ЧЕРЕЗ ГОРОД ВО ДВОРЕЦ
Красавица открыла глаза. Она давно уже не спала и, даже не выглядывая в окно, могла точно сказать, что уже утро. Воздух в каюте был непривычно теплым.
Где-то с час назад она слышала, как Тристан с Лораном перешептываются в темноте. Поняв, что корабль встал на якорь, принцесса испытала легкий укол страха.
Некоторое время она еще нежилась в сладких чувственных грезах. Все ее тело потихоньку пробуждалось, словно спящая земля под ласковыми лучами восходящего солнца. Девушке не терпелось уже попасть на берег и как-то разузнать, что ожидает ее в этом неведомом краю и что вообще может ей тут угрожать.
Теперь, когда каюту наводнили опрятные хорошенькие грумы, стало очевидно, что они прибыли наконец в страну великого султана и что очень скоро все прояснится.
Прелестные юнцы, которым, несмотря на их рост, явно уже стукнуло четырнадцать-пятнадцать, и всегда были богато одеты, однако нынче утром они красовались в великолепно расшитых шелковых одеяниях, перетянутых в талии кушаками из дорогой полосатой ткани; их черные волосы поблескивали маслом, а невинные оливковые личики аж побагровели от непривычного волнения.
Довольно скоро все королевские пленники были разбужены, извлечены из своих клеток и по отдельности разложены на специальных столах для омовений и ухода.
Красавица всем телом потянулась на шелковой подстилке, наслаждаясь этим избавлением от тесноты клетки, в мышцах ног появилось легкое покалывание. Девушка глянула на Тристана, затем на Лорана: первый все еще тяжело переживал свою потерю, второго, как всегда, немного забавляло происходящее. Сейчас они даже не успели друг с другом попрощаться. Красавица надеялась: их все же не разлучат, и, что бы ни случилось, они встретят беды вместе. И каким-то образом в этой новой неволе им все же представятся мгновения, когда они смогут друг с другом перекинуться хоть словом.
Между тем грумы щедро намазали тело Красавицы золотистым красящим маслом, умело растирая сильными пальцами ее бедра и ягодицы. Затем, приподняв ее длинные волосы, густо опудрили их золотой пылью, после чего аккуратно перевернули девушку на спину.
Тут же чьи-то сноровистые пальцы открыли ей рот, и по зубам, натирая их до блеска, пробежалась мягкая тряпица, после чего на губы нанесли золотую помаду. Затем так же золотом накрасили брови и ресницы.
С того первого весьма памятного дня их морского пути ни ее, ни кого-то другого из пленников так основательно не украшали. И от предвкушения загадочной новизны все тело Красавицы пронизали токи знакомого возбуждения.
Словно в тумане, ей припомнился восхитительно свирепый капитан стражи из городка, затем аристократичные, утонченные, но уже почти стершиеся из памяти господа-мучители из королевского двора. И Красавице страстно захотелось снова кому-нибудь принадлежать — чтобы ее опять кто-то усмирял, подчинял своей воле, и обладая ею, и нещадно наказывая.
Это казалось самым худшим унижением — быть собственностью другого человека. Оглядываясь назад, девушка ощущала себя прекрасным цветком, едва распустившимся в полную силу, но безжалостно сорванным и смятым чужой волей. И в этих страданиях, причиненных ей по чьей-то прихоти, она понемногу раскрыла для себя собственную суть.
Однако теперь у Красавицы появилась новая мечта, медленно утягивающая ее в неизведанные пока глубины, которая вспыхнула в девушке в корабельном заточении и которую она поведала только Лорану: мечта обрести в этой чуждой земле то, чего она никогда не знала прежде, найти того, кого она могла бы по-настоящему полюбить.
На свидании в городке, уверяя Тристана, что она этого вовсе не желает, что она жаждет от господина лишь пущей жесткости и сурового обхождения, Красавица немного покривила душой. Правда была в том, что любовь Тристана к своему господину произвела на нее сильнейшее впечатление. И слова принца глубоко повлияли на нее, даже когда она пыталась с ним спорить.
А затем были долгие ночи морского пути — ночи, полные одиночества, неудовлетворенного томления и бесконечных, назойливых размышлений обо всех поворотах ее судьбы и непостоянстве удачи. Тогда-то в ней и зародилась доселе неведомая, хрупкая потребность любви, желание преподнести господину или госпоже всю свою душу, ибо теперь она больше чем когда-либо нуждалась в равновесии и опоре.
Прибиравший Красавицу юнец между тем нанес ей золотую краску на волосы лобка, старательно оттягивая каждую кудряшку и отпуская упругой пружинкой. Девушка едва сдерживалась, чтобы не задвигать бедрами. Затем к ее глазам поднесли пригоршню чудесных отборных жемчужин — и вскоре усеяли ими лобок, чем-то надежно приклеивая к коже. «Милые украшеньица!» — улыбнулась принцесса.
На мгновение она зажмурила глаза, ощущая, как остро заныло ее пустое, истомившееся лоно. Потом взглянула на Лорана, лицо которого за счет золотого рисунка приобрело восточный типаж. И соски, и толстый пенис принца были восхитительно напряжены. Как и лицо, его тело тоже было сплошь покрыто золотыми узорами, подчеркивавшими его впечатляющие размеры и мощь, а на лобке вместо жемчужин сияли несколько довольно крупных изумрудов.
Лоран улыбался трудившемуся над ним мальчишке, глядя на него так, словно мысленно стягивал с него причудливые шелка. Потом он повернул голову к Красавице и, медленно поднеся пальцы к губам, послал заметный только ей, легкий воздушный поцелуй. Принц лукаво подмигнул ей, и девушка еще острее почувствовала томление в разгоряченной промежности. Все же как он великолепен, этот Лоран!
«О, пожалуйста, только бы нас не разлучили!» — взмолилась про себя она. И не потому, что она хоть когда-либо подумывала завладеть Лораном (хотя это было весьма заманчиво!) — без соплеменников, в одиночку она здесь просто пропадет, погибнет…
И тут ее как громом поразила ужасная мысль: она совершенно не представляет, что с ней будет во владениях султана, и от нее здесь ровным счетом ничего не зависит! Отправляясь в городок, Красавица понимала, что ее там ждет: ей кое-что уже порассказали. И даже на подъезде к замку она знала, что с ней будут делать: кронпринц успел по пути подготовить ее к новой жизни. Но все, что связано с этими землями, полностью оставалось за пределами ее разумения. И от этого внезапно нахлынувшего страха неизвестности она вся побледнела под своим затейливым золотым рисунком.
Наконец их грумы жестами приказали своим питомцам подняться. Как всегда, нетерпеливо жестикулируя, они знаками велели пленникам застыть на месте, хранить молчание и вообще проявлять всяческую покорность и послушание — и невольники замерли, стоя кружком лицом друг к другу.
Красавица почувствовала, как ей приподняли и соединили за спиной руки, словно она была бестолковым существом, даже неспособным сделать это самостоятельно. Приставленный к ней юноша коснулся ладонью ее затылка и, когда девушка податливо склонила голову, легко поцеловал в щеку.
Застыв в этом положении, Красавица не могла отчетливо видеть остальных пленников. Она разглядела лишь, что Тристану тоже украсили жемчугом интимные места, и, натертый красящим маслом с головы до пят, он весь светился и блестел, а его светлые напудренные кудри казались даже более золотыми, нежели тело.
Искоса взглянув на Дмитрия с Розалиндой, Красавица отметила, что оба они изукрашены яркими рубинами. Их иссиня-черные волосы волшебно контрастировали с натертыми блестящими телами. Огромные глаза Розалинды казались сонными под густой опушкой накрашенных золотом ресниц. Широкий торс Дмитрия застыл в стесненной неподвижности, напоминая статую, хотя бедра его все же непроизвольно подрагивали.
Неожиданно юноша-служитель добавил Красавице чуть больше золотой краски на соски, и девушка невольно дернулась. Она не могла оторвать глаз от маленьких коричневатых пальцев, работавших с завораживающей сноровкой и такой ласковостью, от которой соски немилосердно затвердевали. Кроме того, девушка чувствовала каждую жемчужину, прицепленную к ее коже. Казалось, все часы, проведенные на море в одиночестве и неудовлетворенной страсти, теперь обостряли ее молчаливое томление плоти.
Однако для пленников было приготовлено совсем иное «развлечение». Не поднимая головы, Красавица украдкой проследила, как юноши извлекли из своих бездонных потайных карманов новые блестящие, пугающего вида штуковины — пары соединенных золотых зажимов, к которым крепились цепочки с тонкими, но явно прочными звеньями. Такие зажимы уже были, разумеется, неприятно знакомы Красавице. Но вот приделанные к ним цепочки… Они изрядно встревожили принцессу. Очень уж походили на поводки и к тому же были снабжены маленькими кожаными ручками.
Грум тронул девушке губы, требуя не издавать ни звука, затем быстро погладил ее правый сосок, зацепил кончик напрягшейся груди небольшим, похожим на плоскую ракушку золотым зажимом и с щелчком закрыл. И хотя окантована была эта прищепка белым мехом, держалась она крайне цепко и надежно. От болезненного ощущения в месте зажима у Красавицы тут же заныла вся кожа. Когда другая прищепка тоже была крепко посажена на место, туземец ухватил ладонью поводки за обе ручки и решительно потянул. Этого-то Красавица больше всего и боялась! Нечаянно вскрикнув, она резко дернулась вперед вслед за цепями.
Недовольный произведенным ею шумом, надзиратель сердито нахмурился и шлепнул пленницу по губам. Красавица склонила голову еще ниже, дивясь на две жалкие тонюсенькие цепочки, которые крепко захватили эти невероятно нежные и чувствительные части ее тела, тем самым получив над девушкой полнейшую власть.
Со сжавшимся от страха сердцем принцесса увидела, как приставленный к ней туземец вновь стиснул ладонь — поводья дернулись, и девушку за соски потянуло вперед. Она приглушенно застонала, на сей раз не осмелившись разомкнуть губы, за что снискала от юноши похвальный поцелуй. Внутри ее уже вновь поднималась мучительная волна желания.
«Нет, нас не могут вывести таким образом на берег!» — мысленно возмутилась она. Однако напротив себя она увидела Лорана, точно так же зацепленного, как и она. Принц покраснел от негодования, когда грум, потягивая за ненавистные цепочки, силой повлек его вперед. В этот момент Лоран имел куда более беспомощный вид, нежели в городке, привязанный к позорному кресту.
На мгновение Красавице припомнилось, как грубо и безжалостно ее наказывали в городке, и она еще болезненнее ощутила эти тонкие изящные узы, словно означавшие новую глубину ее рабского существования.
Она заметила, как миниатюрный грум Лорана одобрительно чмокнул того в щеку. Принц не вскрикивал, не стонал, однако член его непроизвольно подскакивал от напряжения. Тристан имел такой же откровенно жалкий вид, хотя и оставался, как всегда, чарующе прекрасным.
Соски у девушки болезненно затрепетали, словно их только что отстегали. Волна желания разлилась по всему телу, проникнув в каждый уголок, и Красавица невольно задвигалась, покачиваясь, словно в танце, не ступая, однако, с места. В голове у нее вновь забрезжили мечты о некой новой, совершенно особенной любви и не испытанной прежде страсти.
Но очень скоро из этих сладостных грез ее вырвали действия туземцев, снимавших со стены свои длинные упругие кожаные плетки. Как и все прочие предметы в этих землях, они были сплошь усеяны драгоценными каменьями, превращавшими их в увесистые орудия наказания, хотя и оставались гибкими, точно прутья нежной поросли.
Тут же Красавица почувствовала, как ее остро стегнуло по икрам, и сдвоенный поводок впереди повлек ее вперед. Ее повели вслед за Тристаном, которого надзиратель развернул в направлении к дверям. Остальных, судя по всему, выстроили цепочкой позади нее.
Впервые за две недели они покидали свое корабельное узилище!
Двери открылись, и Тристана потянули вверх по лесенке, плетью взбадривая его шаг хлесткими ударами по икрам. Хлынувший с верхней палубы свет моментально ослепил пленников. Одновременно, привыкших к долгой тишине, их едва не оглушил шум толпы — разноголосый гул и отдаленные выкрики несметного числа иноземцев.
Красавица заторопилась вверх по ступенькам, ощущая босыми ногами тепло нагревшегося на солнце дерева. От резкого рывка за соски она снова испустила стон. Как все же гениально придумано — с такой легкостью вести рабов на столь изящных поводках! Все же эти туземцы отлично понимали своих пленников!
Видеть перед собой крепкие, точеные ягодицы Тристана было просто невыносимо. За спиной у нее тихо простонал Лоран, и девушка почувствовала некоторое беспокойство за Дмитрия и за Елену с Розалиндой.
Однако ее спешно вывели на палубу, и по обе стороны от себя Красавица увидела огромную толпу мужчин в длинных халатах и тюрбанах. За ними под безоблачно-ясным небом стояли высокие желтоватые строения из сырцового кирпича. Фактически пленники очутились в самой середине оживленного порта, и слева и справа от них тянулись вверх мачты других кораблей. Шум причала вкупе с ярким светом действовал обескураживающе.
«О, только бы нас не потащили на берег таким способом!» — снова мысленно взмолилась Красавица.
И тут же ее быстро провели вслед за Тристаном через палубу, потянули вниз по шатким, прогибающимся сходням. Соленый морской воздух внезапно смешался с жаром и пылью причала, с запахами животных, навоза, пеньки, раскаленного песка пустыни.
Песком были заметены и камни, на которых вскоре остановили пленников. И девушка не могла удержаться, чтобы не поднять голову и не окинуть взором неисчислимые толпы людей, оттесняемые от корабля мужчинами в тюрбанах, — сотни и сотни темнокожих лиц, с любопытством разглядывающих и ее, и остальных привезенных рабов. Рядом с туземцами виднелись верблюды и ослы, высоко нагруженные товарами. Там были мужчины всех возрастов, и все одеты в полосатые халаты. У многих на головах тоже имелись тюрбаны, у некоторых макушка была покрыта куфией — развевающимся головным убором жителя пустыни.
На мгновение вся храбрость вдруг покинула Красавицу. Это был далеко не городок во владениях королевы Элеоноры — нет, ее ждало нечто куда более реальное, нечто неизвестное и чуждое.
Влекущие ее цепочки с зажимами натянулись, и у девушки снова зашлось от страха сердце. Она увидела аляповато одетых мужчин, выступавших по четверо: каждая четверка несла на плечах длинные позолоченные шесты с открытыми, снабженными большой подушкой, носилками.
Тотчас же одну из таких подушек опустили перед Красавицей. И снова за тоненькие поводки пленницу потянули вперед, одновременно стегнув плетью под коленями. Девушка мгновенно все поняла и поскорее опустилась на подушку. Ее богатая отделка — красное с золотом — даже ослепила пленницу своим великолепием. Тут же Красавицу чуть откинули назад, усадив на пятки и разведя пошире колени. Чья-то теплая ладонь повелительно легла ей на шею, склонив голову ниже.
«Это будет невыносимо, — подумала Красавица, приглушив невольно вырвавшийся стон, — если нас в таком виде пронесут по всему городу. Почему бы нас не доставить потихоньку пред очи к его светлейшеству султану? Разве мы не королевские невольники?»
Впрочем, ей известен был ответ — она читала его на темных лицах, со всех сторон придвинувшихся к паланкину.
«Здесь мы всего лишь обычные рабы, ничего королевского при нас не осталось. Мы разве что очень дорогой, превосходного качества товар, равно как и прочий ценный груз, что вытаскивают сейчас из корабельных трюмов. Как могла королева такое допустить?!» — возмутилась она. Однако ее и без того зыбкая отвага быстро истаяла, словно растопленная жаром ее обнаженной плоти.
Грум деловито расставил ей колени еще шире, потом раздвинул опиравшиеся на пятки ягодицы. Девушка старалась быть как можно податливее.
«Ну да, очень удачная поза, — подумала она, исполнившись благоговейного трепета перед собравшейся толпой. — Так они смогут рассмотреть мои прелести, заглянуть в каждый мой интимный уголок».
Сердце ее тревожно колотилось, она никак не могла подавить в себе какое-то нехорошее предчувствие.
Держащие ее золотые поводки были ловко перекинуты через золоченый крюк, имевшийся перед подушкой, и натянуты так, что соски пребывали в постоянном сладостно-болезненном напряжении.
Сердце принцессы забилось еще чаще. Грум Красавицы, отчаянно жестикулируя, угрожающими знаками заклинал свою питомицу быть тихой и послушной. Испуганно засуетившись, он тронул ее за руки: мол, она ни в коем случае не должна ими шевелить! Но Красавица и так это знала. Еще никогда она так не старалась сохранять неподвижность.
Но могла ли увидеть эта толпа, как судорожно сжимается ее лоно в страждущем томлении, точно пытающийся глотнуть воздуха рот?
Между тем носильщики в тюрбанах аккуратно подняли ее транспорт на плечи, и у девушки едва не закружилась голова от осознания собственной открытости перед тысячами взоров. Впрочем, увидев впереди себя Тристана, усаженного на такую же подушку, и почувствовав, что она здесь не одинока, Красавица немного успокоилась.
Гудящая толпа немного расступилась, и небольшая процессия из шести паланкинов медленно двинулась через открывшееся от гавани, казавшееся бесконечным пространство.
После столь яростных предостережений грума девушка не осмеливалась даже чуточку шевельнуться. Справа и слева от нее медленно проплывал шумный, гомонящий базар: торговцы яркой керамикой расставляли свой товар на разноцветных коврах; где-то высились штабеля рулонов шелка и льна; изделия из кожи, из меди, серебряные и золотые украшения; клетки с порхающими в них, беспокойно щебечущими птицами; еда, которую готовили тут же, в исходящих ароматным паром котлах под запылившимися пологами палаток.
И весь гудящий базар уставился на проносимых по площади пленников. Одни молча застыли возле своих верблюдов, глядя на рабов во все глаза; другие — совсем еще юные туземцы с непокрытыми головами — бежали рядом с паланкином, разглядывая Красавицу, показывая пальцем и что-то непонятно лопоча.
Надсмотрщик девушки шагал слева от нее, изукрашенной плетью на ходу поправляя ее длинные волосы и то и дело сердито оттесняя от носилок чересчур назойливых зевак.
Красавица старалась ни на что не обращать внимания, кроме высоких светлых зданий, подступающих к ней все ближе и ближе.
Несли ее вверх под уклон, однако носильщики старались держать свой груз ровно. Девушка тоже изо всех сил пыталась сохранять требуемую позу, хотя грудь нещадно поднимало и тянуло кверху тоненькими цепочками с золотыми зажимами, от которых ее соски под палящим солнцем пробирала холодная дрожь.
Улица между тем круто пошла вверх. Вдоль домов струились потоки людей, и, отражаясь от каменных стен, их резкие выкрики казались оглушительно громкими.
«Любопытно, что они испытывают, глядя на нас?» — подумалось Красавице. Ее выставленное напоказ обнаженное лоно отчаянно пульсировало, словно само страдало от такой постыдности своего положения. «Они смотрят на нас как на зверей. Эти жалкие людишки даже на миг не способны представить, что подобная участь могла бы постигнуть их самих. Плохо бы им пришлось! Думают, только они могут нами обладать».
Золотая краска на теле ссохлась от жары, болезненно стянув кожу, причем особенно ощутимо — на стиснутых зажимами сосках.
И как ни старалась, Красавица не могла удерживать бедра в полной неподвижности. Внизу живота уже вовсю клокотало желание, неумолимо расплескиваясь по всему телу. Взгляды туземцев словно ощупывали ее, томя и мучая, заставляя болезненно ощущать собственную опустошенность.
Наконец процессия добралась до конца улицы. Толпа вслед за носилками перетекла на открытое пространство, где уже собрались в ожидании не меньше тысячи любопытных. Рокот сотен голосов волнами вздымался и опадал. Толпе, казалось, не было конца и края, сотни людей пытались притиснуться поближе к паланкинам, чтобы как следует рассмотреть пленников великого султана.
И вот перед принцессой словно вырос высокий, величественный дворец с золотыми куполами. Солнце, ярко полыхнувшее на белых мраморных стенах здания, ослепило девушку. Мавританские арки, гигантские двери, украшенные золотым лиственным орнаментом. Взмывающие ввысь стройные минареты, настолько изящные, что в сравнении с ними темные, суровые каменные замки Европы казались какими-то вульгарными и неуклюжими.
Процессия резко повернула влево, и на мгновение Красавица увидела едущего за ней следом Лорана, потом Елену с развевающимися на ветру длинными каштановыми волосами и уж затем разглядела темные неподвижные фигуры Дмитрия и Розалинды. Все пленники покорно замерли на своих больших подушках в паланкинах.
Мальчишки среди толпы, казалось, еще пуще раззадорились. Что-то радостно восклицая, они носились туда-сюда, как будто от близости к султанскому дворцу их живость только возрастала.
Вереница носилок между тем приблизилась к боковому входу, и стражники в тюрбанах, со свисающими с пояса длинными ятаганами оттеснили толпу, раскрывая перед процессией массивные сводчатые двери.
«О, наконец-то благословенная тишина!» — обрадовалась про себя Красавица. Она увидела, как Тристана пронесли в паланкине под арку, и тут же ее носильщики поспешили следом.
Вопреки ее ожиданиям, они очутились вовсе не на замковом дворе, а в длинном и просторном коридоре, стены которого были сплошь покрыты затейливыми мозаичными узорами. Даже каменный потолок, точно искусно затканный гобелен, красовался цветами, спиралями и изящными завитками.
Внезапно носильщики остановились. Дальние двери оказались закрыты, и вся процессия погрузилась в полутень.
Только теперь Красавица заметила факелы на стенах и лампы в маленьких нишах. Большая компания темнолицых юношей, одетых в точности, как их корабельные грумы, молча оглядела новых невольников.
Подушку с Красавицей опустили на пол. Тут же ее надзиратель сцапал поводки и потянул девушку на коленях вперед, на мраморный пол. Носильщики со своими паланкинами и подушками быстро исчезли в дверях, только их и видели. Красавицу толкнули вперед, заставив опереться на руки, и нога грума, припечатавшись к ее затылку, заставила девушку коснуться лбом пола.
Принцесса задрожала, уловив заметную перемену в обхождении своего надсмотрщика. И когда его нога еще крепче, чуть ли не сердито, придавила Красавицу к полу, упершись ей в шею, девушка быстро поцеловала холодный мрамор, мучительно недоумевая, чего же от нее добиваются. Однако этот ее жест явно удовольствовал юного туземца, и он одобрительно похлопал ее по попе.
Теперь ей наконец подняли голову, и Красавица увидела, что прямо перед ней Тристана поставили на четвереньки. Аппетитные формы его крепких ягодиц еще больше растравили в ней томление плоти.
Между тем в немом изумлении девушка наблюдала, как тонкие золотые цепочки, тянущиеся от ее схваченных зажимами сосков, пропустили Тристану между ног, под животом.
«Зачем это?» — недоумевала Красавица, даже когда зажимы еще крепче стиснулись на ее груди.
Но вскоре ей ясен стал ответ: она почувствовала, как пара золотых цепочек протянулась у нее самой между бедрами, мучительно раздразнивая лобок. Затем чья-то властная рука ухватила девушку за подбородок, открыла ей рот и, точно удила, запихнула кожаные ручки поводков, которые ей, судя по всему, надлежало крепко удерживать зубами.
Красавица поняла, что эти поводки прицеплены к Лорану, и теперь ей предстоит тянуть его вперед за эти злосчастные цепочки точно так же, как Тристан повлечет ее. И стоит ей хоть чуточку двинуть головой, это доставит Лорану еще больше мучений, в точности как Тристан, излишне сильно потянув за поводки, усилит ее пытку.
Представив это зрелище, Красавица почувствовала себя посрамленной до глубины души.
«Нас привязывают друг к другу, точно скотину, что ведут на рынок!» — возмутилась она. Мало того, тянущиеся под ней цепочки оглаживали бедра, касались лобка, щекоча губы, задевали ее упругий живот.
«Вы просто маленькие бесы!» — думала Красавица, косясь на мельтешащий рядом с ней шелковый халат своего грума. Тот без конца суетился возле пленницы, то поправляя ей волосы, то надавливая на спину и придавая пленнице еще более выгнутую позу, чтобы выше торчал зад. В какой-то момент девушка почувствовала, как зубья гребешка разглаживают ей волоски вокруг ануса, и ее лицо еще жгуче залилось краской стыда.
А Тристан — он что, специально так двигает головой, чтобы еще больше теребить ее соски?
Наконец один из надсмотрщиков хлопнул в ладоши. Кожаная плеть тут же лизнула Тристану икры и подошвы его голых ног. Принц тронулся вперед, и Красавица немедленно поспешила вслед за ним.
Не в силах побороть любопытство, она чуточку приподняла голову, чтобы глянуть хоть одним глазком на стены и потолок и тут же получила плетью по шее. После чего ее, как и Тристана, отхлестали по икрам и ступням. При этом поводки безжалостно подергивали ее за соски, словно существуя какой-то собственной, отдельной жизнью.
Удары плетей, нещадно поторапливающих пленников, становились все сильнее и громче. Потом Красавицу ощутимо пихнули туфлей в ягодицы: похоже, им приказывали бежать. И когда Тристан набрал ход, девушка быстро подстроилась под его темп, ошеломленно припомнив, как однажды ей довелось бежать по королевской «Тропе наездников».
«Да, шевелись быстрее, — сказала она себе. — И голову держи пониже, как требуют. А ты думала, что во дворец к султану войдешь каким-то иным способом?»
Туземцы снаружи, возможно, с таким любопытством и таращились на пленников, что видели в них едва ли не самых униженных, ничтожных существ. И все же это была, пожалуй, единственно приемлемая поза для рабов наслаждений, ступающих в столь величественный дворец.
С каждым преодоленным дюймом Красавица чувствовала себя все более жалкой и несчастной. Грудь у нее горела, дыхание от бега сбилось, сердце колотилось бешено и гулко.
Коридор между тем сделался как будто шире и выше. Надсмотрщики толпились у них по бокам. Хотя все так же Красавица видела слева и справа от себя арочные дверные проемы, за которыми различались похожие на пещеры маленькие комнаты, тоже отделанные чудесным цветным мрамором.
Грандиозность и солидность этого места сильно подействовала на Красавицу. Глаза у нее зажгло от непрошеных слез. Среди этого пышного убранства она почувствовала себя таким маленьким, никчемным, ничего не значащим созданием!
И в то же время в этом ощущении было нечто совершенно неожиданное и поразительное. Да, она была всего лишь жалкой крупинкой в этом огромном мире — и тем не менее она словно нашла свое настоящее место, куда более определенное, нежели в королевском замке или даже в городке.
Соски ее, не унимаясь, пульсировали в тисках опушенных мехом зажимов. Случайные вспышки солнечного света то и дело слепили глаза.
В горле у девушки стало тесно, по всему телу разлилась неодолимая слабость. Ее внезапно окутали запахи корицы, кедровой смолы, восточных благовоний. И она поняла, что в этом мире богатства и великолепия царят тишина и покой, нарушаемые лишь звуками движущейся по коридору цепочки рабов и охаживающих их плетей. Даже надсмотрщики не производили малейшего шума, если не считать мягкого шуршания их шелковых одежд. И эта изумительная тишина казалась ей частью здешнего роскошного дворца, продолжением той роковой силы, что ныне поглощала и подчиняла пленников.
И чем глубже они погружались в лабиринт коридоров, тем все меньше юных грумов сопровождало их, пока наконец не остался один-единственный мучитель с не знающей покоя плетью. Небольшая процессия несколько раз повернула, спустилась ниже, попав в более широкие коридоры, и краешком глаза Красавица заметила странные скульптуры, установленные в тесных нишах для украшения проходных зал.
И вдруг она поняла, что никакие это не статуи — это помещенные в ниши живые рабы!
Наконец ей удалось получше в них всмотреться.
Каждая фигура была крепко спеленута от шеи до пят в крашенное золотом полотно. Открытыми остались лишь вздернутая широким ошейником голова да выставленные напоказ, сияющие золотистой краской гениталии.
Мужчины стояли связанными, выпятив вперед интимные места, женщины — с широко раздвинутыми и по отдельности обмотанными золотой тканью ногами, оставался открытым лишь лобок.
Все они замерли неподвижно, надежно удерживаемые за шею широкой золотой скобой, штырем прикрепленной позади к стене. Некоторые узники закрыли глаза и оттого казались спящими. Другие, несмотря на приподнятое положение головы, уныло глядели в пол.
Многие из них были такими же темнокожими, как надсмотрщики, и обладали характерными для людей пустыни роскошными длинными черными ресницами. Таких белокурых пленников, как Красавица с Тристаном, как будто среди них не имелось. И все до единого были покрыты золотистой краской.
С легкой паникой Красавица припомнила вдруг слова королевского посланника, сказанные незадолго до того, как они покинули родные края: «Хотя у султана предостаточно рабов из собственных земель, такие, как вы, пленники, принцы и принцессы, являют для него особую изюминку и вообще редкостную диковину».
«А значит, — заключила Красавица, — нас не могут так вот связать и распихать по нишам, как этих бедолаг. И мы не затеряемся среди многих десятков невольников, просто-напросто украшающих коридоры дворца».
Но в то же время ей открылась и другая истина: этот пресловутый султан владел таким несметным количеством рабов, что с Красавицей и ее товарищами по неволе могло здесь ровным счетом ничего не приключиться.
Спеша дальше по коридору на четвереньках, уже с поднывающими от жесткого мрамора ладонями и коленками, девушка все изучала взглядом «статуи». У каждого пленника, судя по всему, руки сложены за спиной; золоченые соски открыты, и у некоторых прихвачены зажимами. У каждого волосы старательно зачесаны назад, открывая взору убранные драгоценностями уши.
Какими нежными и чувственными выглядели эти уши и как они сейчас напоминали интимные места!
Красавицу внезапно захлестнула волна страха. Тут же она содрогнулась при мысли, что может сейчас испытывать Тристан — Тристан, так алчущий любви одного господина. А Лоран? Каково ему это видеть после наказания на городском позорном кресте, где он был единственным и уникальным в своем роде?
Тут ее снова резко потянули за цепочки, и в сосках возник острый зуд. Неожиданно плеть легонько заиграла у нее между ног, мягко поглаживая анус и губы вульвы.
«Ах ты, маленький зловредный демон!» — мысленно ругнулась принцесса. И все же, когда по всему телу пробежало будоражащее покалывание, девушка изогнула спину, толкнувшись ягодицами вверх, и двинулась вперед оживленнее.
Они приближались к двойным дверям. С удивлением Красавица обнаружила, что к одной двери привязан невольник, а к другой — невольница. Оба раба были полностью обнажены, никакие ткани их не обматывали. Лишь золотые повязки обхватывали им бедра, талию, шею, лоб, лодыжки и запястья, распластывая несчастных на дверях с широко разведенными коленями и сложенными вместе босыми подошвами. Руки их были воздеты над головой ладонями наружу. Лица оставались неподвижны, глаза низко опущены, а во рту у каждого красовалась изящно уложенная виноградная гроздь в окружении листьев — все это, как и тело, было покрыто золотой краской, что придавало обоим созданиям еще большую схожесть со скульптурами.
Двери открылись, и процессия миновала этих застывших «стражей». Невольники замедлили ход, и Красавица очутилась посреди огромного внутреннего двора. Повсюду стояли большие кадки с пальмами, пестрели цветники, огороженные мрамором.
На плитках перед девушкой весело играли солнечные пятна. Запах цветов неожиданно придал ей новых сил. Вокруг нее разливалось всевозможное разноцветье красок… И в следующее мгновение, замерев от прозрения, Красавица вдруг обнаружила, что весь этот огромный сад уставлен позолоченными прекрасными созданиями, как томящимися к клетках, так и стоящими в разных живописных позах на мраморных постаментах.
Тут принцессу вынудили остановиться. Изо рта у нее вынули наконец поводки. Надсмотрщик встал сбоку от девушки, собрав в ладонь прикрепленные к ней цепочки. Между бедрами игриво, щекочуще загуляла плетка, заставляя раздвинуть ноги чуть пошире. Затем чья-то рука ласково погладила ее по волосам. Слева от себя Красавица увидела Тристана, справа — Лорана и поняла, что невольников поставили полукругом.
Компания грумов принялась громко болтать между собой и смеяться, словно избавившись наконец от долгого вынужденного молчания. Горячо жестикулируя, они обступили пленников.
Затылок Красавице снова придавили туфлей, заставив девушку так низко склонить голову, что она коснулась губами мраморного пола. Краешком глаза она отметила, что и Лорана, и других невольников вынудили принять ту же смиренную позу.
Шелестящей радугой разноцветных шелков их окружили халаты грумов. Шум их разговоров казался даже громче, нежели уличный гомон толпы. Согнувшаяся на коленях Красавица вздрогнула, почувствовав, как чьи-то ладони провели ей по спине, поправили волосы, плетью раздвинули ноги еще шире. Одетые в шелка надсмотрщики остановились между ней и Тристаном, загородили от нее Лорана.
Внезапно в саду повисла гнетущая тишина, полностью уничтожившая остатки и без того хрупкого самообладания принцессы.
Грумы вдруг пропали, точно их смахнуло в сторону. Единственными звуками, наполнявшими теперь двор, были щебетанье птиц да мелодичное позвякивание «музыки ветра».
Потом Красавица различила приближающееся к ней шарканье мягких туфель…
