Глава 20
— Шерил, ты срочно должна прийти сюда. — Казалось, что у Сары едва хватает воздуха в легких, чтобы произносить слова.
Мое сердце колотилось так сильно, что я слышала, как звук отдается в ушах и в руках. Случилось что-то страшное.
— Эрик мертв? — спросила я. Это худшее, что я могла услышать из уст моей невестки.
— Нет, нет, но тебе срочно нужно прийти.
Шел 2001-й год. Мой сын, его жена и моя маленькая внучка жили в домике на заднем дворе моего дома. Несколько лет назад Майкл съехал и жил со своей последней девушкой, Джен.
Я засунула ноги в шлепанцы и помчалась вниз по ступенькам, а затем по дорожке, которая соединяла наши дома. Мои ноги, казалось, летели сами собой. Поднимаясь по ступенькам крыльца, я потеряла один шлепанец.
— Что, что такое? — спросила я Сару.
— Шерил, плохие новости. Майкл умер.
— Какой Майкл? — спросила я, не в силах осознать, что это может быть мой Майкл.
— Майкл Коэн, — ответила она.
Мне казалось, что меня ударили палкой.
— Что? О господи! — выдохнула я.
Через три дня у Майкла был день рождения. Третьего февраля ему должно было исполниться шестьдесят один.
— Эрик едет домой, я позвонила ему на работу, — сказала она.
— Что случилось?
— У него был сердечный приступ, прямо в школе. Джен позвонила. Она в больнице.
Майкл был учителем в школе для детей с особенностями развития. Впервые за многие годы у него была постоянная работа. Ученики любили его, и ему удалось достичь успеха даже в самых сложных случаях. Директор школы поражался тому, какого прогресса он добился с некоторыми из учеников.
Как он мог умереть. Сама мысль о том, что Майкл больше не ходит по земле, казалась невероятной. Все его знания, чувства, идеи, страсти и сумасшедшие выходки — этого больше нет. Я никогда его больше не увижу. Майкла, который изменил мою жизнь, больше не существовало. Человек, которого я полюбила и разлюбила, который приводил меня в бешенство, подарил мне двух прекрасных детей, который смешил меня, предал меня… он умер.
Я никогда больше не буду с ним говорить. Как такое возможно?.
Я села на диван и закрыла лицо руками. Я постаралась успокоиться, разглядывая свою голую ногу.
— Не могу поверить. Просто не могу в это поверить, — говорила я Саре и самой себе.
Я подумала, что нужно позвонить Джессике на работу, но вместо этого позвонила ее лучшей подруге Эллен.
Эллен и Джессика были как сестры, и я хотела, чтобы она была рядом со мной, когда придется сообщить печальные новости. Я не в состоянии была вести машину, поэтому Эллен заехала за мной. Мы вместе отправились в ювелирный магазин, где работала Джессика.
Ее лицо озарилось улыбкой, когда мы вошли в магазин, и она быстро угасла, стоило Джессике заметить мое выражение лица.
— Что случилось? — спросила она.
— Джессика, милая. Случилось что-то очень печальное. Твой отец умер.
— Мама, мама, ты в порядке? — Первое, что спросила моя прекрасная дочь.
Она вышла из-за прилавка, чтобы меня обнять. Я почувствовала через ткань своей рубашки, как горит ее лицо, залитое слезами.
— Если бы я только знала, что вижу его в последний раз… — произнесла она.
Обнявшись, мы вышли на парковку, и Эллен отвезла нас домой.
Я позвонила Бобу, который тогда стал уже моим официальным мужем. В 1995 году мы обменялись клятвами, на этот раз с нами было человек пятьдесят друзей и родственников. Он сразу же сел в машину, и вскоре мы все собрались в гостиной моего сына.
Джен опознала тело, но мы решили, что все равно поедем в морг. Казалось, что нам всем нужно доказательство того, что Майкл и правда умер.
Когда мы приехали в больницу, Боб остался в фойе с моей одиннадцатимесячной внучкой, а все остальные сели в лифт и спустились в морг.
Флуоресцентные лампы отбрасывали яркий свет на ряды стальных ящиков. Так холодно, так безлично, как униформа. Вращающаяся дверь выпускала и впускала скорбящих. Наконец пришла наша очередь. Завтра наступит очередь кого-то еще.
Коронер выдвинул один из ящиков. В нем лежал Майкл. Мне казалось, что я сейчас упаду в обморок. Кровь отхлынула от его тела, и я заметила фиолетовую полоску под ухом. Восковая кожа, навсегда закрытые глаза.
— Папочка, — произнесла Джессика.
Я начала плакать — о себе, о Джессике, обо всех нас. Каждый по очереди попрощался с ним. Когда пришла моя очередь, я опустилась на пол и поцеловала его в холодные губы. Я коснулась его лица, его груди. «Как, черт возьми, это могло произойти?» — подумала я. Я чувствовала вину за то, что так сильно расстроена.
Майкл больше не был моим мужем, у меня был прекрасный Боб. Неужели я сейчас изменяю Бобу. Неужели я была неверна ему. «Прости меня, Майкл», — прошептала я..
Мы вышли, и каждый из нас потянулся, чтобы сжать руку, которая была ближе всего.
* * *
Мне всегда было интересно, как бы развивалось наше с Майклом общение с возрастом. После развода Майкл начал с большей откровенностью говорить о своих чувствах и страхах. Однажды он сказал мне, что всегда поражался, как после очередного удара судьбы мне удавалось снова встать на ноги.
— У меня бы так не получилось, — говорил он. — Я бы просто свернулся мячиком и старался себя защитить.
Он признавал, что никогда не мог дать мне близости, которой я заслуживала.
— Ты с такой страстью любила меня, что меня это пугало. Я боялся подвести тебя, потерять твою любовь.
Он хотел начать работать над собой, встретиться со своими страхами лицом к лицу и справиться с тем, что не позволяет ему по-настоящему любить женщину.
«Как грустно», — думала я. У него было столько талантов, столько любящих его женщин, но он много терял, не в силах любить сам. Я понимала, что он был по-своему одинок.
Год спустя я потеряла еще одного человека, который сильно повлиял на мою жизнь. В 2002 году в возрасте семидесяти семи лет моя мама умерла от рака кости.
После моего заболевания мы с мамой оказались на распутье. Моя решимость сохранять присутствие духа подвергалась тяжким испытаниям после каждого нашего разговора. Раз за разом я злобно клала трубку, сдерживая рыдания. Я пришла к выводу, что если хочу сохранить здоровье, то должна изгнать из организма все токсичные эмоции, которые неизбежно провоцировала беседа с матерью.
Поэтому я решила, что нам нужно изменить способ общения или не общаться совсем..
Однажды в субботу в 1995 году я сделала телефонный звонок, который сильно повлиял на наши отношения.
— Мам, я так больше не могу, — сказала я. Несколько дней до этого я репетировала свою речь и поэтому говорила уверенно. — Нам нужно меняться, — продолжала я.
На другом конце повисла гробовая тишина, но внезапно я услышала вздох. «Продолжай», — сказала я себе.
— Каждая из нас тянет одеяло на себя. Это расстраивает и меня, и тебя, и это не прибавляет нам здоровья. Я хочу, чтобы прошлое осталось позади. Ты всегда будешь мне матерью, но теперь я хочу, чтобы мы стали друзьями. Я хочу, чтобы мы думали о настоящем. Кто знает, как долго осталось жить тебе или мне.
Давай не будем проводить это время в ссорах. Мы не можем изменить прошлое, но мы можем сами создать свое будущее. Я прощаю тебя и хочу, чтобы ты простила меня..
— За что тебе меня прощать?
Я почувствовала укол раздражения, но напомнила себе, что только что сама предложила оставить прошлое позади.
— Мама, я не хочу снова начинать говорить об этом. Давай думать о настоящем. Не будем копаться в прошлом. Если ты не готова сделать это, то я больше не смогу с тобой разговаривать.
Мама молчала.
— Я хочу, чтобы ты подумала об этом, — сказала я.
Когда я повесила трубку, то не знала, буду ли еще когда-нибудь говорить со своей матерью. Я много работала над собой, чтобы простить ее и избавиться от обиды, копившейся с детства. Я не хотела, чтобы она возвращалась с каждым телефонным разговором.
Через неделю мама дала о себе знать. Впервые за несколько лет она вместо звонка прислала мне письмо.
По дороге на воскресную мессу после нашего с ней разговора она терзалась сомнениями. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы стать хорошей матерью, она приложила много усилий. Почему я так злюсь на нее. Неужели не она только должна испытывать недовольство. Неужели мое детство было таким уж невыносимым.
В конце концов, я никогда ни в чем не нуждалась. Она все еще негодовала, когда священник начал проповедь. Он говорил о прощении, о том, что Иисус Христос дал нам пример прощения и что именно так залечиваются раны. Наш долг, наш путь к спасению — это прощение..
Проповедь продолжалась, и примирение начало казаться возможным, а затем и желанным. Выйдя из церкви, она всерьез задумалась над моими словами. Возможно, спустя все эти годы пришло время двигаться дальше. Прошло еще несколько дней, прежде чем она начала письмо ко мне. «Я хочу попробовать сделать то, о чем ты говорила», — так она написала..
Мы с мамой дали друг другу обещание забыть гнев и начать строить новые отношения. Мы намерены были думать о настоящем и не возрождать былые обиды. Мы будем обходить темы, которые могут спровоцировать спор. У меня были претензии к ней как к матери, и она, в свою очередь, никогда не скупилась на упреки, но мы уже давно выросли.
Пришло время выяснить, можем ли мы преодолеть раздражение и стать друзьями..
К моему глубочайшему облегчению и радости, мы с мамой смогли начать все сначала. Мы обнаружили, что нам нравится проводить время друг с другом, и наша привязанность росла и крепла в течение последних семи лет ее жизни. Она даже заговорила о своей сексуальной жизни. Выяснилось, что мой отец был прекрасным любовником, который всегда старался, чтобы она была удовлетворена.
Я бы, наверное, могла обойтись без такой подробной информации, но это доказывало, что в наших с ней отношениях произошла большая перемена..
Удивительно, что только один раз мама обратилась к прошлому, упомянув про свою неприязнь к Майклу. Когда я попросила ее не говорить про это, она уступила без всяких споров. Я была благодарна своей маме за усилия, которые она приложила, и за готовность меняться. Раздражение стало для нас обеих привычкой, и было сложно отказаться от этой схемы, но она это сделала.
Когда я потеряла ее в 2002 году, я потеряла друга..
* * *
В 2006 году мы с Бобом уже двадцать семь лет были вместе. В наших отношениях было много хорошего и немного плохого, и мы всегда бок о бок наслаждались первым и справлялись со вторым. Зимой того года судьба подбросила нам еще одно испытание. Почти тринадцать лет прошло с тех пор, как я справилась с раком, и, к моему ужасу, он вернулся.
На этот раз в виде рака груди..
У меня было небольшое уплотнение возле правого соска, которое, как предположила врач-рентгенолог, было закупоренным молочным протоком. На маммограмме были видны крошечные подозрительные пятнышки, но никто тогда не произнес страшного слова. Через полгода мне нужно было сделать еще одну маммограмму.
— Мы будем за ними следить, — заверила меня рентгенолог.
Я доверяла ее суждениям и с чувством облегчения вышла из больницы. Через шесть месяцев, когда я послушно появилась для очередного анализа, мне сказали, что ничего не изменилось и лучшее, что можно сделать, — быть начеку и делать маммограмму каждые полгода. Я снова ушла с ощущением того, что неминуемой опасности нет.
По странному совпадению через несколько дней после второго анализа моя старая подруга Барбара, тоже суррогатный партнер, позвонила, чтобы сообщить, что другой нашей подруге, тоже Барбаре, удалили опухоль молочной железы, поставив диагноз рак груди. Сразу после этого я позвонила другой Барбаре, чтобы спросить, как она себя чувствует..
— Сначала мне говорили, что это закупоренный молочный проток, — сказала она.
Следующий звонок я сделала Эвелин, тоже суррогатному партнеру, которой несколькими годами раньше удалили молочную железу. Я объяснила ситуацию, и она дала мне совет, лучший из всех, что я могла получить:
— Скажи им, что ты хочешь сделать стереотоксическую биопсию.
Через неделю я уже была записана на стереотоксическую биопсию и биопсию уплотнения возле правого соска.
Когда доктор Уитни вошла в кабинет, на ее худом лице застыло серьезное выражение.
— У меня рак груди, да? — произнесла я.
— Да.
У меня была инфильтративно-протоковая карцинома. Она села и разложила на колене результаты биопсии. Мне казалось, что я наблюдаю за происходящим, глядя сверху на собственное тело.
— Я сделаю биопсию уплотнения. Результаты будут готовы через двадцать минут. Ложитесь и постарайтесь расслабиться, я скоро вернусь.
— Я в порядке, — сказала я неуверенно.
— Шерил, у вас шок. Ложитесь. Я принесу результаты, мы внимательно их изучим и решим, что делать, — сказала доктор Уитни.
Я легла, но как только за ней закрылась дверь, вскочила и схватила сумку. Я достала телефон и набрала номер моей подруги Джоан.
— У меня рак. У меня рак… опять. — Меня сотрясала дрожь.
— Приезжай, как только сможешь, — сказала она.
Потом я позвонила диетологу, с которой работала, когда у меня была лимфома.
— Попросите их прислать мне все ваши анализы. Я составлю для вас программу. Мы снова будем работать, как раньше, — сказала она мне взволнованно, но твердо.
Снова собрать вокруг себя свою группу поддержки было моим первым побуждением. И снова я была решительно настроена сделать все возможное, чтобы выжить. Я убрала телефон и легла на стол для осмотра, комкая руками бумагу, которой он был выстлан. Я делала глубокие, медленные вдохи, пока не вернулась доктор Уитни..
Она иглой сделала биопсию уплотнения, и мы обсудили, как лечить рак в моей груди, в наличии которого уже не приходилось сомневаться. Опухоль в уплотнении была такой же, как и в груди, что случается не всегда. Я узнала, что существует больше сорока видов рака груди, и иногда у одной женщины может быть два вида опухоли одновременно.
Инфильтративно-протоковая карцинома — это самая легкая форма, особенно если обнаружить ее на первой стадии, как это случилось со мной..
— Я бы посоветовала удалить молочную железу, учитывая количество небольших опухолей, — сказала доктор Уитни.
Странные пятна на маммограмме были на самом деле крошечными опухолями в миллиметр величиной, образовавшимися примерно на одной четверти моей груди. Они были такими маленькими, что сначала доктор Уитни не могла их разглядеть.
— Хорошо. Вторую грудь мне тоже придется оперировать?
Я хотела избавиться от рака и пресечь всякую возможность его появления в другой груди.
Меня совсем не привлекала перспектива лишиться груди, но заново проходить курс лечения мне хотелось еще меньше, и в тот момент мое предположение было оправданным.
Доктор Уитни заверила меня, что вероятность появления рака в левой груди мала и что удалить придется только правую. После мастэктомии они удалят и несколько лимфатических узлов, чтобы убедиться, что опухоль не распространилась на них.
Я спросила, имеет ли какое-нибудь отношение эта опухоль к заболеванию, которое я перенесла несколько лет назад. Она ответила твердым «нет».
Первое, что я сделала, вернувшись домой, — нашла группу психологической поддержки женщин с раком молочной железы. Я обращалась к группе поддержки после того, как у меня диагностировали лимфому, и знала, что это хорошая помощь при лечении.
* * *
Мне сделали мастэктомию в феврале 2006 года. К счастью, рак не распространился на лимфатические узлы и мне не требовалась химиотерапия или облучение. Меня отправили домой с двумя дренажными мешками на правом боку, чуть ниже подмышки. Я должна была каждый день измерять количество жидкости, чтобы они наблюдали, как она уменьшается.
Еще в моей груди был наполненный жидкостью гибкий экспандер, чтобы моя кожа был готова к операции по восстановлению груди в апреле. Раз в неделю я ходила на прием к хирургу, чтобы восполнить количество жидкости, которая не давала коже сжиматься. Мне было неудобно, но боль я чувствовала редко, и обезболивающее приходилось принимать только в первые два дня..
Мастэктомия сильно изменила мой внешний облик. Я постепенно научилась ценить и любить свою грудь, даже если она не была похожа на два торчащих холмика, как мне всегда хотелось. Мне нравилось, когда касались и облизывали мои соски во время секса. Операция должна была снова придать форму моей груди, но я знала, что чувствительность с правой стороны не будет прежней..
Мне пришлось напомнить себе, что грудь — это еще не все тело. Когда я произнесла это вслух в разговоре с подругой, это показалось мне таким очевидным, что повторять больше не пришлось ни себе, ни кому-либо еще. Я вернулась к тому, что выяснила, начав работать моделью: неидеальное тело может быть сексуальным.
Да, мне придется смириться с потерей чувствительности, но у меня остается еще много способов получать удовольствие..
К счастью, Боб в очередной раз показал себя преданным и любящим мужем. Узнать, что рак не затронул лимфатическую систему, было для него таким же облегчением, как и для меня. Он заботился обо мне, пока я выздоравливала, и наша интимная жизнь по-прежнему шла полным ходом. Он постоянно повторял, что хочет только, чтобы я поправилась, и мысль о том, что я могу чувствовать себя менее привлекательной для него, кажется ему невыносимой..
Приближалась пластическая операция, и я начинала все чаще задумываться о том, как это повлияет на мою работу. Больше всего меня беспокоило, что это сосредоточит все внимание на мне, тогда как наша работа должна быть по-прежнему направлена на клиента. Я была уверена, что клиент должен знать о мастэктомии, потому что моя правая грудь будет отличаться и внешне, и степенью чувствительности от левой.
Я не хотела, чтобы это отвлекало клиента. Однажды я поделилась своими страхами на собрании группы поддержки. Доктор Ренальди, один из психотерапевтов группы, спросил меня, как я должна, по моему мнению, говорить об этом с клиентами. Проговорить сценарий, который я долго обдумывала, — это именно то, что мне требовалось в тот момент.
Я решила, что не буду упоминать об этом на первом сеансе, на котором речь обычно идет об истории клиента, о его проблеме и о наших совместных задачах. Я расскажу об этом, только когда мы окажемся в спальне, и постараюсь преподнести как один из многих факторов, о которых ему следует знать, никакого скандального разоблачения.
Я не хотела, чтобы клиент уделял этому слишком много внимания, поэтому и мне тоже не следовало этого делать..
Вставал еще один вопрос, ответ на который было не так легко найти. Я раздумывала над тем, как буду говорить о своей груди во время упражнения с зеркалом. Рак — это часть моей жизни и истории моего тела. Первый диагноз был гораздо опаснее, а его лечение — более разрушительным, но мое тело внешне осталось неизменным.
Теперь, когда я окажусь перед зеркалом рядом с клиентом, который ожидает от меня примера, мне придется говорить о том, почему различается моя грудь. Я пока не находила нужных слов, но чувствовала, что это придет со временем, по мере выздоровления..
* * *
После пластической операции мне не пришлось даже оставаться в больнице на ночь. Чтобы различие не так бросалось в глаза, хирург немного приподнял мою левую грудь и переместил сосок чуть-чуть наверх. Во второй груди был силиконовый имплантат.
Не потребовалось много времени, чтобы понять, что операция прошла успешно. Под бюстгальтером и одеждой разницы совершенно не было заметно. Когда я раздевалась, разница становилась очевидной, но уродливо это не выглядело. Сложнее было привыкнуть к потере чувствительности. Она еще сохранялась в правой груди, но лишь отчасти. После полного выздоровления мне нужно было решить, хочу ли по эстетическим причинам восстановить сосок из окружающих тканей. Но меня вполне устраивал вид моей груди без соска, и я отказалась..
Я вынесла немало уроков из работы с инвалидами. Один из них состоит в следующем: важно сосредоточиться на том, что ты можешь чувствовать и пробовать, и не ограничивать себя рамками. Стоит избавляться от преждевременных умозаключений по поводу того, что может доставить тебе удовольствие, а что нет, и обратить внимание на то, что ты действительно чувствуешь.
Иногда это заставляет забыть о том, что есть зоны, которые не чувствуют ничего. Я видела, как в инвалидах просыпается сексуальность и какое это доставляет удивление и радость. Пришло время применить эту мудрость по отношению к себе. Да, у меня теперь только одна чувствительная грудь. Но она есть, и еще есть муж, который всегда готов пересмотреть варианты того, что мы делаем в постели.
А это уже многое..
* * *
Скотт был первым клиентом, с которым я встретилась после перерыва, и прошло уже пять месяцев с тех пор, как мне поставили диагноз. Он боролся с постоянным ощущением того, что у него слишком маленький пенис, и пошел на суровые меры, чтобы это исправить. Ему делали инъекции, после которых пенис не только не увеличился, но еще и изменил форму.
Меньше всего ему было нужно, чтобы мои физические недостатки влияли на нашу совместную работу..
Я придерживалась своего первоначального намерения не сообщать сразу же о том, что мне удалили грудь. С самого начала должно быть очевидно, что мы будем заниматься только его проблемой. Когда мы разделись, я упомянула про операцию и попросила его пощупать мою грудь. Он взял в руку правую и немного сжал.
Потом сделал то же самое с левой..
— Правая немного тверже, — сказал он.
— Да уж, пластические хирурги еще не достигли совершенства.
Потом мы перешли к его проблеме и больше к мастэктомии не возвращались.
Я в очередной раз убедилась в эффективности откровенного общения и необходимости пользоваться всеми возможностями, которые предоставляет нам наша сексуальность. Тот факт, что клиент наконец решился прибегнуть к суррогатной терапии, означает, что он готов работать над собой, и еще нужно доказать, что главной проблемой ему покажется мой слегка кособокий бюст..
На третьем занятии со Скоттом, когда дело дошло до упражнения с зеркалом, мне внезапно открылся секрет того, как следует рассказать о своей груди.
— У меня был рак груди, но, к счастью, врачи быстро это заметили, — глядя на свое отражение, сказала я. — Мне пришлось удалить, а затем восстановить правую грудь. Сейчас она не так чувствительна, как левая. Но я люблю, чтобы им уделяли одинаковое внимание.
* * *
Моя практика по-прежнему процветала, хотя возраст, очевидно, должен был уже представлять некоторые трудности. С одной стороны, мое тело не было гибким и проворным, как в начале моей карьеры. С другой стороны, почти четыре десятилетия работы подарили мне опыт, проницательность и восприимчивость, которых у меня не было в молодости.
У меня появилась репутация и круг знакомых психотерапевтов, направляющих ко мне клиентов, не только на побережье, но и в других частях страны. Работы было много, учитывая, что я осталась суррогатным партнером, когда многие уходили из этой сферы. С появлением угрозы СПИДа суррогатные партнеры бросали работу толпами.
Я иногда начинаю представлять, что стало бы с нашей профессией, если бы на нее так сильно не повлияла угроза заболевания..
Я могла похвастаться работой, которая подарила мне богатый опыт и приносила удовлетворение. На меня все еще был спрос. Мой возраст смутил только одного клиента, который заявил, что я «уже не первой свежести». До сих пор наша с ним работа приносила неплохой результат, и я объяснила, что если он хочет найти себе партнершу, то следует держать подобные комментарии при себе, учитывая, что он тоже уже не мальчик..
Иногда после окончания работы клиенты обращаются ко мне, если у них еще возникают вопросы или требуется подстегнуть их уверенность в себе. Они присылают мне открытки или электронные письма с благодарностью или воспоминаниями о нашей совместной работе. В 1990 году Марк О’Брайен опубликовал эссе «О том, как я обратился к суррогатному партнеру» в журнале «Сан».
Он описывал процесс работы так, как это мог сделать только он — талантливый журналист и поэт. Я была очень тронута, как и Бен Луин, сценарист и режиссер из Лос-Анджелеса..
В 2007 году Бен приехал ко мне со своим другом, который по совместительству был еще и спонсором. Как и Марк, в детстве Бен пережил полиомиелит, и ему приходилось ходить на костылях и с фиксатором на ноге. Я уверена, именно поэтому история Марка произвела на него такое сильное впечатление. В свободное от других проектов время Бен начал работать над сценарием, основой которого послужила статья Марка и интервью со мной.
Он время от времени присылал мне наброски с просьбой высказать свое мнение, но иногда долгое время я не получала от него никаких вестей..
Учитывая плотное расписание Бена и превратности мира кино, я сомневалась в том, что проект будет реализован. Но в 2010 году, когда я вернулась из очередного путешествия к семье в Бостон, меня ждал на обеденном столе толстый конверт. Сценарий был окончен, предварительный вариант названия был — «Суррогат»..
С этого началась череда удивительных событий. Фильм получил финансирование, и Бен подписал контракты с тремя талантливыми актерами. Марка должен был сыграть Джон Хоукс. Я была в восторге. Я восхищалась его ролями в сериале «Дедвуд», фильмах «Зимняя кость», «Идеальный шторм» и многих других и не могла дождаться, когда он, как хамелеон, перевоплотится в моего давнего клиента.
Великолепному Уильяму Х. Мэйси дали роль священника Марка и поверенного его тайн. Несколько актрис пробовались на роль суррогатного партнера..
Я была за рулем, когда узнала, кто создаст экранную версию меня самой.
— Тебя будет играть Хелен Хант, — сообщили мне.
У меня забилось сердце. Мне пришлось убрать ногу с педали газа, когда я поняла, что подъезжаю к светофору. Я была поражена и чуть не забыла, что сижу за рулем. «Съезжай с дороги, пока не попала в аварию», — подумала я и остановилась на обочине.
— Хелен Хант, — повторила я в телефонную трубку.
— Да, она, — произнес Бен.
Оскароносная Хелен Хант, настоящая звезда, красивая женщина, великолепная актриса сыграет меня. Это не сон?
Бен спросил, согласна ли я стать консультантом на съемках, которые должны были начаться в мае 2011 года. Я должна была работать с исполнителями главных ролей и находиться на площадке во время съемки определенных эпизодов. Вернувшись домой, я уже готова была лететь в Лос-Анджелес.
* * *
Я всегда любила кино. Ребенком я ходила в кинотеатр почти каждую субботу. В пятидесятых еще нельзя было выйти в Интернет, книг о кино еще не писали, и широкой публике процесс производства на голливудской «фабрике грез» казался темным и загадочным. Даже будучи уже взрослой, меня по-прежнему притягивал этот таинственный мир, и я плохо представляла себе, сколько усилий требуется для воплощения сценария на экране.
Все изменилось, когда у меня появился шанс работать с актерами и съемочной группой. Просто невероятно, сколько времени, усилий и энергии уходит на создание фильма. Актерская работа предполагает очень вдумчивое изучение материала — с этим я столкнулась с самого начала. Хелен и Джон задавали много остроумных вопросов обо мне, о моей работе, о Марке.
Они оттачивали каждую деталь, полностью погружаясь в ситуацию..
В один из первых дней моего пребывания в Лос-Анджелесе Хелен Хант пригласила меня пообедать. Мы встретились в Санта-Монике. Я сидела за столиком, видела, как она идет к ресторану по улице, и снова чувствовала себя как во сне. Хелен проявила такой искренний интерес ко мне и моей работе, что мое волнение от того, что я сижу напротив известной, успешной актрисы, быстро рассеялось.
Она записывала бóльшую часть нашего разговора и внимательно следила за тембром моего голоса и ритмом речи. На следующий день я приехала к ней домой и продемонстрировала упражнение «тактильный контакт» на ее партнере, полностью одетом..
Когда я познакомилась с Джоном Хоуксом, выяснилось, что он посмотрел документальный фильм о Марке О’Брайане «Уроки дыхания», завоевавший премию «Оскар», почти двадцать раз. Джон был восхищен и вдохновлен отвагой, которую Марк проявлял в течение всей своей жизни. Он хотел, чтобы его актерская игра воздала должное этому прекрасному человеку.
Джон собирался прочесть все доступные ему произведения Марка и научился печатать с помощью палочки, как он. Я никогда не забуду, как впервые увидела Джона на площадке в роли Марка. Это было потрясающе. Казалось, он полностью растворился в нем.
Я сидела в наушниках и слушала, как Джон произносит реплики хриплым голосом Марка, и у меня бежали мурашки по всему телу..
Только одно омрачало этот увлекательный процесс — Марк никогда не увидит этого фильма. В 1999 году он умер от последствий полиомиелита. Я знаю, как понравилось бы ему все это, и я часто представляла себе, как он дает указания съемочной группе. Мне очень нравится, как Бену и Джону удалось передать остроумие Марка.
Если душа действительно бессмертна, то я уверена, что Марк как следует посмеялся над их шутками..
В то время мне казалось, что каждый день со мной происходит что-то хорошее. В ноябре 2011 года я заранее получила рождественский подарок — фильм взяли на кинофестиваль «Сандэнс». Премьера должна была состояться 23 января 2012 года. Мало того — меня пригласили на просмотр. Я собиралась ехать на один из самых престижных в мире кинофестивалей..
Я позвонила своей двоюродной сестре и любимой подруге Сьюзан, и она завопила так громко, что мне пришлось отодвинуть трубку подальше от уха. Я нажала кнопку громкой связи и отложила трубку, прежде чем спросить, не хочет ли она поехать со мной и Бобом в Юту.
На следующий день я обошла несколько элитных комиссионных магазинов, чтобы подготовиться к поездке. Наконец я нашла роскошную шелковую блузку в японском стиле, отделанную бисером, и подходящие брюки. «На какое мероприятие надевали эти вещи в последний раз. — спрашивала я себя. — Уж точно не на «Сандэнс»..
Мы приехали в Юту в субботу, за день до показа, в разгар снежной бури. Следующим утром мы гуляли по необычным улочкам Парк-Сити, которые были украшены плакатами «Сандэнс». Город кипел, переполненный возбужденными толпами, и журналисты работали не покладая рук. Маркизы всех кинотеатров (а в городе в них недостатка не было) гласили: «Кинофестиваль «Сандэнс».
Телеканал CNN пригласил меня на интервью на следующий день после показа фильма..
На подготовку к премьере у меня ушло больше времени, чем на любое другое мероприятие на моей памяти. Я была охвачена радостным возбуждением. Я видела только фрагменты фильма, а сейчас мне предстояло увидеть готовый продукт. Показ должен был состояться в огромном кинотеатре «Экклз», и когда мы приехали, нас проводили в ту его часть, которая была отведена для людей, участвовавших в создании фильма.
Бен Луин, Хелен Хант, Джон Хоукс, Уильям Х. Мэйси и другие члены съемочной группы сидели в центре переполненного зала. Фильм начался, и я сжала руку Боба. Я все еще не могла поверить, что это происходит со мной..
Фильм был таким, каким я и надеялась его увидеть, — остроумие, юмор, пикантность и великолепная игра актеров. Но больше всего мне понравилось, с каким вниманием его создатели отнеслись к моей профессии. У них как нельзя лучше получилось осветить трудности, с которыми приходится сталкиваться, и удовлетворение, которое она приносит, а кроме того — совершенно особый род отношений, которые возникают между суррогатным партнером и его клиентом.
И впервые в моей жизни я видела, чтобы проблему половой жизни инвалидов раскрыли с таким изяществом, такой честностью. Возможно, не стоит так много требовать от фильма, но я надеюсь, что у инвалидов, которые его увидят, появится ощущение того, что их право на сексуальное влечение признали и утвердили, потому что они готовы, как и все остальное человечество, экспериментировать и получать удовольствие от секса..
Множились счастливые события, и фильм получил финансирование компании «Fox Searchlight Pictures». Кроме того, ему дали специальный приз жюри за мастерство актерского состава и приз зрительских симпатий. Я была глубоко тронута тем, как много людей хотели встретиться со мной после показа и как они тепло отзывались обо мне.
Вернувшись в отель, я позвонила Джессике — ее волнение лишь немного уступало по силе моему. Несколько часов спустя я по-прежнему была слишком возбуждена, но в конце концов уснула, покинула действительность, похожую на сон..
* * *
Вернувшись в Беркли, я стряхнула звездную пыль и снова занялась своей жизнью и работой. Так много событий произошло за последние годы, что я не могла вспомнить те дни, когда только начала работать в этой области. Когда-то я была смущенным ребенком, которого пугало одинокое будущее, полное тайн и жгучего стыда.
Я представляла себе долгую череду обреченных на неудачу попыток вписаться в жесткие рамки, ведь мне казалось, что я единственная, кому они не подходят. Когда я оглядываюсь назад, моя жизнь кажется мне долгой дорогой, полной крутых поворотов. Я всегда хотела знать, как бы изменилась эта жизнь, если бы я не встретила Майкла, если бы никогда не узнала о том, что существует такая профессия — суррогатный партнер.
Я уверена только в одном: меня такой, какая я есть, просто не существовало бы..
Шаг за шагом приближаясь к семидесятому юбилею, я понимаю, что за многое должна быть благодарна, что мне очень повезло. Повезло, что я сделала прекрасную карьеру, что меня окружали умные, смелые, заботливые люди. Моя личная сексуальная революция по счастливой случайности совпала с той, что пережила наша культура, и, безусловно, стала возможна только благодаря ей.
Я испытываю бесконечную признательность по отношению к первопроходцам и мятежникам, ведь они подарили уверенность женщинам, которые не отрицают свою сексуальность. Я работала с сотней клиентов и не могу представить, что, занимаясь чем-то другим, по-прежнему могла бы помогать людям выражать свои сексуальные потребности и получать от этого удовольствие.
Представители нашей культуры по-прежнему вопиюще невежественны в том, что касается секса. Вездесущие средства массовой информации способствуют распространению искаженных слухов и ложных представлений, а реакционные политические силы стремятся искоренить зачатки полового воспитания и половой свободы. Мне известно, что мужчины и женщины, с которыми мне довелось работать, — это лишь небольшая часть огромной массы людей, которая борется с проблемами в сексуальной сфере.
Но я тем не менее чувствую удовлетворение, вспоминая свой профессиональный путь и клиентов, которым я помогла построить здоровые, счастливые отношения..
Я окружена поддержкой и любовью моей семьи, а это означает, что я счастлива вдвойне — и в профессиональной жизни, и в личной. Мы с Бобом почти половину своей жизни провели вместе. Именно рядом с ним я поняла, что любовь не нужно каждый день отвоевывать заново. Ее можно получать и дарить без всяких условий.
Союз двух любящих людей делает их лучше и приносит больше счастья, чем они могли бы получить в одиночестве. Этот союз ложится в основу всей жизни и приподнимает ее над землей. Мне это известно только благодаря Бобу, и я люблю его безмерно. Мои дети — успешные, уверенные в себе, заботливые люди. Нам с Майклом удалось подарить им детство, полное любви, поддержки, одобрения и мудрого руководства.
Вместе мы положили начало их жизненному пути. Это единственное достижение, которым я горжусь больше, чем карьерой суррогатного партнера..
Средства массовой информации проявляют ко мне небывалый интерес, и мне по-прежнему приходится объяснять, чем я отличаюсь от проститутки. Я смотрела «Сеансы», как позже был назван фильм, и спрашивала себя, сделает ли он разницу более очевидной для широкой публики. Если не сделает, то, я думаю, не стоит беспокоиться.
Существуют заблуждения и похуже, а разница между проституткой и суррогатным партнером велика. Если людям сложно ее постичь, я снова обращаюсь к аналогии, которую предлагал мой покойный любимый друг Стивен Браун: «Обратиться к проститутке — это как пойти в ресторан. Обратиться к суррогатной терапии — все равно что записаться на кулинарные курсы».
Мне шестьдесят восемь лет, и я пока не намерена откладывать в сторону фартук..
