Ветер, дувший с потемневшего моря, был ледяным, но, по крайней мере, освежал и очищал воздух. Именно так хотел себя почувствовать Дэвид Эш – очищенным от сырой плесени и грязи, собранных во многих забытых уголках огромного замка.

Он сидел на скамейке, продуманно установленной на длинном променаде, ведущем от Комрека, откуда открывался вид на великие шотландские воды. Красное солнце висело низко над горизонтом, согревая серый клочок суши вдали, едва видимый через мягкий пламенеющий туман. Мирный вид, по крайней мере, помогал Эшу сбросить напряженность, которую он чувствовал во время своих поисков и которую, он знал это, разделял с ним Дерриман, меж тем как Бэббидж, казалось, не замечал беспокойства своих спутников, а также мрачного драматизма атмосферы. Эш, разумеется, был достаточно опытен, чтобы отличать воображение от ощущений, и был в должной мере экстрасенсорно настроен, чтобы почувствовать присутствие паранормальной активности. Учитывая природу смерти Хойла. А как могло быть иначе?

И дело было не просто в холоде некоторых коридоров и лестниц, даже не в сквозняках, сильно или едва ощутимо дувших в старых отремонтированных палатах. Временами, когда Эш просил других остановиться, чтобы он мог прикинуть, является ли «настроение» в определенной точке статическим или переходным, Бэббидж стоял, упершись в пол широко расставленными толстыми ногами и скрестив на груди руки, как бы бросая вызов любому намеку на призрачное присутствие в комнате или коридоре. Эш знал, что такой упрямый скептицизм не способствует сверхъестественному откровению, но не мог забыть, что несколько лет назад он, наверное, занимал бы такую же негативную позицию.

Достав из своей наплечной сумки журналистскую записную книжку, он стал просматривать краткие заметки, сделанные во время обхода нижних этажей замка. Он также изучал наброски, которые сделал в определенных местах. Позже, уединившись в своей комнате, он перенесет эти заметки в ноутбук, возможно, приводя их в более понятный вид, чтобы получить первоначальный отчет.

Хотя времени для оценки самых верхних этажей не было, он и два его проводника, причем Бэббидж все время изображал из себя оскорбленного и недовольного, обрыскали несколько этажей старинного здания, в том числе кухни, гостиные, библиотеки и оружейные комнаты (в том числе ту, где Эш уже успел натерпеться страха), а также лестницы, залы и коридоры. Следователь отметил несколько мест, которые заслуживали дальнейшего изучения, мест, где он позже установит камеры и датчики. Более сложное оборудование может быть привлечено после этого начального поиска, но это будет на другой день – или ночь.

Эш был и расстроен, и возмущен отказом Бэббиджа предоставить ему полный доступ к этажу под разоренной палатой Дугласа Хойла. Начальник службы безопасности был твердо уверен, что самый нижний этаж находится вне границ доступа следователя, и Дерриман виновато с ним соглашался. Строгие приказы сэра Виктора Хельстрема давно наложили вето на любую просьбу спускаться ниже второго подземного уровня, и ни Бэббидж, ни Дерриман не были готовы его отменить, даже став свидетелями поразительного выброса Эша в коридор.

Эш был убежден, что призрак, а у него не было сомнений в том, что это призрак, исходит из глубины Комрека, и во время своей встречи с Хельстремом, которая состоится через – он сверился с наручными часами – сорок минут, он собирался настаивать, чтобы его туда допустили. Если нет, то сделка отменяется: он уедет обратно в Лондон, пусть даже за свой собственный счет.

Пока он писал в блокноте, устроив его на сплющенной кожаной наплечной сумке у себя на коленях, на страницу упала чья-то тень.

– Не возражаете, если я посижу с вами минутку, сынок? – раздался отчетливый, но какой-то уставший голос.

Эш поднял глаза, но не смог четко разглядеть стоявшего перед ним человека: за спиной у того заходило солнце, и он видел только, что это кто-то высокий и прямой как шомпол, почти с военной выправкой.

– Прошу вас, – отозвался Эш и почувствовал, как деревянные планки скамьи поднялись, а затем провисли, когда незнакомец грузно опустился рядом с ним с тяжелым вздохом. Судя по профилю, он был красив в молодости, с сильным орлиным носом и твердой челюстью, его внешность портили только спадавшие с высокого лба длинные жидковатые волосы, чьи серые пряди легко одерживали верх над первоначальной чернотой. Он носил длинные, густые висячие усы, которые, хотя и чересчур отросли, не умаляли его военной осанки. В свое время его новый компаньон, возможно, состоял в Королевской гвардии, так прямо и гордо он себя держал. По прикидке Эша, тому было от семидесяти пяти до восьмидесяти лет.

Человек с прямыми плечами скосил глаза на смягченное туманом красное солнце и ни с того ни с сего сказал Эшу:

– Знаете, они все это неправильно поняли.

Эш почувствовал себя так, словно оказался вовлеченным в разговор на полуслове. Он молчал.

Человек медленно покачал головой, как бы с сожалением.

– Они совершенно не видят картины; думают, я собирался забить ее до смерти, как будто я стал бы тратить время на эту глупую суку. Знаете, она выбежала голой на улицу, бросилась в первый подвернувшийся паб, крича «караул» и всем рассказывая, что ее пытался убить муж.

Он издал сухой сдавленный смешок.

– Нет, я намеревался убить Сандру, и так я и сделал. Но из ярости, – добавил он, как будто это делало его преступление простительным. Он повернул голову к Эшу, а парапсихолог сидел и слушал, как загипнотизированный. В сущности, Эш и был загипнотизирован. В этом высоком человеке и его истории присутствовало что-то знакомое. Если Эш был прав – а у него была хорошая память на такие вещи, – это была одна из тех новостей, которые никогда не уходят, возрождаются и обсуждаются каждые десять или около того лет. А все потому, что с такими делами никогда нельзя прийти к окончательному решению. Эш был слишком молод, чтобы помнить то происшествие лично, но он о нем слышал.

Cause cйlиbre. Почти фольклор.

Поэтому Эш набрался терпения и слушал, хотя и не был вполне уверен, на какие именно события ссылается его собеседник. Кроме того, у него уже составилось некоторое представление о людях, проживавших в Комреке.

– Свежая кровь к нам сюда поступает нечасто, – заметил человек с поредевшей шевелюрой, изучая парапсихолога с головы до ног. – На бегу, не так ли? Этот Комрек – окаянное одинокое заведение, со временем это понимаешь, пусть даже здесь полно гостей. Всегда славно поприветствовать новичка, кого-то, кто, возможно, выслушает мою версию той истории. Других здесь она, похоже, не волнует.

Заинтересованный, Эш подстегнул его продолжать с помощью всплывшей в памяти детали.

– Вы говорили о Сандре. Она была няней у детишек, не так ли?

– Да. Да, конечно. Они здесь думают, что я все забыл, продолжают пичкать меня пилюлями, делают странные инъекции, понимаете? И гипноз, нельзя забывать о гипнотерапии. Иногда это кажется какой-то шуткой, но сейчас я сам не понимаю, что это такое. Во всяком случае, я не всегда глотаю таблетки, прячу под язык, а потом выплевываю. Так что иногда у меня бывают совершенно четкие воспоминания, почти обо всем. Я провел в Комреке, ну, шесть или семь лет, но часто все чувствуется как вчера, понимаете? – Несколько дольше, чем шесть или семь, если я правильно понял, подумал Эш. Уже несколько десятилетий, если угодно знать.

– Вы сказали, что они неправильно это поняли. Кто именно? Полиция? Газеты? – снова подсказал он.

– Да. Да. – Второе «да» растянулось – незнакомец словно отправлял свое сознание в прошлое. – Сандру Риветт, вот кого я хотел. Она тогда была замужем за моряком торгового флота, но они решили развестись, так что она жила в маленькой квартирке в Клэпеме, когда была не у нас в доме. А он был в Белгравии. Знаете, полиция обнаружила, что над кроватью у нее висело полноразмерное изображение голого мужчины. Ветреная штучка.

Он медленно наклонился вперед, уперев локти в колени и поддерживая голову руками.

– Я тоже ошибся, понимаете? Думал, что она на все готова. Но она рассмеялась мне в лицо, когда я попытался. Я хотел ее милое округлое тельце, столь непохожее на костлявую задницу моей жены. Мы были внизу, в подвальной столовой, и я сделал свой ход. Сначала она расстроилась, а потом стала надо мной смеяться. Вот тогда меня и окутал красный туман. Я и так уже годами выслушивал жалобы этой тощей суки, моей жены, из-за пристрастия к азартным играм – они называли меня Везунчиком, мои друзья, и я, как правило, таким и был. Но в тот вечер удача от меня отвернулась. – Он издал еще один усталый вздох. – Так что я ее шандарахнул. Сандру, я имею в виду. Не припомню, чем именно, но она вдруг оказалась мертвой – лежала у моих ног, а глаза смотрели прямо на меня, как у дохлой скумбрии.

Его слегка передернуло.

– И как раз в этот миг моя корова надумала спуститься вниз. В халате, кажется. Она то ли собиралась в ванну, то ли только что вышла. Никак, мать ее, не унималась, как увидела, что я наделал. Так что я пошел на нее, почти уложил, схватил за халат, но она вырвалась из него и с криками выбежала на улицу.

Эш чувствовал, что его начинает пронизывать холод. «Везунчик» же, казалось, ничего не замечал.

– Ну, тогда-то я и понял, что моя карта бита. К счастью, у меня были хорошие друзья. Дворяне, знаете ли, держатся друг друга. Мы скрываем наши скандалы. Ах, если бы вы знали, сколькими тайнами мы делились! В общем, попросил друга взять машину, которую я тогда арендовал, отогнать ее в Нью-Хейвен и бросить там, примерно в миле от пристани, чтобы полицейские решили, что я сбежал из страны. Я же тем временем отправился совершенно другим маршрутом. Влиятельные знакомые, люди, знавшие и почитавшие моих предков, тайно переправили меня на частном самолете в этот замок. И с тех пор, – сказал он с безжизненным вздохом, – я в этом замке и торчу.

Он смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль, и сожаление бороздило складками его лицо.

– Скучаю по детишкам, знаете ли. Фрэнсис – леди Фрэнсис – должно быть, уже все пятнадцать. Тогда юному лорду Бингхэму, должно быть, уже за десять. И моя миленькая леди Камилла. Даже не помню сколько ей было лет, когда я уехал. Иногда мне становится стыдно здесь оставаться. Сдался бы, чтобы только их увидеть, но, мать их, выбраться отсюда просто невозможно. Поверьте мне, я пробовал.

Эш понял, что его собеседник совершенно утратил чувство времени: эти «детишки» сейчас должны быть взрослыми, наверное, среднего возраста, а то и старше.

Человек выпрямился, хлопнул себя ладонями по коленям, и в нем снова воскресла военная резкость.

– Ну ладно, пора идти, дела. А посмотрите-ка, кто к нам идет.

Он указал на фигуру, только что поднявшуюся на отороченный зубцами променад, и Эш посмотрел в том направлении. Он сразу же узнал красновато-коричневый джемпер с V-образным вырезом, длинную юбку на манер цыганской и пышные волосы, краям которых заходящее солнце придавало рубиново-красный оттенок.

– Наша прекрасная бразильянка, наша амазонская Афродита, – с удовольствием и с чем-то еще – осмотрительностью? – объявил его собеседник. – Она мой психиатр, знаете ли. Доктор Уайетт. Ее зовут Дельфина, и ей подходит это имя, потому что она все время ныряет мне в голову. К сожалению, слабая игра слов. Восхитительная женщина, но не про нас!

Эш был озадачен.

– Почему вы так говорите?

– Ну, просто у меня такое впечатление, что она принадлежит, если вы понимаете, что я имею в виду, этой отвратительной медсестре Кранц. Просто подозрение, имейте в виду. Но… в общем, Кранц, мне кажется, относится к ней крайне собственнически. Но кто здесь разберется?

Старик резко поднялся.

– Может, в другой раз? – сказал он, глядя на Эша, который хмурился, смущенный предыдущим замечанием Везунчика об отношениях между Дельфиной и старшей медсестрой. – Я вижу, вы мне не верите, – с улыбкой сказал высокий мужчина. – Это всего лишь подозрение, мальчик. Возможно, совершенно необоснованное. Хотя, насколько мне известно, наша бразильская красавица не имела дела ни с кем из мужчин, с тех пор как сюда приехала.

Дельфина приближалась, и Эш отметил испуг на ее лице.

Собеседник Эша снова оживился и поспешно сказал, словно желая удалиться, пока психолог не подошла к ним.

– Нам надо будет поговорить еще раз. Вы очень интересный человек.

Эш с трудом сдержал улыбку, глядя вслед своему, по-видимому, новому другу: на протяжении всего разговора парапсихолог едва ли сказал хоть слово.

К этому времени Дельфина подошла к скамейке исследователя. Она улыбалась, и Эш вдруг почувствовал душевный подъем.

– Вижу, вы познакомились с одним из моих пациентов, – сказала она, продолжая улыбаться.

– Так и есть, – сказал Эш. – Весьма разыскиваемый персонаж, если я не ошибаюсь.

Лицо у Дельфины вытянулось.

– Вам нельзя никому говорить… – начала она.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее Эш. – Тайна Везунчика со мной в безопасности.

«Везунчик» лорд Лукан? – Эш улыбнулся иронии этой фразы.