, кто это, открыл заслонку — и получил тычок большим гаечным ключом, едва не свернувший ему шею. Иг перекатился на колени и локти, его рот наполнился кровью. Он почувствовал на языке какие-то твердые предметы и сплюнул слизистую ленту крови, вместе с ней сплюнулись и зубы, три штуки.

Рука в черной кожаной перчатке просунулась в дымовую трубу, схватила Ига за волосы и вытащила из печи, попутно стукнув его головой о железную заслонку. Заслонка гулко зазвенела, словно кто-то ударил в гонг. Рука в черной перчатке кинула Ига на бетонный пол. Он попытался подняться, но получил в бок жестокий удар черным подкованным сапогом. Его руки подломились, и он упал плашмя, ударившись о бетон подбородком. Его зубы звонко щелкнули, как киношная хлопушка: Эпизод 666, дубль первый, начали.

Вилы. Он прислонил их к стене, рядом с печью. Иг перекатился и бросился к вилам. Пальцами зацепил древко, и вилы со стуком упали. Когда Иг попытался их поднять, Ли Турно припечатал его руку кованым сапогом. Иг услышал хруст ломающихся костей, как будто кто-то ломает пригоршню сухих сучков. Он повернул голову, чтобы взглянуть на Ли, и в этот самый момент Ли снова ударил его гаечным ключом, на этот раз — прямо между рогов. В голове у Ига вспыхнула белая световая граната, ослепительно горящий фосфор, и мир исчез.

Открыв глаза, Иг увидел, как скользит под ним пол литейной. Ли взял его за воротник рубашки и куда-то волок, его колени скользили по бетону. Его руки были впереди тела, их кисти что-то сжимало. Не иначе как толстый промышленный скотч. Иг попытался встать, но сил его хватило, только чтобы чуть подергать ногами. Мир полнился инфернальным треском саранчи, и потребовалось время на осознание того, что треск звучит в его голове, поскольку ночью саранча молчит.

Что касается этой старой литейной, было неверно говорить про внутри ее и снаружи. У литейной не было крыши, все ее внутренности были снаружи. Но Иг ощущал, что его протащили через дверь, каким-то образом ощущал, что они попали в объятия ночи, хотя под его коленями был все тот же пыльный бетон. Он не мог поднять голову и все же чувствовал открытое место, чувствовал, что стены остались позади. Где-то неподалеку ворковал на холостом ходу знакомый «кадиллак». Мы за зданием, подумал Иг, неподалеку от тропы Ивела Нивела. Его язык тяжело поворачивался во рту, угорь, плавающий в крови. Кончик языка нащупал пустое место, где прежде были зубы.

Если уж пытаться использовать рога, нужно делать это сейчас же, прежде чем Ли успеет сделать то, зачем пришел. Однако когда Иг открыл рот, чтобы заговорить, он ощутил черный сокрушительный удар боли, и сил его хватило только на то, чтобы не закричать. Его челюсть была сломана — возможно, даже раздроблена. С его губ стекала кровавая пена, и он издал невнятный болезненный звук.

Они остановились на верху бетонной лестницы; Ли дышал тяжело, с присвистом.

— Господи, Иг, — сказал он, — ты совсем не выглядишь таким тяжелым. У меня нет сил для таких упражнений.

И спустил Ига со ступенек. Иг ударился сперва плечом, а потом лицом, и это было словно его челюсть ломается снова, и он не может этому помешать, и на этот раз он все-таки закричал, негромко, полузадушенно. Остальную часть пути до низа он уже прокатился колбаской и растянулся на земле, упершись в нее носом.

Когда Иг перестал катиться, он замер в полной неподвижности — не двигаться было очень важно, было самой важной в мире вещью, — ожидая, чтобы черная пульсация боли в его разбитом лице утихла, ну хотя бы немного. Кованые сапоги мерно проскребли по бетонным ступенькам и удалились, хрустя гравием. Дверь машины открылась. Дверь машины захлопнулась. Снова заскрипел гравий под сапогами. Затем Иг услышал жестяное дребезжание и какой-то плещущий звук, смысл которого был для него непонятен.

— А я ведь знал, Иг, что найду тебя здесь. Ну никак ты не мог сюда не лезть.

Иг с трудом поднял голову и посмотрел. Ли сидел рядом с ним на корточках — в темных джинсах и белой рубашке, из закатанных рукавов выглядывали его сильные худые предплечья. Лицо у Ли было спокойное, почти доброжелательное; он рассеянно теребил крестик, примостившийся у него на груди в завитках золотистых волос.

— Я знал, что найду тебя здесь, уже с того момента, как пару часов назад мне позвонила Гленна. — В уголках его рта мелькнула мимолетная улыбка. — Она вернулась домой и застала в своей квартире полный разгром: телевизор вдребезги, все везде разбросано. Она сразу же мне позвонила, Иг, она плакала. Она чувствует себя совершенно ужасно. Думает, ты как-то узнал про наше — как это называется прилично? — наше свидание на парковке и ты теперь ее за это ненавидишь. Она боится, что ты можешь что-нибудь с собой сделать. Я сказал ей, что скорее уж боюсь, не сделал бы ты что-нибудь с ней, и что ей стоило бы провести эту ночь в моем обществе. Ты мне не поверишь, но она отвергла это предложение. Она сказала, что ничуть тебя не боится и что ей нужно с тобой поговорить, прежде чем между мной и ею будет что-нибудь еще. Старая добрая Гленна. Ты знаешь, она ведь очень мила. Ну разве что слишком отчаянная. И все время чувствует себя неуверенно. Довольно блядовитая. Второе по ненужности человеческое существо, какое я только встречал. Первое, конечно же, ты.

Иг забыл про раздробленную челюсть и попытался сказать Ли, чтобы держался, на хрен, от нее подальше, но когда он открыл рот, получился только еще один крик. Боль выстрелила во все стороны от челюсти, нахлынувшая темнота постепенно, от углов, захватила все его поле зрения. Иг резко выдохнул — высморкался кровью — и усилием воли раздвинул темноту.

— Эрик не помнит, что случилось сегодня утром в квартире у Гленны. — Ли сказал это настолько тихо, что Иг едва расслышал. — Почему бы это, Иг? Он не может вспомнить ничего, кроме того, что ты плеснул ему в лицо кипятком и он едва не отключился. Но ведь что-то же было в этой квартире. Драка? Что-то. Может, я взял бы с собой сегодня и Эрика — он-то уж точно хотел бы видеть тебя мертвым, — если бы не его лицо. Ты, Иг, обжег его лицо по высшему классу. Еще бы немного, и ему пришлось бы обращаться в больницу и придумывать какое-то объяснение, как это все случилось. В любом случае не стоило ему залезать в квартиру Гленны. Мне иногда начинает казаться, что у этого парня нет никакого уважения к закону. — Ли весело рассмеялся. — Впрочем, оно, может, и к лучшему, что он сегодня в этом не участвует. В таких вещах лучше обходиться без свидетелей.

Руки Ли лежали на коленях, в правой руке был гаечный ключ, двенадцать фунтов ржавого железа.

— Я почти понимаю, почему Эрик не помнит, что случилось у Гленны. Стальным ковшиком по голове можно вытрясти любую память. Но я и в ум не возьму, как следует понимать вчерашнее событие, когда ты заявился в офис конгрессмена. Тебя видели три человека: Чет, секретарь, Камерон, заправляющий рентгеном, и Эрик. Через пять минут после твоего ухода никто из них уже тебя не помнил. Только я. Даже Эрик мне бы не поверил, не покажи я ему видеозапись. На видео видно, что вы с ним разговариваете, но Эрик не знает о чем. И кое-что еще. Видео. Неправильное там видео. Похоже, что что-то случилось с пленкой… — Голос Ли постепенно затих, несколько секунд он молчал и думал. — Искажения. Но только вокруг тебя. Что ты сделал с пленкой? Что ты сделал с ними? И почему это вроде бы не затрагивает меня? Хотелось бы понять, как так. — Не слыша ответа, Ли поднял гаечный ключ и ткнул им Ига в плечо. — Иг, ты меня слушаешь?

Иг слушал каждое его слово и все это время готовился, набирался сил для прыжка. Он подтянул под себя колени, восстановил дыхание и только выжидал подходящего момента и этот момент наступил. Он вскочил, отбил в сторону гаечный ключ, бросился на Ли и ударил его в грудь плечом так, что тот упал на спину. Вскинув руки, Иг вцепился Ли в горло…

…и в момент прямого соприкосновения едва не закричал, на какой-то миг он очутился у Ли в голове, и это было все равно что снова попасть в Ноулз-ривер; он тонул в бурном черном потоке, его затягивали холодная ревущая тьма и отчаянное движение. В это мгновение контакта Иг узнал все, и не хотел это все знать, хотел бы раззнать.

У Ли все еще был гаечный ключ, он приподнялся и ударил им Ига в живот, Иг зашелся приступом кашля. Удар откинул Ига в сторону, при этом его пальцы зацепили золотую цепочку у Ли на шее. Цепочка беззвучно распалась, и крестик улетел куда-то в ночь.

Ли выбрался из-под Ига и поднялся на ноги. Иг стоял на четвереньках, пытаясь отдышаться.

— Попробуй-ка еще раз задушить меня, дерьмо собачье! — сказал Ли и ударил сапогом ему в бок.

Было слышно, как сломалось ребро; Иг застонал и упал лицом на землю. За первым ударом ногой последовали второй и третий. Третий удар угодил в крестец и послал по всем внутренностям Ига всплеск иссушающей боли. О его голову ударилось что-то мокрое. Плевок. Какое-то время Ли не двигался, оба они старались отдышаться.

В конце концов Ли спросил:

— Что это за хреновина у тебя на репе? — В его голосе звучало неподдельное удивление. — Господи, Иг, это что, рога?!

Иг содрогался от тошнотворных волн боли в спине, боку, в раздробленной челюсти. Левой рукой он царапал землю, проводил по ней бороздки, борясь за каждую секунду ясного сознания. Что это там он сказал? Что-то насчет рогов.

— Именно это и было на видео, — пробормотал, слегка задыхаясь, Ли. — Рога. Мать твою в лоб и в ухо. А я-то думал, бракованная пленка. Но с пленкой-то все в порядке, а вот с тобой — не все. Знаешь, я вроде бы видел их вчера, глядя на тебя плохим глазом. Через него все видится мутными тенями, но, посмотрев на тебя, я подумал, хмм… — Голос Ли умолк, и он пощупал двумя пальцами свое горло. — Это еще что?

Закрыв глаза, Иг увидел блестящую латунную сурдину «Том Краун», которую задвигают в трубу, чтобы приглушить звук. В конце концов он все-таки нашел сурдину для своих рогов. Крестик Меррин заглушал их сигнал, создавал вокруг Ли Турно область, куда они не могли проникнуть. Без крестика Ли был наконец открыт для влияния рогов. Слишком поздно, чтобы это принесло Игу хоть какую-то пользу.

— Мой крест, — сказал Ли, продолжая щупать свою шею. — Ее крест. Ты сорвал его. Ты сорвал его, пытаясь меня задушить. Зря ты это, Иг. Думаешь, я хочу делать это с тобой? Да не хочу я, не хочу. Мне бы хотелось это делать с четырнадцатилетней соседкой. Она любит загорать на заднем дворе, и я иногда смотрю на нее из окна своей спальни. В своем бикини из американского флага она смотрится настоящей вишенкой. Я думаю о ней так, как думал когда-то о Меррин. Нет, я никогда с ней ничего не сделаю. Слишком уж рискованно. Мы же соседи, и я буду одним из первых подозреваемых. Не нужно срать там, где ты ешь. Если только… если только нет полной уверенности, что это сойдет тебе с рук. Вот ты, Иг, что ты об этом думаешь? Думаешь, мне стоит ее уделать?

Через черную боль в сломанном ребре, через вздувавшийся жар в раздробленной челюсти и в сломанных пальцах Иг все же заметил, что голос Ли изменился, он заговорил мечтательно, словно с самим собой. Рога начинают на него действовать, как они действовали на всех остальных.

Иг отрицательно покачал головой; Ли был явно разочарован.

— Нет. Плохая идея, да? Только я вот что тебе скажу. Пару ночей назад я чуть не пришел сюда с Гленной. Мне так хотелось, что ты просто не поверишь. Когда мы вышли из «Стейшн-хауса», она была совсем пьяная и хотела, чтобы я отвез ее домой, и я подумал, что отвезу-ка я ее сюда и отдеру в ее толстые сиськи, а затем проломлю ей голову и так и оставлю валяться. И ведь это бы тоже легло на тебя. Иг Перриш наносит новый удар, убивает еще одну свою подружку. Но Гленне вдруг потребовалось отсосать у меня прямо на парковке, на виду у трех или четырех парней, и я уже не решился. Нас с ней связали бы слишком многие. Ну да ладно, в другой раз. Девки вроде Гленны, девки с массой приводов и татуировками, которые и пьют слишком много, и курят слишком много, — они же все время исчезают, и уже через полгода даже люди, их знавшие, не могут вспомнить, как их звали. А сегодня, Иг, сегодня мне достался хотя бы ты.

Он нагнулся, ухватил Ига за рога и потащил через бурьян. Игу не хватало сил даже просто подергать ногами. Изо рта его текла кровь, правая рука пульсировала, словно сердце.

Ли открыл переднюю дверцу Игова «гремлина», ухватил его за подмышки и втащил в машину. Иг упал лицом на сиденье, его ноги висели снаружи. От усилия Ли покачнулся — в нем явно ощущалась усталость — и сам едва не упал в машину. Чтобы устоять, он положил руку на Игову спину, его колено упиралось в Игову задницу.

— Эй, Иг! Помнишь день, когда мы встретились? Здесь, на тропе Ивела Нивела? Только подумай: если бы ты тогда утонул, я мог бы получить Меррин, когда она была еще вишенкой, и, может быть, ничего плохого не случилось бы. Впрочем, как сказать. Она и тогда была маленькой упрямой сучкой. Есть одна вещь, которую тебе нужно бы знать. Я все время чувствовал себя виноватым. Ну, может, и не виноватым. Но как-то так странно. И вот в чем дело: в действительности. Я не. Спасал тебя. Когда ты тонул. Я говорил тебе не знаю уж сколько раз, а ты мне никогда не верил. Ты выплыл своими силами. Я даже не ударил тебя по спине, чтобы вернуть тебе дыхание. Я ударил тебя совершенно случайно, пытаясь отскочить от тебя подальше: рядом с тобой была эта здоровая долбаная змея. Я ненавижу змей. У меня к ним вроде как отвращение. Слышь, а может, тебя вытащила змея? Она была для этого достаточно большая. Как долбаный пожарный шланг. — Его рука в кожаной перчатке похлопала Ига по голове. — Ну вот, я рад, что сбросил это с души. И ведь сразу почувствовал себя лучше. Так что они правду говорят. Признание действительно полезно для души.

Он встал, схватил Ига за лодыжки и затолкал его ноги в машину. Усталая часть Ига была довольна, что он умрет именно здесь. Все самое лучшее в его жизни было связано с «гремлином». Здесь он любил Меррин, здесь происходили их самые счастливые беседы, здесь он держал ее за руку при долгих поездках во тьме, оба они молчали, просто наслаждаясь общей тишиной. Он чувствовал, что Меррин где-то совсем близко, что если он поднимет голову, то увидит ее на пассажирском сиденье, как она тянет руку погладить его по голове.

Он услышал сзади шарканье, а затем этот гулкий жестяной плещущий звук, и сумел наконец понять, что это такое. В металлической канистре плескалась какая-то жидкость. Он едва сумел приподняться на локти, когда на спину ему что-то плеснуло, насквозь пропитав рубашку. Вся машина наполнилась едкой вонью бензина.

Иг перекатился на живот, отчаянно пытаясь сесть. Ли кончил поливать его бензином и откинул пустую канистру в сторону. Иг моргал от едких паров, весь воздух вокруг него пропитался бензиновой вонью. Ли достал из кармана небольшую коробочку. По пути из литейной он успел прихватить Иговы спички «Люцифер».

— Мне всегда хотелось это сделать, — сказал Ли, чиркнул спичкой и забросил ее в открытое окошко.

Горящая спичка ударила Ига в лоб, перевернулась и упала. Кисти его рук были привязаны друг к другу, но они находились спереди, и он поймал падающую спичку, без раздумий и намерений, просто рефлекторно. На какой-то момент — всего лишь момент — его ладони превратились в чашу, всклянь наполненную огнем, золотистым цветом.

Затем Иг оделся пламенем, превратился в живой факел. Он закричал, но не услышал своего голоса, потому что внутренность машины вспыхнула с низким глухим хлопком, который, казалось, высосал из воздуха весь кислород. Мелькнул на мгновение Ли, резко попятившийся от «гремлина», на его потрясенном лице играли отблески пламени. Как Ли ни готовился к этой секунде, он оказался к ней не готов; машина превратилась в ревущий костер.

Иг ухватился за дверцу, попытался выйти, но Ли шагнул вперед и пинком ее захлопнул. Пластик приборной доски быстро почернел, ветровое стекло стало на глазах обугливаться. Сквозь него видна была ночь и тропа Ивела Нивела; где-то там внизу текла река. Иг пошарил в огне, нашел переключатель скоростей и перевел его в нейтральное положение, другой рукой он отпустил парковочный тормоз. Когда он снимал ладонь с передачи, за ней потянулись липкие нити пластика, сплавившегося с кожей.

Снова взглянув в открытое водительское окошко, Иг увидел, как Ли начинает от него уплывать; в сиянии движущейся преисподней его лицо было бледным и ошарашенным. Затем Ли остался позади, и мимо «гремлина» помчались деревья. Чтобы видеть то, что впереди, Иг не нуждался в фарах; машину окружал золотистый свет, она превратилась в пылающую колесницу, разгонявшую тьму . Тише качайся, моя колесница, вспомнилось Игу.

Сверху над машиной сошлись деревья, по бокам ее хлестали кусты. Иг не бывал на этой дороге со времени магазинной тележки, больше десяти лет, и уж точно не ездил здесь ночью — или в машине — или сгорая заживо. Но при всем при том он помнил путь, помнил по ощущениям в желудке. Спуск становился все круче, пока не стало казаться, что машина просто падает с обрыва. Задние колеса оторвались от земли и снова опустились с хлестким металлическим звуком. Правое окошко взорвалось от жара. Со свистом проносились кусты и маленькие сосенки. В руках у Ига была рулевая баранка, он не помнил, когда за нее схватился. Баранка оплавлялась и оседала, подобно часам на картине Дали. Левое переднее колесо обо что-то ударилось, руль рвался из рук, пытаясь развернуть пылающий «гремлин» в сторону, но Иг упрямо удержал машину на дорожке. Дышать он уже не мог, все вокруг было огнем.

«Гремлин» ударился о полоску земли, завершавшую тропу Ивела Нивела и пылающей дымной кометой взлетел к небу. Пламя перед Игом расступилось, словно чьи-то невидимые руки раздвинули красный занавес. Прямо на него мчалась вода подобная дороге, вымощенной гладким черным мрамором. А потом раздался громкий плеск, ветровое стекло разлетелось вдребезги, и в машину хлынула вода.