Глава 8
«Готова на все»

Игры с Томом продолжались несколько месяцев. Он расширял мои границы, знакомя с чем-то новым. Но к концу года темп замедлился.

Рождество и Новый год в газете – напряженное и отвратительное время. Количество страниц в газете сокращается, поскольку становится меньше новостей и ни у кого не возникает желания работать дольше обычного. Учитывая, что школы в этот период закрыты, шансы на встречу с членом парламента практически равны нулю, а предприниматели уехали на отдых, становится трудно найти подходящую тему для статьи. Если добавить, что работы нужно сдать раньше и учесть все выходные, что приходится писать сразу для двух газет, а тут еще ненавистный «Обзор года», хочется только одного: побыстрей закончить и отправиться в паб. В общем и целом, период неприятный.

К тому времени, когда я заканчиваю работу и отправляюсь встречать Рождество в кругу семьи, я обычно уже предвкушаю отдых, который, по сути, так не назовешь, так как несколько дней в тесном кругу родных и близких – это все что угодно, только не передышка. После обильной еды, прекрасных подарков и бесконечных визитов к родственникам и знакомым я готова сбежать. И именно в этот момент между Рождеством и Новым годом Том пригласил меня погостить.

Если честно, мысль о том, что я проведу пять дней, слоняясь без дела, буду возиться с собакой, смотреть телевизор, пока Том будет на работе (да-да, его праздники были еще мрачнее, чем мои), почитывать и наслаждаться шоколадными конфетами «Кволити-стрит» – плюс неизбежный секс для снятия напряжения, мне показалась великолепной. Наскоро придумав случай, который требовал моего присутствия на работе, собрав вещи и попрощавшись с родными, я уже была в машине. Знаю, я плохая дочь.

Когда я приехала, мы обнялись – обычно мы не целовались, считая, что это неуместно и слишком по-родственному. Это выглядело так, будто он снял проститутку, хотя в этом отчасти был смысл. Но как только я прильнула к нему, ощутив знакомый запах и потихоньку расслабляясь, он отстранился. Ничего не говоря, он толкнул меня на пол, ударом ноги закрыл за собой входную дверь и расстегнул ширинку.

Схватив за волосы, он поставил меня на колени, я открыла рот, и в этот момент все мысли о статьях и рождественских пьесах, организации вечеринки или о чем-то другом, кроме вкуса его члена, вылетели из моей головы.

Он пододвинулся, чтобы опереться на входную дверь, и я переползла вместе с ним, не желая и (технически, так как его руки тянули меня за волосы) не имея возможности выпустить его член. Я то полностью всасывала, то отпускала член, наслаждаясь реакцией Тома. Он кончил, оставив на задней стенке моего горла такое количество спермы, что, казалось, он тоже с нетерпением ждал момента, когда сможет выпустить праздничный пар. Очень скоро его дыхание замедлилось, и он отпустил меня.

– Это было великолепно.

Я улыбнулась. Он застегнул ширинку и помог мне встать, довольный и возбужденный оттого, что мы, очевидно, не потеряли ни минуты времени на прелюдии той части каникул, которая была связана с потрясающим сексом.

Он шлепнул меня по заду.

– Пойдем что-нибудь перекусим.

– Хорошо…

Моя вагина увлажнилась, а мои соски были заметны сквозь топ. Я видела, как весело блестели его глаза, и не собиралась доставить ему удовольствие, обнаружив, как сильно я хотела кончить. Я могла и подождать. Я довольно терпелива. Ладно, кого я обманываю? У меня нет терпения. Но что такое пара часов?

Мы приятно провели остаток дня. Отправились в город, я купила книги и сумочку, которая мне так понравилась, что я еле сдерживала веселье. Мы пообедали, сходили в кино, выгуляли собаку, хрустя по подмерзшей земле. В общем, все было замечательно, спокойно и так, как и должно быть в период между Рождеством и Новым годом… за исключением возраставшего во мне сексуального напряжения, вызванного мыслями о том, что, возможно, произойдет, когда мы вернемся.

И вот мы вернулись. Попили чаю. Посмотрели телевизор. Приготовили ужин. К тому моменту, как мы добрались до постели, мое терпение заметно поубавилось. Когда мы устроились в постели, он поцеловал меня в лоб. И – заснул.

Великолепно.

После того как несколько недель назад меня угораздило «разбудить его, мастурбируя», я не собиралась повторять свою ошибку. Поэтому я тихо лежала в постели, наблюдая за падавшим на стену длинным отражением уличного фонаря, слушая тихое дыхание Тома, сдерживая свой порыв удушить его подушкой. В конце концов я заснула. Моя последняя мысль была об утре.

Я проснулась и почувствовала, как его возбужденный член трется о мой локоть. Ура. Я не принадлежу к тому типу людей, которых называют жаворонками, поэтому по утрам меня мало что радует. Но это было именно то, что могло вызвать у меня улыбку ранним утром. Я нерешительно потрогала член, пытаясь определить, проснулся ли Том.

– Доброе утро. Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Он говорил с насмешкой, то есть можно было предположить, что совсем проснулся, а это было приятно в сложившихся обстоятельствах.

– Доброе утро. Да, у вас может быть то, что мне нужно.

Смешок вызвал вибрацию в его груди, которую я почувствовала своей щекой.

– Могу себе представить. У меня создалось впечатление, что этим утром ты немного возбуждена.

Я не могла этого отрицать, поэтому промолчала.

– Тогда почему бы тебе не поцеловать меня?

Меня не надо было просить дважды. Я перевернулась, наклонилась над его членом и начала лизать соблазнительный конец, прежде чем начать сосать.

Он откинулся назад, практически не совершая никаких движений, только слабо постанывая, когда мой язык касался самой чувствительной точки. Мне доставляло удовольствие контролировать темп, и, конечно же, я использовала возможность подразнить Тома. В то время как его член начал пульсировать у меня во рту, я ненадолго отстранилась и начала облизывать и сосать его яйца – то, что он любил, но то, чего было недостаточно, чтобы он кончил. Я не думала, что он будет против. В этот раз он позволил мне поиграть. Хотя он начал гладить мои ягодицы, а затем провел рукой по краю моих трусиков. Я почувствовала, что потекла. Мне ужасно хотелось, чтобы его рука продвинулась еще чуть-чуть, проскользнула под ткань и начала меня трогать. Оказывается, он тоже умел дразнить.

Плохо же я понимала, насколько хорошо он умел это делать.

Когда Том провел рукой по трусикам, я застонала, не выпуская его члена. Бессловесная просьба перестать играть со мной. Он не обратил на это внимания, продолжая поглаживать меня сквозь трусики, пока я беспардонно не сползла ниже, пытаясь заставить его начать теребить мой клитор.

В конце концов я оторвалась от него на секунду.

– Пожалуйста, трогай меня как следует.

Он засмеялся, легкими поглаживаниями продолжая пытки.

– Сегодня утром ты очень озабочена, правда, бедная шлюшка?

Мне так хотелось кончить, что удалось промолчать, не отреагировав на это слово. Но я не могла подавить ноты растерянности, появившиеся в моем голосе.

– Если не ошибаюсь, ты вчера кончал, а я нет, правда?

Он опять засмеялся так, что у меня перехватило дыхание.

– Ты права. И ты кончишь – в свое время. Когда я буду готов к этому. А пока я бы посоветовал тебе заняться тем, чем ты была занята до сих пор.

Я тихо фыркнула и покорилась. Если он хочет, чтобы я отсосала, я сделаю ему такой чертов минет, о котором он и не мечтал, с условием что он заставит меня кончить.

Я отсосала, применив все свое мастерство. Я использовала все, что знала о его теле, все фокусы, которые он любил, начиная с легкого поглаживания и целования мошонки до облизывания всего члена. Затем я дышала на самое мокрое место, заставляя Тома дрожать. Я боготворила Тома. Его член был центром моей вселенной. Я собиралась довести его до глубокого оргазма, после которого надеялась получить и свой.

Ну, конечно, все это не только ради него. Ведь у всякой женщины свои потребности.

Внезапно Том ущипнул меня за бедро и кончил. Я разрешила ему на секунду задержать свой член во рту и отдохнуть, перед тем как медленно слизала сперму. А затем он очнулся. Стал подниматься.

Я не могла связать и двух слов. Но из глубины моего горла, помимо меня, вырвался рычащий звук.

– Что такое? Я хочу приготовить нам кофе.

– Но ты сказал…

– Я знаю, я сказал, что в конце концов и ты кончишь. И ты кончишь. Но не сегодня утром.

Не злись, Соф. Если будешь суетиться, ждать придется дольше.

Затем мне голову пришла мысль.

– Не могу я просто …?

– Нет, не можешь. Я скажу тебе когда. А пока жди.

Он дернул меня за сосок.

– А сейчас вставай. Давай вставай. Если тебе повезет, я приготовлю завтрак.

Я встала. Рассерженная.

Первая мысль, которая приходит в голову: да, конечно, я бы могла начать мастурбировать. Хорошо, но какой в этом смысл? Очевидно, он что-то замышлял, и, как я уже говорила, не подчиняться и делать то, что ты хочешь, просто бессмысленно. Я хотела доказать, что умею ждать. Мне было любопытно, что же он придумал. Я упряма и знаю, что умею притворяться.

Итак, после завтрака, который при обычных обстоятельствах доставил бы мне полное удовлетворение, начался день. Мы бесцельно слонялись. Я кое-что написала и поиграла в покер онлайн. Мы выгуляли собаку, я пожарила мясо. Мы посмотрели DVD, обсудили новости. Проживая эти незамысловатые события, я ни разу не вспомнила о своем желании испытать оргазм. Ну хорошо, я слегка привираю. В основном я думала о том, чтобы не показать, как сильно мне хотелось кончить, и в основном, мне кажется, я справилась с этим, за исключением нескольких незначительных эпизодов, когда Том случайно задел мою грудь и ягодицы. На самом деле я не уверена, случайно ли, но мне не хотелось привлекать его внимание, если он сделал это намеренно. Кроме того, я могла показаться чересчур чувствительной. Большую часть дня мои соски болели. Но я не выдам этого. Ни за что. Да. Это ему урок.

Очень быстро я поняла, что не принадлежу к типу женщин, способных отказаться от оргазма. И это далось мне нелегко. Потому что в первую ночь мне было тяжело, а за утром последовал день, в течение которого я не могла думать ни о чем другом. В ту ночь, когда я стояла на полу на коленях, долго отсасывая, зажатая между его ног, в то время как он смотрел новости и играл с моими волосами, словно я была его домашним животным, а затем кончил, залив спермой мою обнаженную грудь и оставив засыпать неудовлетворенной, я это отчетливо поняла.

Поймите меня правильно. Я могу подождать. Но два дня воздержания, в то время как Том продолжал получать удовольствие разными заманчивыми способами, рассердили меня по-настоящему.

Я лежала в кровати, пытаясь уснуть, что, поверьте, не так уж легко, если учесть, что практически каждую ночь моей взрослой жизни, за исключением нескольких случайных ночей, когда приходилось делить комнату с посторонними, я засыпала после оргазма от своей руки или руки партнера. Я была раздражена и так растеряна, что дрожала. Я обдумывала, как бы изувечить Тома, который, заботливо укрывшись одеялом, был счастлив и лежал на своей стороне кровати, широко улыбаясь.

– Ты в порядке? – спросил он, прекрасно зная, что это не так.

– В порядке, – сказала я. Обычно, когда я говорю, что в порядке, это значит, что я совсем не в порядке и что я готова разрыдаться или напасть с бейсбольной битой.

– То есть твое воздержание тебя совсем не беспокоит?

Знает ведь, что беспокоит. Но он также знает, что я скорее проглочу язык, чем признаюсь ему в этом.

– Не-а.

Я оказадась фиговой лгуньей. Давая короткие ответы, я надеялась, что мне хоть немного удастся скрыть свою ложь.

– Ладно. Я подумал, что было бы забавно изучить эту тему, пока ты здесь. Я решил, что тебе не удастся кончить до Нового года.

Он отвернулся и закрыл глаза. У меня же отвисла челюсть, как у героини из мультика.

Когда я сосчитала, сколько осталось дней: еще четыре дня мучений и односторонней игры при условии, если он разрешит мне кончить в самый Новый год, – я была близка к отчаянию.

– Если это до сих пор тебя не беспокоит, я уверен, ты справишься.

Он лежал спиной ко мне, но я могла представить, как он улыбался, и мне захотелось столкнуть его на пол. Но я этого не сделала. Я ничего не сказала. Я не доверяла себе. Моей последней мыслью перед тем, как я в конце концов заснула, была надежда на то, что он шутит. Он не может говорить так всерьез.

Он не шутил. После двух дней, в течение которых я пыталась не думать об оргазме, я была готова лезть на стену. До сих пор я не понимала, насколько принципиальной и важной для меня была возможность кончать тогда, когда я этого хотела. Увы, перефразируя строчки песни, я не понимала, что я имела, пока не потеряла. Каждое случайное прикосновение Тома было для меня мукой. Когда он задевал меня локтем, проходя мимо, я намокала. Душ был своего рода пыткой. Напор воды, рассеивающийся по моей коже отдельными каплями, производил одновременно удивительное и непонятное ощущение, усиливая мою неудовлетворенность.

В следующие дни Том придумал еще несколько способов достичь оргазма. Наслаждение, которое он получал, наблюдая, как я делаю минет и одновременно дрожу от собственной неудовлетворенности, через несколько раз спало, и он перешел к иным, более жестоким планам. Я лежала на кровати на спине. Мой рот был заткнут влажными трусиками, которые я проносила целый день. Я смотрела вверх на мастурбирующего передо мной Тома – он был сексуален и в то же время раздражал меня. И тут я поняла, что не принадлежу к женщинам, готовым к воздержанию. Я бы не назвала это жестким ограничением – в основном потому, что не хотела доставить радость Тому. Однако я не хотела бы, чтобы отсутствие оргазма стало частью нашего сексуального репертуара. Он кончил, залив мне волосы и лицо спермой. Затем потрепал меня по щеке, что при других обстоятельствах было бы воспринято мною как проявление нежности. Теперь же это заставило меня сжать зубы и крепче прикусить влажную ткань трусиков, чтобы сдержать растущую злость. И тогда я приняла решение, что так или иначе я больше не буду ждать и добьюсь своего.

Я также понимала, почему игры с Томасом и забавляли меня, и раздражали. Он знал меня очень хорошо, порой даже лучше, чем я сама. Он знал, как глубоко в меня входить – обычно немного глубже, чем если бы это сделала я сама. Когда я выполняла по его требованию какой-нибудь грязный сексуальный трюк, он наблюдал за выражением лица, выдававшего смятение моих чувств: сдаться или нет. Он был уверен, что в конце концов я сдамся. Он понимал меня лучше, чем кто бы то ни было. Отчасти потому, что я достаточно откровенна. Хотя то, что я отвратительная лгунья и не умею скрывать своих чувств, в большинстве случаев мне помогало. Мне следовало бы понять, что он провоцирует меня, повышая свой шанс на победу. Если б я мыслила логически, я бы поняла смысл его игры. Однако после четырех дней, в течение которых я ни разу не испытала оргазма, я просто превратилась в комок нервов, временами слезливый, временами разъяренный. Мне было трудно собрать воедино предложение. И это пугало, поскольку моя профессия была связана именно с этим. Мое смущение часто перерастало в грубость. Я ворчала, и, очевидно, со мной было неприятно общаться. Но Томас улыбался! Он явно наслаждался своей властью над моим пошатнувшимся самообладанием, что еще больше сердило меня.

Хватит – значит хватит. Когда мы отправились спать, культурная программа еще одного вечера подходила к концу. Мы неспешно поужинали, потом я забралась на диван почитать. Собака умостилась рядом. Том засел в Интернете. Я была готова взорваться без предупреждения. Мы лежали в постели вместе на спине. Рука Тома обнимала мое плечо. Касаясь пальцами, он изучал изгиб моей шеи.

Несмотря на все мои старания, даже эти невинные прикосновения вызвали мое неровное дыхание, чего, конечно же, он не мог не заметить.

– Мне кажется, ты немного дрожишь, – сказал он, приблизившись к тому месту, поглаживание которого заставляло меня урчать, как довольного котенка.

– Ты в порядке?

Я не идиотка. Я знала, что именно он хотел услышать. О том, как именно он влияет на меня. Знала, что мое притворное «все хорошо» не приведет к желаемому результату. И если я хотела кончить до Нового года, я должна была детально описать, насколько я расстроена и как я жаждала оргазма. Только после этого я могла на что-то надеяться. Да, я сама дала ему эту власть надо мной. Да, он знает все, что я собираюсь сказать. И все же… Я проглотила комок, подкатившийся к горлу.

– В порядке. Просто немного чувствительна.

Его зубы блеснули в слабом свете.

– Неужели? А почему?

Ха. Было бы гораздо легче произнести всю эту чепуху, если б его победа не вызывала такого раздражения. Ах да, я уже фактически признала за ним победу, а он чуть не плясал от радости.

Стиснув зубы, я произнесла:

– Ты знаешь почему.

Черт. Мне нужно быть молящей, вежливой и доведенной до отчаяния. Как удалось всего двум предложениям моментально превратить меня в упрямую, ворчащую Софи?

– Повесели меня.

Вот поэтому все закончилось такой Софи. Я закрыла глаза, зная, что мне придется это сделать. Что это самое малое из того, что мне придется сделать. Смирись. Переживи это. Я вздохнула.

– Ладно, ты выиграл. Уже много дней мне ужасно хочется кончить. Я могу думать только о том, что ты трахаешь меня, твои зубы кусают мой клитор, твои пальцы изучают мои ягодицы…

Я истощилась, потеряв ход мысли. Внезапно в горле у меня пересохло. Я представила, чем бы мы могли заняться. Мое тело изнывало от желания свободы. Осознав, что я перестала говорить, я прочистила горло и попыталась продолжить:

– Я пробовала это скрыть, но мы оба знаем, что мне ужасно хочется кончить, что это то, о чем я думаю все эти дни, что мое тело умоляет об этом.

Он медленно провел пальцем по ключице, и глубокая дрожь прошла по всему моему телу, а щеки загорелись. Мой голос дрожал, но я продолжала:

– Да, я знаю, что впереди еще несколько дней, установленный тобою срок. Но я подумала, что тебе необходимо знать, что я очень тебя прошу, умоляю. Я уверена, ты должен понять, что я сделаю все, что ты захочешь, только чтобы ты довел меня до оргазма.

Он усмехнулся:

– «Все, что захочешь» подразумевает очень многое, Софи. И хотя это подмывает меня поиграть с тобой сегодня ночью и выяснить, что именно ты имеешь в виду, – в этот момент голос внутри меня уже запел «Аллилуйя», – ты должна понимать, что тем самым ты даешь согласие на то, чтобы я лишил тебя зоны комфорта. Насколько сильно твое желание достичь оргазма? Ты действительно серьезно?

Тихий голос где-то очень глубоко внутри меня советовал быть осторожной. Но все остальное горело такой жаждой, что я готова была согласиться на все, хотя для этого мне пришлось собраться с мужеством и только потом заговорить. Я опустила руку вниз и начала поглаживать уже наполовину вставший член.

– В рамках того, о чем мы ранее договорились, да, я готова на все.

Если бы мою жизнь можно было сравнить со звуковой дорожкой, в этот момент прозвучал бы резкий и низкий аккорд. Но вместо этого я услышала «Песню № 2» в исполнении Блер, что повергло меня в замешательство, пока сквозь спутанные вожделением мысли не возникло понимание, что это была мелодия рингтона мобильного телефона Тома.

А потом я ощутила прилив ярости, так как он собирался ответить на звонок.

Поймите, я сама из тех зануд, что намертво привязаны к мобильному. Мне нравится притворяться, что звонят с работы, хотя это и не так. Мне нравится общаться, держать все под контролем. Мой телефон всегда рядом, сплю я или бодрствую. Он отправляется со мной в отпуск, ну и все такое. Но мне было бы приятнее думать о том, что, окажись я в ситуации, когда моя рука обнимает полуобнаженную женщину, дрожащую от желания, которая держит мой член рукой и только что объявила, что готова на все ради оргазма, – бац! – и звонит телефон… я бы отправила звонок на автоответчик. Нет. Только не Том. Когда он снял трубку и начал болтать с кем-то, с какой-то женщиной, говорящей в стиле Чарли Брауна – бормоча и глотая звуки, будто она всплывает на поверхность, и это все, что я могу о ней сказать, – я почувствовала всплеск ярости и отчаяния. Слезы безмерного негодования наполнили мои глаза. Я лежала рядом. Его рука все еще водила по линии моего плеча, а он продолжал болтать. Ведь только что я умоляла его, что само по себе, как вы понимаете, было нелегко, несмотря на то что ему это так нравилось. Нравилось так сильно, что он постоянно заставлял меня делать это. Я ведь только что сказала ему, что выполню все, что он захочет! Внутренний голос подсказывал, что мне следовало сбросить его руку, встать, одеться и уйти, что это вовсе не было игрой, это было чистым унижением, слишком грубым, явный перебор. Но я не могла заставить себя пошевелиться, что сделало меня еще слабее и еще более ничтожной и вот-вот готовой разреветься.

Затем он сказал:

– Да, здесь, лежит рядом, дрожа от желания. Когда ты позвонила, она сказала, что готова на все, если я позволю ей кончить сегодня вечером. Н-да, что-у-год-но. Понимаю. По счастливой случайности я знаю, что такое «все-что-угодно». Если хочешь, могу поделиться.

Я повернулась и попыталась разглядеть его в темноте. Я так и думала: он говорил не со мной. Осознав, что конкретно может произойти дальше, я почувствовала спазм в желудке. Игра, к которой подключились бы другие, было тем, на что, как мы это оговорили ранее, мы могли бы пойти только после предварительного обсуждения… Это выходило за всякие рамки. Так мне и надо! Хотя, боже, мысль о том, что кто-то еще прямо сейчас может стать свидетелем моего отчаяния, заставила меня покраснеть от стыда и ужаса.

Да, меня умело и по-настоящему подставили.

Томас разговаривал с Шарлоттой. Забавная, саркастичная, та, с которой, как мне кажется, можно было весело провести время за бокалом вина. Шарлотта и Томас еще не занимались играми, но я знала, что Томас много времени болтает с ней с перспективой как-нибудь развлечься, а может, даже начать встречаться. Это меня не волновало. Уже давно мы решили, что никогда не будем назначать друг другу свидания и что наши отношения прекратятся, как только один из нас встретит кого-то особенного. Честно говоря, Том иногда встречался с действительно развратными особами, поэтому, если наконец он встретит женщину, подобную себе, да еще и покорную, я буду только рада. Плюс я пару раз сама проболтала с Шарлоттой довольно долго, и мне она показалась милой.

Но все, о чем я только что сказала, не могло помочь мне сохранить самообладание, так как Том рассказал ей во всех подробностях, что происходило в течение последних нескольких дней. Слушая его, я испытала ярость и смущение, а затем – что самое ужасное и все же неизбежное! – возбуждение.

– …О да, она вся промокла – насквозь. Нет, я не щупал ее, я всего лишь заставил ее снять трусики, чтобы заткнуть ими ее рот…

Я бы могла встать и уйти.

– Это было так мило, когда мы стояли в очереди у кассы и я провел пальцем по ее груди. Да, будто нечаянно.

Я заскрипела зубами. Я знала это.

– А через секунду ее соски торчали, в глазах томление… Да, взгляд исполнен ярости, но одновременно проскальзывает похоть, и ее не спрятать – удивительно! Так что она выдержит и все остальное в надежде, что я дам ей кончить…

В эту минуту я бы могла убить его ботинком. Это тоже сработало.

– Да, и она закусывает губу – чтобы попытаться не дать себе говорить, заныть или еще как-то выдать себя. Но ей не удается подавить непроизвольные полувздохи и слабую дрожь тела. Чудо! Вот теперь я контролирую все ее стороны. Даже то…

Я была в ярости. Но не ушла. Потому что, даже несмотря на стыд, смущение и неопределенность того, что будет дальше, я начала осознавать, что он был прав. Я знала, что это может оказаться забавным, чем-то испытывающим силы, чем-то невероятным. Он внимательно слушал Шарлотту.

Потом усмехнулся:

– Знаешь, это довольно порочно.

Во мне все замерло, я прижалась к нему сильнее, пытаясь расслышать ее. Я также осознала, что, передвинувшись вперед, я начала отчаянно о него тереться. Моя рука все еще была на его члене и уже начала его возбуждать.

Он знал, что я делаю, и, запустив руку мне в волосы, оттащил, дав тем самым понять, что этот номер у меня не пройдет. Его рука сжалась в кулак. Я стала извиваться, пытаясь уменьшить боль, возникшую от натянувшейся кожи, передвигаясь в том направлении, в котором он заставлял меня двигаться. Он тянул меня, пока моя голова не поравнялась с его промежностью, а затем толкнул вниз. Он отпустил мои волосы только для того, чтобы получше взять трубку телефона, и сказал:

– Давай соси. Я обсуждаю с Шарлоттой как – если это случится – я доведу тебя до оргазма. Если хорошо будешь работать, я тебе это зачту.

Когда я подчинилась и начала скользить губами вверх и вниз, наслаждаясь ощущением шероховатых тканей на моем языке, он слегка застонал. Шарлотта что-то сказала, и он ответил:

– Да, сейчас мой член у нее во рту. Ощущение потрясающее. Она очень хорошо это делает, с большим энтузиазмом.

В темноте я покраснела, но вопреки себе невольно почувствовала прилив гордости. Я попыталась отбросить это чувство, сконцентрировав внимание на задании, почти не слушая их разговор, пока не услышала:

– То есть слушаешь нас и мастурбируешь? Это уж точно отвратительно. Я и не подозревал, что и ты собралась кончить сегодня вечером.

На другом конце я услышала жалобный звук, а затем – клянусь! – как тикают мозги Тома.

– Вот что, а не усложнить ли нам правила игры? Возможно, только одной из вас будет разрешено кончить. Только одной. Каждая может попытаться убедить меня самым лучшим способом, на который способна, а победительница получит возможность кончить.

Я услышала громкие возражения на другом конце трубки, хотя, честно, я тоже испугалась – я знала: в ситуации выбора между нами более вероятным было то, что кончит Шарлотта. А перспектива провести еще одну ночь, не получив удовлетворения после всего, что произошло за эти дни, и того унижения, которое я пережила из-за этого разговора, была невыносимой. Я начала глубже засасывать его член. Он засмеялся.

– О, Софи не на шутку разошлась. Она засосала мой член почти по яйца.

От удовольствия он забормотал и погладил мои волосы.

– О, это действительно хорошо. Тебе придется что-то придумать, чтобы превзойти ее.

При этих словах мое сердце начало учащенно биться, а еще из-за того, что его рука прикоснулась к моим ягодицам, приближаясь к тому месту, где мне так хотелось ее ощутить. После этого я почувствовала, что его возбужденный член продвинулся еще глубже.

– О, Шарлотта, мне так приятны твои мольбы.

Черт, она умоляет? У меня нет никакой надежды. Хотя мне и удалось позабавить его своими мольбами, что заняло гораздо больше времени, чем я предполагала, факт остается фактом – умолять для меня было чем-то неестественным. Оказалось, что я делала это неохотно и немного ворчливо. Черт.

Пальцами я начала нежно гладить его мошонку, при этом еще глубже всасывая его член. Минет всегда доставляет мне удовольствие, но даже для меня то, что происходило сейчас, было необычно. Я настолько глубоко всосала его член, что едва могла дышать. Его рука, нежно поглаживающая ягодицы, успокаивала и одновременно отвлекала меня. Я чувствовала обильное выделение смазки между ногами. Мне была противна мысль о том, на кого же я похожа.

Он во всех деталях объяснял Шарлотте то, что делала я. В какой-то момент он прервал разговор, шлепнув меня по ягодицам, побуждая глубже всосать его член. Я настолько сосредоточилась на желании постараться сделать как можно лучше, что вернулась к их разговору, только услышав слова:

– Вообще-то сегодня она особенно послушна. Обычно я жду от нее несогласия с чем-то или свирепого взгляда, когда она подчиняется. Но ей так отчаянно хочется кончить, что, кажется, она рада выполнить любое мое желание.

Потом он еще раз сказал, что Шарлотта была порочна. Вскоре я узнала почему. И он был прав.

Через полчаса моя челюсть болела. Я могла слышать, как он поддразнивает Шарлотту, заставляя ее просить. Помимо моей воли это возбуждало, заставляло думать о том, что я хотела бы услышать доказательства ее подчинения так же, как она слышит доказательства моего. А ей было слышно хорошо.

Кончив рассказывать, какой покорной я была, Томас протянул телефон и заставил меня рассказать ей об этом самой. Мне нужно было объяснить во всех деталях, почему я такая мокрая и какой я была шлюхой, испытывающей наслаждение от такого обращения. И я подчинилась. В горле клокотали слезы унижения, но я и не думала перечить. Он заставил меня рассказать ей, что я сделаю все, что угодно, чтобы кончить сегодня вечером, а потом, как только я все это сказала, продолжил разговор.

– Она сказала: все, что угодно. Что угодно. Я думаю, она уже готова выполнить практически все. Серьезно. Только послушай.

Он приказал мне сползти с кровати и преклониться перед его ногами. Трюк с большим пальцем ноги, который он заставлял меня проделывать, все еще оставался самым ненавистным. Да простят меня небеса – я так отчаянно хотела кончить, что без колебаний приступила к исполнению, пока он не схватил меня за волосы и не остановил.

– Вообще-то, Софи, прежде чем ты это сделаешь, попроси у меня разрешения вылизать мои пальцы.

– Что?

Я ответила повышенным тоном, не сумев себя сдержать.

– Умоляй меня. Ты должна умолять меня разрешить вылизать и обсосать и поклониться моим ногам. И если тебе это хорошо удастся, я разрешу кончить. Если обхватишь ртом мои пальцы, если не будешь сопротивляться, я вставлю свой палец. Интересно, насколько мокрой ты будешь после всего этого.

Я взвыла. Я знала постыдный ответ на его вопрос. Но мне хотелось, и в то же время я боялась того момента, когда он сам это ощутит.

В комнате было темно, и мне не пришлось смотреть ему в глаза. Я спросила, могу ли я совершить обряд поклонения его ногам. Он потянул мои волосы назад и потребовал, чтобы я говорила громче, чтобы Шарлотта все слышала. Голосом, полным отвращения и слез, я попыталась еще раз:

– Пожалуйста, я прошу тебя разрешить мне пососать твои пальцы.

– Просто пососать?

Боже, как я его ненавидела. Боже, я потекла.

– Нет, не просто. Поцеловать, полизать их. Я хочу поклониться твоим пальцам. Всей твоей ступне.

Я надеялась, что перечислила все варианты, но каждое мое слово было пронизано агрессией и неудовлетворенностью, поэтому я решила немного смягчить свой тон:

– Пожалуйста.

Он потрепал меня по щеке – знак нежности, который немного сгладил невыносимую ситуацию, всего на секунду, пока он не заговорил опять:

– Можешь начинать.

Черт побери. Я сползла вниз и уткнулась лицом в его пальцы, собирая силы, чтобы выдержать первую пробу, когда услышала, как он отпускает Шарлотте короткие комментарии. Когда я втянула большой палец его ноги в рот и стала водить языком вверх и вниз, он начал объяснять ей, с какой жадностью я это делаю, и протолкнул ногу дальше. Он рассказал ей, что собирается заставить меня привести его в полный порядок. Это подразумевало, что он вытрет свою ногу о мое лицо и потребует, чтобы я вылизала ступни. Я услышала, что она вскрикнула от отвращения, а затем захихикала. Я не разобрала ее слов, но веселые тона в ее голосе слышала хорошо.

Тихие слезы лились из моих глаз, когда я выполняла его требования, не желая показать, как далеко он зашел в своей игре. Но мне отчаянно хотелось продолжить. Когда он протолкнул свой палец в мои трусики, я глубоко вздохнула, он же воспользовался возможностью и еще дальше засунул палец ноги ко мне в рот.

Когда я сконцентрировалась на ощущении присутствия его пальца между моими ногами, я услышала:

– Да она ручьем течет, такая мокрая. Еще немного – и выйдет из себя.

После того как Шарлотта что-то пробормотала, он остановился и вынул руку. В отчаянии я продолжала стонать, исполняя обряд поклонения его ногам, а он вытер свою мокрую руку о мой зад и сказал:

– Хорошая идея.

Кровь застыла в моих жилах.

– Софи, можешь прекратить.

Обычно эти слова наполняли меня радостью. Сейчас они наполнили меня ужасом. Он даст мне кончить? Смогу ли я удержаться и не разреветься, если останусь неудовлетворенной? Что значит «хорошая идея»? Если в их планы входило дать мне кончить, что еще они собирались сделать со мной? Что могло быть еще хуже, чем этот фокус с ногой? Готова ли я позволить им сделать со мной все, что угодно? Может, обойтись без оргазма? Смогу ли я? Я была на грани истерики. В моем уме проносились спутанные мысли о том, какие еще ужасные трюки они заставят меня выполнять. Я знала, что могу отказаться, закончить игру. Только я не собиралась выходить из игры. Я была заложницей своего нестерпимого желания. Перспективы ужасали меня. Но то, что они придумали вместе, не могло прийти даже в мою – давайте называть вещи своими именами – извращенную голову.

Это была идея Шарлотты. Нечто, за что потом я ее лично и по-настоящему отблагодарю – наблюдая, как она исполняет этот же трюк. Когда Томас рассказал, что мне придется сделать, я закрыла глаза и плотно сжала губы, покачав головой в знак несогласия. Я отказывалась даже думать об этом. Молчание продлилось, и я поняла, что если я этого не сделаю, то не кончу. Я пыталась не задумываться, найти другую тему для размышлений. Но постепенно скрепя сердце я смирилась со своей участью.

Затем я приняла позу.

Я встала на колени и раздвинула его ноги. Смотря сквозь темноту на Тома, лежащего на подушках и прижимавшего к одному уху трубку телефона, я думала, что если я его едва вижу, то ему, вероятно, тоже почти не видно меня. Хотелось думать, что это поможет, но это не помогло. Я простояла на коленях несколько секунд, не желая продолжать, но в воображении я уже сдалась и примирилась с мыслью о том, что мне придется это сделать. Что мне прямо сейчас, как животному, придется совокупляться с его ногой, чтобы испытать оргазм.

В динамике садомазохистских игр меня особенно привлекает то, что они подталкивают к выполнению действий, которые ты никогда бы не совершил в других условиях. Не потому, что в реальности тебе не хочется попробовать это сделать. Часто это бывает очень и очень заманчиво. Но потому, что то, о чем обычно думаешь как о сексуальном/забавном/интересном/необычном, почему-то блокируется частью твоего мозга. То ли потому, что считаешь это «грязным», то ли стесняешься, то ли беспокоишься за зад, который может пострадать, то ли еще что-то. Мне нравится, что в такой игре я преодолеваю эту блокировку и могу попробовать все, что считается порочным, но является таким новым и увлекательным. Нет, это не значит, что меня подталкивают к выполнению того, чего я не хочу выполнять, уговаривая или совершая еще что-то, – мое тело отзывается на игру до того, как ум успевает выполнить анализ; мое тело выдает тот факт, что мне это действительно нравится, хотя мои глаза или слова могут об этом и не сказать, даже если я не могу точно объяснить, как и почему я возбуждаюсь. Все в основном зависит от того, кто знает, как далеко мне хочется зайти, и помогает мне в этом.

Как мне казалось (и раздражало), у Томаса это получалось без особых усилий. В основном у него получалось задеть ту струну моего упрямого «я», которая отзывалась мыслью «Нет, я не собираюсь это делать, тебе не удастся придумать такое, что мне не было бы приятно и удобно исполнить», даже если при этом мне было ужасно неудобно. Обычно мне доставляло удовольствие переживать такую двойственность. Быть вытолкнутой из зоны комфорта, исполнять трюки, при которых все екало внутри от волнения и заставляло меня краснеть, злиться и чувствовать стыд, даже когда я возбуждалась. Но совокупляться с ногой? Внезапно я с любовью стала думать о его чертовой ноге. Сама идея вызывала во мне отвращение. Унижение, дискомфорт от той позы, в которой я должна буду находиться, чтобы сделать это. Пять чертовых дней я фантазировала, как он доведет меня до оргазма, а вместо этого мне придется сделать это самой. И не в самой красивой позе, не свернувшись калачиком и запустив свою руку между ног, не моей любимой игрушкой из выдвижного ящика, но совокупляясь подобно суке, у которой течка. Я чувствовала, что приросла к постели. Я не могла этого сделать. Я не могла.

– Тебе что, стыдно? Ты что, не сделаешь этого?

Его голос, полный издевки, звучал нараспев и нарочито, поскольку Томас работал на аудиторию. Это убийственно подействовало на меня, более чем убийственно.

Я прочистила горло и попыталась ответить, но он прервал меня:

– Да мне все равно. Я приказал тебе тереться о мою ногу. Мы оба знаем, что в конце концов ты это сделаешь, потому что по-другому у тебя не будет возможности кончить до Нового года. Так что на твоем месте я бы легче ко всему относился и приступил к делу.

Итак, я оттрахала его ногу.

Ладно, было в этом еще что-то. Гораздо больше. Я не тот человек, который склонен дразнить. Но действительно, даже когда я про это пишу, я чувствую смущение и легкую тошноту от унижения. А это на меня не похоже – обычно я не стесняюсь таких вещей.

Я ненавидела все, что происходило. Не так, когда притворяешься, что ненавидишь, при этом тайно наслаждаясь, но действительно испытывая ненависть – настолько раздражало и удивляло меня то, что я могла кончить, занимаясь этим, если учесть, как сильно меня беспокоила эта ситуация, как лишала контроля, как мне хотелось сказать Томасу, чтобы трахал себя сам. Я уже говорила, что нет смысла подчиняться только в том, что доставляет тебе удовольствие. Я согласна. Именно поэтому я не оттолкнула Томаса и не свалила домой в мою кроватку, к ящику, полному игрушек. Я совокуплялась с его ногой, пытаясь тереться под нужным углом, чтобы попасть на клитор, даже в моменты, когда он специально немного отодвигал ногу, чтобы не дать мне продолжить и продлить агонию. Все это время (конечно), не переставая, он рассказывал Шарлотте, как сильно я намочила его ногу, как я стонала и как мое дыхание учащалось по мере того, как я приближалась к оргазму, в каком отчаянии я была… Это привело меня в ярость. Ярость, от которой я теряла разум, вспоминая об этом. Излагать все на бумаге не было больно, я не испытывала того унижения, которое пережила. Все звучит так просто. Ну что там – оттрахать ногу. Но это не было так просто для меня, я до сих пор не могу понять почему и не могу этого объяснить. Я начала писать о садомазохизме отчасти потому, что мне нравится рассуждать о переживаемых мною чувствах, пытаться объяснить, почему это возбуждает меня, но то, что случилось, было настолько необъяснимо, что я могла с тем же успехом попытаться рассказать обо всем по-фламандски.

Итак, я совокуплялась с его ногой, как животное, а он рассказывал Шарлотте, как я налегаю на его колено, стараясь попасть клитором и получить оргазм.

Я терлась о его ногу, думая, насколько низко я пала, насколько унизила себя в погоне за удовольствием. Слезы катились по щекам, скатывались к подбородку и холодными каплями падали на грудь. От стыда я горела и благодарила темноту за то, что она скрывала мой позор. С практической точки зрения поза, в которой я находилась, была так неудобна, что я не могла стимулировать себя еще чем-то. Томас ровно лежал на кровати, и, только широко раздвинув ноги и очень низко прижавшись к кровати, я могла продвинуться к его колену и тереться об него с такой силой, которая была нужна, чтобы получить оргазм. Как я старалась, о, как я старалась побыстрее кончить и остановиться!

Вы, вероятно, подумаете, что после пяти дней воздержания, в течение которых я постоянно думала о сексе, учитывая, что все у меня ныло, я должна была быстро кончить. Но мозги – это забавная, искаженная и временами ужасная штука. Зная, что Шарлотта слышит, как я проделываю этот унизительный трюк, слышит мои стоны и вздохи удовольствия – унижение унижением, но я потекла и еще больше возбудилась и громко и бесстыдно получала удовольствие от колена Томаса, – я не кончила сразу! Я дрогнула и тогда, когда он сказал ей, что слышит звук, как я скольжу по его колену и что я так намочила его. Я постаралась отключиться, попыталась тереться сильнее, но мне не удавалась надавить так, чтобы довести себя до оргазма.

– Не могу!.. – Я проглотила слезы и сопли, прочистила горло и попробовала еще раз. – Под таким углом у меня не получится. У меня не получится кончить под таким углом.

– И чем же мне помочь тебе? – глумливо поинтересовался он. – Ты прекрасно знаешь, что нужно сделать, и, честно говоря, ты уже выводишь меня из терпения: трешься и трешься – всю ногу уже намочила. На твоем месте я бы поспешил.

Мысль о том, что я прошла через все это и до сих пор не кончила, вызвала страх, которому сопутствовал спазм желудка.

– Твое колено. Если бы ты смог лишь чуточку его согнуть, было бы легче. Прошу.

На какой-то момент мне показалось, что в темноте я увидела блеск его зубов.

– Ты просишь согнуть колено, чтобы тебе было легче с ним совокупляться?

Наступила пауза. Мне нужно было увлажнить губы, облизав их языком, только потом я смогла заговорить. И даже тогда мой голос дрожал и был полон слез. Обычно я старалась увильнуть от прямого ответа. Но честно, я была сломлена, в отчаянии, растерзана. Каждая клеточка моего тела страстно желала кончить.

– Да, да, прошу тебя.

– Ладно. Попроси как надо, громко, чтобы Шарлотта слышала все, что ты скажешь о своем отчаянном желании, о том, с какой силой ты трешься об меня, как течная сука.

Я сжала руки, ногти впились в ладони, когда в комнате прозвучал мой голо:

– Я прошу тебя. Пожалуйста, подними колено немного, чтобы я могла об него тереться…

Он перебил меня:

– Нет! Скажи: совокупляться с ним.

Я вздохнула, но ни на секунду не остановилась.

– Совокупляться с ним, пока не кончу. Пожалуйста.

Тогда он согнул колено так, что мне удалось начать тереться лобком. Это наполнило меня энергией, подобно долгожданному электрошоку, а его голос прозвучал самодовольно:

– Ну вот. Ведь было несложно, правда? Ну, теперь заставь себя кончить на меня.

Изменив угол, он изменил все. Теперь движение моих бедер доставляло несказанное удовольствие, так как клитор терся о его колено. Я пыталась не обращать внимания на то, что он рассказывал Шарлотте. Внезапно я начала дергаться как сумасшедшая, отчаянно, как никогда. Постаралась не обращать внимания на звук своего возбуждения, когда скользила вверх и вниз по его колену, и отключиться от всего, кроме удовольствия, растекавшегося по телу, постаралась преодолеть все преграды между мною и тем освобождением, к которому я так стремилась почти неделю.

К тому моменту, как я была готова кончить, я плакала от унижения и ужаса, но, разумеется, это не сдерживало моих движений. Когда дрожь начала пробегать по моему телу, мои рыдания стали громче. В порыве я обвила ногу Томаса, подобно животному, мой пронзительный крик был достаточно громким, чтобы его услышала Шарлотта. После стольких дней воздержания накопившаяся энергия вырвалась из меня с силой, заставившей все тело содрогнуться. Никогда раньше я не испытывала подобного оргазма, и на секунду-две после этого я отключилась. Я лежала, а все части моего тела еще дрожали от того, что я испытала. Как только я пришла в себя, я увидела Томаса, онанирующего надо мной. Я хотела поползти вверх, опираясь на него, но он остановил меня, цыкнув:

– Я так не думаю. Сначала тебе придется за собой убрать.

Я знала, что он имеет в виду, и должна была испытать прилив гнева. Но я почувствовала такую свободу, что без всякого стеснения подползла ближе и начала облизывать его ногу. К моему стыду, мне удалось испачкать его от середины бедра до голени. Я продолжала лизать, а он рассказывал Шарлотте, что я делала. Я продолжала лизать, а он продолжал онанировать, возбужденный и наслаждающийся этим последним унижением. Я продолжала лизать и тогда, когда он кончил мне на лицо и волосы.

В финале его сперма стекала по моей щеке, а он поднес телефон поближе к моему уху, и я услышала, как кончила Шарлотта. Да, я впервые услышала Шарлотту по телефону в тот момент, когда она испытывала оргазм.

Даже я теперь могу согласиться, что мир, в котором я живу, иногда бывает странным. Однако это было чертовски незабываемое Рождество.