18
На то, чтобы собраться, у нее ушло меньше пятнадцати минут. Она сходила к соседу и попросила его, чтобы тот забрал ее машину из города и приглядел за домом, пока ее не будет.
Дорога в Нидек Пойнт заняла почти четыре часа, как и в прошлый раз, по большей части из-за дождя.
И всю дорогу они говорили, не переставая.
Ройбен рассказал ей обо всем происшедшем. С самого начала и во всех подробностях.
Рассказал о том, кем был до того, как все началось, — про семью, про Селесту, про Джима, про многое другое. Слова лились из него потоком, иногда немного несвязно. Она расспрашивала его, вежливо, осторожно, с любопытством, даже о том, чего он стеснялся или даже стыдился.
— Было невероятной случайностью то, что меня вообще взяли в «Обсервер». Билли была знакома с моей матерью и просто сделала одолжение. Но потом ей понравилось, как я пишу.
Он рассказал, как был Солнечным мальчиком в глазах Селесты, Малышом в глазах матери и Джима, как потом Билли стала называть его Чудо-мальчиком. Лишь отец звал его Ройбеном. Она снова рассмеялась и не сразу смогла остановиться.
Но было так легко рассказывать это ей и слушать то, что говорит она.
Лаура видела доктора Грейс Голдинг в утренних ток-шоу. Однажды встречалась с Грейс на официальном мероприятии. Голдинги спонсировали охрану окружающей среды.
— Я читала твои статьи в «Обсервер», — сказала она. — Всем нравится то, что ты пишешь. Мне порекомендовали читать твои статьи другие.
Он кивнул. Это бы имело значение, не случись уже то, что случилось.
Они говорили с Лаурой о ее жизни в Редклиффе, о ее покойном муже. Темы детей едва коснулись. Она не хотела долго говорить об этом, Ройбен сразу почувствовал это. Говорила о сестре Сандре так, будто та еще жива. Сандра была ее лучшей подругой.
А папа был ее наставником, определившим ее жизнь. Она и Сандра выросли в Мьюирском лесу, учились в школе на Истерн, ездили на каникулы в Европу, но фантастический рай лесов Северной Калифорнии всегда был на первом месте в их жизни.
Да, она думала, что Ройбен — Дикий Человек из Леса, первобытный, пришедший из северных лесов, потомок таинственных существ, живших в гармонии с природой, но неожиданно столкнувшихся с ужасом распространяющихся повсюду городов.
Небольшой дом в лесу принадлежал ее деду, и она застала его в живых, маленькой девочкой. На втором этаже были четыре спальни, которые теперь все пустовали.
— Мои мальчики успели поиграть в лесу целое лето, — тихо сказала она.
Они с легкостью рассказали друг другу истории своих жизней, ничего не утаивая.
Ройбен рассказал про учебу в Беркли, про раскопки за океаном, про Грейс, Фила и Джима, она рассказала про свою жизнь в Редклиффе, про то, как ее муж в одночасье разрушил ее жизнь. Она была совершенно предана отцу. А тот, в свою очередь, ни слова не сказал ей, когда она выходила замуж за Колфилда Хоффмана, вопреки его возражениям, четким, но очень вежливым.
Проводила жизнь на вечерах, концертах, в опере, на приемах в Нью-Йорке вместе с Колфилдом. Теперь это казалось сном. Квартира в таунхаусе к востоку от Центрального парка, няньки, бешеный темп жизни, богатство — всего этого будто никогда не было. Иногда она просыпалась по ночам, не в силах осознать, что у нее вообще когда-то были дети, не говоря уже о том, какой смертью они погибли.
И они снова заговорили о странной жизни, которой теперь жил Ройбен, про ту ночь, когда на него напали в коридоре дома в Мендосино. Принялись рассуждать.
Он изложил ей свою безумную гипотезу насчет имени Нидек, но эта связь выглядела совершенно ненадежной. Вернулся к тому, что существо, которое передало ему этот «дар», как он его называл, вполне может оказаться скитающимся чудовищем, прошедшим через эту часть мира, неизвестно откуда и неизвестно куда.
Описал в деталях превращение. Рассказал о том, как исповедался Джиму, брату.
Она не была католичкой, так что не очень доверяла тайне исповеди, но приняла тот факт, что Джим искренне верует, как и искреннюю любовь Ройбена к брату.
С научным подходом у нее было несколько лучше, чем у него, хотя она и несколько раз подчеркнула, что не является ученым. Спросила про анализы ДНК, задала вопросы, на которые он не мог ответить. Видимо, он оставлял небольшие следы ДНК везде, где убивал злодеев, но понятия не имел, что эти анализы могут дать.
Они сошлись на том, что анализ ДНК — самое опасное из всего, что есть у других против него. И не знали, что делать дальше.
Определенно, решение отправиться в дом в Мендосино сейчас было наилучшим. Если создание еще там, если у него есть секреты, которыми оно согласится поделиться, что ж, они должны использовать этот шанс.
Но Лаура все равно опасалась.
— Вовсе не следует думать, что это существо способно на любовь и движимо моралью, как ты. Вполне возможно, совсем наоборот.
— Почему бы и нет? — спросил Ройбен. И задумался. Означает ли это, что и он меняется, постепенно лишаясь чувств и морали? Этого он боялся больше всего.
Они остановились поужинать в «Таверне» на берегу, сразу, как стемнело. Место выглядело прекрасно, даже несмотря на непрекращающийся дождь и серое небо. Они сели за столик у окна с видом на океан и величественные скалы.
Столы были застелены скатертями лавандового цвета, такого же цвета были и салфетки, еда была несколько пряной. Ройбен с жадностью поглощал все, что ему приносили, до последней крошки.
Обстановка была деревенской, потолок был невысокий, скошенный, в углу гудел огонь в камине, пол был застелен старыми, потертыми досками.
Это ему нравилось, даже чересчур. И вслед за радостью пришла неизбежная печаль.
Море за окном темнело. Волны стали черными, с серебристо-белыми гребнями.
— Ты понимаешь, что я сделал с тобой? — прошептал он.
При свете свечей ее лицо мягко отблескивало, брови, чуть темнее волос, придавали ее лицу серьезное выражение, а ее голубые глаза были прекрасны даже тогда, когда казались холодными. Редко он видел голубые глаза такого светлого оттенка, но при этом столь же выразительные. На ее лице отражались все чувства, и сейчас на нем читались восхищение и, наверное, любовь.
— Я уже знала, что ты сделал, как только увидела тебя в первый раз, — сказала она.
— Теперь ты, по факту, стала соучастницей.
— Гм, некоей странной череды случаев насилия, если так.
— Это не выдумки.
— Кому это знать, как не мне?
Он сидел молча, раздумывая. Не следует ли ему покинуть ее, избавив от ответственности? Но ощущал, что для нее будет огромным несчастьем, если он ее покинет. Может, он просто запутался? Может, это для него будет несчастьем, если он ее потеряет.
— Некоторые загадки таковы, что мимо них не пройдешь, — сказала она. — Но они меняют жизнь навсегда.
Он кивнул.
И осознал, что чувствует исключительное притяжение к ней, ощущение принадлежности, такое, какое он не чувствовал ни к кому другому, даже к Селесте. Даже мысли об этом пробудили в нем страсть. В этой таверне есть комнаты, на втором этаже. Интересно, каково им будет вдвоем здесь.
Но сколько у него есть времени до наступления ночи? Он уже жаждал превращения, желал стать более целостным, совершенным.
Вот оно, ужасающее откровение. Она что-то сказала, но он даже не услышал, что. «Кто, что я теперь, — подумал он, — если другой стал моей истинной сутью?»
— …надо бы уже ехать.
— Да, — ответил он.
Встал, подвинул стул и помог ей надеть куртку.
Эти жесты ее явно тронули.
— Кто научил тебя таким старомодным манерам?