И было все действительно хорошо. Никаких вопросов Урсула не задавала, просыпалась утром, жужжала кофемолкой, плескала водой, рассматривала в зеркало свое лицо.

— Какая ты бледная, — укоризненно говорил Господин, притаскивал в дом овощи-фрукты, заставлял съедать за вечер не менее двух яблок. Урсула любила яблоки, а вот груши не любила.

Господин был очень занят по службе, Урсула иногда подъезжала по привычке к особняку, где он вел прием, но все чаще не находила его в кабинете, в белом халате и врачебной шапочке.

— Много организационной работы, — объяснял он иногда, — ты же понимаешь, это непросто.

Урсула понимала, что основать частную клинику для мужчин — это непросто. Она очень сочувствовала Господину, переживала его хлопоты и мытарства по инстанциям, предлагала обратиться за помощью к своему отцу, главному санитарному врачу города, потому что у главного санитарного врача города по определению есть много полезных связей в инстанциях. Но Господин нежно благодарил ее, гладил по щеке, она целовала его пальцы, он благодарил еще нежнее и отвечал:

— Не надо, не надо, ну что ты!

Урсула не знала, чем вызван Господинов отказ, думала — высокой личной гордостью, получилось немного не так, но это уже чуть позднее.

А с отцом, главным санитарным врачом города, и его новой женой Светланой Сергеевной Урсула подружилась. Светлана Сергеевна была приветлива, красива какой-то первобытно-общинной (решила Урсула) красотой, великолепно готовила блюда из мяса и не задавала глупых вопросов. Отец тоже не задавал глупых вопросов, на день рождения подарил Урсуле немецкую шубу из норки, Господин засомневался, но все-таки отец — шубу приняли.

Да и с мамой тоже отношения постепенно налаживались, прямо пропорционально приросту ее успехов на новой работе, в негосударственной авиакомпании. Мама выучилась вождению, разъезжала на новом автомобиле, плевала на пешеходов вообще и своего бывшего мужа в частности, хоть он пешеходом и не был. Урсулу она учила жизни, например, очень настаивала на том, чтобы она не забеременела ни в коем случае.