15

Что-то в атмосфере помещения изменилось, потянул легкий ветерок, заставивший задрожать огоньки свечей. Лиза еще прямее вытянулась возле стены и, не отрываясь, смотрела на дальний конец стола. Сергей откинулся в кресле и вздохнул; на его губах играла улыбка, как будто все происходившее изрядно забавляло его.

Ройбен, а за ним и Стюарт взглянули туда же, куда смотрела Лиза.

Там, в тени, вырисовывался какой-то неясный пока что образ. Казалось, будто сгущалась сама темнота. Язычки пламени вновь неподвижно повисли над фитилями. А в торце стола начала постепенно проявляться человеческая фигура – сначала как не очень четко оформленный силуэт, затем обрела цвет и в конце концов сделалась объемной и вполне живой.

Это был крупный, немного выше Ройбена, сухопарый мужчина с крупной головой, покрытой шапкой блестящих черных волос. Костяк тела казался чрезмерно массивным, зато лица – рельефным и привлекательно симметричными. На фоне темной, цвета жженого сахара, кожи выделялись крупные миндалевидные и, как ни странно, зеленые глаза. Эти глаза светились на темнокожем лице, придавая их обладателю несколько маниакальное выражение, которое усугублялось густыми прямыми бровями и чуть заметной улыбкой на полных чувственных губах. Волнистая шевелюра над высоким гладким лбом была настолько густа, что длинные локоны, обрамлявшие лицо, лежали на плечах. Мужчина был одет в рубашку и брюки из светло-бежевой замши, схваченных очень широким темным кожаным ремнем с пряжкой в виде человеческого лица.

Очень большие кисти рук.

Ройбен не сумел мысленно соотнести его с какой-либо известной ему человеческой расой. Он мог бы, пожалуй, происходить из Индии. Но сказать с уверенностью было невозможно.

Он задумчиво посмотрел на Ройбена и наклонил голову в весьма условном поклоне. Затем обвел взглядом остальных. Картинно просветлев лицом, он остановился на Феликсе и, обойдя стол за спиной Стюарта, направился к нему.

– Феликс, старый друг, – сказал он по-английски без малейшего акцента, ровным молодым голосом. – Как я рад вас видеть, как я рад тому, что вы вернулись в леса Нидека!

Они обнялись.

Его тело казалось столь же реальным и плотным, как и у Феликса. Ройбену пришло в голову, что в этой фигуре нет ровным счетом ничего, что внушало бы хоть легкий страх или тревогу. Более того, эта фантастическая материализация показалась ему природным явлением – просто появлением на виду чего-то материального, что уже находилось здесь. Материального, подчиняющегося закону всемирного тяготения и дышащего точно так же, как и все остальные, присутствовавшие в столовой.

Потом взгляд пришельца вернулся к Ройбену. Тот быстро встал и протянул руку.

– Рад приветствовать вас, молодой хозяин здешних лесов, – непринужденно произнес Элтрам. – Вы любите лес точно так же, как его любим мы.

– Да, я люблю его, – согласился Ройбен. Его била дрожь, но он старался скрыть это. Рука, пожавшая его ладонь, оказалась теплой и крепкой. – Прошу прощения, – пробормотал он. – Все это очень впечатляет. – От фигуры исходил лесной запах, запах листьев, запах живой природы, к которому, впрочем, примешивался – и весьма ощутимо – запах пыли. «Но ведь пыль выделяет чистый запах, не так ли?» – подумал Ройбен.

– Понимаю вас. Приглашение в ваш дом и для меня оказалось очень волнующим событием, – с улыбкой сказал Элтрам. – Мои соплеменники не раз и не два наблюдали, как вы с вашей леди прогуливались по здешним лесам. Никто из живущих в этих местах людей не питает к лесу такой любви, как вы и ваша дорогая леди.

– Ей было бы очень приятно услышать ваши слова, – отозвался Ройбен. – Очень жаль, что ее сейчас здесь нет и она лишена возможности встретиться с вами.

– Но мы с нею уже встречались. Хотя она и не знает об этом. Она знакома со мною всю жизнь, а я хорошо знаю ее – еще с тех пор, когда она маленькой девочкой гуляла с отцом по Мьюрскому лесу. Лесные джентри всегда замечают людей, которые в лесу чувствуют себя как дома. И никогда не забывают тех, кто любит лес и заботится о нем.

– При первой же возможности передам ей ваши слова, – сказал Ройбен.

Маргон негромко, но очень ядовито хмыкнул.

Пришелец из леса повернулся к нему. Сказать, что этот короткий звук обескуражил его, было бы явным преуменьшением. Он сразу как-то сжался и притих. Больше того, вся его фигура на мгновение побледнела, лоснящаяся гладкая кожа сделалась болезненно неровной. Впрочем, все эти перемены продолжались считаные мгновения. Элтрам тут же восстановил свой прежний облик; лишь бегающий взгляд прищуренных глаз позволял догадаться, что ему приходится защищаться от невидимых ударов. Маргон же встал и вышел из комнаты.

Это до глубины души потрясло Стюарта. Он с растерянным видом посмотрел вслед Маргону и начал было вставать, но тут Феликс положил ему руку на плечо и негромко, но внушительно произнес:

– Останься с нами, – после чего вновь повернулся к гостю.

– Прошу вас, Элтрам, присаживайтесь, – сказал он и указал на кресло, которое только что покинул Маргон. Выбор места вполне можно было счесть логичным, однако жест показался, мягко говоря, несколько вызывающим.

– Стюарт, это наш добрый друг Элтрам из народа Лесных джентри. Я не сомневаюсь, что ты согласишься вместе со мною приветствовать его в этом доме.

– Конечно! – вспыхнув, ответил Стюарт.

Элтрам уселся на предложенное место и поздоровался с Сергеем, которого тоже назвал старым другом.

Сергей рассмеялся и кивнул.

– Прекрасно выглядите, дорогой друг, – сказал он, – просто замечательно. При каждой встрече с вами я всегда возвращаюсь мыслями в самые благословенные – и самые бурные – времена!

Судя по тому, что глаза Элтрама полыхнули изумительным ярким светом, он разделял это чувство. Впрочем, он снова перевел взгляд на Ройбена.

– Ройбен, позвольте заверить вас, что в лесу мы вовсе не намеревались причинить вам какую-то обиду. Напротив, мы хотели помочь вам, когда вы заблудились в темноте. Но мы не ожидали, что вы так быстро почувствуете наше присутствие. И у нас ничего не получилось. – Тембр его голоса звучал примерно так же, как у Ройбена и Стюарта.

– О, прошу вас, не переживайте, – поспешно сказал Ройбен. – Я знал, что вы хотели мне помочь. Я сразу это понял. Но не знал, кто вы такие.

– Да, – согласился Элтрам, – видите ли, обычно, когда мы помогаем заблудившимся в лесу, люди не слишком быстро соображают, что с ними происходит. Мы заслуженно можем гордиться своей деликатностью. Но вы, Ройбен, человек особо одаренный, а мы не смогли вовремя оценить степень вашей одаренности. Потому и вышло недоразумение.

Несомненно, самой поразительной деталью облика этого человека были зеленые глаза на темнокожем лице; но даже будь они поменьше, все равно они остались бы столь же поразительными. Было просто невозможно поверить, что эти огромные, с огромными зрачками, глаза – всего лишь иллюзия. Но, с другой стороны, разве это всего лишь иллюзия?

«И что, все это лишь частицы, – думал Ройбен, – собранные в эфирное тело? И что все это может быть рассеяно?» Сейчас это казалось невозможным. Никакое откровение о природе сущего не могло вызвать большего потрясения, чем осознание того, что нечто столь вещественное и полное жизни, как этот человек, способно взять и бесследно рассеяться.

Феликс снова опустился в кресло, а Лиза поставила перед Элтрамом большую чашку, которую наполнила из запотевшего серебряного кувшинчика – скорее всего, молоком.

Элтрам взглянул на Лизу с явно озорной усмешкой, но тут же поблагодарил ее. На молоко же он смотрел вполне благосклонно, даже с откровенным удовольствием. Он поднес чашку к губам, пить по-настоящему не стал.

– Что ж, Элтрам, – сказал Феликс, – вы знаете, почему я пригласил вас…

– Знаю, – перебил его Элтрам. – Да, она здесь, совершенно определенно здесь. Она скитается здесь и нисколько не хочет куда-либо уходить. Правда, она не может ни видеть, ни слышать нас, но это еще впереди.

– Почему она не знает покоя? – спросил Ройбен.

– Она в глубоком горе и растерянности, – пояснил Элтрам. Его лицо своей величиной слегка сбивало Ройбена с толку; возможно, потому, что они сидели так близко друг от друга. К тому же Элтрам был даже немного выше ростом, чем Сергей – самый рослый из Почтенных джентльменов. – Она знает, что ее жизнь закончилась, о, да, это ей известно. Но она никак не может понять, что же ее убило. Она знает о смерти своих братьев. А вот того, что именно они прикончили ее, она понять не может. Вот она и ищет ответы на свои вопросы, а когда видит врата, ведущие на небеса, в страхе бежит от них.

– Но почему, почему эти врата внушают ей такой страх? – продолжал допытываться Ройбен.

– Потому что она не верит в жизнь после смерти. Не верит в невидимое.

Его речь звучала как-то… современнее, что ли, чем разговоры Почтенных джентльменов, а доброжелательные интонации вызывали симпатию к нему.

– Ройбен, понимаете ли, недавно умерший человек видит врата в небеса как яркий белый свет. Иногда в этом свете он может разглядеть своих предков или умерших родителей. Иногда – только свет. Возможно, нам довольно часто случается видеть то же самое, что видят они, но утверждать это наверняка я не возьмусь. Этот свет уже не представляется ей выходом и не манит ее к себе. Но совершенно ясно, что она не знает, почему продолжает существовать в собственном образе, существовать как Марчент – ведь она была твердо убеждена в том, что смерть окажется бесповоротным концом для всего, что она собою представляла.

– Что она пытается сказать мне? – спросил Ройбен. – Чего она от меня хочет?

– Она так держится за вас, потому что может вас видеть, – ответил Элтрам, – и прежде всего стремится к тому, чтобы вы знали о ее присутствии. Она хочет спросить вас, что и почему случилось с нею и что случилось с вами. Она знает, что вы, Ройбен, уже не человек. Она способна видеть это, чувствовать это. Не исключено, что она видела, как вы преображались в звериное состояние. В этом, кстати, я почти уверен. Это пугает ее, пугает до ужаса. Так что она не просто призрак, а призрак, которым владеют ужас и горе.

– С этим необходимо покончить, – завил Ройбен. Его снова затрясло; он ненавидел это состояние. – Нельзя допустить, чтобы она и дальше страдала. Они не заслужила такой участи.

– Вы совершенно правы, – сказал Элтрам. – Но не забывайте, что в этом мире – в вашем мире, в нашем мире, в том мире, где сосуществуем мы с вами, – далеко не всегда страдать приходится именно тем, кто этого заслуживает.

– Но вы поможете ей, – утвердительно сказал Ройбен.

– Поможем. Мы держимся поблизости от нее, стараемся окружать ее, когда она дремлет, когда она расслаблена и не проявляет настороженности. Мы пытаемся пробудить ее дух, подтолкнуть ее к тому уровню концентрации, на котором она способна собрать воедино свое эфирное тело и вернуться к обучению.

– К какому еще обучению? – удивился Ройбен.

– Духи обучаются в состоянии концентрации. Оно, в свою очередь, подразумевает концентрацию эфирного тела и мысленную сосредоточенность. Когда умершие впервые переходят грань между мирами, те из них, которые почему-то остаются привязанными к вещному миру, сталкиваются с сильнейшим искушением рассеяться, распылиться, избавиться от связей, уподобиться воздуху и погрузиться в сонную дремоту. Дух может на веки вечные остаться в таком состоянии; тогда его сознание не воспринимает ничего, кроме грез, если, конечно, можно вообще говорить в этом случае о наличии сознания.

– О, я именно так и думал… – начал было Стюарт, но тут же откинулся на спинку кресла и виновато развел руками.

– Вы учились этому, – с готовностью ответил Элтрам на незаконченную реплику. – И вы, и Ройбен осваивали это на своих компьютерах, в Интернете, вы прочли о духах и призраках все, что попадалось вам под руку.

– Да, – кивнул Стюарт, – кучу сумбурных теорий.

– Я не слишком углублялся в это, – признался Ройбен. – Вместо того чтобы учиться, слишком зацикливался на себе, на своих собственных переживаниях.

– Но в большинстве этих сумбурных теорий имеется здравое зерно, – продолжал Элтрам.

– Получается, что когда дремлющий дух сосредоточивается, концентрируется, он начинает по-настоящему мыслить, – заметил Стюарт.

– Да, – подтвердил Элтрам. – Он думает, он вспоминает, а ведь память – основа обучения и моральной опоры духа. Постепенно дух набирает силы и сильнее становятся его чувства – он восстанавливает способность видеть, как когда-то, хоть и не в совершенстве, вещный мир. Он снова обретает возможность слышать физические звуки, даже обонять и осязать.

– И все это проявляется по мере того, как он делается сильнее, – подхватил Ройбен. – М-м-м… Если дух представляет себе свою энергию в виде прежнего собственного тела, то оно, обретя форму, может случайно или намеренно попасть кому-то на глаза. И, конечно, вероятно, что этим кем-то окажется человек с особыми способностями.

– Понятно, – поддакнул Стюарт.

– Но примите, пожалуйста, во внимание, что дух Марчент ничего этого не знает, – она реагирует лишь в тех случаях, когда видит или ощущает присутствие Ройбена. И отзывается, только если Ройбен сам реагирует на ее появление. То, что она делает, можно назвать неосознанным или не до конца осознанным актом сосредоточения, или концентрации, или, если хотите, собирания самой себя. Именно так и происходит обучение призраков.

– Будет ли она продолжать обучаться, если предоставить ее самой себе? – спросил Феликс.

– Вовсе не обязательно. Она может остаться в таком состоянии на долгие годы.

– Это ужасно! – воскликнул Ройбен.

– Это ужасно, – одновременно с ним произнес Феликс.

– Доверьтесь нам, дружище, – сказал Элтрам. – Мы не бросим ее. Она как-никак кровно связана с вами, а вы не один десяток лет были владельцем этих великих лесов. Всякий раз, когда она видит нас, или когда пытается укрыться от нас и вернуться в полубессознательное дремотное состояние, или когда позволяет себе обратить на нас внимание, мы получаем возможность передать ей куда больше знания, чем я сейчас способен объяснить словами.

– Но, если я не ошибаюсь, она может годами игнорировать вас, – заметил Феликс.

Элтрам сочувственно улыбнулся. Протянул левую руку, а затем, чуть помедлив, повернулся всем телом и нарыл правую руку Феликса обеими ладонями.

– Такого не будет. Уж я-то не позволю ей игнорировать меня. Вы же знаете, каким назойливым я способен быть.

– Вы говорите, – вновь вмешался Ройбен, – что она отворачивается от белого света, от врат, как вы их называете, потому что не верит в посмертную жизнь?

– Существует немало причин, мешающих духам видеть или опознавать врата, – сказал Элтрам. – И в этом случае, я уверен, дело в одной из них. Но тут добавляется и еще одна важная причина ее страха перед посмертием – то, что она может ожидать там встречи с другими духами, прежде всего с духами своих родителей, которых она на исходе их жизни по-настоящему возненавидела.

– Но почему? – удивился Ройбен.

– Потому что она знала, что именно они предали врагам Феликса, – ответил Элтрам. – Точно знала.

– И вы можете все это установить, всего лишь побывав там же, где был ее дух?! – восхитился Стюарт.

– Мы очень давно обитаем здесь. И, естественно, она росла на наших глазах. Мы были свидетелями многих важных моментов ее жизни. Можно сказать, что мы всегда знали ее, потому что были знакомы с Феликсом, знали дом Феликса, родных Феликса, так что знаем почти все из того, что случалось здесь с Марчент.

Феликс сокрушенно закрыл лицо руками.

– Не бойтесь, – сказал Элтрам. – Мы пришли для того, чтобы исполнить ваши пожелания.

– А что с духами ее братьев? – спросил Ройбен. – Тех людей, которые жестоко убили ее?

– Они покинули землю, – ответил Элтрам.

– Увидели врата и прошли через них?

– Этого я не знаю.

– А дух Маррока?

– Его здесь нет, – сказал Элтрам, немного помолчав. – Но духи морфенкиндеров почти никогда не обретают блуждающей сущности.

– Почему?

Элтрам улыбнулся, как будто вопрос оказался совершенно неожиданным для него и удивительно наивным.

– Им известно слишком много о жизни и смерти. Блуждающими духами могут стать те, кто плохо осведомлен о жизни и смерти и не готов к последнему переходу.

– Скажите, вы помогаете другим духам… тем из них, кто заблудился? – спросил Стюарт.

– Помогаем. Наше общество устроено так же, как и многие другие сообщества народов, населяющих землю. Мы встречаемся, знакомимся, познаем, приглашаем, учимся…

– А принимаете ли вы, Лесные джентри, блуждающих духов в свое общество?

– Да, такое случается. – Элтрам снова умолк, видимо, подбирая слова. – Желающих присоединиться к нам не так уж много. Да, мы Лесные джентри. Но в этом мире мы всего лишь одна из многочисленных групп духов. А ведь многие духи не нуждаются в обществе и наращивают свои достоинства самостоятельно.

– Скажите, эти врата на небеса… Они открыты для вас? – спросил Ройбен.

– Я не призрак, – ответил Элтрам. – Я всегда был именно тем, что я есть. Выбрал себе это материальное тело, сконструировал и усовершенствовал его на свой вкус, да и теперь время от времени изменяю и улучшаю его. Потому что у меня никогда не было эфирного человеческого тела, только эфирное тело духа. Я всегда был духом. Что же касается врат – нет, для таких, как я, врат в небеса не существует.

Тут послышались негромкие шаги, и в комнату из темноты вошел Маргон; вошел и занял место в дальнем торце стола.

Лицо Элтрама сразу напряглось. Глаза прищурились будто от боли. Но, несмотря на все это, он твердо встретился взглядом с Маргоном.

– Прошу прощения, если чем-то обидел вас, – сказал он.

– Вы меня не обидели, – ответил Маргон. – Но все же некогда вы, Элтрам, были существом из плоти и крови. Равно как и все остальные Лесные джентри. И ваши кости, точно так же, как кости всех живых существ, покоятся в земле.

Эти слова явно задели Элтрама, он даже вздрогнул, а потом напрягся всем телом, словно изготовился отражать нападение.

– Значит, вы намерены передать Марчент свои незаурядные умения, – продолжал Маргон. – Обучить ее управляться с астральными сферами, как это делаете вы. Ее интеллект и память вы собираетесь использовать для того, чтобы она стала исключительным, перворазрядным призраком!

Лицо Стюарта перекосилось, как будто он готов был расплакаться.

– Прошу вас, не говорите больше таких вещей, – чрезвычайно спокойным голосом произнес Феликс.

Маргон же не сводил глаз с Элтрама, который вскинул перед лицом свои громадные ладони, приходя в себя.

– Что ж, – произнес Маргон, – когда будете говорить с Марчент, ради любви к истине напомните ей о вратах. Не вынуждайте ее остаться с вами.

– А что, если за вратами ничего нет? – спросил Стюарт. – Что, если за ними открывается только самоуничтожение? Что, если существование продолжается только в земном круге?

– Если так, то, значит, по всей вероятности, так и должно быть, – ответил Маргон.

– Откуда вы знаете, как должно быть? – осведомился Элтрам, изо всех сил старавшийся сохранить корректность. – Мы – Лесной народ. Мы были здесь задолго до того, как вы, Маргон, появились на свет. И мы не имеем никакого представления о том, как должно быть. Так почему вы считаете, что вам известно больше, чем всем остальным? Ох уж эта тирания неверующих ни во что!..

– Элтрам, но ведь существуют и пришельцы из-за врат, напомнил Маргон.

Элтрам не мог скрыть изумления.

– Вы верите в это и все же утверждаете, что мы-то как раз не можем быть этими самыми пришельцами? – спросил он. – Маргон, ваш дух родился в материальной форме и в ней же благоденствует до сих пор. А вот духи нашего народа никогда не были привязаны к вещному миру. Хотя да, мы могли прийти сюда из-за врат, но помним только о своем существовании здесь.

– Все это время вы развиваете свой ум, верно? И набираетесь новых сил?

– А почему бы и нет?

– Но какой бы мудрости вы ни достигли – вы все равно не сможете по-настоящему выпить это молоко. Вы не способны есть ту пищу, которую так радостно принимаете в подношение. Сами же знаете, что не можете.

– Вы думаете, что знаете, что мы собой представляем, но…

– Я знаю, чего вы собой не представляете, – перебил его Маргон. – Ложь не может проходить бесследно.

Наступила тишина. Двое, сидевшие в противоположных концах стола, прожигали друг друга яростными взглядами.

– Не исключено, – негромко произнес Элтрам, – что когда-нибудь мы научимся есть и пить по-настоящему.

Маргон покачал головой.

– В древности людям было известно, что призраки или боги – как их тогда называли – вкушают аромат пищи, которую сжигают во время жертвоприношений, – сказал он. – В древности люди знали, что призракам или богам – как их тогда называли – по нраву сырость, что они буквально расцветают под проливным дождем и любят лесные и полевые ручьи и пар, который поднимается над водой. От воды вы заряжаетесь электричеством, верно? Дождь, течение ручья, струя водопада… Если на могиле совершается возлияние, вы способны по колени погрузиться в эту жидкость.

– Я не призрак, – прошептал Элтрам.

– Но ни духи, ни призраки, ни боги, – добавил Маргон, – не могут ни есть, ни пить.

Элтрам ничего не сказал на это, лишь глаза его сверкнули болью и гневом.

– Стюарт, такие вот существа с незапамятных времен дурачили людей, – сказал Маргон, – приписывая себе всеведение, которым не обладают, и божественность, о которой не знают ровным счетом ничего.

– Маргон, прошу тебя… – негромко и очень мягко сказал Феликс. – Перестань.

Маргон снова покачал головой, но развел руками и уставился в огонь.

Ройбен же поймал себя на том, что смотрит на Лизу, которая неподвижно стояла возле камина, не сводя глаз с Элтрама. На ее лице нельзя было прочесть никаких эмоций, кроме, пожалуй, настороженности. А в мыслях у нее сейчас могло быть все что угодно.

– Маргон, – сказал Элтрам, – я расскажу Марчент все, что знаю сам.

– Вы научите ее пробуждать память о ее материальном «я», – ответил Маргон. – А это не что иное, как попятное движение – укрепление эфирного тела для воссоздания утраченного материального тела, возврата к материальному существованию.

– Оно не материально! – чуть заметно повысил голос Элтрам. – Мы не материальны. Мы облекаемся в тела, похожие на ваши, потому что видим вас, знаем вас и посещаем ваш мир, мир, который вы делаете из физической материи, но сами мы не материальны. Мы невидимый народ и способны являться и исчезать.

– Да нет же, вы вполне материальны, только материя эта особого рода, только и всего! – возразил, распаляясь, Маргон. – Вас раздирает желание быть видимыми в нашем мире, этого вы хотите больше всего.

– Это неправда, – ответил Элтрам. – Как же мало вам известно о нашем истинном существовании!

– Я вижу, вы раскраснелись, – колко заметил Маргон. – О, с каждым разом это удается вам все лучше и лучше.

– Стремиться лучше делать то, что умеешь, свойственно всем, – кротко ответил Элтрам, чуть ли не умоляюще взглянув на Маргона. – Почему мы должны отличаться в этом от вас?

Феликс с несчастным видом глядел в стол, не поддерживая ни одного из собеседников.

– Так что же? По-вашему получается, что лучше будет оставить Марчент дальше страдать, не понимая, что с нею происходит, – вмешался, потеряв терпение, Ройбен, – и надеяться, что она рано или поздно навсегда погрузится в дремотное состояние? Какая разница, как это назвать или что на этот счет думает наука? Ведь ее разум уцелел, так? Она Марчент, она здесь, и она страдает.

Феликс молча кивнул.

– Не исключено, что, пребывая в дремоте, она способна видеть небесные врата, – сказал Маргон. – Не исключено также, что, сосредоточившись на материальном аспекте своего бытия, она уже не сможет разглядеть их.

– Что, если эти врата ведут в небытие? – спросил Ройбен.

– Вот и мне так кажется, – подхватил Стюарт. – Белый свет – это вспышка от энергии, которая выделяется при дезинтеграции духа. Такие вот получаются врата на небеса. Ничего другого мне в голову не приходит.

Ройбен зябко поежился.

Маргон посмотрел через длинный стол на Элтрама, который, прищурившись, рассматривал его так, будто пытался разглядеть в нем что-то такое, для чего у него не находилось слов.

Сергей, молча слушавший всю эту перепалку, громко и очень красноречиво вздохнул.

– Знаете, что я думаю? – спросил он. – Я думаю, что этой ночью мы уедем отсюда – Маргон, я и волчата. Уедем на охоту. Феликс останется заниматься подготовкой к празднику. А Элтрам и Лесные джентри – своими делами.

– По-моему, прекрасная идея, – отозвался Феликс. – Вы и Тибо увезете отсюда ребятишек. Пусть поохотятся вдосталь. А вы, Элтрам, знаете, что, если вам понадобится от меня какая-то помощь, – я всегда к вашим услугам.

– Вы знаете, что мне нравится, – улыбнулся Элтрам. – Позвольте нам поужинать с вами, Феликс. Пригласите нас в свой дом. Усадите за стол.

– Поужинать… – фыркнул Маргон.

Феликс кивнул.

– Наши двери открыты для вас, мой друг.

– Мне тоже кажется, что увезти мальчиков отсюда – очень хорошая мысль, – сказал Элтрам. – Пусть Ройбен уедет. Тогда у нас будет гораздо больше возможностей найти взаимопонимание с Марчент.

Он медленно поднялся, отодвинув кресло ногами и не опираясь руками ни на стол, ни на подлокотники. Ройбен обратил на это внимание и в очередной раз изумился росту Элтрама. Шесть футов шесть дюймов, прикинул он. В нем самом было шесть футов три дюйма, Стюарт был выше его ростом, а Сергей – еще немного выше.

– Благодарю за то, что вы пригласили нас, – сказал Элтрам. – Вы не представляете себе, насколько высоко мы ценим вашу благосклонность, ваше гостеприимство и само ваше приглашение в дом.

– Интересно, сколько Лесных джентри сейчас находится в этой комнате? – вновь вступил в разговор Маргон. – Сколько вас шляется по дому? – Он совершенно откровенно грубил. – Интересно, намного ли лучше вы видите, когда лепите для себя материальное тело, когда напитываете элементарные частицы своими слабыми электрическими полями и сужаете поле зрения до тех пределов, которые допускают эти изумительные зеленые глаза?

Элтрам опешил. Он отступил от кресла, продолжая смотреть на Маргона и мигая при этом, как будто Маргон излучал ослепительный свет. Потом свел руки за спиной.

Ройбену показалось, что Элтрам что-то прошептал – совершенно беззвучно.

Послышались негромкие частые хлопки, по комнате пронесся ветерок, заставивший заметаться огоньки свечей и пламя в камине, а потом вокруг снова сомкнулась полутьма, в которой постепенно проступало множество человеческих фигур. Ройбен, отчаянно моргая, смотрел по сторонам и пытался разглядеть их яснее, но они проявлялись сами собой – множество женщин с невероятно длинными волосами, и детей, и мужчин в таких же замшевых нарядах, как и у Элтрама, большие, маленькие, среднего роста, самые разные; они уже заполнили всю комнату и находились и перед Ройбеном, и за спиной Ройбена, и по сторонам, и в углах.

У Ройбена закружилась голова, он ошалел от суеты, жестов, неразборчивого шепота множества голосов, сливавшихся в ровный гул, похожий на жужжание насекомых вокруг цветочной клумбы в разгар лета, он пытался уловить ту или иную из мелькавших перед ним бесчисленных деталей – длинных огненно-рыжих волос, белокурых волос, седых волос, взглядов, чуть ли не физически сталкивающихся над столом, испуганно трепещущие огоньки свечей и даже руки, прикасающиеся к нему, похлопывающие его по плечам, треплющие его щеки, гладящие его по голове. Ему казалось, что он вот-вот лишится чувств. Все, что он видел, казалось вполне материальным, живым, и все же с каждым мгновением пульсация окружающего ускорялась, как будто стремилась к некоему апофеозу. Стюарт, сидевший напротив него, сдвинув брови и приоткрыв рот в беззвучном стоне, одурело крутил головой.

Маргон вскочил на ноги и озирал происходившее яростным взглядом. Похоже, он никак не ожидал встречи с таким количеством Лесных джентри. Они загородили от Ройбена Лизу, но он видел Феликса, который улыбался – персонально! – многим из Лесных джентри, одобрительно кивал, а толпа становилась все плотнее и плотнее, постепенно выталкивая передних все ближе к сидевшим за столом хозяевам дома, так что уже можно было явственно рассмотреть в свете свечей их лица, лица самых разных типов и цвета кожи – североевропейские, азиатские, африканские, средиземноморские; Ройбен не мог бы точно определить их расовую принадлежность и угадывал лишь интуитивно – все походили манерами и одеждой на жителей глухой сельской провинции, но казались одинаково доброжелательными. Ни на одном лице он не заметил ни недоброжелательности, ни даже любопытства или какой-то навязчивости; они были в большинстве своем скорее вялыми и маловыразительными. Из толпы доносились негромкие смешки, выделявшиеся на звуковом фоне, будто нарисованные тонким пером, и тут же он снова осязал прикосновения стоявших вокруг, а напротив две фигуры склонились и расцеловали Стюарта в обе щеки.

А потом внезапно с порывом ветра, сотрясшим дом до самых стропил, вся толпа исчезла.

Стены скрипели. В камине рокотал огонь, стекла звенели так, будто вот-вот вылетят. По всему дому прошел громкий зловещий треск, тарелки на сервировочном столе задребезжали, тонко зазвенел хрусталь.

Лесные джентри исчезли. Дематериализовались. Или что-то в этом роде.

Свечи погасли.

Лиза с полузакрытыми глазами стояла, привалившись к стене, словно дело происходило на пляшущем в штормовом океане корабле. Стюарт сидел белый, как мел. Ройбен с трудом сдержал порыв сделать крестное знамение.

– Впечатляющее преставление, – ядовито бросил сквозь зубы Маргон.

Вдруг потоки дождя с такой силой хлестнули по окнам, что стекла задребезжали и, кажется, выгнулись внутрь. Весь дом скрипел и шатался, со всех сторон слышался пронзительный вой ветра в дымовых трубах. Дождь оглушительно барабанил по крыше и стеклам.

А потом в мире, милом знакомом мире, окружавшем их, наступила тишина.

Стюарт звучно втянул ртом воздух и закрыл лицо руками, продолжая, впрочем, сквозь пальцы наблюдать за Ройбеном. Нетрудно было понять, что он в полном восторге.

Ройбен с трудом сдержал улыбку.

У Маргона, который так и стоял, скрестив руки на груди, был, как ни странно, довольный вид, будто он сумел убедительно настоять на своем. Но вот на чем именно, Ройбен не мог понять.

– Никогда не забывайте того, с чем вы только что столкнулись, – сказал он Ройбену и Стюарту. – Подтолкнуть их к проявлению силы очень легко. Я никогда не переставал дивиться этому. И еще – не забывайте, что рядом с вами в любой момент может быть множество этих существ, мириады бесприютных, не знающих покоя мятущихся призраков.

Феликс, внешне спокойный и собранный, смотрел на полированную столешницу, в которой Ройбен отчетливо видел отражение огня.

– Прислушайся к ним, дорогая Марчент, – с чувством произнес Феликс. – Прислушайся к ним и позволь им осушить твои слезы.