ВОСПИТАТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ ГОСПОЖИ ЛОКЛИ
Красавица уже почти закончила утреннюю уборку в спальне капитана, когда вдруг с ужасом вспомнила, что намедни надерзила госпоже Локли. А вспомнила она об этом, услышав от лестницы приглушенный шум шагов, неуклонно приближающийся к комнате капитана. Девушку охватил жуткий страх: как же ее угораздило так нагрубить хозяйке? Все ее недавние соображения насчет того, чтобы всем назло остаться неисправимой негодницей и бунтаркой, словно разом испарились.
Дверь открылась, и в спальню вплыла нарядная госпожа Локли в свежей льняной сорочке с красивыми голубыми ленточками и таким глубоким вырезом, демонстрирующим пышные аппетитные выпуклости, что наружу едва не высовывались соски. Обычно утонченно-невозмутимое лицо хозяйки нынче искажала презлющая улыбка, и женщина фурией надвигалась прямо на Красавицу.
Принцесса испуганно выронила веник и забилась в угол.
Испустив злорадный смешок, госпожа в один миг намотала на левую руку длинные волосы Красавицы, а правой с силой ткнула жесткий веник прямо девушке в промежность. Принцесса вскрикнула и попыталась стиснуть ноги вместе.
— Ну что, мелкая языкастая паршивка?!
От страха Красавица громко всхлипнула, не в силах высвободиться и поцеловать башмаки хозяйки и не осмеливаясь что-либо сказать в ответ. Все, что ей приходило сейчас в голову — так это слова Тристана, предупреждавшего, что для постоянного непослушания понадобится слишком много сил и отваги.
Хозяйка заставила девушку встать на карачки и, больно пихая веником ей между ног, вытолкала из спальни.
— Быстро вниз по лестнице! — произнесла она негромко, но с такой палящей свирепостью в голосе, что перепуганная принцесса, судорожно всхлипывая, поспешила к ступеням. Чтобы сойти вниз, ей требовалось подняться на ноги, однако жесткий веник зловредно подталкивал ее вперед, не давая толком встать и вонзаясь колючими прутьями в нежные лонные губы, а следом неумолимо наступала госпожа Локли.
В трактире в этот ранний час оказалось тихо и пустынно.
— Остальных негодников я отослала на утреннюю порку в «Салон наказаний», так что теперь могу вплотную заняться тобой, — процедила сквозь зубы госпожа. — Сейчас проведем небольшой урок, как правильно пользоваться своим несчастным языком, когда ему дается слово. А ну, быстро на кухню!
Красавица спешно опустилась на четвереньки, отчаянно стараясь угодить хозяйке, чей сердитый голос вгонял ее в неописуемый панический страх: еще никто и никогда не накидывался на нее с таким испепеляющим жаром гнева. Дело усугублялось еще и тем, что от постоянных тычков в ее раздразненной промежности засвербило совсем уж неуместное томление.
Большое, тщательно прибранное помещение кухни было залито солнечным светом, который беспрепятственно проникал туда через настежь распахнутые двери, ведущие во дворик. Яркие лучи играли на начищенных медных котлах и сковородках, свисавших с крюков на стене, отражались на железных дверцах кирпичной печи. И посреди этого празднества солнца стоял на плиточном полу гигантский прямоугольный разделочный стол, размерами ничуть не меньше барной стойки в зале трактира, где Красавицу наказывали в первый раз.
Госпожа Локли подняла принцессу на ноги и, не переставая подталкивать ее в промежность колким веником — отчего девушка непроизвольно вставала на цыпочки, — подогнала к этой махине. Там, приподняв за ноги, заставила быстро вскарабкаться на деревянную столешницу, слегка запорошенную мукой.
Красавица ожидала, что сейчас ее отделают давешней деревянной лопаткой — причем гораздо сильнее обычного, учитывая клокочущий яростью голос хозяйки. Однако госпожа Локли уложила принцессу на разделочный стол, закинув ей руки над головой и быстро привязав к бортику, потом велела раздвинуть шире ноги, пока ей не пришлось это делать самой. Девушка постаралась выполнить приказ. От муки гладкая деревяшка под ней показалась приятно шелковистой. Но когда Красавице крепко притянули к краям стола лодыжки и она оказалась на нем распростертой, девушка ощутила новый приступ паники и, не в силах высвободиться, беспомощно задергалась на ровной и жесткой столешнице. Она испустила целый поток мольбы, призывая госпожу Локли сжалиться над ней. Но, едва увидела над собой злобно улыбающееся лицо хозяйки, слова замерли в ее горле, и девушка прикусила губу, с ужасом глядя в черные пронзительные глаза, в которых подрагивала ехидная насмешка.
— И что, понравились солдатам эти сиськи? — вопросила женщина и, протянув обе руки, больно зажала соски между большими и указательными пальцами. — Отвечай!
— Да, госпожа! — взвыла Красавица, всем существом ощущая свою беззащитность перед этими цепкими пальцами. Между тем кожа вокруг сосков сморщилась, и сами они превратились в крепкие тугие узелки. Внезапная острая боль пронзила ее внизу живота, вызывая желание сдвинуть ноги, стиснуть лоно, но это, увы, было невозможно. — Прошу вас, госпожа, я никогда больше…
— Тшшш… — прикрыла ей рот ладонью хозяйка, и Красавица выгнулась дугой, зашедшись всхлипами.
Как это ужасно — быть связанной, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой! От одной этой мысли девушка не могла лежать спокойно. Расширив глаза, она уставилась на госпожу Локли и попыталась кивнуть под держащей лицо рукой.
— Рабу говорить не положено, — назидательно проговорила хозяйка, — пока господин или госпожа не изъявят желание услышать его голос. И тогда он должен отвечать ему или ей со всей надлежащей почтительностью.
Она убрала руку со рта Красавицы.
— Да, госпожа, — поспешно сказала девушка.
Сильные пальцы хозяйки снова стиснули ей соски.
— На чем я остановилась… Значит, солдатам понравились эти твои сиськи?
— Да, госпожа, — дрожащим голосом ответила принцесса.
— И эта ненасытная щель? — Потянувшись ниже, она защипнула пальцами губы лобка, так что наружу просочились капли влаги, и смоченная ею кожа легонько зазудела.
— Да, госпожа, — еле слышно произнесла Красавица.
Тогда, подняв повыше, хозяйка показала девушке тонкий белый ремешок, жалом свесившийся из ее руки. Она прихватила одну грудь принцессы левой рукой, стиснув так, что вздувшаяся плоть с соском осталась торчать сверху над ладонью, а у Красавицы в груди полыхнуло жаром. Девушка не могла заставить себя лежать спокойно. Вытекшая из вульвы вязкая влага щекотно заструилась в щелку между ягодицами, и распростертое тело девушки напряглось в отчаянном и тщетном порыве укрыться.
Безжалостные пальцы оттянули сосок, немного подергали, после чего белый язычок ремня звучно, с силой ударил несколько раз по груди.
— О-о!.. — громко выдохнула Красавица, не в силах увернуться.
Увесистые шлепки, которыми наградил ее капитан своей могучей ладонью, были ничто по сравнению с этим. Желание вырваться из пут и прикрыть руками грудь было неодолимым и… неосуществимым. В то же время соски, как никогда прежде, налились возбуждением, и тело девушки страждуще заерзало на гладкой столешнице. А ремешок все сильнее и жестче охаживал напрягшийся сосок и выпучившуюся из сжатой ладони белую плоть.
Красавица уже почти впала в неистовство, когда госпожа переключилась на другой сосок, так же точно стиснув его и отделав ремешком. Выкрики принцессы становились все громче, тело все яростнее напрягалось и дергалось. Под ливнем ударов сосок словно окаменел.
Из последних сил Красавица сжала губы, сдерживая рвущиеся стоны. Ей хотелось закричать во все легкие: «Хватит! Я больше не вынесу!» Сосредоточенные на кончике груди удары становились все чаще и чаще. И вот уже остальное тело как будто и не существовало — ощущалась лишь эта измученная грудь, горящая болью и желанием, что, точно пламя, все больше раздувалось каждым движением ремня.
Красавица так яростно мотала головой, что волосы беспорядочно упали на лицо, почти закрыв его. Однако госпожа Локли отвела в сторону пряди и, наклонившись над девушкой, заглянула ей в глаза. Но принцесса не осмелилась встретиться с ней взглядом.
— Надо же, такая буйная — и такая беззащитная! — покачала головой хозяйка.
Помяв девушке правую грудь, она снова сжала ее, выставив сосок наружу, и продолжила работать ремешком. Сквозь стиснутые зубы принцесса испустила высокий пронзительный вопль. Тогда госпожа небрежно погладила ей соски пальцами, словно успокаивая, потом слегка попереминала груди, и Красавицу вновь окатило жаркой томительной волной. Постанывая, она яростно задвигала бедрами в неудержимом приливе вожделения.
— Вот как следует наказывать мелкую негодницу, — молвила трактирщица.
— Да, госпожа, — немедленно выдохнула принцесса.
К счастью, безжалостные пальцы хозяйки убрались наконец от груди, и хриплые стоны девушки понемногу затихли. Красавице казалось, будто ее горящие болью, часто пульсирующие соски неимоверно разбухли и отяжелели.
Но когда девушка догадалась, что ждет ее теперь, то невольно заскулила. Она ощутила, как пальцы госпожи Локли проникли у нее между ног, властно раздвигая губы — и как ни напрягалась Красавица, как ни пыталась стиснуть вульву, все было напрасно. В отчаянии она забарабанила пятками по деревянной столешнице, чувствуя, как врезаются ремешки в подъем стопы. Она вновь потеряла над собой всякий контроль, заливаясь слезами и бешено пытаясь вырваться из пут. Однако белое жало ремешка уже набросилось на ее клитор, снова и снова стегая нежную плоть. Красавица снова издала дикий вопль, словно обожженная невероятно жгучей смесью наслаждения и боли. Клитор ее напрягся и набух, как, казалось, никогда прежде. Волны сладострастного жара с каждым ударом невыносимо разливались по ее телу. А трактирщица все размахивала рукой над ее распаленным лоном, и все мелькал и мелькал в воздухе узкий безжалостный ремень.
Красавица чувствовала, как вспухли губы вульвы, как неудержимо сочится из них густая влага. С каждым разом удары ремешка становились все более влажными, чавкающими. Голова ее металась по столу, крики вырывались все громче и протяжнее, бедра неистово бились, стремясь навстречу безжалостному мучителю, а лоно ощущалось лишь как одно сплошное зарево пожара.
Внезапно ремень в руках хозяйки замер. И это, казалось, было хуже всего. Жар еще полыхал, кожу слегка покалывало, и легкий зуд в воспаленной плоти как будто мог уняться лишь этим чудодейственным касанием ремешка. Дыхание девушки превратилось в частую череду сменяющих друг друга жалобных шумных вдохов и низких стонов.
Сквозь застилавшие глаза слезы она увидела склонившуюся над ней госпожу Локли.
— Ну что, ты по-прежнему дерзкая строптивая невольница? — вопросила та.
— Я ваша преданная рабыня, — задыхаясь, ответила Красавица. — Преданная и покорная рабыня, госпожа.
И она больно прикусила губу, моля небеса, чтобы ответ ее оказался верным.
Ее груди и лоно буквально кипели жаром, а бедра сами собой все еще бились о гладкую деревяшку стола. Сквозь пелену слез она увидела красивые черные глаза трактирщицы, ее черные волосы, убранные от лица прихотливо бегущей надо лбом косичкой, ее пышную грудь, прелестно вздымающуюся над просторным вырезом белоснежной рубашки с широкой кружевной оторочкой. В руках же у хозяйки было… Нечто большое и шевелящееся…
И тут Красавица разглядела огромную красивую белую кошку, что вперилась в нее миндалевидными голубыми глазами с чрезвычайным, свойственным всем кошачьим любопытством и молниеносным движением облизнула розовым язычком свой темный нос.
Волна дикого стыда захлестнула принцессу. Она заерзала на столешнице, чувствуя себя несчастнейшим, беспомощным существом, оказавшимся даже ниже, чем этот гордый высокомерный зверек, что взирал на нее с рук хозяйки холодными, как голубой топаз, глазами. Между тем трактирщица наклонилась, явно потянувшись что-то достать…
Поднялась она, удерживая на кончиках пальцев толстый ком желтоватых густых сливок, и тут же щедро обмазала ими трепещущие соски девушки, шлепнула остатки между ног, и они медленно потекли вниз, понемногу струясь вокруг и даже внутрь вагины.
— Немного маслица, моя лапочка, свежайшего маслица, — прощебетала трактирщица кошке. — Никакой парфюмерии — только свеженькие сливки…
Внезапно она опустила питомицу на все четыре лапы девушке на живот, и Красавица почувствовала нежной кожей мягкие подушечки кошачьих лап, со сводящей с ума торопливостью устремившихся к ее груди. Принцесса задергалась, заерзала, напрягшись в крепких кожаных путах, но маленький пушистый зверь, не замечая ее усилий, опустил голову и шершавым быстрым язычком принялся жадно слизывать сливки с ее соска. Доселе неизведанный первобытный страх шевельнулся где-то в самых глубинах ее существа, заставив связанную девушку дико забиться в тщетных попытках вырваться.
Но безразличное к ее потугам маленькое чудище с изящной белой мордой невозмутимо продолжало угощаться, и от прикосновений его языка сосок готов был взорваться, все тело возбудилось, стало выгибаться, и бедра, непроизвольно отрываясь от столешницы, тут же бухались обратно.
Вскоре кошку приподняли, переставили к другому соску, она снова заработала языком, старательно вычищая сливки, и принцесса что было сил напряглась в крепких узах, сотрясаемая судорожными вздохами. Мягкие задние лапы животного глубоко вдавливались ей в живот, и длинная шерстка на брюхе нежно обмахивала ее чувствительную кожу.
Красавица стиснула зубы, силясь удержать вырывающийся вопль «Нет!», плотно зажмурила глаза — а открыв, увидела мохнатую голову в форме округлого сердечка, мелко подергивающуюся в такт движениям шершавого языка, который неустанно теребил взад-вперед сосок, уничтожая остатки сливок. И это ощущение было настолько ужасным и пронзительным, что принцесса заголосила так громко, как никогда не кричала даже от тяжелых ударов лопатки.
Наконец кошку сняли с ее груди. Красавица заметалась, сжав зубы и едва сдерживая возмущенное «Нет!», которому никак не позволительно было сорваться с ее уст. И тут она почувствовала между ног шелковистые ушки зверька, его нежную шерстку и маленький острый язычок, что принялся быстро лизать напрягшийся клитор.
«О нет, пожалуйста, не надо!» — молила про себя принцесса. Все ее тело пронизывали острые струи наслаждения, смешанного с отвращением к этой маленькой пушистой хищнице и ее жуткой невообразимой трапезе. Бедра девушки замерли над столом, взметнувшись на несколько дюймов, а торчащий из шерсти нос и обжорливая пасть погружались в нее все глубже. Клитором она ощущала уже не язык зверя, а сводящее с ума прикосновение мохнатой головы… которого ей жаждалось все больше и больше… О это маленькое ненасытное чудовище!..
К своему вящему стыду и унижению, Красавица непроизвольно пыталась прижаться лобком теснее к косматой твари, к ее теплой шерстистой голове, чтобы вынудить ее еще и еще потереться о клитор. Но язык кошки проникал все глубже, слизывая угощение, затекшее в зев вагины, в щелку между ягодицами, и лоно девушки терзалось неудовлетворимой страстью, а острое наслаждение уже переросло в изощреннейшую пытку.
Принцесса стиснула зубы и замотала головой, когда шершавый язычок стал напоследок вылизывать лобковые волосы, забирая лишь то, что ему было нужно, и совершенно не замечая терзаний ее плоти.
И когда Красавица поняла, что больше это она вынести не в силах, что вот-вот сойдет с ума — кошку забрали. И теперь мохнатая тварь сидела на руках у госпожи Локли и взирала сверху вниз на принцессу, и трактирщица улыбалась над ней так же сладко и довольно, как ее питомица.
«Вот же ведьма!» — подумала Красавица, но, не отважившись произнести хоть слово, молча закрыла глаза, а ее возбужденное лоно дрожало от невероятной, небывало жгучей страсти.
Наклонившись, госпожа Локли спустила кошку на пол, и та горделиво ушла прочь, скрывшись из виду. Красавица ощутила, как высвободились из пут сначала ее запястья, потом лодыжки. Вся дрожа, она продолжала лежать на разделочном столе, всей своей волей борясь с желанием покрепче сдвинуть ноги, перевернуться на столешнице, одной рукой обхватив груди, а другой приласкав разгоряченную вульву, дав волю тайным наслаждениям… Но подобной милости для нее не допускалось.
— Вставай-ка на четвереньки, — велела ей госпожа Локли. — Теперь-то, думаю, ты вполне готова отведать моей шлепалки.
Красавица послушно сползла на пол и в замешательстве поспешила догонять маленькие башмачки хозяйки, которые уже отстукивали по плиткам на выходе из кухни. И каждое движение ее ног, когда девушка на четвереньках пересекала комнату, только усиливало в ней похотливый жар.
Наконец принцесса добралась до стойки в питейном зале трактира и по щелчку хозяйки быстро забралась на нее. В распахнутую дверь было видно, как прохаживаются по площади люди. Кто-то беспечно болтал, встретившись друг с другом у колодца. В гостиницу заскочили две местные девушки и, весело поприветствовав госпожу Локли, пробежали мимо нее на кухню.
Красавица же в ожидании, когда пройдется по ягодицам увесистая хозяйская лопатка, лежала на стойке, уткнувшись в нее подбородком, дрожа всем телом и мелко всхлипывая.
— Помнишь, я обещала приготовить на завтрак твою задницу? — холодным, совершенно бесстрастным голосом спросила трактирщица.
— Да, госпожа, — хлюпнула девушка.
— Не надо слов. Просто кивни.
И Красавица, несмотря на неудобную для этого позу, старательно закивала головой.
Ее груди, прижатые к деревянной столешнице, все еще горели жаром, встревоженная вагина истекала влагой, и жажда плотского наслаждения была просто непереносимой.
— Ты, я вижу, уже приготовилась в собственном соку? — съехидничала госпожа Локли. — А? Что скажешь?
Не зная, что на это ответить, Красавица издала громкий протяжный стон.
Цепкая рука трактирщицы грубо помяла ей ягодицы, потом пошлепала, как прежде проделывала это с грудью. И наконец пошла в дело уже знакомая колотушка. От яростных ударов Красавица подскакивала, ерзала и извивалась, жалобно попискивала сквозь зубы от бессильного плача, словно никогда ей не ведомы были ни достоинство, ни дух протеста. И ничто не могло умилостивить эту холодную, ужасную, бескомпромиссную госпожу, ничто не могло ей внушить, что принцесса станет хорошей и послушной, что она ошибалась и что теперь от прежней упрямой негодницы не осталось и следа. А ведь Тристан предупреждал ее…
Порке, казалось, не видно было конца — вот истинное наказание за ее строптивость!
— Что, достаточно прогрелось? Как там, готов наш завтрак? — резко вопрошала хозяйка, что есть мочи работая лопаткой. Потом остановилась, положила на горящую кожу девушки свою прохладную ладонь: — Ну, думаю, наша маленькая Принцесска уже вполне пропеклась. — И принялась снова молотить своей шлепалкой, выколачивая из Красавицы пронзительные вопли.
Девушка же подумала, что ей надо только дотерпеть до вечера и до прихода капитана, когда ее измученное лоно наконец избавится от страданий, — и от этой ее мысли в порывистые крики боли добавились оттенки сладострастия.
Наконец безжалостное лупцевание закончилось, но ритмичное поскрипывание лопатки еще не стихло в ее ушах, тело до сих пор ощущало увесистые удары. И ее лоно казалось голой опустошенной комнатой, в которой гуляет лишь раскатистое эхо некогда изведанных наслаждений. До прихода же капитана были еще долгие часы ожидания… Долгие, долгие часы…
— Давай-ка подымайся — и на четвереньки! — наконец велела ей госпожа Локли. Почему она помедлила с приказом?
Девушка поспешно сползла со стойки на пол и припала губами к ногам хозяйки, чмокнув и остро выступающие носки ее башмачков, и открывающиеся над их мягкой кожей узкие лодыжки. Мокрым от пота лбом и волосами девушка коснулась нижней юбки госпожи, и ее поцелуи сделались еще пламеннее.
— А теперь приступай к уборке трактира. Вычистишь все сверху донизу — и не забывай при этом держать колени шире.
Красавица молча кивнула.
Госпожа прошла к входной двери.
— И где же остальные мои любимчики? — сварливо пробурчала она. — Навечно, что ли, запропастились в этом салоне?
С колен Красавица оглядела стоящую в дверном проеме изящную фигурку госпожи Локли с тонкой талией, подчеркнутой белым поясом платья и кушаком фартука, и невольно хлюпнула.
«Да, Тристан, ты был абсолютно прав, — подумала она. — Очень трудно все время быть скверной девчонкой». И тихо вытерла нос тыльной стороной ладони.
Большая белая кошка крадучись подобралась к принцессе, попав в ее поле зрения лишь на расстоянии в несколько дюймов. Девушка испуганно отпрянула назад, больно прикусив губу и закрыв голову руками. Трактирщица тем временем, скучая, привалилась к открытой двери и уставилась на площадь, а огромный мохнатый зверь стал подступать к Красавице все ближе и ближе.
