Новосибирская Зона Посещения

Он в последний момент успел задержать шаг, балансируя на одной ноге. Прямо под рифленой подошвой ботинка, еле видная среди густой травы, холодно мерцала ловушка, переливалась радугой, словно бензиновая пленка на воде.

Смутное чувство дежавю промелькнуло и пропало, сменившись запоздалым испугом и мурашками вдоль спины.

Игорь перенес вес тела и убрал ногу, с облегчением поставив ее назад.

– Чего там? – раздраженно зашипел из-за спины Гриф.

– Аномалия, – не оборачиваясь, ответил Фомин. – Здесь не пройдем.

Гриф грязно выругался, но опомнился, сбился и забормотал неразборчиво. Старый плут вспомнил, что нельзя ругать Зону. Однако в последний год он все меньше следил за собой, и это было тревожным звоночком.

– Хорошо, – недовольно буркнул он. – Возвращаемся к бочкам. Ряба, топай первым.

До слуха Фомина донесся сокрушенный вздох, тут же пресеченный сухим кашлем Грифа. Игорь повернулся и двинулся в обратном направлении, привычно ступая след в след за идущими впереди.

Гриф был сухим, старым и сморщенным, как забытый на дне мешка финик. Болезненная худоба, некая птичья дерганость в движениях, а также неразборчивость в луте красноречиво показывали за что этого человека назвали Грифом, а неприятный скрежещущий голос лишь усиливал это сходство. Никто точно не знал сколько ему лет и как зовут на самом деле, но говорили, что он топчет Зону с самого дня Посещения. Впрочем, этот факт никоим образом не прибавлял Грифу уважения или веса – сталкером он был посредственным, хабар таскал паршивый, много пил и впустую спускал все, что зарабатывал. Портящийся с годами характер никак не делал его душой компании, а дурная привычка не всегда следить за собственными словами вообще лишила старого сталкера какой-либо приятного общения. Единственное, что было у Грифа не отнять, – он отлично знал Зону и брал за услуги проводника меньше других. Именно из-за этого Фомин с ним и связался.

Впереди, за угловатой фигурой сталкера, маячил Валера Рябинин, Ряба. Его бочкообразная фигура с несоразмерно тонкими руками сутулилась и раскачивалась из стороны в сторону, словно Ряба всегда брел по колено в воде. На год младше Игоря, Валера окончил ту же школу, что и Фомин, но до недавнего времени они не были даже знакомы. Однако Игорь считал, что ничего от этого не потерял.

При первой встрече Валера вызвал у Игоря стойкое ощущение, которое он мог бы описать словом «рыхлость». Это отсутствие жесткой фактуры прослеживалось у Рябинина во всем – в круглых чертах лица, в его манере говорить вкрадчиво и тихо, в плавных движениях, в желании угодить всем и одновременно выгадать для себя кусок получше. Вместе с тем Валера обладал обширными знакомствами среди сталкерского сообщества, к тому же знал цены и спрос, словно заправский рыночный аналитик. В другое время быть бы ему клерком, но судьба распорядилась по-иному.

– Стой, – словно вьючной лошади, прокаркал Гриф. – Не видишь куда прешь, бестолочь?

Он догнал замершего Рябу и ткнул ему в спину узловатым пальцем.

– Угробить нас решил? – зашелестел старый сталкер. – Не видишь где гайка лежит?

– Вон она, – промямли Валера, несмело указывая в траву.

– Дурья башка, – Гриф хлопнул Рябе по затылку. – Это же десятка! А у нас восьмерка. Ты, вообще, размеры различаешь?

– Ну…

– Это не наша гайка, пузырь ты вонючий. Нашу ты шаг назад проворонил. Откуда ж вы взялись на мою голову…

Гриф привычно затянул песню про двух дураков, решивших идти в Зону «не зная броду», которые делают из него, уважаемого в свои годы сталкера, такого же дурака, который с ними связался лишь из-за начинающегося слабоумия и врожденного человеколюбия. При этом Гриф чуть было не помянул нечистого, который послал ему «двух пузырей вонючих», но вовремя осекся, суеверно сплюнув через плечо.

Брюзжания Грифа давно уже стали для Игоря привычными. Старый ходок любил пожаловаться на судьбу, но, покуда ему платили за работу, он ее выполнял по мере сил и желания.

– Далеко еще? – прервал словоохотливого Грифа Фомин.

Старик дернул нижней губой с растущим под ней венчиком седых волос, зыркнул из-под бровей, отодвинул в сторону притихшего Рябу и ответил сухо:

– Рядом уже. Видишь комбайн? Нам туда. Только поле обойти нужно, там «зеленка». Ну пусти…

Гриф выудил из кармана «путеводную» – крупную гайку, привязанную к мотку крепкой капроновой нитки, походя продемонстрировал ее Валере, дабы тот запомнил «какие наши», и легонько, навесом, швырнул вперед. Гайка лениво описала дугу, плюхнулась возле старой тракторной покрышки, сквозь которую проросла тонкая березка с облезлой корой. Гриф, прищурившись, осмотрел место падения, вытягивая и без того длинную шею, пожевал бледные губы, примеряясь.

– Идем, – наконец мотнул он головой и осторожно побрел к гайке, выбирая нитку. Парни двинулись следом – сначала Ряба, Игорь замыкающим.

До комбайна шли около часа, выискивая безопасный маршрут. Показав как нужно идти, Гриф быстро уступил место Фомину, пристроившись за ним. Игорь и не ждал, что старый прохвост остаток пути будет «первым номером», потому безропотно взвалил на себя эту обязанность.

Дорога вышла извилистой. Удачно обогнув яму с застывшей на дне «зеленкой», похожей на густую жидкость ярко-изумрудного цвета, уткнулись в разлапистую кляксу «комариной плеши». На то, чтобы обозначить границы гравиконцентрата, ушло двенадцать гаек. Когда наконец бурчащий Гриф вновь забросил «путеводную», прокладывая отрезок пути, та легла вроде бы хорошо, но старый сталкер остался недоволен. Приглядевшись, Фомин различил обрывок грязной тряпки с черной пуговицей – рукав куртки с почерневшими обломками лучевой кости. Ткань давно прогнила и потеряла цвет, земля вокруг выглядела безопасной, даже маленькие розовые цветочки смотрелись мило и совсем по-нормальному. Это называется «Зона прикидывается» – хитрая шельма морочит голову и пытается усыпить бдительность. Только дураки попадаются на подобные трюки.

Пришлось опять возвращаться, нервируя подергивающуюся от шума шагов «зеленку». Попавшая в западню аномалия бессильно выкидывала ложноножки на стенки ямы, но не могла преодолеть гравитацию и подняться вверх. И все равно проходить мимо нее было неуютно.

Со стороны сгоревшего сарая, от которого остались лишь три рассыпавшиеся кирпичные стенки и торчащие в разные стороны трухлявые балки, донесся стрекочущий звук, будто кто-то водил пластиковой карточкой по тёрке. Потом раздался резкий и пронзительный свист, оборвался на высокой ноте, и у сталкеров на секунду заложило уши.

– «Бродяга» проснулся, – прокомментировал Гриф, ковыряясь тощим мизинцем в ухе. – Туда тоже не пойдем.

В итоге, пропахав на пузе небольшой пригорок и переждав шагающую и искрящую паутину «веселого призрака», они оказались в нескольких метрах от комбайна. Мертвая машина возвышалась горбатым уродцем, словно сказочный тролль, выползший из-под моста. Вся обросшая «ржавым мочалом», перекошенная, вросшая бортами в землю, с торчащими лопастями мотовила и вечно ухмыляющимся из-за потемневшего стекла «Весельчаком Васей» – скелетом погибшего во время Посещения комбайнера.

– Вон она, – жарко выдохнул Ряба, и его глаза алчно загорелись. – Лежит, родимая. Надо брать!

– Тихо, – шикнул Гриф, скалясь. – Обождем, обнюхаемся.

Артефакт действительно находился там, где и сказал Фагот. Субстанция, похожая на крупный комок коричневой глины с торчащими в разные стороны серебристыми усиками, покоилась в тени комбайна, доверчиво привалившись к покореженному корпусу Близкая и такая открытая, прямо поднимай и уноси.

Но вот тень… Нехорошо, что она лежит в тени. Тень в Зоне – это плохо. Особенно если она от комбайна, в котором вот уже почти сорок лет гниет, но так никак не истлеет полностью труп комбайнера.

– Ну-ка, – Гриф повернул голову к Игорю, – кинь гаечку.

Фомин послушно вытащил тяжелый шестигранник и, примерившись, бросил прямо в тень. Гайка тяжело упала, прокатилась по земле, легла набок, да так и осталась, спокойная и равнодушная.

– От же зараза, – помрачнел Гриф. – Не кажет засаду. А тень эта мне не по душе, ох, не по душе… Кинь еще одну!

Игорь повторил. Тот же результат.

Повисла пауза, прерываемая лишь шелестом травы. Наконец старый сталкер принял решение, сдвинул брови и прошептал:

– Давай-ка, Ряба, по-тихому к ней.

– А чего это я? – испуганно взвился Валера.

– А чего не ты? – удивился Гриф. – Или ты сюда так, жир растрясти пошел? Давай, время идет. Скоро уже вечер, а нам еще назад пилить.

– Но…

– Слышь, малек, – голос сталкера сделался жестким, в нем прорезалась непреклонность бывалого ходока. – Я и так ваши гроши отработал по полной. Сейчас, считай, сверхурочно пашу. Мне эти ваши «ежики»-пыжики уже на хрен не нужны, меня дома баба ждет и пакет шнапса под койкой. Ну чего? Корму поворачиваем и до хаты?

Валера бросил умоляющий взгляд на Игоря, но Фомин слишком хорошо изучил своего вынужденного товарища и его привычку загребать жар чужими руками. Потому не откликнулся на Рябин скулеж, а принял отсутствующий вид. Того же Грифа можно понять – ему было заплачено за проводку до места и обратно, но торчать в Зоне сверх нужды он не желал. Что до Игоря, то вопрос кому лезть за артефактом был для него принципиальным. Грифу Фомин заплатил из собственного кармана, за информацию про «ежика» тоже. Тогда как Ряба, претендующий на равную долю от продажи артефакта, не вложил в дело ни копейки. Так что нечего, пришло время отрабатывать.

Валера трагически вздохнул, его плечи трагично опустились, а лицо приобрело мертвенную бледность. Но он все же скинул рюкзак, вытер рукавом лоб и медленно пополз вперед, отклячив обтянутую брюками задницу.

Полз Ряба тяжело, обильно потея и застывая после каждого движения. Он походил на толстого домашнего кота, решившего вдруг поохотиться на дворовых птиц. Но Фомин понимал его страх, сам не раз вот так же полз вперед, гадая, где его схватит очередной инопланетный капкан. Оттого сейчас он про себя повторял весь маршрут Валеры, напрягая мышцы и закусив губу от переживаний.

Когда Ряба почти добрался до злополучной тени, Гриф вдруг хлопнул ладонью по земле и прошипел сквозь зубы:

– Замри!

Вдоль позвоночника холодно стрельнуло, и Игорь ощутил, как побежали суетливые мурашки, поднимая волосы на загривке. Что? Что он просмотрел?!

Застыл и Валера, прекратив дышать и лишь кося круглым от ужаса глазом на оставшихся позади сталкеров.

– Что такое? – еле слышно спросил Фомин.

В ответ Гриф впился жесткими пальцами в его подбородок и насильно повернул голову Игоря влево.

Людей было двое. Они показались из-за гребня, гуськом поднимаясь наверх. Один был длинным и голенастым, с тощими руками и широкими ладонями. Он заметно сутулился, как все чересчур высокие люди, то и дело пытался пригладить торчащие в разные стороны густые волосы и вообще казался сбежавшим с поля чучелом.

Его напарник выглядел менее странно – простой мужчина средний лет с небольшим брюшком и залысинами. На его носу блестели очки в толстой оправе, на правой руке вроде бы не хватало пальцев.

Фомин узнал эту парочку прежде, чем Гриф неприязненно протянул:

– Грачи, пузырь их раздери.

Тощий словно услышал – повернул голову и обвел окрестности внимательным взглядом. Гриф тут же нырнул лицом в траву, его примеру последовал и Игорь.

Тощий поправил съехавший с плеча обрез и вновь повернулся к своему напарнику. Тот как раз развязывал клапаны небольших вещмешков, с которыми они пришли.

Со стороны комбайна раздалось сдавленное сопение – это Ряба пытался понять, почему ему приказали остановиться. Грачей он не видел.

Гриф зашипел, словно утюг, и сопение оборвалось.

Оставаясь незамеченными, он и Фомин наблюдали, как пришлые развязали вещмешки, как тощий выудил небольшую книжку в потертом кожаном переплете и принялся читать. Его товарищ подхватил рюкзаки и сделал пару шагов туда, где в низине раздраженно плескалась «зеленка». Один за другим он перевернул их дном вверх, вытряхивая содержимое, словно мусор.

Из вещмешков посыпались завернутые в плотную темную бумагу свертки разной величины.

– Японский собаковод, – выругался Гриф, приподнимаясь на локтях. – Вот утырки!

Словно разделяя его негодование, в сарае снова заворочался «бродяга», громко щелкая и завывая. Кажется, Игорь даже слышал гулкие хлопки, словно кто-то со всей дури бил камни друг о друга.

Тощий зябко поежился, дочитал, и, когда его напарник вернулся, они поспешно ретировались, скрывшись за высокой травой.

Не успели грачи отойти подальше, как Гриф поднялся на колени и вполголоса сказал:

– Не было печали – завалило кирпичами…

– Они артефакты выкидывали? – спросил Игорь, чтобы развеять собственные сомнения.

– Угу. Хабар гробят, утырки…

– Ползти дальше? – раздался голос Рябы.

– Да ползи уже, – отмахнулся старый сталкер и вперился в Фомина блестящими глазами, – Там сейчас хабара тонет на несколько сотен! А этот «ежик» так, мелочовка. Еще можем успеть вытащить хотя бы часть!

Игорю передалось волнение сталкера – старого пса не исправить, при виде такого количества артефактов даже видавший виды Гриф наполнился жадностью и азартом. Парень кивнул и даже привстал, на секунду позабыв обо всем.

Он не сразу опознал в резанувшем слух звуке человеческий крик. Орал Ряба, орал страшно и в полную глотку. Повинуясь приказу Грифа, он вполз в тень и попал в «муходавку». И его дела были плохи.

Валера орал, пытаясь оторваться от земли, к которой его нещадно, медленно и неумолимо прижимал невидимый пресс. Он взлягивал ногами, стараясь выбраться из-под поймавшей его ловушки, но та держала крепко, вдавливая тело несчастного в дерн.

– Идем быстрее! – Гриф со всей возможной скоростью поднялся и махнул Игорю. – Покуда все не утопло.

– Но Ряба!..

– На хер балласт!

И торопливо потопал в сторону ямы.

Фомин тоже вскочил, его взгляд метался между уходящим сталкером и распластанным Рябой. Неужели Гриф серьезно хочет бросить Валерку? Вот так, запросто?

Голос Рябинина сорвался, и он засипел. И без того грязные штаны намокли и потемнели в районе промежности.

Гриф обернулся:

– Пузырь не жилец! Ты за баблом сюда шел? Так шевели поршнями, там на двоих хватит!

Игорь на секунду, на доли секунды застыл, внутренне борясь сам с собой. Деньги действительно нужны, очень. Но Ряба, каким бы прохиндеем ни был, – он же человек! Живой человек!

У Фомина словно сорвало тормоза. Вот он стоял, делая выбор, а вот уже перепрыгивает через пригорок, позабыв про опасность, в два прыжка достигает Рябы и хватает его за ноги. Летят комья земли, когда Игорь упирается каблуками и тянет, тянет, тянет…

Под пальцами затрещала ткань, предательски задрожали колени. Ничего не понимающий от ужаса Ряба пинался, но Игорь держал крепко, сантиметр за сантиметром вытаскивая его на себя. Хорошо, что сверху мягкая земля и трава, есть пространство для маневра. А Валерка уже не сипел, лишь гортанно булькал и пучил глаза на красном от прилившей крови лице.

Игорь зарычал, зажмурился от напряжения, отчаянно рванул…

И опрокинулся на спину, когда сопротивление внезапно пропало. Ловушка отпустила свою жертву.

– А-а! – Обезумевший Валера, почуяв свободу, с усиленным рвением взвился, ломанулся к спасительному пригорку, не разбирая дороги. Игорь чудом успел увернуться от мелькнувших прямо около лица ботинок, в последний момент схватил-таки Рябу за ногу и дернул на себя.

Не хватало еще, чтобы он с перепугу влетел в другую ловушку!

За свои старания Игорь схлопотал хороший пинок прямо в лицо, охнул от резкой боли в носу, его пальцы разжались. Из глаз брызнули слезы, ладони сами собой закрыли ставшее вмиг липким и горячим лицо. Фомин заскрипел зубами от боли и обиды, но остался лежать на месте, опасаясь сослепу наделать глупостей.

– Сука ты, Ряба, – прорычал он сквозь зубы.

– Стоять, Зорька! – раздался, словно из тумана, резкий, как выстрел, окрик Грифа. Тут же заблеял Ряба, звонко шлепнула пощечина, и все стихло.

Игорь совладал с собой, приподнялся, осторожно вытер пальцами лицо, стараясь не касаться носа, кажущегося огромной горячей и пульсирующей лампой. Открыл слезящиеся глаза.

К нему спиной, на пригорке, сидел Валера, прижимая руку к горящей багровым щеке. Рядом, стоя на колене, разместился Гриф. Старый сталкер склонился над чем-то, обнажив в довольной улыбке кривые зубы.

– Не зря сходил с вами, пузыри, – Гриф коснулся чего-то рукой, и до слуха Фомина донесся тонкий хрустальный звон. – Вы, по ходу, удачу мне приносите.

Фомин сдержанно вздохнул, унимая ругательства внутри себя, заткнул струящуюся из носа кровь рукавом и выбрался к остальным.

Сказать, что он был злой как черт, было бы не сказать ничего.

В это время года граница между Зоной и остальным миром выглядела по-особенному символичной. Когда вечный июль территории Посещения встречался с уральскими морозами, над полосой отчуждения, тянущейся вдоль всего Периметра, поднимался густой, кристально белый туман. Эта пелена накрывала Зону, словно огромный снежный купол, сливаясь в небе с облаками и срываясь длинными молочными рукавами по ветру.

Игорю приходилось видеть фотографии Зоны со спутника. В зимний период она напоминала огромный набухший волдырь, вздымающийся совсем рядом с кажущимся маленьким и беззащитным провинциальным Искитимом. Сами собой в памяти всплывали слова, услышанные Игорем еще в детстве о том, что земля Зоны – она вовсе и не Земля. Кажется, это сказал герой какого-то развлекательного фильма.

Сейчас Фомину было не до развлечений. Настроение припоганейшее, раздражающе болел разбитый нос. И в карманах вместо долгожданного хабара кукиш с маслом. Точнее, даже без масла. Обычный сухой кукиш.

Игорь поднял взгляд на идущего перед ним Грифа. У старого сталкера даже походка казалась бодрее, чем обычно. Ишь, лыбится, как рваный тапок. Еще бы, у него в рюкзачочке вон выпирают спасенные от «зеленки» артефакты. Два из них так себе, дешевки, но вот один, похожий на скрипичный ключ, его Гриф, не торгуясь, сможет загнать очень хорошо. Гораздо больше, чем получил бы от сделки с Игорем.

Пока одни спасают артефакты, другие спасают людей. И кто из них дурак, надо еще подумать.

Фомин невесело ухмыльнулся, качая головой.

Это что ж выходит, он заплатил Грифу за услуги проводника, пообещал процент с продажи «ежика», а вышло, что это как раз старый сталкер остался в наваре, а работодатель, то есть собственно Игорь, идет и считает соринки в пустом кармане?

– Ну и сука же ты, Ряба, – не удержался от возгласа удрученный Фомин.

Валера, идущий за ним, обиженно ответил:

– Я же извинился, Игорян!

– A-а, – Игорь беспомощно отмахнулся.

Что с него взять, с Рябы? Он не виноват, мог попасться любой. Но, черт, как же не вовремя все это!

– Пузырь, ты там как, живой? – обратился к Рябинину обернувшийся через плечо Гриф.

– Живой, – Ряба похлопал себя по груди. – Что со мной случится?

– Это хорошо, – взгляд выцветших глаз прыгнул на лицо Игоря с опухшим носом, губы сталкера раздвинулись в улыбке. – Ну и рожа у тебя, Шарапов.

И отвернулся, бормоча что-то веселое под нос. А Игорь с пугающим наслаждением принялся прикидывать, как бы лучше задавить этого хохмача, куда бы садануть кирпичом или что бы покрепче сдавить, до хруста и бульканья. Только один черт, все это фантазии. Он еще не опустился до того уровня, чтобы убивать людей за внеземные побрякушки. В Зоне такое случалось сплошь и рядом, но Игорь надеялся, что сможет прожить не запятнав кровью руки и совесть. Слишком часто он видел, во что превращаются те, кто полностью отпустил поводья и с головой окунулся в этот опасный бизнес.

Да и, поди, шило у Грифа за голенищем сапога. Старое, погнутое, с потертой деревянной ручкой. И работает этим шилом Гриф очень быстро и больно.

Стена тумана нависла над людьми, уходя ввысь и в стороны, сливаясь с таким же белесым небом. Под ногами началась привычная и относительно безопасная тропа, бегущая по дну канавы и скрытая от посторонних глаз высокой крапивой. Вон уже и торчащий из земли кривой железный прут с привязанным грязным носовым платком. Значит, почти все, почти пришли. Вернулись в полном составе, целыми и здоровыми…

Тьфу-тьфу! Откуда такие мысли? Ну-ка, брось! Не говори гоп, покуда забор не перелез! Вот окажешься по ту сторону, тогда и расслабиться можно будет. А то вон то, что от Кислого осталось, лежит в сторонке, возле порванной колючки. Тоже небось расслабился, размечтался.

От земли поднимался прозрачный пар, сплетался в легкие языки тумана. Чем больше они приближались к Периметру, тем туман становился гуще, местность тонула в белесой пелене, люди и предметы теряли четкие очертания.

– Внимательно, – скорее по привычке, чем из желания предупредить о возможной опасности, сказал Гриф. – Держитесь меня.

И первым пошагал по голой полосе земли с табличками «Осторожно, мины!». За ним, ступая ровно туда, куда ступал сталкер, затрусил Ряба.

А Игорь, который лучше некоторых знал все неписаные правила и законы, без стеснения сделал то, за что, увидь его поступок Гриф, быть бы ему битым.

Он остановился и оглянулся на Зону, зарастающую сходящимся туманом. Вгляделся в нее внимательно, словно запоминая заросшую и обманчиво безмятежную внешность. Пригрозил ей пальцем, ощущая легкий холодок между лопаток, и поспешил догонять своих.

Оборачиваться, выходя из Зоны, – к неудаче. Но Фомин считал, что имеет право на это маленькое хулиганство.

Потому что Зона ему задолжала. И, шагнув в туман, он хотел думать, что Зона тоже об этом не забыла.

Стена проявилась как рисунок на фотографии, выплывая из белого мира черной расширяющейся полосой. Вот и пролом в бетонном заборе, заваленный невесть откуда притащенным деревянным поддоном и накрытый полусгнившей фуфайкой с торчащей из дыр ватой. Пролом небольшой, как раз чтобы на карачках проползти. А больше, в общем-то, и не надо.

– Тпру, – прошлепал губами Гриф. – Тут и переоденемся. Ряба, пошеруди пакет. Игорян, освободи пока нам дверку в грешный людской мир.

– Тебе надо – ты и освобождай, – буркнул Фомин, понимая, насколько глупо это звучит. Он просто не любил, когда им командовали люди, которым он же и платил деньги.

Но сталкер не обиделся. Он сейчас вообще, похоже, не хотел портить себе хорошее настроение. Гриф лишь пожал плечами, крякнул, приподнимая поддон, и, надув щеки, перетащил его в сторону.

По ту сторону дыры, за забором, лежал утоптанный снег, сквозь который пробилась голая ветка поломанного куста. По ту сторону дыры было семнадцать градусов мороза.

Валера вытащил за веревку связанные друг с другом объемные пакеты, в которых осталась храниться зимняя одежда. По первости Игорь не переодевался, разгуливая по Зоне в теплой куртке, но быстро понял свою ошибку – под летним солнцем было невыносимо жарко, неудобно. Одежда быстро пропитывалась потом, и приходилось ее сушить, чтобы не заработать воспаление легких по возвращении домой.

Стоящие по колено в сочной зеленой траве, они наряжались в свитера и натягивали вязаные шапки. Фомин влез в свой старый армейский бушлат, сунул ноги в громоздкие меховые унты. Закинул за спину пустой рюкзак и первым полез в пролом, стараясь не разодрать одежду о торчащие из забора края железной конструкции.

В лицо дыхнула зима, бросив в глаза жесткую поземку. Колючий снег ожег ладони холодом, кожа мигом онемела. Родная сторона встречала возвращающихся сталкеров как всегда грубо и без сантиментов.

Не успел Фомин подняться на ноги, как его толкнул вылезающий Ряба. За ним, привычно матерясь вполголоса, из пролома появился Гриф.

– Патруля не видно? – не успев подняться, спросил он.

– Сейчас пересменка, – ответил Игорь, взглянув на часы. – У нас коридор в полчаса.

– Ну а чего тогда сиськи мнем? – Сталкер разогнулся и болезненно поморщился, держась за поясницу. – Потопали быстрее. И, если что, теперь каждый за себя.

Из тумана выходили дольше, чем хотелось бы, – за несколько часов намело снега, и ноги проваливались в мягкий белый ковер почти по колено. Хорошо еще, что холодный северный ветер нещадно рвал витающую в воздухе пелену и уносил большие куски с собой, открывая ландшафт.

Миновав неработающую сигнальную систему, сталкеры выбрались к внешнему краю полосы отчуждения. Здесь Гриф заметил свежие следы от лыж снегоходов, которые мог оставить только ооновский патруль. Это означало, что военные вновь поменяли график смены постов. Но до ближайших построек у заброшенного известнякового карьера осталось всего ничего, и маршрут менять не стали.

Несмотря на все неудобства, зимний туман был для нелегалов скорее другом, чем врагом. Система охраны была довольно тонко размазана по всему Периметру, в ней хватало брешей и дыр, и власти не поспевали наглухо перекрывать доступ к расползающейся Зоне. Однако любителей незаконно поживиться дорогим инопланетным хабаром все равно держали в постоянном тонусе. Из года в год «голубые каски», обеспечивающие безопасность Периметра и полосы отчуждения, матерели и набирались опыта, изучая повадки и уловки сталкеров. Мало того, подразделения миротворцев периодически подвергались ротации – покладистых и сговорчивых братьев-славян, с которыми удавалось наладить контакт, враз могли сменить суровые нордические парни из бундесвера, с которыми общий язык хрен найдешь. И беззаботный сталкер, считающий, что все «на мази», винтился на месте, жестко и быстро.

Помимо военных осложняли жизнь и технические новшества. Тут и там понавешали небольших камер, которые не сразу и заметишь. Хорошо еще, если на запись лицо не попадет, которое потом на всех ориентировках будет красоваться, так вышлют на перехват группу быстрого реагирования, которая с завидным упорством примется гонять тебя по лесам и весям. А это ой как нехорошо для репутации и вообще опасно для здоровья, как душевного, так и физического.

Потому, когда последний рукав тумана растаял за спиной, а впереди показалось серое блочное здание управляющего карьером, Фомин ощутил легкий дискомфорт, будто во время дождя зонтик убрали.

Игорь еще помнил времена, когда местный оптимист-предприниматель пытался восстановить работу на сланцевых и известняковых карьерах, которыми так славился Искитим. Тогда Зона была еще далеко и никто не мог представить, что в один прекрасный день территория так называемого «инопланетного пришествия» разом скакнет во все стороны на несколько километров. Однако проблем у новоявленных старателей и без внеземной угрозы хватало – до них, как и до всего прочего в те лихие времена, добрались местные бандюки, попытавшиеся обложить данью работяг. Начальник карьера оказался крутым мужиком и, по слухам, велел утопить приехавших опричников прямо в заброшенном водоотстойнике. В итоге произошла короткая, но кровавая драма с пальбой, поножовщиной и иными атрибутами того времени, после чего бандиты лишились десятка своих бойцов, а полезные ископаемые – хозяина.

За заброшенной коробкой управы застыл ржавый шагающий экскаватор, уткнувшись в серое небо красно-черной стрелой, чуть дальше виднелись длинные технические боксы, рядом – высокое здание камнедробилки с длинной лентой транспортера и подъездными пандусами. В десятке метров правее, обрамленный редкими ресницами из корявых деревьев, начинался ступенчатый спуск в сам карьер, огромный и глубокий. Там, на дне, вмерзнув в лед мелкого болотца, бугрились горбатые фигуры огромных самосвалов.

Шагать по снегу было утомительно. Несмотря на мороз и ветер, Игорь изрядно взмок, ощущая, как неприятно липнет к спине футболка. Идущий рядом Ряба поминутно отдувался, приподнимая край шапки и вытирая варежкой красный мокрый лоб. Лишь Грифу, казалось, все было нипочем, старый сталкер двигался с размеренностью метронома, иногда подкидывая на плечах набитый рюкзак.

Словно почувствовав взгляд Фомина, Гриф обернулся и спросил:

– Мотор на секретке?

– Да, – ответил Фомин. – Ключ не нужен.

– Это хорошо. Что за секретка?

Игорь лишь ухмыльнулся. Щас, ага, так он и скажет этому жулику как заводится спрятанный в камнедробилке снегоход. Дураков нет.

– Ну-ну, – не дождавшись ответа, прищурился Гриф и добавил: – Не доверяешь?

– Нет, – не стал врать Игорь.

– Пра-а-ильно, – протянул сталкер. – Доверять – шею подставлять. Не подставляй шею, малой, дольше проживешь.

Фомин не успел ничего буркнуть в ответ на банальность. Они как раз прошли здание управы с разбитыми окнами и черными разводами копоти на стенах, когда с душераздирающим скрипом распахнулась дверь подсобки ближайшего бокса и из темноты вышел жующий человек в дутом камуфлированном костюме «под снег» и вязаном подшлемнике, закатанном на манер шапки. Смуглое лицо с узкими черным усиками, «нерусские» черты лица, за спиной – короткий карабин и загнутая дуга антенны радиостанции. На рукаве – ооновский флаг, в руке – обертка с надкусанным шоколадным батончиком.

Патрульный! Да еще испанец или француз – с таким не договориться по-хорошему!

Военный вышел и замер, наткнувшись взглядом на остановившуюся троицу. Застыли и сталкеры, опешившие от такой встречи. Миг продолжались безмолвные «гляделки».

– Опачки, – выдавил Гриф.

– Стоп на месте! Руки за голову! – истошно заорал ооновец с ярко выраженным акцентом. Рывком сдернул оружие на грудь.

Прежде чем на снег упала оброненная им шоколадка, Игорь, Ряба и Гриф прыснули в разные стороны.

Подгоняемый адреналином, Фомин пробежал по своим же следам и свернул за спасительный угол управы. Не останавливаясь, побежал вдоль постройки, обходя место встречи с ооновцем, пригибаясь, промчался за смерзшейся горой дробленого камня. Успел увидеть, как Ряба большими тяжелыми прыжками несется в сторону карьера. За ним, размахивая оружием, бежал военный.

Валера, дурак, там же спрятаться некуда! А где Гриф? Он словно сквозь землю провалился!

До него донеслись гортанные крики патрульного, злое шипение рации, выплевывающей хриплые фразы. Где-то совсем рядом взревел мотор армейского квадроцикла – тяжелый, басовитый. Звук завибрировал между пустыми постройками. В другое время Фомин не выдержал бы и рванул обратно, к спасительному туману. Но сейчас он уже не тот сопляк, что вышел первый раз на тропу, теперь он способен думать и принимать решения. Нужно добраться до своего снегохода…

Игорь почти добежал до первого технического бокса, над которым нависала громадина камнедробилки, как до боли знакомо рыкнуло, кашлянуло и затарахтело, монотонно и сыто.

– Сволочь! – успел крикнуть Игорь, как мимо него, чуть не сбив с ног, пронесся Гриф. Его худая фигура пригибалась к рулю небольшого снегохода с кисточкой под сиденьем, который тянул притороченные сани.

Фомина обдало волной снега, хлестнув по глазам. Пока парень, щурясь и матерясь, возвращал себе зрение, старый сталкер лихо заложил вираж и скрылся за деревьями.

– Аргх! – Игорь в бессильной злобе ударил по земле.

Этот гоблин угнал его Барсика!

– Стоп, aborto!

Чья-то огромная пятерня обрушилась сверху, хватая за ворот. Фомин рванулся, жалобно затрещала рвущаяся ткань бушлата. Но парень высвободился и с низкого старта побежал в сторону камнедробилки, через плечо бросив взгляд на торчащего из окна военного с куском лохматого воротника в пятерне.

Со стороны карьера донесся выстрел. Игорь понадеялся, что это предупредительный в воздух, а не на поражение по улепетывающему Рябе. Впрочем, о нем будем думать во вторую очередь, сейчас самому бы ноги унести.

А с потерей снегохода это виделось проблемой. Хорошо еще, что он в свое время озаботился планом Б.

Тяжело дыша, Фомин добежал до массивной стены цеха, оглянулся, выругался и вновь побежал – миротворец, отдуваясь, настигал его. Чуть не падая, влетел под своды камнедробильной мастерской, уткнулся в огромный самосвал с выбитыми стеклами, оттолкнулся и свернул за высокие металлические корыта с массивными ушками. Эхо его шагов, как и частое дыхание, разносилось под высокими сводами, отражаясь от застывших механизмов. Секундой позже его перекрыл грохот ботинок патрульного, бряцанье амуниции и громкий крик:

– Коля, слева заходи!

Черт! Какой еще Коля? Вот засада!

Игорю пришлось резко забрать вправо, когда в спасительном дверном проеме внезапно показалась массивная фигура второго ооновца. Из-под подошв полетел замерзший керамзит, пришлось ухватиться за ржавый уголок стальной конструкции, поддерживающий короб обросшей пылевой бахромой дробилки.

Фомина загоняли как зайца, с гиканьем и азартом. Он чудом уходил от военных, затравленно мечась по цеху. Бушлат съехал на сторону, унты то и дело норовили слететь с ног, а бесполезный рюкзак стучал по пояснице, но Игорь и не думал сдаваться. Вот только никак не удавалось выскользнуть из ставшего ловушкой здания. Как только Фомин бросался к выходу, его маневр предугадывали и пресекали. Хорошо еще, что решили брать живым, а может, просто боялись рикошета.

Когда в очередной раз рука преследователя царапнула по плечу, тщетно пытаясь схватить, Игорь понял, что больше так продолжаться не может. Ноги уже начинали наливаться свинцом, колени дрожали, глаза разъедал пот, и перед ними плыли разноцветные круги. Еще чуть-чуть – и все будет кончено. Ведь надо всего-то выбраться наружу! Да лесочком до железки! А там… Эх!

Что придумать? Что?

Решетчатая конструкция транспортера выросла впереди словно по волшебству. Шальная мысль мелькнула и пропала, но тело словно само сообразило как быть. Фомин прыгнул на металлическую перекладину, подтянулся, забросил ногу, прыгнул выше…

– Стой! – Внизу щелкнул предохранитель карабина.

Старая ферма из стальных уголков ходила ходуном, казалось, что вот-вот развалится, разломится, рухнет и похоронит под острыми обломками отчаянно карабкающегося человека. Но Игорю было не до фантазий, он хватался, сдирая кожу, за покрытые ржавчиной перекладины, бился коленями о металл, шипел, но лез вверх. Не сразу сообразил, когда что-то оглушительно бахнуло и что-то просвистело над головой.

В ленту транспортера он вцепился как в родную. Оттолкнулся, подтянулся и втащил себя на широкое полотно, пачкаясь о рыжую пыль. Бросил по сторонам ошалелый взгляд. С высоты третьего этажа открывался контрастный черно-белый мир, от которого тянуло холодом. Внизу метались военные, выкрикивая угрозы, а вдалеке, за пределами стен камнедробильного цеха, уходило в землю глубокое блюдо карьера с торчащим пальцем экскаватора.

А чуть левее, отсюда не видно, лесок. И план Б, если ничего не изменилось.

– Спускайся, скотина! – обиженно крикнули снизу.

– Идите в жопу! – смело откликнулся Игорь, но на последнем слоге один из роликов транспортера, на котором стояла нога, неожиданно пришел в движении. Фомин поперхнулся, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, плюхнулся на задницу и стремительно поехал вниз, словно саночник с горы. Заорал от страха, боясь слететь с края ленты. Его закрутило, вынесло наружу, скоростным экспрессом понесло вперед и вниз. Мир закрутился, встал на дыбы, потом транспортер резко кончился, наступил краткий миг свободного полета… Хлесткий удар по лицу, словно когтистой лапой мазанули поперек, что-то упругое сломалось под тяжелым телом, вокруг хруст, шелест падающего снега. Спиной упал на что-то мягкое, и все закончилось.

– Твою ж… налево, – мученически простонал Фомин, но разлеживаться было некогда. Не до конца осознавая, насколько же ему повезло, парень полез прочь из ельника, в который прилетел.

Судя по всему, не ожидающие подобной выходки патрульные на какое-то время потеряли Игоря из виду. По крайней мере он слышал их крики, рев катающегося квадроцикла, но звуки оставались за спиной не приближаясь. Впрочем, не стоило обольщаться, рано или поздно ооновцы возьмут след.

Но, черт возьми, куда делся Ряба?

Проломившись сквозь обледеневший орешник, Игорь позволил себе пару секунд отдышаться, после чего заставил свое желающее упасть в мягкий снег тело совершить последний рывок. Выскочив из кустов, он забрался на невысокую насыпь. Облокотился о торчащие деревянные столбы с полосатой поперечиной, перевел дух.

Где-то, совсем недалеко, захрустели ломающиеся ветки. Долетели встревоженные голоса.

Они идут!

Фомин отлепился от столба и как можно быстрее пошел к высокому сугробу, ощущая под ногами железные горбы рельсов. Нагнулся, подцепил еле заметный кусок выцветшего брезента, ощущая под пальцами задубевшую фактуру ткани, и с усилием оттащил полог в сторону. С шумом съехал снег, брезент захрустел и покатился вниз по склону Игорь удовлетворенно выдохнул и позволил потрескавшимся от мороза губам растянуться в улыбке.

Перед ним предстала старая дрезина с рычажным механизмом. На деревянных и стальных деталях серебрился иней, над белоснежным настом торчали полумесяцы колес, в помосте не хватало пары досок.

– Выноси, родная! – с чувством произнес Фомин, крякнул и попытался столкнуть дрезину с места.

Голоса патрульных приближались, явственно слышались отдельные слова. Судя по этим словам, ооновцы были очень злы.

А проклятая дрезина не сдвинулась с места ни на сантиметр! Колеса примерзли к стальному полотну.

– Давай! – сдавленно просипел Фомин, налегая грудью на тяжелую тележку и упираясь в разъезжающийся снег. Чуть не упал, вновь надавил плечом, попробовал раскачать.

Дрезина скрипела, но сопротивлялась.

Тогда Игорь решил прибегнуть к последнему методу. Напряженно вслушиваясь в приближающиеся звуки преследования, он встал напротив первого колеса и расстегнул ширинку.

Только в кино сталкеры, выйдя из Зоны, тут же бросаются с целыми баулами хабара к ближайшему торговцу, сидящему в некоем подобии скобяной лавки и практически в открытую скупающему инопланетную дрянь. В жизни все не так. От Зоны нужно отойти, отмыться, отлежаться. Вернувшихся всегда видно, они чем-то отличаются от окружающих. Какой-то апатичной усталостью, излишней дерганостью и раздражительностью. Затравленностью во взгляде. Через несколько часов подавленность проходит, возвращается «человеческий» вид. «Тень Зоны» отпускает, если говорить поэтическим языком. Если говорить языком сталкеров – пропадает перегруз.

Некоторые предпочитают пересиживать перегруз до прихода в Искитим, отсыпаясь пару часов где-нибудь в кустах. Некоторые возвращаются исключительно ночью, стараясь избегать ненужных глаз. Некоторые умудряются проскользнуть и днем, обводя вокруг носа и своих, и всевидящих комитетских стукачей. Однако в городе все равно все знают, кто занимается собирательством внеземных объектов, кто барыжит, кто крышует. Чего уж, каждый пацан знал, где живет и как выглядит Беня Вездеход, какие известные артефакты нашел Лёха Ползуба, чем занимаются ребята Роди Волчка.

Мало знать, а ты поймай!

Подобный принцип совсем не подходил Игорю. Он старался, чтобы и не поймали, и никто не узнал о его нелегальном заработке. Особенно домашние. Причем дело было не только в страхе перед неприятными разговорами и материнскими слезами, а еще и в том, что дома обитает тот, кому вообще не нужно знать сколько и на что зарабатывает Фомин.

Дома обитал отчим.

Игорь бросил дрезину недалеко от «карантинки» – окраинного района Чернореченского, пустующего с начала девяностых. После неожиданного расширения территории Посещения жителей отсюда в спешном порядке переселили в другие районы Искитима, самым удачливым достались квартиры в Новосибирске. Долгое время сюда вообще опасались ходить, боялись неведомой инопланетной чумы, а потом привыкли, успокоились. До сих пор были популярны страшилки о всяких ужасных чудовищах, вылезших из Зоны и забравшихся в подвалы заброшенных домов, о ночных криках и странных звуках.

Детским сказкам Игорь давно уже не верил. Нет в Зоне монстров, кроме разве что мифических шатунов. И ночами тут воют разве что осатаневшие наркоманы да сбрендившие уфологи. Фомин уже пару лет ходил через «карантинку» на работу, как и десяток других горожан, и ничего загадочного и мистического до сих пор не встречал. Вот и сейчас, переодевшись в засаленную робу и старенькую дубленку, нахлобучив лохматую собачью шапку, Игорь, оставив пустой рюкзак и влажную одежду в тайнике, тяжело шагал по узкой пустой улочке. Встреть его кто из знакомых, то удивились бы, насколько устало выглядел Игорь. Впрочем, неудивительно – работа на железке тяжела и однообразна.

И вряд ли кто подумает, что он, Игорь Фомин, сцепщик вагонов товарного перегона Искитим – Черепанове, валится с ног не от трудовой усталости, а от того, что у него сталкерский перегруз. По крайней мере Игорь рассчитывал именно на это.

До родного квартала Фомин добрался уже затемно, влившись в вечерний поток идущих по своим делам горожан. Заскочил в продуктовый, купил кефир, полпалки вареной колбасы и буханку черного. Не удержавшись, впился в хлеб прямо на ходу, отрывая зубами тугую корку и сочно жуя мякиш. В животе заурчало – молодой организм требовал еще и побольше.

Свернув с Комсомольской на Коротеева, углубился во дворы, освещенные теплым светом из окон квартир. Здесь размеренно шла вечерняя жизнь – кто-то гулял с собакой, кто-то чистил снег возле машины. Пара ребят висела на турнике, а возле темного подъезда небольшая компашка курила, смеялась и мусорила семечками.

Здесь блочные дома комфортно соседствовали с частным сектором, объятые общим лабиринтом из гаражей и «холодных» сараев-кладовых. Игорь знал тут каждый закуток, каждый кустик, каждую тропинку Здесь любой прохожий – знакомый, сосед или товарищ. Здесь все являлось частью его истории, все несло печать воспоминаний.

А как еще может быть у того, кто вырос во дворе, а не в социальных сетях?

Выйдя на свою улочку, Игорь помахал стоявшим возле ларька ребятам. Завидев его, один свистнул, привлекая внимание, и легкой трусцой побежал в сторону остановившегося Фомина. Приблизившись, перешел на шаг и с размаху протянул растопыренную пятерню.

– Здорово, Игорь!

– Здорово, Сява, – ответил на рукопожатие Игорь.

Сява был почти на десять лет младше Фомина, но дворовые правила всех уравнивали в возрасте. Отчества были как-то не в ходу, а иное обращение нужно было еще заслужить. К примеру, вечно пьяного пенсионера-сантехника звали просто Вованом, невзирая на седины и трех внуков. А вот угрюмого автомастера из дома напротив – дядя Андрей, несмотря на еле-еле стукнувшее сорокалетие. Потому как он не просто Андрей, а уважаемый человек.

У Игоря и у Сявы со товарищами были отношения старших и младших братьев, хотя никто никому родственником не приходился. Но тот же Сява знал – когда его, сопливого Славика Савакина, мама выводила поиграть в песочницу, Фомин со своими ровесниками уже держали авторитет двора перед всем районом, а то и перед соседними, если было нужно. И истории тут вертелись всякие разные, ставшие теперь местными байками. И своих никто никогда не сдавал, и за своих всегда рубились до конца. И молодых в обиду не давали, учили уму-разуму, да сами не злоупотребляли правами старших.

Несмотря на то что Игорь, как и многие его сверстники, давно уже отошел от дворовой жизни, закрутился в бытовухе и семейных проблемах, его помнили и уважали, к нему прислушивались и старались быть в чем-то похожими.

На том и держался весь микромир насквозь криминализированного, задыхающегося от надвигающейся Зоны городка.

Игорь отпустил тонкую руку подростка и спросил:

– Как сам?

– Ништяк, все путем. Буду мопед брать на днях. «Ямаху».

– О, круто, – оценил новость Фомин. – Новый?

– Да не, батин друган из цеха продает. Там подкрутить надо будет по мелочи. Ерунда.

– Обращайся если что, – кивнул Игорь. – Батя-то все бухает?

– Завязал, – самодовольно усмехнулся Сява. – Мы его с матерью отвезли кое-куда. Заторпедили. Сказали, что если надумает хоть сто грамм на грудь принять, то пусть сразу в чистое одевается, чтобы мороки в морге было меньше.

– А где торпеду вшивали?

– Да Ганя подсказал. У него там дядю кодировали.

– Так где?

Сява замялся, но ответил:

– У Цыгана, на Котовского.

Игорь, не сдержавшись, выругался.

– Ну на хрена? – покачал он головой, глядя в упор на опустившего голову Сяву. – «Булавку» вшивали?

Пацан кивнул, вытаскивая из кармана пачку сигарет.

Фомин цыкнул зубом и еще раз выругался.

Цыган был «черным» доктором широкого профиля, да еще торгующим всякой фармакологической ерундой. Он не задавал лишних вопросов, брал дешево и держал язык за зубами. В ходу у него были и внеземные объекты, обладающие всякими лечебными свойствами. С тех пор как открыли свойство одного из артефактов начисто извлекать спирт из крови, «одаривая» носителя тошнотой и поносом, маленькую черную кляксу-«булавку» Цыган стал загонять под кожу всем желающим. Только вот работал он грубо, артефакты часто были поломанные или неработающие.

– Ты бы сказал, я бы тебя свел с кем нужно, – с укором произнес Игорь.

– Ладно, проехали, – Сява поспешил уйти от неприятной темы, чувствуя, что лоханулся. – Все будет норм. Я к тебе вот чего – тебя рэксы ищут.

Игорь озадаченно хмыкнул в ответ. Рэксами именовали сотрудников службы безопасности Института внеземных культур. В принципе их власть не распространялась дальше институтских стен, но создавать проблемы за пределами МИВК они умели. И если у тебя рыльце в пушку, то связываться с ними не стоит.

Игорь до этого момента считал, что довольно успешно скрывает свои нелегальные делишки. Поэтому новость о том, что его ищут рэксы, несколько ошарашила парня.

– Давно искали? Куда поехали? – наконец он задал нужные вопросы.

– Минут двадцать как, два здоровых амбала на институтском джипе. Уехали туда, – Сява махнул рукой в сторону дальнего края района. – К твоим не заезжали, я специально смотрел.

– Спрашивали чего? – Фомину резко стало неуютно, он зябко заводил плечами и заозирался, выискивая черный внедорожник с эмблемой МИВКа.

– Тебя спрашивали, где сам, как найти, телефон.

– А вы?

– Обижаешь, Игорь, – нахмурился Сява. – Сказали, что ты давно уехал в другой район и тут не появляешься.

– Спасибо, молодцы, – от души поблагодарил Игорь.

– Только ты бы пока пересидел вечерок, – посоветовал пацан, затягиваясь. – Мало ли, вернутся или домой завалятся. Им-то на твоего отчима плевать, он им не авторитет.

Фомин лишь кивнул, понимая, что так и поступит. В принципе, у рэксов на него ничего серьезного быть не могло. Ну не могли же они его искать за драку в институтском квартале или за покупку карты Зоны у одного из лаборантов. Игорь, конечно, прощупывал возможности выхода на научные склады с оборудованием и сбыта артефактов ученым, но все было на стадии пространных разговоров, без конкретики.

Но все же зачем-то рэксы вылезли за пределы своих владений? Зачем-то же Игорь им понадобился? Понять бы зачем.

Но все потом. А пока надо переждать.

– Спасибо, братка, – Фомин пожал руку сразу же сделавшемуся важным парню. – С меня причитается.

– Забей, – благодушно откликнулся Сява. – От души.

Они попрощались, и каждый поспешил в свою сторону – Сява к замерзшим парням у ларька, Игорь – прочь от дома. Темной стороной вышел со двора, нахлобучив шапку поглубже, и потопал в сторону недавно открывшегося кабака «Саманта Смит». На ходу набрал задубевшими пальцами номер на телефоне, прижал холодный пластик к уху.

Ждать пришлось недолго.

– Алле, сынок? – раздался в динамике голос матери.

– Да, мам, это я. Слушай, я тут задержусь, нужно мужикам помочь.

– Ты же и так с суток…

– Ну надо, мама, что поделать. Так что не жди, ложись спать. Все, пока.

– До свидания. Будь там осторожен…

Фомин торопливо кивнул, скинул вызов и набрал другой контакт – «Чесноков Гоша». Поменял ухо, прижимая телефон воротником. Но ответа так и не дождался, длинные гудки сменились сообщением оператора о занятости абонента.

– Чеснок, Чеснок, – пробормотал Игорь. – Надеюсь, ты там, где я думаю.

Собравшись было убрать телефон, в последний момент передумал и позвонил Рябе. Но тщетно – абонент был вне действия сети, что могло вывести нить размышлений на всевозможные варианты нахождения Валеры, но Фомин решил не гадать. Даже если Рябинин смог сбежать от военных и вернуться в город, то лег на дно и отключился от всех контактов. А значит, раньше утра до него не достучаться.

Под ногами сухо хрустел снег, щеки и нос онемели от холода. С наступлением вечера по улицам заскользил пронизывающий ветер, он настырно лез под одежду и, казалось, каким-то образом усиливался в безлюдных и неосвещенных подворотнях. Фомин инстинктивно прибавил шаг, ныряя в неуютную темноту, втянул голову в плечи и засунул руки поглубже в карманы.

Оставив позади дворы спального района, Игорь вышел на узкую улицу, по которой замерзшими коровами медленно тащились припорошенные снегом машины. Он легкой трусцой перебежал дорогу и, свернув за угол, остановился под красным неоновым названием «Саманта Смит». Оббил снег с унт, разглядывая освещенную яркими желтыми фонарями дверь, стянул лохматую шапку и решительно вошел внутрь.

Как-то так сложилось, что в Искитиме прижилось такое практически вымершее в крупных городах явление, как кабак. Причиной ли тому большое количество стекающихся в город авантюристов и преступников либо просто отсутствие иных возможностей развлечься, а скорее и то и другое, но заведения, сочетающие в себе бар, недорогую кухню и игорное заведение, вошли в моду. «Саманта Смит» был уже вторым кабаком, открывшимся в Центральном районе, но дефицита в посетителях он не испытывал, даже приобрел постоянных клиентов.

Волосы Игоря приятно взъерошило легким напором тепловой завесы, отсекая холодный уличный воздух. До слуха донеслась приглушенная музыка, нос приятно защекотали ароматы с кухни. Желудок тут же требовательно заурчал.

– Здравствуйте, – раздался женский голос. – Добро пожаловать в «Саманту Смит».

– Привет, Марина, – откликнулся Фомин, поворачиваясь к вышедшей из-за стойки раздевалки девушке. – Не узнала?

– Ой, привет, Игорь. Да, не узнала, богатым будешь. Разденешься или так, на минутку заскочил?

Марина, чуть полноватая девушка с крупными чертами лица, из-за которых ее вряд ли можно было назвать привлекательной, подрабатывала здесь по вечерам, после учебы в техникуме. Здесь же работал охранником ее брат, некогда чемпион района по боксу, а теперь просто здоровый мужик с пудовыми кулаками, любящий иной раз хорошо заложить за воротник и зацепиться с непонравившимся клиентом.

Игорь скинул бушлат, засунул в рукав шапку и протянул Марине, улыбаясь.

– Пожалуй, посижу немного, – сказал он, поправляя свитер и ремень джинсов. – Народу много?

– Нормально, – пожала плечами девушка, исчезая в гардеробе. – Твои тут.

– Чеснок?

– Ага. И этот, немец из института.

– Фишер?

– Ага, – вновь утвердительно качнула головой Марина, облокотившись руками о стойку. – Какой-то он сегодня злой.

Фомин окинул себя взглядом в зеркале, скосил глаза на девушку.

– Злой, говоришь? Хм, посмотрим. Ну ладно, не скучай тут.

Он развернулся на каблуках и, толкнув легкие двери, вошел в зал.

«Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко!» – пел из колонок детский хор. Ему вторили звон посуды и несдержанный смех подвыпившей компании.

Хозяин «Саманты Смит» оформил заведение в стиле советской эпохи, который некоторые называли «Привет, совок!». Вдоль стен стояли лакированные массивные серванты «под ольху» с белыми треугольничками узорных салфеток. За стеклами – чешские сервизы и польские чайные наборы с героями мультфильма «Болик и Лелик» на выпуклых гранях. Тут и там висели красные вымпелы с желтой бахромой и портретами Ленина. Надписи золотом гласили: «Лучший пионерский отряд», «За ударный труд!», «Победителю соцсоревнования» и далее в таком же ключе. Тут же, на крышке швейной машинки «Зингер», лежали пионерские горн, барабан и завязанный алый галстук. Барную стойку стилизовали под длинный стол для совещаний с покрытием из бордового сукна. Спиртное бармен доставал из пузатого холодильника «ЗИЛ» с огромной хромированной ручкой. Над холодильником, за стеклом, висела большая черно-белая фотография улыбающейся девочки, стоявшей в окружении загорелых пионеров, – та самая Саманта Смит, гостившая в «Артеке».

Пройдя мимо небольших столов, освещенных лампами с зелеными абажурами, мимо занятого воркующей парочкой кожаного дивана с потрескавшимися от времени валиками подлокотников, Игорь свернул за угол и потопал вниз по лестнице, погружаясь в вязкий гул голосов.

Здесь было многолюдно. У дальней стены стучали шарами бильярдисты, важно обходя большие «классические» столы и примеряясь для ударов. Чуть ближе, между стойкой и круглыми пивными столиками на длинных ножках, бросали кости склонившиеся над досками игроки в нарды. А напротив входа, под ликами портретов членов политбюро ЦК КПСС, на небольшом возвышении стоял большой стол с витыми ножками, вокруг которого толпились зеваки и клубился ленивыми кольцами сигаретный дым. За столом, наплевав на закон, запрещающий азартные игры, резались в преферанс. Впрочем, хозяин «Саманты» ничем не рисковал – прикормленная полиция предпочитала не замечать подобные мелочи.

Фомин подошел поближе. Найдя свободное место, посмотрел из-за плеч на картежников.

Играли четверо. Спиной к Игорю, напряженно склонившись над лежащими рубашкой вверх картами, сидел мужик в меховой жилетке поверх клетчатой фланелевой рубашки. Его толстая шея лоснилась от пота, пальцы нервно барабанили по столу. Лица Игорь не видел, но готов был поклясться, что мужик пребывает в мрачном настроении.

По правую руку от игрока в жилетке, подбоченясь, сидел крепкого вида короткостриженый парень в спортивном костюме. Судя по всему, он был за раздающего и теперь ждал конца хода, переводя внимательный взгляд с одного картежника на другого.

Слева пыхтел в усы красномордый здоровяк, неуловимо похожий на игрока в жилетке. На нем тоже была видавшая виды фланелевая рубашка в крупную клетку, армейские штаны с подтяжками заправлены в теплые сапоги. Он заметно нервничал, то сворачивая, то разворачивая веером свои карты, словно те могли неуловимым образом поменять масть или номинал.

А прямо напротив Фомина со скучающим видом сидел необычный персонаж в кичливой красной рубашке с широким воротом и в черном костюме в тонкую полоску. Он был худ и невысок ростом, с болезненно бледной кожей, сквозь которую проступали тонкие дорожки вен. Но больше всего смущала растительность на лице и голове игрока. Короткая, но густая борода и забранные в хвост на затылке длинные волосы имели неестественный стальной оттенок. Сами волосы казались чересчур тонкими и невесомыми, по ним пробегали волны от малейшего дуновения ветра. Больше всего это напоминало шерсть домашнего ухоженного кота – фактура абсолютно не человеческая. А еще глаза, черные, без зрачков, угольными точками двигающиеся из-под полуприкрытых век. Дополняла образ стоящая рядом, на столе, чашка с крышкой-поилкой, похожая на те, из которых поят детей.

Игрок поднял взгляд, и их с Игорем глаза на короткий миг встретились…

– Малой, – с плохо скрываемым раздражением обратился к бородатому парню обладатель жилетки. – Мизер – он фарт не любит. Ты бы попридержал коней при таком-то счете.

Ответом ему была кривая ухмылка в усы и ленивый жест, мол, начинайте заход.

Когда первая карта полетела на сукно, Фомин отошел от стола, разглядывая устроившихся у барной стойки людей. За сизым сигаретным дымом разглядел знакомый острый профиль Эриха Фишера, прошел к нему, заходя сзади.

– Здорово, немчура, – он с размаху хлопнул по худой спине, затянутой в цветастый, с оленями, свитер. Мужчина с копной растрепанных волос цвета пшеницы поперхнулся, отшатнулся и повернул голову, разглядывая Игоря синими, чуть на выкате глазами. Возмущенно сжатые губы разошлись в улыбке.

– Здорово, русак, – ответил мужчина с сильным немецким акцентом. – Как дела?

– Пока не родила, – привычно вырвалось у Игоря.

Он взгромоздился на стул рядом с товарищем, жестами указал бармену на перцовку в объемной граненой бутылке. Внутренний холод требовал чего погорячее, и плавающий в водке перец чили вполне этому соответствовал.

– И на будущее, – вновь обратился он к немцу. – Русак – это заяц.

– О, я не знал. Думал, это как немчура.

– Не, как немчура – это русич.

– Здорово, русич! – тут же подхватился Фишер.

– Здоровее видали, – откликнулся Игорь, устраиваясь поудобнее. – Чего это ты за водочку-то взялся? Да еще и в одиночестве?

Эрих сразу поскучнел, его острый нос клюнул в сторону согреваемой в ладонях рюмки.

– Не нашли общего языка с коллегой, – угрюмо сказал он.

У карточного столика раздались изумленные возгласы и смех. Там разыгрывалась некая трагикомедия, и публика благодарно реагировала.

Игорь скосил взгляд через плечо, но тут бармен поставил перед ним стопку с мутной красноватой жидкостью, а также блюдце с двумя дольками вареного яйца под майонезом.

– Комплимент от шеф-повара, – пояснил он и отошел в сторону, влекомый полупьяным зовом с другого конца стойки.

Фомин с явным удовольствием взял стопку, покрутил в пальцах, примеряясь. Обратился к насупившемуся немцу.

– Опять со Шнайдером поцапались? – предположил парень.

И попал в точку, потому как глаза Эриха вспыхнули, из расширившихся ноздрей с шумом вылетел воздух. Он разразился короткой, но режущей слух репликой по-немецки, потом подхватил стопку с водкой и, не поморщившись, опрокинул в себя содержимое. Потом все же перекосился, протирая зажмуренные глаза пальцами и гадливо кривя рот.

Фомин засмеялся, похлопал Фишера по спине, подтолкнул блюдце с яйцами.

– Эк тебя зацепило-то, – сказал Игорь. – Закусывай давай, не кочевряжься. Без закуски водку только полярники пьют.

– Я ученый, – стойко ответил немец.

– И чего с того?

– Полярники – тоже ученые.

– А, ну это многое меняет. Тогда, конечно, бухай и не закусывай. За науку, – Игорь отсалютовал и залпом выпил перцовку. Не успела обжигающая отрава упасть в голодный желудок, как Фомин ощутил, что его прошиб пот, а в груди сделалось жарко-жарко. И даже немного в голову ударило, от чего на долю секунды показалось, словно зал начал растягиваться в стороны.

Игорь моргнул, отер лицо и потянулся к лежащему рядом меню в обложке, стилизованной под красную кожаную папку «К докладу».

У карточного стола вновь стало шумно, кто-то с силой хлопнул рукой по столу и с противным скрежетом отодвинул стул. Игорь краем глаза заметил, как в сторону выхода направился игрок в спортивном костюме, остервенело крутя в руках мобильный телефон. Должно быть, проигрался.

– Понимаешь, Игор, – сокрушенно сказал Фишер. – Этот коза мне прожект режет.

Обычно Эрих старался правильно выговаривать имя Фомина, но сейчас, судя по всему, пребывал в душевном раздрае и не мог себя контролировать. Значит, действительно накатила на него исконно готическая печаль.

– Этот коза – Шнайдер? – все же уточнил Игорь.

На сей раз Эрих ответил, утвердительно кивнув.

И добавил:

– Коза и трус.

Игорь подозвал жестом бармена и сделал заказ. Решил выбрать пельмени, недорогие, но удивительно вкусные, как делали только тут, в «Саманте». Немец повторил стопку водки, но на сей раз Фомин настоял на закуске.

– Рассказывай, – повернулся парень к Фишеру, когда бармен ушел.

– Михаэль – очень перестраховщик, – принялся с жаром объяснять Фишер. – Такой еще с Гейдельберга, где работали вместе. Ну ты же знаком с ним?

– Со Шнайдером? Упаси боже. Зато от тебя о нем так часто слышу, что кажется, будто он мой родственник.

– Nein родственник! – потряс пальцем Эрих. – Он трус, а не ученый!

– Еще и коза к тому же, – подсказал Игорь.

– Не шутка, Игор, – укоризненно нахмурился Эрих. – У меня действительно прогресс в работе. Я так долго идти к этому, не спать, худеть. Я нашел отклик между чужими объектами, между артефактами. Понимаешь? Моя теория верна!

– А Шнайдер при чем?

– Он не пускать меня в Зону! – возмущенно развел руками немец, выпучив и без того навыкате глаза. – Мне необходим опыт в поле, не на стенде. Естественная среда, понимаешь? Это важно!

– А чего он тебя в Зону не пускает? У вас же постоянно выходы проводятся.

– Говорит, опасный эксперимент, риск не оправдает результат. Говорит, мои цифры нестабильны, – немец щелкнул пальцами, подбирая слова. – Случайны, натянуты. Что отклик артефактов на стенде – обстоятельства, не моя работа. Что нужна проверка, еще и еще. А я уверен – я прав, а без риска не может быть реальной наука.

– Достойно мыслишь, – похвалил Игорь. – И где только твоя былая германская прагматичность и покорность? Смотри, Эрих, обрусеешь, будешь по березовым рощам шариться в рубашке-косоворотке и предаваться безбрежной славянской лености.

Фишер вяло улыбнулся, но было видно, что ему не до шуток. Игорь вздохнул и пододвинулся поближе. Уже безо всякого ерничества спросил:

– Что хоть за опыт-то такой?

И не прогадал – немец ожил, в глазах появился блеск.

– Опыт по теории Зеро… Марк Зеро, физик, знаешь?

– Слышал.

– Теория Зеро, о дублировании функций, – Фишер глубокомысленно изрек: – «Железо и камень родили огонь».

Игорь промолчал, все же кивнув для приличия. На самом деле он понятия не имел о чем идет речь.

Если Эрих и понял это, то не подал виду.

– Я давно делаю опыт с rote teufel… «красный черт», знаешь?

Тут Фомин закивал активнее – еще бы, как не знать одного из редких артефактов. Именуемый «красным чертом» внеземной объект походил на небольшой шарик янтаря с алыми прожилками и выступами, напоминающими рожки. Если «черта» швырнуть о твердую поверхность, то он отскакивает, как каучуковый мяч, рассыпая сноп ярко-красных искр. Скачущего «черта» можно запереть в комнате и прийти за ним даже через несколько дней – артефакт не переставал прыгать, пока его не останавливали.

– При сложных условиях объект давал интересный результат, – продолжил немец. – Но особенный эффект происходил при контакте с другим объектом, с Си-22.

И это Игорь знал.

– «Гремучие салфетки».

– Да, есть так, – немец улыбнулся. – Поразительный и стойкий контакт. Но кратковременный. Я думаю, иные условия надо. Условия Зоны. А Шнайдер уперся, не пускает.

– Этот Шнайдер – он твой начальник?

Эрих издал презрительный возглас, замотал головой.

– Нет, не начальник – куратор лаборатории. Без его голоса не получить допуск в Зону.

– Так иди к начальнику, – посоветовал Игорь. – Объясни ситуацию. Скажи так, мол, и так, перспективное открытие пропадает, а Шнайдер ставит палки в колеса.

Эрих сокрушенно вздохнул, махнул рукой. Появившийся бармен поставил перед ним запотевшую стопку с водкой и сырную нарезку.

– Начальник слушает Шнайдера. У Шнайдера ученая степень высокая, он солнце немецкой науки…

– Светило, – автоматически поправил товарища Фомин, но Фишер этого даже не заметил, продолжил изливать свое горе.

В кармане завибрировал телефон. Игорь нащупал гладкий корпус и выудил аппарат на свет. Прочитал имя на экране, досадливо вздохнул и сбросил вызов. Потом и вовсе отключил телефон, зная что последует дальше.

Альбина не любила, когда ее сбрасывали. И начинала звонить уже ради принципа, чтобы высказать свое негодование. Сейчас Игорю меньше всего хотелось общаться с плодом собственной мимолетной дурости, совершенной не без прямого участия Чеснокова. Удружил, так сказать. Низкий поклон.

– Есть кто в Зону ходит? – сквозь задумчивость уловил Игорь робкий вопрос немецкого ученого.

– Чего? – переспросил он.

– Есть знакомый fuhrer… тот, кто водит в Зону? – Фишер совсем понизил голос, от чего сквозь его русский стали пробиваться немецкие интонации. – Кто сможет отвести за кордон.

– Ты с дуба рухнул! – округлил глаза Игорь. – И думать забудь!

– Но…

– Даже не думай, – отрезал Фомин. – Без крайней нужды в Зону лезть – совсем последнее дело! Уж поверь…

И осекся, потому что Эрих вдруг посмотрел на него странным взглядом, будто сумел уловить в голосе Фомина скрытую информацию.

– Ты ходишь за Периметр? – Брови немца поползли вверх.

Игорь сделал единственное, что могло спасти ситуацию. Он засмеялся, стараясь скрыть фальшь, смахнул с блюдца пластик сыра и закинул в рот. Сочно зажевал, глядя товарищу в глаза.

– Куда мне за Периметр, Эрих, – усмехнулся Игорь. – Разве я похож на отчаявшегося человека?

– А знакомые? – Похоже, немец поверил Фомину, но сдаваться не собирался, ухватившись за кажущуюся хорошей идею. – Может, из мафии?

– Ну тебя, – отмахнулся парень. – Это уже не смешно, Эрих. Лучше обрабатывай своего шефа. Или найди способ умаслить Шнайдера. Но – я серьезно – выкинь из головы саму мысль о нелегальном походе за Периметр. И хватит бухать, это, судя по всему, водка тебе в голову ударила…

Фомин отнял у вяло сопротивляющегося немца полупустую стопку, пододвинуло к нему принесенную тарелку с дымящимися пельменями. Фишера действительно повело от спиртного – неизвестно сколько он выпил до прихода Фомина, но сейчас с каждой минутой он все больше «плыл», растекаясь по стойке и стекленея взглядом. Потому Игорь сунул ему в тонкие пальцы вторую вилку и, приказав: «Ешь!» – присоединился к трапезе.

За спиной грохнул улетевший в сторону стул, неодобрительно загудели посетители. Грубый мужской голос пророкотал: «Сука!»

На тарелку с пельменями упала тень прошедшего мимо охранника «Саманты», брата Марины-гардеробщицы. Он на ходу что-то загудел себе под нос, похожее на: «Успокойтесь, пожалуйста». Впрочем, с той же интонацией он мог бы цитировать Мандельштама – слова были всего лишь дежурным мостиком для перехода к более активным действиям и не несли никакой смысловой нагрузки.

Сводящий скулы скрип сдвигаемого по полу тяжелого стола заставил Фомина поморщиться, а нарастающая какофония голосов и звуков – оторваться от еды и повернуться.

Карточная игра пришла к одному из своих логических завершений – плечистый мужик в жилетке удерживал за плечи второго, с красной рожей, которая сейчас и вовсе побагровела. Краснорожий вытянул вперед бычью шею, матерясь и брызгая слюной, его пальцы сжались в кулаки, из которых жалобно торчала порванная карта. Рядом валялся стул, карточный стол оказался сдвинутым в сторону.

Объектом столь яростной реакции оказался третий игрок, странноватый парень в пижонском костюме. Он стоял по другую сторону стола и, казалось, не выказывал ни малейшего испуга, а судя по глазам, так и вовсе посмеивался над незадачливыми картежниками.

Мужик в жилетке заметил подходящего к ним охранника, тотчас сильно одернул своего товарища и примирительно поднял вверх ладони. Сквозь шум Игорь не услышал, что именно сказал игрок, но все было понятно и без слов – они уверены, что бородатый стиляга шулер и выиграл у них нечестно. А значит, они имеют полное право вернуть свои деньги силой.

Охранник склонил голову набок, и его квадратная челюсть задвигалась, вываливая на гостей заведения тяжеловесные аргументы. При этом брат Марины, словно Пизанская башня, медленно наклонялся вперед, будто бы желая обрушиться сверху на разбушевавшуюся парочку. Однако те все поняли, недовольно засопели, подняли стулья и ретировались в сторону барной стойки. До Фомина донесся разговор:

– Твою мать! Тут весь кабак заодно! Хер чего докажешь!

– Не, Володя, ты видел? Кто с таким раскладом на мизер три раза подряд идет?

– Кидала, чистой воды! Я тебе говорю!.. Столько денег просрали, эх!

– Ты его глаза видел? Урод, самый настоящий. Должно быть, мамаша его, шалава, от сталкера эту тлю подцепила…

– Ублюдок, мутант…

Дальше Игорь слушать не стал. Он перехватил за необхватный бицепс проходящего мимо охранника, сунул ему в руку купюру в пятьсот рублей. Негромко сказал:

– Прогуляйся до туалета, лады?

После чего взял в каждую руку по тарелке, из которых они с немцем закусывали, и подошел к ругающимся мужикам.

– Уважаемые, – почти ласково обратился он к ним, привлекая внимание. – Тетя Тамара Чеснокова – не шалава и не проститутка. Тетя Тамара – повар.

И от души влепил тарелками в наглые морды.

Из небольших колонок пела что-то глупое очередная отечественная поп-звезда. Ее голос периодически тонул в урчании работающего на холостом ходу мотора старенькой «Чайки», припаркованной в полутемном переулке, откуда открывался вид на проспект и стоящий через дорогу супермаркет.

Игорь протянул озябшие руки и передвинул верньер автомобильной печки на максимум. Зашумели вентиляторы, окончательно заглушая слабое пение, сквозь решетки обдувов в салон понесся сухой воздух с ощутимым запахом пыли. В горле моментом запершило, но стало чуть теплее.

– Чего ты не возьмешь новую машину? Ну рухлядь же, право слово! – не выдержал Фомин, ловя пальцами струи воздуха.

– Балбес ты, – беззлобно ответил Чесноков из темноты капюшона. – Это же «Чайка», раритет.

– Не греет твой раритет ни хрена.

– Понимал бы чего. На такой космонавтов возили.

– В минус тридцать? Сомневаюсь.

В ответ кажущаяся в темноте черной фигура в капюшоне лишь больше развалилась на сиденье, устраиваясь поудобнее.

Спорить было бесполезно. Светло-голубая «Чайка» с хромированными блюдцами фар и красными флажками на корпусе была слабостью и гордостью Гоши Чеснокова. Игорь знал, что другу несколько раз предлагали хорошие деньги за машину, но Гоша был непреклонен, говорил, что детские мечты не продаются. Эту машину он собирал по частям несколько лет, буквально по винтику, по кнопочке. Не все детали удалось найти, кое-что пришлось заменить на современное, однако Чеснокова это не сильно расстраивало. В конце концов, цифровая магнитола не сильно хуже аутентичного транзисторного приемника.

– Чего ты с этими дураками сцепился-то? – прервал молчание Игорь, лениво наблюдая за редкими прохожими на улице. Тепло подействовало, и его уставший организм начал проваливаться в сонливую меланхолию.

Гоша скрипнул кожей перчаток и скинул капюшон. В свете фонарей блеснули глаза, такие странные и нечеловеческие. Борода, так похожая на густую шерсть животного, наэлектризовалась, и ворсинки топорщились в разные стороны.

Друг Фомина был дифферентом на второй стадии, и это уже не лечилось.

– Это не я, это они со мной сцепились, – сказал Гоша, безрезультатно отирая бороду и пытаясь привести ее в порядок. – Я им, как нормальным, пару партий сдул, потом чуть выиграл пару раз. Они почти при своих оставались за вычетом четвертей. Но этот, в жилетке, раздухарился. Давай, говорит, если не ссыкло, ставочки на ноль поднимем. И хитро так со своим друганом перемигнулся. Типа сейчас разводить будем. Ну я и вернул их с небес на землю.

– Гоша, три мизера подряд взять! С тобой так скоро за стол никто не сядет. Больно явно палишься.

– Местные и не садятся. А залетным я всегда даю шанс уйти с деньгами на такси, если не наглеют, – Чесноков серьезным тоном высказал свою позицию. – Ты лучше скажи чего сам в кабаке ошивался? Ты ведь из-за «забора» только вернулся?

Игорь не стал отрицать – Гоша был в курсе всех его дел. От друзей Фомин не таился.

– Устал жутко, – пожаловался он. – Патруль мне такой забег устроил, еле ноги унес. Да еще и рэксы зачем-то ищут. Ума не приложу, им-то чем я мог насолить?

– Институтские? – хмыкнул Гоша. – Странно. Попробую разузнать что к чему. А то, хочешь, поехали ко мне, переночуешь.

– В общагу? Нет уж, лучше вы к нам. Да и отчим, боюсь, вопросы начнет задавать. И так, кажется, подозревать что-то начинает.

Чесноков нахмурился.

– Не пора ли уже разобраться с этой ситуацией?

Игорь промолчал, отвернулся к боковому окну.

– Дружище, я на тебя не давлю, – не отступал Гоша. – Но, серьезно, сколько можно уже его терпеть? Разберись по-мужски. Хочешь, я подъеду, прикрою.

– Не надо, я сам, – буркнул Фомин. – Есть у меня пара идей.

Он не любил касаться этой темы. Более того, все, что скажет друг, Игорь уже слышал. Да, проблема есть. Да, ее надо решать. Но не теми методами, что предлагал Гоша. И уж тем более не сегодня, не сейчас. Всему свое время.

И все же Фомин не был уверен до конца, насчет своей осторожности в вопросе отношений с отчимом. Опасался, что путает выжидание со страхом. Это гадкое подозрение терзало его, подленько подтачивало уверенность в собственных силах. Но ничего поделать с собой Игорь не мог. Лишь надеялся, что все это временно и он поймет, когда наступит нужный момент.

– Ладно, – Гоша не сдался, а временно отступил. – Если что, только свистни. Куда тебя сейчас отвезти? Домой? К Альбине?

– Только не к Альбине! – замахал руками Игорь, скорчив испуганную мину. – У меня от ее постоянных истерик уже зубы сводит.

– О как, – хмыкнул Чесноков. – Раньше тебя это не беспокоило.

– Раньше это казалось несколько навязчивыми капризами. Но теперь она научилась быть просто невыносимой. У меня после общения с Альбиной ощущение, будто меня выпили и высушили. Я в Зоне меньше устаю, ей-богу.

– Зато у нее тело…

– Это да, – не смог не согласиться Фомин. – Но как-то уже и не радует.

– Стареешь, Горыныч, – сделал вывод Гоша. – Жениться тебе пора.

– На ком?

– Познакомить?

– Иди ты! Хватит с меня твоих стриптизерш и танцовщиц. Я хочу нормальную девушку, не дуру и не истеричку. Чтобы за нее не было стыдно перед друзьями.

– Чтобы борщ варила?

– Да.

– И у окошка ждала?

– Угу.

– И чтобы теплые носки вязала?

– Почему бы и нет.

– Бабушку тебе надо, Горыныч, – обреченно покачал головой Чесноков. – Я же говорю – стареешь.

Игорь выпучил глаза, не зная чем парировать, а Гоша заливисто, по-детски рассмеялся, упершись головой о дверную стойку. Не выдержал и Фомин, вторя другу.

– Дурак ты, Гоша, и не лечишься, – отсмеявшись, прокомментировал Игорь.

– Лечусь, – привычно ответил друг. – Не помогает. Так куда тебя?

– Давай домой. Остановишь за квартал, я дойду.

– Конспиратор…

У Чеснокова звонко пискнули наручные часы. Он заученным движением вытащил из нагрудного кармана пузырек, высыпал на ладонь две белые гранулы. Взял из подстаканника чашку-поилку и запил таблетки. Игорь терпеливо ждал.

– Твое здоровье, – запоздало отсалютовал ему друг, ставя чашку на место. Он аккуратно промокнул платком губы, морщась, потом опустил ручной тормоз и взялся за руль.

– Поехали.

Машина мягко тронулась, скрипя колесами по схватившемуся морозом снегу. «Чайка» Чеснокова вырулила на улицу и величественно покатилась мимо освещенных фонарями сугробов.

– Ты завтра вечером свободен? – не поворачивая головы, спросил Гоша.

– Свободен.

– Подстрахуешь?

– Очередные охотники за артефактами?

– Ага.

– Без вопросов. Во сколько?

– Я позвоню.

– Договорились, – Игорь сладко зевнул. – Надеюсь, рэксы уже уехали.

Коттедж отчима так и не стал для Игоря родным домом. Он до сих пор с чувством светлой ностальгии проходил мимо старой трехэтажки с желтыми окнами коммуналок. Сколько времени прошло с тех пор, как в жизни их семьи появился невысокий, хромающий мужчина с сухим и скучным голосом, не любящий смотреть при разговоре в глаза? Лет десять? Да, примерно так и есть. Именно это событие Фомин считал вехой, разделившей его жизнь на «до» и «после». Жизнь «до» казалась беззаботной и яркой, вспоминалась как время безвозвратно утерянных безмятежности и счастья, тепла и уюта. Жизнь «после» превратилось в грубое и неприятное нагромождение мрачных событий, горьких переживаний, потерь и болезненных откровений. И хотя сам по себе Шиповалов Александр Сергеевич почти никак не был связан с большинством произошедшего «после», в памяти Игоря именно отчим стал триггером, запустившим их.

Гоша сделал пару лишних кругов по кварталу, удостоверившись, что опасность миновала. После остановился за углом и выпустил друга, сердечно попрощавшись. Не уезжал, пока Фомин не взошел на крыльцо и не исчез за створкой входной двери.

Отец пропал, когда Игорю было десять лет. Но как-то это случилось не разом, не вдруг. Он и раньше мог не появляться по несколько дней, но потом каждый раз приходил, уставший, потухший и тихий. Отсыпался, отъедался, помогая аппетиту рюмкой водки, и становился сам собой, любимым и любящим. А потом, через несколько дней, опять собирался и уходил в ночь, когда Игорь уже спал.

То были сложные года. Друг за другом остановились или закрылись все искитимские заводы и минеральные выработки. На улице оказались сотни людей, среди которых был и отец Фомина. Некоторые начинали нещадно бухать, пропивая последнее, некоторые смогли вырваться из режимного предзонья на заработки в Новосибирск, некоторые нашли свое призвание в криминале, бомбя дальнобойщиков на трассе и обирая торгашей.

Но были и те, кто решился пойти ва-банк, разменяв собственную удачу на призрачную возможность сорвать большой куш. Эти полезли в Зону, наплевав на патрули и Уголовный кодекс. И тащили, тащили внеземные объекты, продавая их любому, кто даст подходящую цену.

Пусть сейчас стало модным рассматривать события тех лет сквозь призму современной морали, но Игорь не считал, что вправе судить поступки отца. Такие были времена, такие были условия. И если вышло так, то, значит, иначе было нельзя.

Здесь люди поколениями срастались с Зоной, платили ей дань своими жизнями и жизнями детей. Здесь иной раз преступник не отличался от представителя власти. Здесь за каждым окном пряталась личная трагедия, неразрывно связанная с землей по ту сторону охранного Периметра. Здесь Игорь уяснил, что главными ценностями являются семья и друзья. Остальное – пыль и тлен.

Отец Игоря был сталкером. И отец Чеснокова был сталкером. Как и отцы некоторых одноклассников – тоже хаживали за артефактами. Почти все отсидели срок или больше. Почти всех «лизнула» Зона – среди сталкеров найти человека без увечья большая удача. Однако обо всем этом дома редко говорилось вслух, практически никогда об этом не откровенничали с детьми.

Потом отец не пришел: ни через неделю, ни через месяц – никогда. Он погиб, если быть точным, хотя тело найдено не было. Такое случается, ловушки инопланетян частенько превращали тела людей в нечто неопознаваемое. А спустя два года в жизни Фоминых появился Шиповалов Александр Сергеевич, больше известный как Саша Восток. С тех пор они и стали жить в его коттедже, переехав вместе с нехитрым скарбом.

И как-то сразу у Игоря с отчимом не заладилось. Они невзлюбили друг друга с первых же минут общения. С тех пор эта мрачная вражда тянулась годы и годы, отравляя и без того не слишком веселую жизнь.

Игорь прикрыл за собой дверь, прислушиваясь. Домашние спали. Все два этажа были погружены в темноту и тишину, лишь мерно тикали часы в гостиной. Игорь включил небольшую лампу возле зеркала в прихожей, которая загорелась неярким светом, и, стараясь не шуметь, разделся. С удовлетворением отметил, что дверь комнаты отчима плотно закрыта, а значит, встречи с ним можно избежать. Осмелев, он даже пробрался на кухню, приоткрыл холодильник, отломил себе кусок сырокопченой колбасы и, зажав добычу в зубах, пошел к лестнице, ведущей наверх.

На полпути он замер и тяжело вздохнул. Из-под двери его комнаты пробивался приглушенный свет. Это могло означать лишь одно.

Уже не таясь, Игорь поднялся на второй этаж.

– Здравствуй, сынок, – с кривой улыбкой на узком лице поприветствовал его Саша Восток, как только Фомин появился на пороге. – Ты знаешь который час?

Отчим сидел за компьютерным столом вполоборота к двери и небрежно крутил в пальцах свою любимую зажигалку, сделанную из когтя медведя.

– У меня были дела, – довольно грубо ответил Игорь, проходя в комнату. – И не называй меня сыном.

Он демонстративно, с хрустом, откусил кусок колбасы и принялся жевать, с вызовом глядя на отчима. Тот лишь усмехнулся, перебирая своими паучьими пальцами проклятую зажигалку Сказал все тем же вкрадчивым, спокойным голосом:

– Дерзить не надо, сынок, – теперь «сынок» прозвучало с иной, уничижающей интонацией. – Мы с твоей матерью действительно переживаем за тебя. Она думает, что ты занялся сталкерством.

Игорь молча стащил свитер и бросил его на стул. Закинул в рот оставшийся кусок колбасы и принял привычный для подобных бесед отстраненный вид, глядя на фонарь за окном.

– Напрасно ты так, Игорь, напрасно, – с укором сказал Восток. – Я ведь тебе добра желаю, лучшей жизни, чем была у твоего отца и у меня. А раз я тебе не указ, так о матери подумай. Мы же одна семья, хочется тебе того или нет. А в семье оно как? Один за всех и все за одного. Влипнет коготок, так всей птичке пропадать.

Он продемонстрировал зажигалку, гладкая поверхность которой тускло поблескивала в свете лампы. Потом крякнул, поднимаясь. Ростом Восток был чуть ниже Игоря, сутулый и немного скособоченный. Однако Фомин отступил в сторону, когда отчим направился мимо него к выходу.

Возле двери отчим обернулся:

– И потом, Игорь, уговор у нас с тобой, не забыл? Ты ведешь себя как подобает уважающему кормильца сыну, не ходишь в Зону и выполняешь небольшие мои поручения. Если нарушение первой части я еще могу списать на твой характер и молодость, то второе и третье уж будь добр выполнять. Не буду напоминать кто кому и чем обязан.

Игорь опустил голову и вновь промолчал. Ему нечем было крыть. А врать не хотелось, уж очень устал.

– Завтра в двенадцать будь у «России», – тон отчима стал жестким и деловым. – К тебе подойдет пацан и передаст листок с цифрами. Ты цифры запомнишь и передашь их Луке. Листок уничтожишь. Только не звони, а ножками до Луки дойди. Все понял?

– Понял, – кивнул Фомин. Отказаться он не мог.

– Вот и славно, – отчим хлопнул его по плечу. – Спокойной ночи. И помни про уговор. И про то, что все тайное рано или поздно всегда становится явным.

Он внезапно поморщился, прикоснувшись к щеке, задвигал челюстью, прислушиваясь к ощущениям. Бросил хмурый взгляд на пасынка и вышел, закрыв за собой дверь.

Несмотря на усталость, сон пришел не сразу. Какое-то время Игорь лежал, уставившись в темноту, и размышлял. Мысли ворочались в голове тяжело, они давили и мешали уснуть. Каждая требовала разрешения, каждая нуждалась в раскрытии.

Что на самом деле знает отчим? Где взять денег, чтобы уехать из Искитима и увезти мать? Спаслись ли Ряба и Гриф, и если не спаслись, то когда придут и за ним?

А также что именно от него хотели рэксы?