Звонил Антонов.

– Доброе утро, Олег. Тут дело такое…

Я сердцем почувствовал, что мне хотят всучить очередной висяк.

– В общем, звонил депутат Пеотровский. У него дочь умерла. Он считает, что ее убили.

– А заключение какое?

– Сердечный приступ.

– Ну и что нам тут делать?

– Он влиятельный человек. С нашим начальством в баню ходит. Ты в морг съезди хотя бы. Надо отчитаться. Записывай: «Ольга Пеотровская. Тридцать два года. Умерла вчера около одиннадцати вечера».

Я кивнул Сашке Черкашину.

– Поедем, проветримся.

– Убийство?

– Да хрень какая-то! Сердечный приступ! Зато папочка депутат.

По Гоголевскому метет поземка. Свернули направо, на Сивцев Вражек, к Бюро судебно-медицинской экспертизы. Вошли, предъявили корочки.

– Нам нужен патологоанатом, который проводил вскрытие Ольги Пеотровской.

– А-а, Швец. Он еще работает.

Доктор Швец высок и худ и напоминает недокормленного интеллигента, кем очевидно и является. Улыбнулся нам как родным.

– По поводу Пеотровской?

– Да.

Он кивнул.

– Острая коронарная недостаточность. Но и для вас есть кое-что интересное. Пойдемте!

В кабинете он протянул нам протокол вскрытия.

– У девушки следы пыток по всему телу, в том числе свежие.

– Вот так! – сказал я. – Но смерть от сердечного приступа.

– Дело в том, что молодые женщины очень редко умирают от ОКН. Это удел мужчин. Должна была быть очень сильная, запредельная стрессовая нагрузка. Смотреть будете?

– Сейчас позвоним эксперту.

Черт! Даже Лену не взяли, слишком были уверены, что дело гроша ломаного не стоит.

Дождались Лену, вместе спустились к холодильникам.

Швец выкатил труп и расстегнул полиэтиленовый чехол.

– Впечатляет?

Лена начала записывать.

– Тонкие шрамы, вероятно, от ножа: на груди, на животе, на спине, на ягодицах; следы ожогов; на правой ягодице выжжено клеймо с изображением символа, напоминающего свастику или цветок. Три лепестка с точками.

– Держали в заложницах? – предположил я. – Следы побоев?

– Ссадины, синяки, точечные кровоизлияния. И, похоже, ее связывали. Здесь характерный шрамик на запястье. Как от ремня. Или от наручников… Правда, старый.

– Наркотики кололи?

– Никаких следов.

Я вздохнул.

Час спустя мы общались с врачами «Скорой помощи».

– Когда мы приехали, она была мертва несколько минут.

– Кто вам открыл?

– Парень такой темноволосый, симпатичный. Наверное, муж.

– Как себя вел?

– Казался очень расстроенным.

– Был один?

– Нет. Еще мужчина постарше, знакомый или родственник, сказал, что врач.

– Понятно. Адрес помните?

– Конечно, все записано.

Продиктовали адрес. Мы с Сашкой второй раз за день недоуменно переглянулись: это был адрес ее прописки.

– Е… твою мать! – сказал Сашка уже в машине. – Ее что, дома в заложницах держали и там же пытали?

Я пожал плечами.

– Поедем, поговорим с депутатом.

Валентин Пеотровский показался мне человеком неприятным. В кабинет пригласил, предложил сесть, но смотрел властно и презрительно. Он пребывал в полной уверенности, что его дочь убил ее парень, точнее, муж (нищий провинциал, мразь смазливая, пустое место и т. д.). Поженились они за месяц до ее смерти, прожив вместе около пяти лет. Уже подозрительно. У Ольги квартира (в центре, в кирпичном доме, с евроремонтом). Теперь он официальный наследник.

На прощание Валентин Пеотровский улыбнулся почти панибратски и пожал нам руки. Но это не улучшило впечатления.

Однако мы узнали кое-что новое. Этот ее парень (Андрей Амелин) был преподавателем историко-архивного института, точнее, РГГУ (как он теперь называется). Подрабатывал тренером по восточным единоборствам и охранником.

Возмущение депутата вполне понятно: не их человек. Куда ему со свиным рылом в мерседесный ряд!

В РГГУ нам порекомендовали аспирантку Марию Подистову как хорошо его знавшую.

Она глянула на нас через круглые очки. Приподняла брови.

– Уголовный розыск? С чего бы это?

– Нас интересует Андрей Амелин.

Не удивилась. Глаза под очками взглянули понимающе: «А-а, тогда все ясно». А губы улыбнулись и уверенно выдали:

– Отличный парень.

– Он способен на убийство?

– Все способны на убийство. На войне мало, кто не стреляет.

– Причем тут война?

– А кого он убил?

– Не отвечайте вопросом на вопрос!

– Скажите, кого он убил, и я скажу, способен или нет.

– Свою жену. Ольгу Пеотровскую.

– А-а, Жюстину. Однозначно, нет. Это папочка ее сказал?

– Ну-у…

– Ерунда! Не верьте! Маркиз чуть из-за нее в тюрьму не сел.

– Маркиз?

– Ну, Андрей. Привычка. Друзья Маркизом зовут.

– И что за история с тюрьмой?

– А вы не знаете?

– Поднимем дела… Мне интересен ваш взгляд на вещи.

– Вы спрашивали: способен ли убить? Способен, способен… Они как-то с Жюстиной возвращались после спектакля. В «Ленкоме» давали «Королевские игры». В метро сразу не пошли – шатались по городу. Маркиз говорил: осень, красиво, вечер теплый. Сунулись уже перед закрытием. Да им недалеко, от Театральной. Остановились в переходе, у стены.

– Зачем?

Мария хмыкнула:

– Лизаться вестимо. И тут подкатили к ним подростки: три экземпляра. Явно обкуренные, а то и хуже. Потребовали денег. Маркиз Жюстину за спину, а им: «Убирайтесь, пока целы». Не вняли. Полезли. А у одного оказался нож. Ну тут, как Маркиз рассказывал: «планка» у него упала… Но один успел-таки пырнуть ножом, и Маркиз отрубился. Когда очнулся: рядом три трупа и пять ментов. Сначала ему шили «убийство, совершенное с особой жестокостью», потому что одного из пацанов он убил вот так. – Она расставила указательный и средний пальцы правой руки в форме буквы «V» и расположила ее горизонтально. – Выбил оба глаза.

Но ничего, разобрались. Он был безоружен, отпечатков его пальцев на ноже не было – только их. И вообще выяснилось, что человек пишет диссертацию по истории, сочиняет стихи и играет на виолончели. Почему-то виолончель поразила ваших больше всего. В общем, дали ему что-то такое условно: «превышение пределов необходимой обороны».

А милицию знаете, кто вызвал? Она и вызвала, Жюстина. Говорила, что очень испугалась за него. Лучше бы не вызывала. Потом стояла на коленях возле палаты и все твердила: «Прости! Прости! Прости!» Внутрь менты не пустили. Он услышал, сказал ментам: «Вы передайте, что я ее прощаю». Но она все равно осталась. Так и стояла, пока за ней их друг не пришел и не увел домой.

– Что за друг?

– Не помню, как зовут. Здоровый такой мужик.

– «Планка», значит, падает…

– Ничего не значит! А если бы на вас полезли трое наркоманов с ножом, а вы при этом были с женой любимой, у вас бы «планка» не упала?

– Я не умею убивать голыми руками.

– Это не ваше достоинство!

– Пацанов-то не жалко?

– Этих? Шваль! Наркоманы! Жить мешают приличным людям. Чем меньше таких будет – тем чище воздух.

– А почему «Маркиз»?

– А вы его видели?

– Да.

– И спрашиваете?

– Так почему?

– Темные волосы, глубокие карие глаза, правильные черты лица, манеры и сдержанность аристократа, тренированное тело. И не гора мышц только, а голова на плечах. И Рэмбо с Рембо́ не путает. Я думала, что это вообще только в кино бывает, чтобы человек, обладая всеми перечисленными достоинствами, еще и Рэмбо с Рембо́ не путал! А вы спрашиваете, «почему маркиз»? Потому что маркиз. Весь поток по нему сох. У нас в институте и так мужиков мало, а тут самурай такой. А он выбрал эту мышь серую на десять лет старше него! Чем приворожила? Мы уж подумали, что деньгами. Она баба богатая. Только непохоже это на Маркиза. Потом узнали, что он охранником подрабатывает, чтобы на ее деньги не жить. А через год где-то я их вместе увидела. Как она на него смотрит и как он на нее смотрит: Ромео и Джульетта. «Не повенчав, с такою речью страстной, вас оставлять одних небезопасно…» Это после года совместной жизни. Значит, чем-то приворожила. Есть мужчины, которые любят, когда их любят. Любить самим для них не так уж важно. А она по нему с ума сходила, это точно. Знаете, как называла? «Государь»!

– А как они познакомились?

– По Интернету. На каком-то сайте.

– На каком?

– Чего не знаю, того не знаю.

– Предположить можете?

– У него много увлечений: Япония, боевые искусства, музыка, поэзия. Потом профессиональная деятельность: история, медиевистика. – Она пожала плечами. – Ищите!

«Итак, – подытожил я. – Андрей Амелин – ангел с крылышками с тремя трупами на совести, а может быть, и четырьмя».

Тренировки проходили в подвале сталинского дома неподалеку от метро «Ленинский проспект». Спустились по лестнице, постучали. Открыла невысокая девушка в кимоно.

– Мы из милиции. – Предъявил удостоверение.

Она помедлила.

– Что вас интересует?

– Поговорить.

– Ну пойдемте.

Зал небольшой. Низкий потолок поддерживают квадратные колонны. Вероятно, недавно сделан ремонт. Стены свежевыкрашены в бежевый цвет. У входа висит японский (или китайский?) свиток с изображением самурая (или божества?) и иероглифической надписью. На дальней стене черным выведен метровый крест, заключенный в круг.

В зале в одной и той же позе застыли несколько молодых людей и две девушки. Левая нога впереди, правая отставлена, полуприсед, у груди двумя руками сжат бамбуковый тренировочный меч. Парень у противоположной стены выкрикивает что-то по-японски (или хрен его знает!), и поза меняется. Теперь они на шаг вперед, и мечи расположены горизонтально, словно вонзенные в невидимого противника. Все слаженно, четко, красиво, словно танец.

– Ребята, это из милиции, – говорит девушка.

Парень, который командует парадом, кивнул, махнул рукой остальным.

– Пока все! Садитесь.

Садятся на скамью у стены.

– Мы вас слушаем, – говорит парень.

– Андрей Амелин здесь?

– Сэнсэя нет.

– Что вы можете сказать о «сэнсэе»?

– Отличный парень.

– А что с ним?

– У него жена умерла.

– Вы ее знали?

– Да, она была здесь несколько раз. Тоже пыталась заниматься. Кстати, неплохо получалось.

– Какие у них были отношения?

– Великолепные!

– Он ее не бил?

Парень хмыкнул.

– Вы что, смеетесь? Разве что бамбуковым синаем во время поединка.

– Ничего странного за ними не замечали?

– Да нет.

– Говорят, она его государем называла.

– Государем или Господином. У них было типа игры. Он дайме, а она его хатамото.

– Он что?

– Дайме. Князь в средневековой Японии. Хатамото – самурайский ранг.

Я посмотрел на девушку, которая мне открыла.

– А вас как зовут?

– Ирина.

– И не больно бамбуковым синаем получать?

– А что неприятного в боли? – улыбнулась она. – Полезный механизм. Так и надо относиться.

Сашка делился впечатлениями. Они с Игорем опрашивали соседей. Богатый дом. Кирпичная башня у «Павелецкой». Консьержки. Цветы на почтовых ящиках. Зеркала в лифтах.

Соседи ничего не видели и не слышали. Да, приятная пара. Его, кажется, Андреем зовут. Тихие, вежливые, приличные. Правда, несколько раз громковато включали музыку. Но здесь стены хорошие, не очень мешали. Молодежь! Ничего странного не замечали? Ничего. Только старушка напротив задумалась и вспомнила, видела как-то: он входит, а она перед ним на коленях стоит и вроде в землю кланяется. Не показалось? Да не один раз это было. Наблюдательная старушка.

– Ну что? – спросил я. – Какие идеи?

Сашка пожал плечами.

– Приведем. Допросим как свидетеля. Там посмотрим.