Кабош
Телефон Маркиза не отвечал уже третий день. Я сразу подумал о самоубийстве, что было нелогично. Мне казалось, что Андрей сейчас дальше от этого, чем когда-либо. А пассаж о монастыре я, честно говоря, воспринял скорее как фигуру речи. Но тем не менее мысль о самоубийстве была первой.
Вечером я поехал к нему. Долго звонил в дверь. Глухо. Достал ключи, которые он дал мне еще перед последним «путешествием». Отпер замок.
Дверь не поддается, вероятно, заперта изнутри. Сейфовая дверь. Здесь только автогеном резать!
В доме есть общая лоджия, к которой примыкают балконы жильцов. Можно попробовать перелезть. У них не застеклено.
Я вышел на общий балкон. Восьмой этаж. Весна, скользко: вода подо льдом. Старательно очистил ото льда участок балконного ограждения у стены и влез на него. Обхватываю руками стену и делаю шаг на соседнюю лоджию. Нога скользит. Там некому было подготовиться к моему визиту и счистить лед. Меня заливает адреналином. Главное, не смотреть вниз! Я вжался в стену и пытаюсь нащупать ногой менее скользкий участок. Кажется, получается. Переношу вес на правую ногу и нащупываю рукой какой-то выступ.
По-моему, шуруп для бельевой веревки. Хватаюсь за него, переставляю вторую ногу и спрыгиваю на балкон.
Передо мной запертая (естественно!) балконная дверь и закрытое окно. Свет в кухне не горит. Слева от меня – металлическая стремянка, оставшаяся после ремонта. Я взял ее и шарахнул по двери. Стекло разлетелось вдребезги. Выбираю острые осколки и открываю дверь изнутри.
Кухня пуста. Иду в гостиную и включаю свет.
Андрей лежит возле окна, навзничь, раскинув руки. Подхожу и сажусь на корточки рядом с ним. Судя по всему, он умер не более часа назад. Холодные застывшие ладони, мертвые глаза на побелевшем лице, посиневшие губы. Но это все, чего успела добиться смерть, не изменив черт лица и не испортив кожи внутренними кровоизлияниями.
Закрываю ему глаза и понимаю, что плачу.
Зачем? Все же налаживалось! Дело закрыли, залог вернули, расплатился, наконец, с долгами…
Бывают немотивированные самоубийства. Приходит человек на службу, улыбается всем, работает, как обычно, а вечером его находят в петле. И никто не понимает почему. Жалеют, пожимают плечами.
Отсутствие причины и есть самая страшная причина. С внешними обстоятельствами можно справиться, и они видны окружающим, которые могут вовремя схватить за руку. Внутренняя тоска, разъедающая душу, зачастую не видна никому. Тем и опасна.
Но я не понимаю не только почему – я не понимаю как. Никаких ран нет. Подумал о яде, хотя, по моим сведениям, Андрей совершенно в этом не разбирался. Но знакомых мне признаков отравления не нашел.
Поднимаю телефонную трубку и звоню в больницу, смутно задумавшись о том, что менты наверняка будут искать какой-нибудь криминал в моих действиях. Ну и хрен с ними!