Хотя креативность не дар муз и не благословляет яркой вспышкой строго ограниченную группу людей, творцы тем не менее кажутся особенными. Как будто они принадлежат к отдельной породе, сделаны из особого теста. Порой они отличаются от нас и внешне. И из-за их своеобразного вида и поведения тянет предположить, что они другие и внутри. Я называю это мифом об особой породе: согласно ему, творческие личности принадлежат к особому типу или у них есть особые гены, которые влекут к креативным занятиям. Мы готовы поверить, что одни рождаются с творческой жилкой, а другим выпал иной генетический расклад. Наблюдая за видными представителями мира искусств, мы видим, как они не похожи на обывателей. Поверив в это отличие и отсутствие у нас того, что есть у них, мы получаем удобное оправдание нашей неспособности к инновациям. Если уж творческих генов нет, каждый раз, когда от нас просят новых идей, можно прибегать к безопасной отговорке: «Я не творческий человек» — и увильнуть от обязанности мыслить нешаблонно.

Во многих организациях даже существует четкое различие между «креативными» и «корпоративными» типажами. Вторые занимаются традиционными для бизнеса вещами — бухучетом, финансами, операциями, менеджментом. Первые встречаются в других отделах — маркетинга, рекламы, дизайна. Их легко узнать — они редко носят костюмы. Во многих организациях эти отделы не пересекаются друг с другом, а порой для них даже действуют разные правила. В Соединенных Штатах разделение дошло даже до расчета заработной платы. В отношении сотрудников, чья работа подходит под определение «творческая», существующий налоговый закон США разрешает определенные исключения из федерального положения о минимальной заработной плате и оплате сверхурочных часов [19]. Министерство труда США действительно проводит различия между традиционными и творческими профессиями. Для традиционных нужны «ум, усердие и точность», в то время как творческие подразумевают «изобретательность, воображение, оригинальность или талант». Если даже служба по внутреннему налогообложению высказалась по теме, очевидно, ров между творческими и корпоративными типажами широк и хорошо укреплен.

Такое разделение не ограничено уровнем отдельных людей и организаций. Мы часто распределяем целые виды бизнеса по категориям, подчеркивая, какие из них относятся к «креативным отраслям». Хотя это размежевание в основном делается с целью проанализировать экономику региона или страны, все же оно демонстрируют наше убеждение: определенными профессиями занимаются творческие люди — а другие, получается, остаются их нетворческим товарищам. В продукции компаний из сферы дизайна и развлечений легко усмотреть креативность. Гораздо труднее увидеть ее в местах вроде Walmart, несмотря на их впечатляющие инновации в ценообразовании и управлении цепью поставок.

Это разграничение объясняет, почему миф об особой породе так устойчив. Нам необходима простая, предпочтительно биологическая причина, по которой одни люди невероятно креативны, а другие нет. Возможно, самой показательной в этом отношении будет история с мозгом Альберта Эйнштейна, извлеченным и сохраненным после смерти ученого (несмотря на его просьбу о кремации) [20]. Психологи и врачи тщательно изучили мозг великого физика в надежде найти биологическое объяснение его гению и творческим способностям. Но, как показали все исследования, мозг Эйнштейна был таким же, как и у большинства людей, — за исключением того удивительного факта, что он оказался значительно легче, чем в среднем у мужчин. Это был совсем не тот результат, на который рассчитывали, поэтому поиски продолжаются.

Больше полувека назад, в 1950 году, доктор Джой Гилфорд вдохновил поколение исследователей, побудив их к тому, чтобы найти источник креативности и определить, принадлежат ли творческие люди к особой породе. Его только что избрали президентом Американской психологической ассоциации (АПА), и, как новоиспеченный лидер самого влиятельного сообщества ученых-психологов, он должен был сделать основной доклад на ежегодном собрании — свое первое обращение президента [21]. Традиционно президенты АПА используют эту возможность, чтобы привлечь внимание коллег к важному вопросу, который, по их мнению, требует более тщательной разработки. Гилфорд большую часть жизни занимался психологическими исследованиями и разработал солидную программу психологического тестирования для американских военных. В тот день он объявил собравшимся что, по его мнению, АПА необходимо сосредоточить внимание на креативности.

В то время творческие личности и творческий процесс были мало изучены, и на их счет существовала масса неподтвержденных стереотипов. Творцов часто представляли в виде длинноволосых невротиков, которые удаляются от общества в уединенные мастерские или заброшенные хижины, чтобы сосредоточиться на своем ремесле. Гилфорд поставил эти стереотипы под вопрос. Он призывал к исследованиям, которые должны были доказать, что большинство предрассудков о творческих людях не соответствуют реальности, и говорил о необходимости разработать инструменты, способные объяснить творческий процесс с психологической точки зрения. Однако после обращения Гилфорда прошли десятки лет, а остаточное влияние упомянутых им стереотипов по-прежнему ощущается.

Если есть творческий тип, особая человеческая порода, специально предназначенная для творческих занятий, значит, мы можем выявить его, исследовав две конкретные области: личностные особенности и генетический код. Личностные качества позволяют некоторым людям видеть связи между несвязанными с виду понятиями или легче принимать критику, которая неотделима от творчества. Возможно также, что качества, делающие человека креативным, заложены в его генетическом коде. И, что очень хорошо для наших целей, исследователи креативности, а также психологи и генетики рассмотрели именно эти возможности.

После исторической речи Гилфорда началось исследование личностных качеств, характерных для творческих людей. Самый плодотворный проект раннего периода был осуществлен в Институте диагностики и исследования личности (Institute for Personality Assessment and Research, IPAR) при Калифорнийском университете в Беркли [22]. Для начала ученые попросили специалистов из разных сфер отобрать в их областях наиболее творческих людей. которых потом пригласили провести выходные в Беркли и принять участие в исследовании. Большая часть выходных ушла на совместные застолья и неформальные дискуссии, но кроме того, сотрудники IPAR подвергли приглашенных разнообразным тестам и выяснили, что многие обладают схожими чертами. Им были свойственны, например, интеллект выше среднего, открытость новому опыту, сбалансированная личность и склонность выбирать сложные варианты. Хотя эти качества помогли выделить конкретную группу из популяции в целом, они не позволили четко установить, что отличает творческих людей от нетворческих. Список, составленный институтом, выявил у первых общие черты, но их нельзя было назвать единообразными, да и сравнения с популяцией в целом не проводилось. Исследование не дало ответа на вопрос, чем креативные индивиды непохожи на обычных, и даже невозможно было сделать вывод о том, что они в принципе отличаются от остальных. Более поздние работы проложили путь к такому сопоставлению.

По мере того как исследования личности продвигались, была разработана стандартная система показателей, давшая возможность легко проводить сравнения между двумя группами людей. Чаще всего для этого используется пятифакторная модель личности (которую также называют «Большой пятеркой»). Эта модель впервые появилась в 1960-е гг., но для упомянутых целей ее приняли ее только в 1980-е. В «Большой пятерке» личностные качества измеряют по пяти шкалам. Это открытость опыту, добросовестность, экстраверсия, доброжелательность и невротизм. Вместо того чтобы относить людей к определенным типам, как тесты DISC или Майерс–Бриггс, которые так часто используют организации, тест «Большая пятерка» представляет личность в числовых значениях по пяти шкалам. И он не помещает личность в категорию из фиксированного набора, а описывает тонкие различия между личностями разных людей. Пытаясь выделить черты творческой личности, исследователи постепенно стали использовать «Большую пятерку» в качестве инструмента для сравнения личностных показателей выдающихся творцов и обычных представителей популяции (предположительно не креативных). Если бы творческие люди показывали результаты выше средних по одной из шкал, можно было бы приступить к описанию шаблона творческой личности. Однако данные оказались в лучшем случае противоречивыми. Хотя открытость новому опыту в наибольшей степени соответствует творческому началу, обоснованных фактов, связывающих креативность с другими показателями, оказалось слишком мало [23]. Это означает, что креативность не является исключительным свойством определенного типа личности. Такого типа личности не существует.

Если личность здесь ни при чем, для подтверждения мифа об особой породе имеет смысл обратиться к генетике. С тех пор как открыли гены и появилась возможность исследовать генетический код, ученые все время пытаются объяснить изрядную долю человеческого поведения с их помощью. Мы с готовностью приписываем поведение людей внутреннему биологическому источнику, и в этом плане генетика обещает очень многое. Нас зачаровывает идея, что природа может оказаться сильнее воспитания. Мы искали ген музыкальности, лишнего веса и, да, даже ген креативности. С биологическими причинами не поспоришь. И если креативность коренится в наследственности, то как только мы научимся определять, суждено ли нам творить, можно будет правильно выбирать профессии. Если креативность дается от рождения, то организациям, которые в ней нуждаются, нужно просто найти тех, кто выиграл ее в генетической лотерее.

Если вы хотите исследовать влияние генетики на креативность, музыкальность или любую другую черту, надо начинать с семей [24]. Однако это трудно, поскольку подойдет не любая. В обычном семействе детей с генами из одного и того же генного пула воспитывают одинаково. Они живут вместе с другими детьми этой семьи, но разделяют с ними только половину генов. В этих условиях воздействие наследственности очень сильно переплетено с влиянием воспитания и слишком трудно установить, что можно приписать природе, а что — родителям. Однако есть особые семьи, которые позволяют провести такое разделение, — это семьи с близнецами.

На первый взгляд семьи с близнецами представляют собой ту же задачу для исследователей, что и обычные семьи: в них так же слишком сильно сплетаются биология и воспитание. Однако, поскольку существуют как идентичные (или однояйцевые) близнецы с абсолютно схожими генами, так и разнояйцевые (двуяйцевые), у которых общая только половина генов, можно взять большие группы близнецов обоих типов и сделать обоснованные выводы о том, какие черты обусловлены генетикой, а какие — опытом. Мы можем сравнить, что идет от природы, а что от воспитания. Если однояйцевые близнецы больше похожи друг на друга, чем двуяйцевые, вероятно, все объясняется природой. Значит, чтобы исследовать креативность и генетику, нужна большая выборка однояйцевых и двуяйцевых близнецов.

В 1973-м группа исследователей под руководством психолога Марвина Резникоффа поставила себе именно такую задачу. Они перетрясли Коннектикутский реестр близнецов, в котором были зафиксированы все многоплодные роды, случившиеся в штате Коннектикут начиная с 1897 г., и провели обширное исследование креативности у близнецов [25]. Команда Резникоффа выбрала из реестра 117 близнецов и разделила их по полу и зиготности (т.е. на однояйцевых и двуяйцевых). Участникам дали последовательность из 11 различных тестов, измеряющих творческие способности. Каждый тест был посвящен одному из элементов креативности, таких как способность генерировать большое количество идей или использовать существующие концепции новыми способами. Этот метод позволил исследователям измерить показатели креативности и определить, отличается ли степень сходства у однояйцевых и двуяйцевых близнецов. Когда результаты были сведены в таблицу, почти никаких отличий не обнаружилось. В опубликованной затем статье авторы эксперимента писали: «Тем не менее у нас мало последовательных и убедительных данных, подтверждающих генетическую составляющую креативности» [26]. В тех случаях когда идентичные свойства у близнецов все же были выявлены, их частота не превышала тот же показатель для взятых случайным образом представителей популяции в целом. То есть данные показывают, что сходные черты близнецов определяются окружающей средой, а не генетическим кодом. Никакого подтверждения для существования гена креативности найдено не было. Природа не отменяет влияния воспитания.

Если креативность не является качеством, которое встречается у людей определенного типа, и не имеет отношения к генетической лотерее, то почему мы настаиваем на разделении между творческими и нетворческими профессиями? Если она доступна каждому, в каждом отделе и каждой отрасли, возможно, надо исключить это разделение в структуре организаций и позволить всем использовать творческие способности. Отдельные компании так и поступили — и обнаружили, что интеграция способствует инновациям и росту прибыли.

В компании W. L. Gore & Associates все сотрудники начинают с одной и той же должности — «партнер» [27]. У них нет ни четко определенных задач, ни карьерной лестницы, по которой можно подняться, выполнив задачу. Вместо этого новых работников ставят в пару со «спонсором» — партнером с большим стажем работы, который помогает освоить принятый в компании жаргон, знакомит новичка с организацией в целом и в течение первых недель направляет его участие в работе разных проектных групп. Так новые партнеры проводят несколько месяцев — узнают людей и проекты. Это фаза проверки, которая нужна, чтобы правильно совместить навыки вновь прибывших членов коллектива с желаниями и потребностями конкретной проектной команды. А таких команд много.

Компанию Gore основал в 1958 г. Уилберт «Билл» Гор в качестве альтернативы привычным для того времени большим бюрократическим организациям. У Билла Гора за плечами были 17 лет работы в DuPont, где, по его мнению, сильно недооценивали рыночный потенциал политетрафторэтилена (ПТФЭ, или тефлона). Еще в DuPont Гор некоторое время проработал в небольших исследовательских группах, где царил дух предпринимательства, и надеялся, что в его новой компании будет именно такая атмосфера. Он хотел, чтобы все его сотрудники могли свободно тратить время на проекты, над которыми им страстно хотелось поработать, или же создавать собственные. Чтобы добиться этого, он придумал для W. L. Gore & Associates структуру, которая радикально отличалась от распространенных в то время бюрократических конгломератов.

В 2010-м Гор и более восьми тысяч его партнеров получили около трех миллиардов долларов прибыли от разнообразной продукции. Самое известное их изобретение, мембранная ткань Gore-Tex, делается из того самого ПТФЭ, с которым решил экспериментировать Билл Гор. Сын Гора Роберт сумел сделать из этого полимера подобие прочной и пористой нити, и это открытие позволило разработать множество товаров, от ботинок и перчаток до медицинских изделий и скафандров для астронавтов NASA. Гор даже использовал технологию ПТФЭ, чтобы создать более прочную зубную нить. В 2003 г. он продал эту технологию, которая сейчас называется Oral-B Glide, компании Procter & Gamble, но продолжает заниматься производством и развитием.

Хотя продукция W. L. Gore определенно имеет инновационный характер, настоящая инновация — ее уникальная структура. У компании есть формальный генеральный директор и четыре основных дивизиона, в которых занимаются, соответственно, тканями, электроникой, медицинскими изделиями и промышленными технологиями. Однако в остальном организация имеет горизонтальную структуру. Она построена не в виде иерархии, а в виде «решетки», в которой все объединены со всеми. Коммуникация идет напрямую, и ответственность тоже распределяется горизонтально. Нет ни схем организации, ни должностной лестницы, ни разделений между «творческими» и «нетворческими» отделами. Ключевые структурные единицы — самоуправляемые команды, которые собираются для каждого проекта. Партнеры отвечают друг за друга. Они полагаются на взаимный творческий вклад в успех проекта и даже определяют материальную компенсацию для своих коллег.

В отсутствие управленческих уровней не существует и формальной системы одобрения проектов. Разработка новых продуктов происходит внутри решетчатой структуры. Когда у кого-то появляется новая идея, этот сотрудник начинает ее развивать и просит о помощи по мере необходимости. По ходу того, как в работу вовлекаются новые люди, проект набирает силу. Если никто не присоединяется, проект замирает. Хотя в Gore нет традиционных должностей — исследователь с ученой степенью формально не отличается от специалиста по маркетингу или операционного менеджера, — в компании все же есть возможность добавить на визитную карточку слово «лидер». Так называют того, кто запустил несколько проектов или кого часто просят возглавить команду. Даже генеральный директор (который присутствует в схеме организации) избирается совместно советом директоров и выборкой представителей из числа партнеров Gore.

Пока Дейв Майерс не стал лидером, W. L. Gore не производила гитарные струны. Майерс, инженер по образованию, занимался разработкой сердечного имплантата на заводе Gore в городе Флагстафф, что в штате Аризона. В какой-то момент он стал искать способы улучшить тросики своего горного велосипеда, покрывая их тем самым полимером, из которого делается ткань Gore-Tex. Когда он создал успешный прототип (и, вероятно, отлично покатался на велосипеде), его мысли перешли от велосипеда к гитаре. Майерс знал, что гитарные струны утрачивают целостность звучания по мере того, как кожное сало накапливается на витках стальной оплетки и между ними. Он собрал команду добровольных партнеров, и они начали экспериментировать, покрывая струны полимером Gore-Tex. Эксперименты проводились в течение трех лет с перерывами, и в результате группа создала гитарные струны, которые сохраняли тон дольше, чем любые аналоги. Струны Elixir сразу завоевали успех на рынке и по-прежнему продаются в США лучше, чем все остальные.

Хотя четыре дивизиона компании все же обеспечивают определенную структуру, сотрудники нередко работают над проектами на стыке подразделений. Чтобы упростить сотрудничество, W. L. Gore намеренно делает свои предприятия маленькими — обычно коллектив не превышает 200 человек — и строит их группами, одно рядом с другим. Это позволяет всем, работающим в одном месте, знать друг друга, а еще дает потенциальным лидерам проектов возможность обращаться на другие предприятия, если нужна помощь, — так, как поступил Майерс, трудясь над гитарными струнами. Таким образом люди с самым разным опытом могут объединиться для решения новой творческой задачи.

В традиционной организации трудно представить, что инженер, работающий над медицинским изделием, одновременно экспериментирует с тросиками для горного велосипеда и гитарными струнами. Но W. L. Gore не традиционная компания. Ее уникальная структура подразумевает, что сотрудники не тратят время, переживая из-за ярлыков, и не волнуются, подойдет ли проект для их отдела. У них нет предрассудков по поводу того, кого считать или не считать креативным. Если партнерам интересно и они чувствуют, что могут внести свой вклад в проект даже настолько новый для компании, как гитарные струны, они берут обязательства и начинают работу. Поскольку нет ни отдельного департамента, где разрабатываются идеи, ни даже разграничения между идеями по разработке новых изделий и по маркетингу, вся организация W. L. Gore — это творческий рынок, где люди вкладывают время в привлекательные для них проекты и порой даже конкурируют за возможность работать над новой многообещающей задачей. Эта питательная среда для идей позволила компании создать портфолио, в которое вошло более тысячи разработок — от материала для скафандров и до гитарных струн.

Это уникальная компания, которая выпускает по-настоящему инновационную продукцию. Более того, из-за этой уникальности ее легко посчитать исключением. С самого начала она строилась на базе решетчатой структуры, чтобы было легче развивать инновационные разработки. Возможно, ей удалось избежать традиционного разделения, потому что она была такой с самого начала. Ну а как же «нормальные» компании? Можно ли применить подобный подход в традиционной организации? Оказывается, это уже сделали.

В 1980 году промышленник Антонио Курт Семлер передал свою производственную компанию Semco в собственность сыну Рикардо [28]. Компания была основана за 30 лет до этого, вскоре после эмиграции Семлера-старшего из Вены в Сан-Паулу, Бразилия. Со временем Антонио превратил Semco из фирмы, которая размещалась в маленькой квартире и имела в штате одного человека, в компанию с прибылью $4 млн и сотней сотрудников. И сделал это, следуя традиционным правилам индустриального менеджмента. По мере роста он строил иерархическую структуру, в которой менеджеры составляли нормативные документы и готовили папки со спецификациями на любой случай. Хотя этот метод поначалу помогал развивать компанию, рост постепенно замедлился, и к тому моменту, как управление перешло к Рикардо, пошел обратный процесс.

Компания оказалась на грани банкротства. Традиционная иерархия работала довольно плохо, и новому руководителю требовались радикальные перемены. Ему были необходимы инновации. И креативность — причем у всех, включая фабричных рабочих и старших менеджеров. Семлер-младший решил изменить структуру организации в надежде, что это стимулирует появление инновационных идей на всех уровнях. Он знал, что не каждый сможет с этим смириться, и поэтому уволил 60 процентов руководителей высшего звена в первый же день. Сначала он пытался превратить Semco в матричную структуру, в которой сотрудников назначают на разные проекты по мере необходимости — порой переводя из одного отдела в другой. Когда выяснилось, что это не позволяет выйти из кризиса, Семлер вообще отказался от постановки задач. Он создал гибкую организацию, в которой команды формировались и переформировывались вокруг идей и проектов, и сотрудники входили и выходили из этих команд по собственной инициативе. Хотя это может показаться хаосом и отсутствием структуры, в Semco работники формируют структуру собственными действиями. «Это не отсутствие структуры, — утверждает Семлер, — а отсутствие структуры, навязанной сверху» [29]. Руководители не проводят различия между творческими и корпоративными сотрудниками — каждый решает для себя, какие навыки у него есть и где их можно применить.

Поскольку в организации Семлера люди сами принимают решение о том, как использовать свою креативность, они чаще применяют творческие подходы. Постепенно Семлер еще больше отстранился от принятия решений — касающихся не только сотрудников, но и всего остального. В 2003 г. Semco устроила праздник по поводу десятой годовщины со дня последнего решения, принятого генеральным директором. Отсутствие решений, спущенных «сверху», и демократичный подход к инновациям, кажется, дают плоды. Также в 2003-м Semco отметила годовую прибыль $212 млн — значительный показатель для компании, которая чуть не оказалась банкротом.

W. L. Gore и Semco показывают, как непрерывные инновации могут расцвести в организации, которая принимает творческий потенциал всех ее членов. Миф об особой породе не выживает в таких местах, где каждый может предложить идею или внезапно возглавить команду. Вместо того чтобы разводить отделы, в которых работают творческие и нетворческие сотрудники, в Semco создали организационную структуру, в которой позицию сотрудника определяют проекты и продукты, а не предполагаемое генетическое различие или добровольное размежевание. В W. L. Gore нет менеджеров, использующих разделение на «творческих» и «корпоративных», чтобы установить иерархию. Вместо этого люди сами выбирают себе позиции, на которых смогут применить свои идеи, пусть даже министерство труда США не считает их должности «творческими».

В миф об особой породе легко поверить. Легко прийти к выводу, что одни рождаются креативными, а другие — не очень. Наши нынешние представления о генетике вызывают желание объяснить творческие способности генетическим кодом и таким образом принизить достижения других людей. Даже бюрократические правила, касающиеся условий труда и управления персоналом, основаны на мифе об особой породе и подчеркивают предполагаемую разницу между очевидно творческими должностями и позициями, видимо не связанными с творчеством. Но факты приводят к другому выводу. Творческие способности не привязаны к определенному типу личности и не определяются генетическим кодом. Когда традиционные организации разделяют предположительно креативных и некреативных сотрудников, они сильно ограничивают свой потенциал. «Умные» компании, вроде W. L. Gore и Semco, отмели это ложное разделение и сделали свою структуру такой, чтобы творческие идеи могли появляться где угодно. Если организация хочет оставаться конкурентоспособной в движимой инновациями экономике, ей требуется креативность всех сотрудников. Нам слишком нужны инновационные идеи, чтобы ожидать их только от представителей определенной воображаемой породы.