Глава 28

Я не стала делать всего того, что советовала мне гипнотизерша, но все же записалась к психиатру на прием раз в неделю в течение года.

У меня просто не оставалось выбора.

После того как я вышла из госпиталя в прошлом году, в начале лета, мне пришлось ехать в город на судебное заседание, и я надела самый респектабельный костюм. И пока я ждала, когда назовут мое имя, думала о том, как впервые встретила Патрика в Нузе. Я тогда сидела в зале на симпозиуме «Дизайн экологических домов», а Патрик опоздал и искал свободное место. Я видела, как его взгляд обшаривает зал, и подумала: «Сядь рядом со мной!» – и тут он поймал мой взгляд и улыбнулся.

Это было началом и концом одновременно.

Судебное заседание вскоре открылось – и удивительно быстро закрылось. Я не стала оспаривать запретительный ордер и сразу признала свою вину, когда речь зашла о проникновении в чужой дом. Мне дали год условно и обязали посещать психиатра.

Психиатр не слишком много говорила, она чаще давала мне возможность снова и снова выговориться, но когда все-таки открывала рот, мне казалось, что я бабочка, которую пришпилили булавкой к листу бумаги. Поначалу все разговоры касались только Патрика.

– Как вы думаете, что чувствовал Патрик, когда вы непрерывно ему звонили?

– Как вы думаете, что происходило в уме Патрика, когда вы вдруг появились в тот день?

– Как вы думаете, Патрик испугался той ночью?

Ирония заключалась в том, что в последние три года я только тем и занималась, что думала о Патрике, но оказалось, что на самом деле я совсем о нем не думала.

– Я никогда не делала ничего дурного, – отвечала я. – Это же не насилие.

– Насилие – это не только физические действия, – говорила психиатр. – Вы изматывали его.

– Я его любила! Я просто хотела его вернуть.

– Саския, подумайте об этом еще разок.

Она не давала мне ничего упустить. Как будто заставляла стоять перед зеркалом, а я то и дело пыталась отвернуться и посмотреть на что-нибудь другое. При этом психиатр каждый раз хватала меня за плечи и снова поворачивала лицом к зеркалу. А когда я закрывала глаза ладонями, она мягко отводила руки и прижимала их к моим бокам.

И наконец я сдалась, просто стояла спокойно и смотрела.

Зрелище оказалось не слишком приятным.

Сухим медицинским голосом врач перечисляла возможные последствия моего поведения, то, что я могла вызвать в Патрике: тревожность, депрессию, посттравматический стресс.

– Но я действительно не думала… – начала было я и тут же умолкла.

– Все подробно задокументировано, – сказала психиатр.

– Да уж, не сомневаюсь, – пробормотала я.

– И вы это знали, – продолжила она. – Думаю, вы даже в глубине души прекрасно понимали, что именно вы с ним делаете.

– Могу послать ему открытку с извинениями, – наконец сказала я глупейшим голосом.

Шутка была настолько дурацкой, что врач даже не потрудилась на нее отреагировать. Она лишь посмотрела на меня, снова втыкая булавку прямо в сердце, так что я затрепетала, съежилась – и наконец затихла.

Это же просто шутка насчет открытки. Вернувшись домой из госпиталя, я ни разу не попыталась снова увидеть Патрика или как-то с ним связаться. Перестала ходить на футбольные матчи Джека. Мне этого даже и не хотелось. На самом деле не хотелось. Как будто некая еда, которую я когда-то в особенности любила, вдруг вызвала у меня тяжелое отравление. Так что, хотя я и помнила, как это вкусно, и даже машинально протягивала к ней руку, но тут же вспоминала, насколько мне было плохо из-за нее, и желание гасло под напором отвращения.

Мы много говорили о горе: о моих страданиях после смерти матери, о Патрике и Джеке, о детях, которых мне не суждено иметь. Говорили о том, как я использовала свое горе в качестве оружия против Патрика, как обращала свои боль и ярость вовне, выплескивая их, словно держала в руках огнемет и в отчаянии направляла его на Патрика, в яростных и абсолютно бессмысленных попытках не обжечься самой.

Я истратила множество бумажных носовых платков этой докторши.

Мы говорили о том, что решение Патрика расстаться со мной ко мне самой не имело никакого отношения; все дело было в нем самом и в его тоске по Колин.

– Если бы на той конференции с ним познакомилась Элен, он, скорее всего, и с ней расстался бы точно таким же образом, – сказала психиатр.

– Нет, они действительно пара, – возразила я. – Между ними настоящая любовь.

– Это всего лишь вопрос времени.

Мы говорили также о дружбе и о том, как я позволила себе отдалиться ото всех, прекратить общение. Мы говорили еще и об увлечениях, о разных занятиях, кроме преследования бывшего возлюбленного. Мы говорили о том, как наладить будущие отношения и справляться с возможными расставаниями.

Наконец я перестала то и дело хватать бумажные салфетки.

А потом однажды будто распрямилась, и мы поболтали о фильме, который я смотрела в выходные, и о новом рецепте рыбного блюда, который недавно попробовала, и о том, что нам обеим хотелось бы есть побольше рыбы, а в конце сеанса моя психиатр сказала, что ей думается, мне, пожалуй, не обязательно приходить к ней на следующей неделе. Я так и поступила. А вместо доктора пошла сделать педикюр.

Элен говорила, что мне лучше уехать из Сиднея, но я не хотела переезжать.

Я так соскучилась по своим друзьям и подругам.

Тэмми теперь жила вместе со мной в двухквартирном доме, и мы очень часто общались с нашими соседями, Джанет и Питом. Их детишки постоянно забегали к нам в гости. Мы с Тэмми присматривали за ними в прошлые выходные, чтобы Джанет и Пит могли куда-то съездить.

В конце концов я дошла до того, что несколько месяцев встречалась с братом Джанет. Уж такой оказался любитель серфинга! Тоби. Он был забавным и на какое-то время прекрасно меня отвлек, но он совсем недавно расстался со своей девушкой, и я тоже – на свой лад, так что мы оба были немножко странными и уязвимыми, и наше знакомство само собой постепенно сошло на нет.

Мы остались добрыми друзьями, и это тоже было для меня новым и необычным опытом. Я никогда прежде не сохраняла дружеских отношений со своими бывшими парнями. Даже не понимала, как это вообще может быть и есть ли тут какие-то правила, но до сих пор все идет прекрасно, хотя иной раз мы и испытываем легкую неловкость. Мы болтаем обо всем, но стараемся не смотреть друг другу в глаза.

Кейт говорит, что ей кажется, будто мы с Тоби предназначены друг для друга и в итоге снова сойдемся, потому что есть нечто весьма особенное в том, как он на меня смотрит. Мне не кажется, что он на меня смотрит, но, видимо, он и вправду это делает, когда я отвлекаюсь. Я не слишком ей верю. Подруга сейчас беременна и потому чрезмерно сентиментальна. Она позвонила мне накануне вечером, чтобы сообщить: они с Лансом ходили на ультразвук и теперь знают, что у них будет мальчик и что им хотелось бы, чтобы я стала его крестной. Я! Кейт сказала:

– Я, конечно, понимаю, мы знакомы не настолько долго, чтобы просить о такой ответственности. – Потом окликнула меня: – Эй, Саския? Ты слушаешь?

Мой крестный сын родится в будущем году.

Кстати, о детях. Сегодня видела гипнотизершу с ее ребенком.

Я не искала этой встречи. И никогда бы не нарушила условий запретительного ордера, даже всячески стараюсь избегать тех мест, где могла бы натолкнуться на кого-то из них.

Была вторая половина дня, и я просто гуляла перед встречей с Тэмми и Кейт. Мы хотели заглянуть в бар «Опера» перед тем, как отправиться в театр. Кейт отыскала на каком-то веб-сайте недорогие билеты. Погода стояла прекрасная, вечер едва начинался, и у залива гуляло множество народа. Люди просто бродили взад-вперед между паромной переправой и оперным театром.

Элен шагала прямо в мою сторону, толкая перед собой коляску – одну из самых ярких и новомодных конструкций. Я лишь краем глаза увидела ее ребенка. Ребенка Патрика. Это была девочка. На ней было пурпурное платьице. Маленькие ножки в белых носочках высовывались из-под подола.

Я остановилась как вкопанная, и тут же кто-то за моей спиной пробормотал:

– Эй, поосторожнее!

Лицо Элен вспыхнуло радостью. Казалось, она смотрит прямо на меня. Я улыбнулась в ответ, потому что мне всегда думалось, что в другом мире мы могли бы стать подругами, и мне действительно хотелось рассказать ей о том, что, как ни странно, после того, как я сломала лодыжку, загадочные боли в ноге прекратились.

А потом я поняла, что она улыбается кому-то позади меня и уже поднимает руку приветственно помахать. Я даже оборачиваться не стала, чтобы выяснить, кого она увидела – Патрика, или Джека, или кого-то еще.

Я просто пошла дальше и постаралась затеряться в толпе.