А потом лопнуло небо. Трудно описать – как может лопнуть небо. Не придумано таких человеческих слов. Но во всем этом не было ничего человеческого. Просто небо набухло гнойным волдырем – и лопнуло. В образовавшемся черном провале не было места звездам. Ничему там не было места, даже самой материи. Словно показалась прогнившая изнанка Вселенной, видеть которую людям никак нельзя. Тем, кто случайно увидел запретное, полагалось жестоко поплатиться за это.

И хлынул дождь из синеватой слизи. И не дождь даже в привычном понимании. Не было капель. Слизь падала гладкими комьями, вроде амеб из школьных учебников. Некоторые из них разгонялись и стремительно врезались в землю, другие опускались плавно, кружа и рассыпаясь на более мелкие части. Очевидно было одно: вся эта дрянь просто издевалась над законами физики.

В какой-то момент появилась радуга – и многие приняли это за добрый знак. А может, не радуга то была, а очередная дрянь, бьющая по мозгам и лишающая рассудка. Какой-то добродушный толстяк поднялся в полный рост и протянул руку под весело переливающуюся лазурную «каплю».

Дэвид хотел остановить его, крикнуть – но слова застряли в горле. Капля коснулась руки толстяка, мгновенно растеклась по коже – и дальше все было, как в плохом мультфильме: полная фигура вдруг задвигалась волнами, словно слепленная из пластилина. Казалось, кто-то большой и глупый просто взял его, подергал за конечности, покрутил, помял, а когда понял, что ничего путного не получится, – просто скомкал в кулаке в кусок пружинистой липкой массы и отбросил в сторону. И все так беззвучно, обыденно. Достаточно, чтобы прямо на месте сойти с ума.

Завизжала женщина. «О, господи!» – ахнул знакомый старик, торговец из газетного киоска на углу. За спиной нарастала паника. Как они еще могут изумляться, вскрикивать? Будто не ясно было, что вся эта дрянь исключительно враждебна человеку. С самого начала Посещения это очевидно. По крайней мере ему, Дэвиду. Он кричал об этом, убеждал, умолял выслушать. Но кто будет слушать доводы простого школьного учителя? Куда серьезнее аргументы генерала сил быстрого реагирования или священника местного прихода.

Впрочем, представление паствы о том, что на город снизошла благодать Господня, быстро сменилось ощущением Апокалипсиса. Наиболее суеверные еще больше разжигали истерию. Дэвид был убежден: именно они, а не гипотетические пришельцы, стали виновниками такого числа жертв.

С военными было проще. Они восприняли Посещение именно как вторжение, и не иначе. Им было плевать, кто именно напал на город. Они рвались в бой и действовали по-своему грамотно и храбро. Правда, похоже, переоценили собственные силы. Но если бы не военные, жертв могло бы стать еще больше. Дэвид не успел пробиться в эпицентр до того, как подошли танки и было установлено оцепление. Уткнувшись в барьер из полицейских щитов, не замечая удары резиновых дубинок, он что-то кричал, угрожал кому-то и был готов броситься на автоматные стволы и без того перепуганных солдат.

Ведь его маленькая Оливия осталась там.

Наверное, он бы спятил от страха и разъедающего чувства неизвестности, если бы пришельцы, или что бы там ни было, сами не разобрались с оцеплением. Теперь уже Дэвид понял: на военных никто не нападал. Это была стихия. Необъяснимая, жуткая, но безмозглая и слепая. Наши доблестные войска просто не были готовы к встрече с необъяснимым и страшным врагом.

Никто не был готов к этому.

Но тогда он, как и многие другие, заметил наползавшее со стороны эпицентра легкое воздушное марево. Заметили и солдаты. Коренастый капрал припал к стереотрубе, лихо делая отмашки подчиненным, бросая в рацию отрывистые команды. Вместо того чтобы бежать, бросив все, спасая собственные жизни, солдаты изготовились к обороне. Заняли позиции, припав к броне танков и транспортеров, и разом, по команде, открыли огонь. Рявкнули танковые орудия, затявкали скорострельные пушки бронемашин. Было видно, как снаряды рвутся в каком-то десятке метров от орудий, а пули вспыхивают и рассыпаются метеорами, словно наткнувшись на невидимую стену. Несколькими секундами позже, один за другим, солдаты стали вспыхивать, как спички. Это казалось невероятным, диким – словно злобный великан развлекался с увеличительным стеклом, поджигая ничего не подозревающих муравьев. Никто не ушел живым. Так и остались стоять эти обугленные столбики, с подтеками металла от расплавившихся на головах касок.

Такого зрелища было достаточно, чтобы зеваки в панике бросились врассыпную. Эвакуация переросла в хаотическое бегство, в котором людей сбивали с ног, топтали, давили колесами, добивали и грабили мародеры.

Но убежали не все. Даже в простых, благопристойных жителях провинциального Хармонта живут чувства, способные перекрыть страх и чувство самосохранения. Ведь там, в необъяснимом ужасе, обрушившемся с небес, остались их дети.