Наконец-то выбравшись на оленью тропу, я еще быстрее помчался сквозь лес, наряженный в одежды Иосифа, поскальзываясь на влажных листьях, если они попадали под ногу, больше не веря, что развилки оленьих троп собьют его со следа, выбирая самый прямой путь к следующей лощине.

Ранее я никогда не забирался так далеко, но знал, что по дну лощины змеится ручей, и надеялся, что он поможет мне задержать охотника или окончательно оторваться от него. Продравшись через заросли серовато-зеленого папоротника, я вышел к лениво текущему, мелкому ручью.

Моя мать покупала мне одежду, когда ездила в ближайший город, и всегда останавливала свой выбор на лучших водонепроницаемых туристических ботинках, когда я вырастал из предыдущей пары. Хотя раньше мне никогда не доводилось проверять их надежность, тут я смело вошел в воду глубиной три или четыре дюйма и двинулся вверх по течению. Пройдя двадцать ярдов, оглянулся. На плотном песке русла четко просматривались отпечатки подошв. Вода текла так медленно, что ей потребовался бы час, чтобы заровнять их, а мой преследователь отставал лишь на несколько минут.

Огорченный, я поспешил вперед и скоро добрался до участка дна, устланного выглаженными водой камушками, на которых следов уже не оставалось. Тут и там попадались каменистые участки берега, на которые я мог выбраться, опять же не оставляя следов и не приминая растительность. Я воспользовался третьим по счету, поспешил в лес и вновь в гору.

Оказался на новой для себя территории, не зная, что я могу здесь найти, и очень боялся. Поднимаясь по склону, говорил себе, что мне уже не просто восемь лет, а скоро будет девять и я мальчик, да, но не простой мальчик, что я сильный и быстрый для своих лет, что читаю я, как шестнадцатилетний, и пусть это не спасет меня в сложившейся ситуации, но тем не менее говорит о том, что мои шансы перехитрить охотника выше, чем у любого другого мальчика моего возраста.

И, возможно, моя внешность может сыграть мне на руку. Охотник выразил свое отвращение, крикнув: «Выродок!» Но я также увидел ужас в синем глазу, когда мы увидели другу друга через канал в известняке. В какой-то момент страх мог взять верх над желанием убить меня, и он повернул бы назад.

Когда я поднимался по заросшему лесом склону, яркость осеннего наряда деревьев чуть померкла, а пятна солнечного света исчезли с земли. Всмотревшись сквозь переплетенные ветви, я увидел, что серые облака наплыли с востока и поглотили утреннее солнце. Облачное прикрытие работало на меня, потому что тень затрудняла охотнику поиск моих следов.

Лес закончился на гребне, а дальше лежал широкий луг, в дальнем конце которого стояла пара лачуг: одноэтажный дом без единого целого окна и в облупившейся краске на стенах и, похоже, конюшня с просевшей крышей. Несколько секций изгороди еще стояли, но по большей части она упала в золотистую, доходившую до колен траву, которая едва покачивалась, напоминая водоросли, шевелящиеся под воздействием придонного течения. Если бы я пошел через луг, то мои следы выделялись бы на траве, словно помеченные яркой флуоресцирующей краской.

Под прикрытием леса я побежал вдоль луга, отдавая себе отчет, что охотник может в любой момент появиться на опушке. Сначала хотел возвращаться домой, описав в лесу широкий полукруг, но, добравшись до лачуг и обойдя их, обнаружил, что высокая трава уступила место короткой высохшей спутанной осоке, предполагавшей, что эту часть луга в свое время отличал избыток влаги, но потом вода по каким-то причинам ушла. Слежавшаяся сухая осока напоминала японский татами, и я сомневался, что на ней останутся какие-то следы. Я уже выбивался из сил, не знал, сколько еще смогу бежать через лес, поэтому импульсивно направился к дому.

Просевшие ступени лестницы, ведущей на заднее крыльцо, протестующе заскрипели, и несколько ласточек выпорхнули из своих гнезд, прилепившихся под навесом крыши, взвились в небо, а потом опустились на ржавую жестяную крышу. Дверь на кухню давно вышибли. Я вошел в темный дом, рассчитывая найти надежный тайник.

Даже новенький и покрашенный, когда в нем жили люди, дом наверняка выглядел скромно. Но его давно забросили, и теперь половицы скрипели и стонали при каждом моем шаге, хотя и не проваливались подо мной. Если бы я остался в одной из комнат, то они, стоило бы мне шевельнуться, сразу бы выдали место, где я нахожусь.

В гостиную серый свет дня вливался в разбитые окна и широкий проем, который ранее закрывала парадная дверь. Я едва не провалился в дыру, образовавшуюся на месте вырванной половицы. Дом построили над землей, на сваях, возможно, потому, что при продолжительных ливнях эту часть луга заливало водой, под полом находилось замкнутое пространство высотой примерно в два фута.

Дом предлагал меньше тайников, чем я надеялся, и я уже собирался ретироваться, когда через окно увидел охотника, который шел по краю леса, обходя луг, точно так же, как я. Мне не оставалось ничего другого, как прятаться. И убежище я мог найти только под полом.

Половицы шириной в двенадцать дюймов под ногами ходили ходуном, потому что гвозди, которыми их прибили к лагам, проржавели и уже не держали их. У восточной стены комнаты я приподнял и раздвинул две половицы, протиснулся в зазор, который вел в мир пауков, сороконожек и им подобных. Первую половицу вернул на место без особых усилий. Со второй пришлось повозиться подольше, потому что двенадцатидюймовая щель затрудняла движения, но все-таки мне удалось сдвинуть ее. Потом я затих, лежа на спине в темноте, и внезапно в голову пришла мысль, что я своими руками соорудил себе гроб.