– Малыш, – повторил Эш. – Молодой человек по имени Льюис, – настаивал он, тревожась, что не успеет окончить разговор до того, как старик скончается.

– Ах да. – Лорд Эдгар улыбнулся тонкими губами. – Дельфина все еще не может разобраться в этом – сколько времени? Три года?

– Я не понимаю.

– Его зовут Луис, произносится Луи. Всегда так было. Она просто сразу стала произносить его имя неправильно, а мы не стали ее поправлять, чтобы у других было меньше шансов понять, что к чему, понимаете? Теперь все разъяснилось?

Эш помотал головой.

Его светлость еще раз ударил по подлокотнику рукой, и Эшу показалось, что из него взвилась пыль. В комнате с каждой минутой становилось все темнее, казалось, они с лордом заключены в постепенно съеживающийся кокон тусклого света. Дверь, ведущая к парапетной стене, снова загромыхала о раму. Теперь он видел только начищенные туфли мертвого дворецкого и часть его брюк, почти закрывающих лодыжки; остальное тело, все еще сидевшее в кресле, наклоняясь под неудобным углом, терялось в тени.

Шоукрофт-Дракер вдруг снова захрипел, вытащил белый платок из-под клетчатого одеяла и прижал его ко рту.

– Я могу вам помочь? – осторожно спросил Эш.

– Нет, вы очень добры, но на самом деле нет. Думаю, мне осталось немного, и я хотел бы рассказать вам о Луи. Даже если я больше ничего не сделал, чем можно было бы гордиться, Комрек, по крайней мере, заботился о нем все эти годы.

– Держа его в башне и разрешая выходить только ночью, когда другие не могут его видеть? – Эш подавил в себе гнев, памятуя о том, насколько слаб был сидевший напротив него человек.

– Боюсь, это было необходимо. Вы видели, какая прозрачная у него кожа. Пока сюда не приехала доктор Уайетт, он почти никогда не покидал башню, настолько стыдился он своего вида. За двадцать с лишним лет у него никогда не было друга, с которым он мог бы поговорить. Прибытие доктора Уайетт в Комрек все изменило. Между ними установилось взаимопонимание.

– А она знает, кто он? – Эш наклонился к собеседнику, этот вопрос был важен для него. Неужели Дельфина не доверяет ему настолько, чтобы открыть эту тайну?

Лорд Эдгар, возможно, усмехнулся: из-за его болезненного дыхания трудно было понять.

– Мальчик мой, Луи и сам не ведает, кто он. Возможно, он чувствовал, что Дельфина могла бы рассказать ему об этом.

– Но вы-то знаете.

– Да, да, я, конечно, знаю. И я думаю, что настало время узнать об этом и ему. В конце концов, ему теперь должно быть уже почти тридцать.

– И?.. – нетерпеливо подгонял его следователь, понимая, что лэрда Комрека вот-вот покинет жизнь.

Сначала Эш подумал, что Шоукрофт-Дракер задыхается, и привстал, чтобы ему помочь. Затем он понял, что его собеседник смеется, превозмогая свою немощь.

– Я… Простите… мистер Эш. Я не имел в виду… насмехаться, но если бы вы только знали…

– Так расскажите мне.

– Я расскажу. Но… но позвольте мне рассказать это… по-своему.

Оба они какое-то время молчали, меж тем как отблески огня с каждой секундой сдавали позиции окружающей темноте, как медленно умирающая свеча. Движущиеся тени скрадывали расстояние между ними.

– Вы, конечно, помните принцессу Диану… – начал лорд Эдгар, и Эш внезапно почувствовал странный озноб, не имевший ничего общего ни с холодом в комнате, ни с ветром, яростно сотрясавшим окна.

Лорд Комрека снова затих. Эш чувствовал вину, но надеялся, что не потерял его, только не в этой важной точке рассказа. Потом старик принялся потирать запястье и приоткрыл клетчатое одеяло, еще раз выставив напоказ свою страшную опухоль.

– Странные ощущения, – сказал он, растирая теперь предплечье. – Какие-то покалывания, жжение. И зуд.

– Принцесса Диана, – напомнил ему Эш.

Он замер, затаив дыхание.

– Диана. Да. Прекрасная девушка. Но, видите ли, выйдя замуж, она довольно рано начала бунтовать. Сначала она была вынуждена носить немодные платья и довольно глупые шляпки. И только позже, когда она стала пользоваться услугами собственных стилистов, мы поняли, как она великолепна. Пять футов девять дюймов, и красавица при этом. Безупречная кожа, красивые глаза – внешность кинозвезды, если угодно.

Он качнулся в кресле. Только подлокотники помешали ему скатиться на пол.

– Минутку, – пробормотал он, и Эш наблюдал, как он пытается вернуться в прежнее положение.

Сакситоксин начинал действовать, понял Эш и пожалел, что ничем не может помочь этому человеку.

– Вы, возможно, помните, – продолжал тот тихо, – что однажды, в начале своего замужества, она бросилась вниз с лестницы во дворце в знак протеста. Она попыталась сделать это снова, некоторое время спустя, и обнаружилось, что она беременна. Она родила первого ребенка и мечтала о втором. Она…

– Помню, многие считали, что рыжие волосы принца Гарри означают, что у нее был любовник… гвардеец… – перебил его Эш.

Лорд Эдгар зашелся в кашле, цепляясь за подлокотники кресла.

– Как же у нас испорчены умы, – прохрипел он, когда приступ прекратился. – Все – все! – словно забыли, что брат Дианы, граф Спенсер, был рыжеволосым, пока не поседел. Ради Бога, да ведь этот цвет у Спенсеров в генах!

Эш против воли улыбнулся и поднял руки в знак капитуляции.

Лорд Эдгар подался вперед, так что их лица стали ближе и он мог говорить не повышая голоса.

– Пожалуйста, слушайте и постарайтесь больше меня не перебивать. У нас мало времени… Итак, как я уже говорил, когда Диана упала с лестницы во второй раз – это было в 1983 году, – она была беременна уже восемнадцать недель. Из-за падения начались преждевременные роды. Представьте себе, как были шокированы окружающие. Она никому не рассказывала о беременности.

Дельфина рассказывала ему, что Льюис родился в восемнадцать недель. Вывод напрашивался сам собой: Льюис – Луи – был ребенком Дианы!

– Но еще больше их всех потрясло состояние ребенка – или напугало, если предпочитаете, – продолжал лорд Эдгар.

– Его кожа: такая тонкая, что просвечивает, – сказал Эш.

– Она прозрачна. Давайте не будем кривить душой. Можно было ясно видеть все внутренние органы ребенка. Луи был ошибкой природы. Можете себе представить, как в связи с этим чувствовала себя королевская семья? Уильяму и Гарри, конечно, никогда ни о чем не рассказывали. Очевидно, вызвали Ее Величество и принца Филипа, и только они и принц Уэльский были в курсе всех обстоятельств.

Эш открыл было рот, чтобы что-то сказать, но лэрд Комрека остановил его усталой, дрожащей рукой.

– Пожалуйста! Не прерывайте меня больше. Я чувствую, что теряю силы, а я хочу, чтобы вы хотя бы знали, кем Луи является по праву рождения, каким бы неприглядным ни было его состояние.

Парапсихолог покорно опустил голову и слушал.

– Удивительно, но этот ребенок был не первым, страдающим от столь любопытной физической аномалии, но раньше ни один ребенок, рожденный с ней, не выживал. Естественно, у мальчика были врожденные пороки: большая вероятность кровоизлияния в мозг и сердечных заболеваний. Ребенок весил менее полутора фунтов. Он, говорят, был так слаб, что походил на новорожденного птенца. Помещался в ладони одной руки. Лечащие врачи советовали позволить ребенку умереть естественной смертью, но королева с принцем Филипом посчитали, что такое решение может быть принято только родителями ребенка. Диана была без сознания, а решать надо было немедленно, так что судьба мальчика полностью зависела от воли его отца.

О принце Чарльзе сказано и написано немало – в том числе и жестоких вещей, из которых многие несправедливы. Но я могу сказать вам, что он очень набожный человек, человек большой души и глубокого философского ума. Он понимал, с какими проблемами столкнется монархия, если новость о рождении этого ребенка станет достоянием общественности, и, конечно, знал, что жизнь у ребенка будет очень трудной.

Но Чарльз не убийца. Ребенка поместили в медицинский инкубатор, чтобы держать его в тепле, использовали искусственную вентиляцию легких, чтобы помочь ему дышать. Да, ребенок был недоношенным и родился с патологией, но позиция Чарльза была бескомпромиссной: пока у его сына есть шанс выжить, должно быть сделано все возможное, чтобы сохранить ему жизнь.

– Когда его спросили, как назвать мальчика, он без колебаний сказал «Луи»: небольшая дань памяти его двоюродному деду, который был убит ИРА четырьмя годами ранее.

Эш слушал с благоговением. Дельфина действительно не догадывалась, кем был ее пациент и друг.

– Конечно, все это было сделано тайно. Медицинскому персоналу, выходившему ребенка, никогда не сообщали об истинной его личности.

– А вы – когда вы узнали, кто он?

– Меня как главу Комрека проинформировали о происхождении ребенка, когда он прибыл, хотя, конечно, привели к присяге держать это в тайне. Даже сэр Виктор не посвящен в нее и никогда не будет, если… – лорд Эдгар изо всех сил старался сделать вдох, – если его не выберут новым руководителем.

Вот еще один крючок, на котором вы держите королевскую семью, подумал про себя Эш.

– Примечательно, что ребенок выжил. Можно даже сказать, чудом.

Эша поразила еще одна мысль.

– Принц Чарльз когда-нибудь навещал своего сына?

– Что касается принца, то для него сын умер. Нас проинструктировали через несколько дней после его прибытия сообщить ему о смерти мальчика от почечной недостаточности. Он согласился с тем, что тело надо кремировать здесь. Присутствовать он не хотел, и это было разумно.

– Кто давал вам такие инструкции?

– Высшая власть, мистер Эш.

Эш понял, что на эту тему его собеседник больше ничего не скажет, а время было на исходе.

– Но Диана?..

– О, ей сказали, что ребенок умер через несколько минут после рождения. Седативные средства были очень сильными, настолько, что, когда ей, наконец, разрешили прийти в себя, она едва помнила, что с ней произошло. Может, и не хотела вспоминать. Так или иначе, Диана, как мне говорили, никогда об этом не упоминала.

Эш, возмущенный тем, что он узнал, стал намеренно резким.

– Стало быть, никаких официальных доказательств того, что принц Луи существует, нет.

Шоукрофт-Дракер холодно ответил Эшу:

– Доказательство существует, и оно находится в сейфе в хранилище моего частного банка в Лондоне. Вместе с другими предметами…

Возможно, наступит время, когда Эш это вспомнит, но в данный момент его мысли пребывали в таком смятении, что он не придал словам лорда Эдгара особого значения. Старик еще раз покачнулся в кресле, крепко вцепившись руками в подлокотники.

– Головокружение, – сказал он следователю. – Просто еще один эффект сакситоксина. Мозги у меня странно себя ведут. Думаю, я попаду в плохое место. Возможно, там меня будет ждать Байрон, хотя он был лучше, чем я.

Эш опять опустился на колени перед лордом Эдгаром, поддерживая его за плечи. Боже мой, подумал он, он умирает у меня на глазах.

Движения лорда Эдгара медленно становились жестче, словно он снова обретал контроль над собой. Лица у них были почти на одном уровне, и лэрд Комрека смотрел на Эша потухающими, слезящимися глазами.

– Если бы я знал, – сказал он, переводя дыхание, – то выбрал бы для ухода способ Байрона. Он, должно быть, приятнее, чем этот, вам не кажется? Или я мог бы попросить Байрона выстрелить мне в голову.

Он громко застонал, и Эшу показалось, что тени вокруг них сгущаются все быстрее, становясь лихорадочными, перистыми пучками тьмы, проникающими в мягкий кокон света.

– Я…

Лорд Эдгар Шоукрофт-Дракер пытался говорить, но теперь его слова звучали так тихо, что Эшу пришлось поднести ухо к его губам.

– Эти призраки, мистер… мистер Эш, которых вы… приехали… исследовать. Знаете, они приходили ко мне раньше. Чаще… во сне, но не… но не всегда. Они… они показали мне мое будущее. Они открыли… мне… ад… ад, откуда они пришли. Тот же самый… Ад, что ждет… меня. И это уродливое… это отвратительное, ужасное… омерзительное место. Я был рад… так рад… что вы пришли ко мне сегодня. Понимаете, рассказав вам… рассказав вам… эти тайны, я мог бы спастись… спасти себя… по крайней мере, от некоторых из этих ужасов. Как вы думаете, это… возможно? Мистер Эш? Может быть… я искупил свои грехи хоть… хоть немного?

Его глаза ловили взгляд Эша, как будто он мог найти в нем ответ. Может быть, даже своего рода отпущение грехов.

Эш видел, что старик уже не может сфокусировать взгляд. Он отходит в мир иной, понял Эш, ожидая только ответа, какой-то искры прощения – от него, ото всех людей.

– Вы видите, я боюсь? Я ужасно боюсь. Пожалуйста, отпустите мне мои грехи, хорошо?

– Сожалею, лорд Эдгар. Но я не священник, – мягко сказал он.

Затем голова лорда Эдгара упала вперед, и жизнь окончательно его оставила.

Несмотря на отвращение, которое Эш испытывал ко всему тому, что поддерживал умерший, он чувствовал, что должен как-то отдать дань уважения покойному, но не успел. Где-то в замке – это прозвучало близко, должно быть, на том же этаже, – раздался еще один громкий взрыв.

Внезапно огонь из камина выплеснулся на Эша, заставив его вскрикнуть скорее от испуга, чем от боли. Он упал на пол и увидел, что танцующие тени пятятся, словно тоже опаленные неожиданно жарким пламенем. Он откатился от огня, но понял, что тот уже вернулся в камин и горит так же ярко и горячо, как это было, когда он впервые вошел в комнату.

Труп Байроне с глухим стуком упал на пол, а Эш стал подниматься. Он посмотрел на лорда Эдгара и увидел, что тот сидит прямо, но запрокинув голову на низкую спинку кресла и выгнув шею, так что кадык торчит, как ужасная шишка, готовая разломиться пополам, а щеки погружены в глубокую тень. Глаза закрылись не полностью, но стали тусклыми, а рот был широко открыт. Кресло его горело – один из подлокотников занялся в нескольких местах.

Поднявшись на ноги, Эш услышал, как дверь дальней комнаты с треском распахнулась. Затем послышались тяжелые шаги, и знакомый голос закричал:

– Часовня в огне, ваша светлость. Взрыв! И вот только что был другой в коридоре! Мы должны вывести всех наружу!

Дверной проем меньшей комнаты заполнила огромная фигура сэра Виктора Хельстрема.

Затем раздался звук такой страшный, что Эш на мгновение съежился.

Это Хельстрем заревел от ярости.