2

Он очнулся от крепкого сна. Из открытой двери ванной комнаты был виден свет. На вешалке, висящей на крюке, приделанном к двери, висел белый халат из толстой махровой ткани.

Его собственный кожаный рюкзачок лежал на кресле, рядом с ним лежали его пижама и свежая сменная рубашка в чехле. Его брюки были аккуратно сложены, как и носки, которые он второпях сдернул.

Кожаный рюкзачок он оставил в машине, а машину не закрыл. Это значит, что она выходила наружу одна, в темноту, чтобы принести его вещи. Ройбену стало немного стыдно. Но он был слишком счастлив и расслаблен, чтобы стыдиться сверх меры.

Он лежал на том же бархатном покрывале, но подушки были вынуты из бархатных чехлов, а ботинки, которые он спешно скинул с ног, аккуратно стояли один подле другого рядом с креслом.

Ройбен долго лежал, вспоминая, как они занимались любовью, и раздумывая, как получилось, что он с такой легкостью изменил Селесте. По правде, не так-то легко это было. Все произошло быстро, импульсивно, но легким это не было. А обретенное им наслаждение было неожиданно сильным. Он ни о чем не жалел. Нет, ни в коем случае. У Ройбена было ощущение, что эту ночь он будет помнить вечно, и она бесконечно важнее большинства тех дел, которые он делал всю свою жизнь.

Расскажет ли он Селесте? Он не знал этого наверняка. Конечно, не станет сразу выкладывать, пока не убедится, что она действительно желает это знать. А тогда придется говорить с Селестой о многом, реальном и воображаемом. И самая ужасная реальность заключается в том, что рядом с ней он всегда чувствовал себя неадекватным и вынужденным постоянно защищаться. И это его уже порядком утомило. Слишком уж сильно она удивлялась, что людям понравились его статьи в «Обсервер». И только сейчас он понял, насколько его это задевало.

Сейчас он чувствовал себя обновленным и слегка опьяненным. А еще немного виноватым и опечаленным. Он ни на минуту не мог представить, что Мерчент снова решит разделить с ним ложе. На самом деле практически был уверен, что она этого не сделает. От мысли, что она может начать относиться к нему покровительственно и называть «прекрасным мальчиком», он вздрогнул. Может, она и шептала ему что-то такое в мгновения страсти, но тогда это имело другой смысл. Не такой, как теперь.

Да уж, такой оборот событий его удивил. Все смешалось воедино, этот дом, Феликс Нидек и загадка всей этой семьи.

Ройбен встал и пошел в ванную. На краю мраморной раковины стоял его бритвенный набор, открытый, а на стеклянной полке под зеркалом стояли прочие туалетные принадлежности, любые, какие могли бы ему понадобиться, как в лучшем из отелей. Выходящее на запад окно было закрыто занавеской, так что при желании днем можно было бы любоваться океаном или скалами.

Ройбен принял душ, почистил зубы и надел пижаму. Накинув халат и надев ботинки, он быстро расправил покрывало и взбил подушки.

Впервые за весь вечер поглядел на мобильный. Увидел два сообщения от матери, одно от отца, два от Джима, брата, и пять от Селесты. Ну, сейчас не самое подходящее время на них отвечать.

Сунув мобильный в карман халата, он внимательно оглядел комнату.

Невероятные сокровища, сложенные здесь в полнейшем беспорядке и покрытые толстым слоем пыли. Таблички. Да, вот они, крохотные хрупкие таблички из обожженной глины, готовые рассыпаться от прикосновения. И мелкие значки клинописи на них. Статуэтки из нефрита, диорита, алебастра, боги и богини. Некоторые изображения были ему знакомы, другие — нет. Ящики, набитые кусками бумаги или ткани, кучки монет, драгоценные камни, книги. Множество книг, на всевозможных азиатских языках, да и на европейских тоже.

Здесь были и все романы Готорна, и более современные, вид которых удивил и обрадовал Ройбена. «Улисс» Джеймса Джойса, изрядно зачитанный и с маленькими бумажными закладками, книги Хемингуэя, Юдоры Уэлти и Зэйна Грея. Старые мистические романы лучших английских авторов — Джеймса, Элджернона Блэквуда и Шеридана Ле Фаню.

Он не смел даже прикоснуться к этим книгам. Некоторые просто распухли от закладок, а старые книги в бумажных переплетах были готовы рассыпаться на части. Но глядя на них, Ройбен снова ощутил странное родство с Феликсом, что-то вроде томления поклонника, какое у него бывало в юности, когда он был влюблен то в Кэтрин Зета Джонс, то в Мадонну, считая их самыми прекрасными и желанными в мире. Ему так хотелось получше узнать Феликса, очутиться в его мире. Но Феликс мертв.

У Ройбена разыгралась фантазия. Он женится на Мерчент. Он будет жить с ней здесь, вернет этот дом к жизни ради нее. Они вместе разберутся в бумагах Феликса. Может, он напишет историю этого дома и историю Феликса Нидека, этакую книгу для специалистов, с большими и качественными фотографиями. Книгу из тех, что никогда не становятся бестселлерами, но всегда ценятся и внушают уважение. Бог свидетель, он-то знает, что это за книги.

Но на этот раз он сам сказал себе, что пора прекратить мечтания. Честно говоря, как бы он ни был влюблен в Мерчент, пока что он не был готов жениться на ком бы то ни было. Но книга — да, он может написать книгу, и Мерчент может принять участие в этом деле, даже если решит уехать в свой дом в Южной Америке. Возможно, это дело свяжет их, и они станут близкими друзьями, очень хорошими, и это будет много значить для них обоих.

Он вышел из комнаты и прошелся по второму этажу.

Потом спустился в северный холл, у задней стены дома.

Многие двери были открыты, и он заглядывал в них. Там были небольшие библиотеки и выставочные, похожие на ту, из которой он недавно вышел. Снова древние глиняные таблички. Просто дух захватывает. Статуэтки и даже пергаментные свитки. Ройбен с трудом сдерживался, чтобы не начать все ощупывать.

В восточном направлении по коридору он обнаружил спальни. В одной стены были покрыты восточными обоями, черными с золотом, в другой обои были красными в золотую полоску.

Пройдя по кругу, он снова оказался в западном холле. На мгновение остановился на пороге комнаты, которая, судя по всему, была спальней Мерчент, через одну дверь от спальни Феликса, с кроватью, закрытой кружевным пологом. Ее вещи лежали кучкой рядом с кроватью, но самой Мерчент там не было.

Ройбен уже собрался подняться на галерею. По обе стороны от холла были лестницы. Но спросить позволения идти туда было не у кого, и он не пошел. И не стал открывать закрытые двери, хотя ему и очень хотелось это сделать.

Дом очаровал его. И эти канделябры по две свечи, и массивные деревянные карнизы, и темные деревянные плинтусы, и массивные бронзовые ручки на дверях.

Где же хозяйка дома?

Он спустился по лестнице.

И услышал голоса, прежде чем увидел ее. С кухни, а затем и заметил ее в кабинете рядом с кухней, среди факсов, копировальных аппаратов, компьютерных мониторов и прочего оборудования. Она говорила по телефону, проводному.

Ройбен не собирался подслушивать, да и, честно говоря, не мог разобрать, что она говорит. На ней была белая сорочка из мягкой струящейся ткани, отделанная кружевами и жемчугом. Ее гладкие прямые волосы блестели на свету, как шелк.

Он почувствовал болезненный укол желания, лишь глянув на ее руку, держащую трубку телефона, и увидев отблеск света на ее лбу.

Она обернулась, увидела его, улыбнулась и жестом попросила подождать.

Ройбен развернулся и пошел.

Фелис, старая домработница, ходила по всему огромному дому и гасила свет.

В столовой уже было темно, когда Ройбен прошел через нее. Поглядел в камин. Огонь окончательно погас, от него остались лишь еле тлеющие угли. Комнаты за столовой погрузились в полную темноту. Ройбен видел, как пожилая женщина ходит от канделябра к канделябру, щелкая выключателями.

Наконец она прошла мимо него, возвращаясь на кухню, щелкнула еще одним выключателем, и столовая погрузилась во тьму. Фелис пошла дальше, не сказав Мерчент ни слова. Та уже перестала говорить по телефону, и Ройбен вернулся к лестнице.

В коридоре наверху горела настольная лампа. Из-за двери комнаты Мерчент тоже шел свет.

Ройбен сел у лестницы, прислонившись спиной к стене. Решил, что подождет, пока она не выйдет сама.

И внезапно понял, что готов сделать все, чтобы она провела эту ночь с ним. Ему не терпелось обнять ее, поцеловать ее, ощутить ее в своих объятиях. Мысль о том, что он проведет ночь с ней, была очень возбуждающей, просто потому, что она была для него совершенно новой, совершенно иной. Мягкой и податливой, но одновременно уверенной в себе и страстной, намного более страстной, чем Селеста даже в лучшие их времена. Она вовсе не ощущалась старшей по возрасту. Умом он знал это, но ее плоть была упруга и приятна, а еще она была не такая мускулистая, как Селеста.

Эти мысли удивили его своей грубостью. Такие мысли ему не нравились. Он стал думать о ее голосе, ее глазах и понял, что любит ее. Наверное, Селеста сможет понять его. В конце концов, сама Селеста тоже дважды изменяла ему со своим прежним другом. Она честно созналась в этом, назвав оба случая «бедой», и они смогли оставить это в прошлом. На самом деле Селеста горевала по этому поводу даже больше, чем сам Ройбен.

Но он не забыл, что она у него в долгу. Да и женщина такого возраста, как Мерчент, вряд ли возбудит в ней серьезную ревность. Селеста сама очень красивая и привлекательная, так что она спокойно забудет о таком случае.

Ройбен лег спать. Это был неглубокий сон, ему даже казалось, что он не уснул, но на самом деле он спал. Тело расслабилось, и он чувствовал себя счастливым, так, как давно себя не чувствовал.