Но папа убегал не совсем к сумасшедшим. У папы полгода назад появились свои обстоятельства, ниже будет понятно, какие.

Папа Урсулы возглавлял городское управление Санэпидемнадзора. Возглавлял он его не так уж давно, второй год, к работе относился ответственно, и на ужасное происшествие в средней школе номер тридцать девять выехал сам. Ужасное на самом деле происшествие, очень даже чрезвычайное — по всем параметрам.

Средняя школа тридцать девять была начальная, то есть обучалась там мелюзга с первого по четвертый класс, оставаясь после уроков на «продленный день» с полноценным горячим питанием, гулянием в близлежащем парке и приготовлением домашних заданий под руководством опытных педагогов. Ольга Арнольдовна была опытным педагогом, стаж тридцать лет — о-го-го! милые мои, навидалась всякого. Всякого-то всякого, да не такого, чтобы почти все дети класса, двадцать пять учеников, пятнадцать девочек и десять мальчиков, начали тошнить в комнате отдыха, плача от боли в животах. Пока белая от ужаса Ольга Арнольдовна вспоминала простой номер «Скорой помощи», пока не попадала ледяными пальцами в нужные отверстия на телефонном диске, пока практически без голоса формулировала что-то в равнодушную трубку, дети плотно заняли все туалето-места, и их сильно не хватало. Двадцать трех человек госпитализировали с острым энтеритом, один из них, мальчик Виталик, — очень худенький, единственный ребенок семьи, через сутки скончался. Последующий бакпосев позволил диагностировать сальмонеллез, его возбудители были найдены в остатках омлета, подаваемого на завтрак.

Было заведено уголовное дело, и жизнь казалась директору начальной школы, Светлане Сергеевне, не просто законченной, а вдребезги разнесенной. Светлана Сергеевна вообще перестала что-либо соображать, побывав на похоронах худенького мальчика Виталика, когда увидела синие детские руки внутри красного типичного гроба, только чуть меньше размером. Светлана Сергеевна серьезно рассматривала мысль о самоубийстве, единственное, что ее останавливало, была полусумасшедшая мать, сдавать которую в интернат для психических хроников Светлана Сергеевна никак не хотела. Пробовала было на лето отправить мать в деревню Быково Пестравского района, к своей тетушке, материной родной сестре, но тетушка через неделю прислала хулиганку обратно, с гневной речью о том, что та бегала по улицам голой и устраивала какие-то странные скачки с козами соседей.

«Не дай мне Бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума…» Как только не переиначивала пушкинских строчек бедная Светлана Сергеевна — часто в ее голове жили и ходили хороводами только они.

Папа Урсулы ожидал увидеть в директорском строгом кабинете плотно сбитую школьную работницу с хлебным изделием «хала» на голове. Но навстречу ему поднялась измученная девочка с грязноватыми полосками от слез на щеках. Девочка к тому же была не слишком белая, а точнее, немножечко негр — классическая производная от фестиваля молодежи и студентов в одна тысяча пятьдесят седьмом году. Ее точеная фигура красиво вписывалась в оконным проем, прямые волосы темной тяжестью лежали на плечах, и привиделась она папе Урсулы древней Богиней, Жрицей или кем-то таким. В течение следующей недели он, используя в личных целях служебное положение, отмазал Светлану Сергеевну не только от грозящей уголовной ответственности, но и от суда вообще. Дело было закрыто за отсутствием состава преступления, а если Светлана Сергеевна и видела иногда во сне синие детские ручки во взрослом красном гробу, то и это прошло.

Осталась огромная благодарность к папе Урсулы, даже какое-то преклонение перед ним, а это хороший, качественный ингредиент для многосоставного блюда любви.

Так все и получилось. Светлана Сергеевна сделалась любовницей папы Урсулы — как их обоих ни воротило от приторного словечка «любовники», другого определения им не находилось.