Мантра 4
В каждом карандаше кроется надежда
Благодаря необыкновенно умелой координации действий руководству «Морского семестра» удалось избежать отмены путешествия, и, дождавшись окончания ремонта, мы снова вступили на борт MV Explorer, чтобы продолжить путь. Мы посетили зарубежные страны, ночевали в гостиницах и хостелах, и многие студенты начали собирать сувениры. Кто-то оставлял на память рюмки с названиями городов на местных языках, другие покупали головные уборы или коллекционировали пивные бутылки. Многие фотографировали на фоне знаменитых достопримечательностей плюшевых медвежат Beanie Babies. Мы были просто студентами и хотели, чтобы какая-нибудь безделушка напоминала о местах, где мы побывали, и о том, что мы там обрели.
Меня не интересовал туристический ширпотреб, но я тоже придумал, что буду собирать, чтобы потом вспоминать и лелеять. Еще не вступив на палубу, я решил в каждой стране находить ребенка и задавать ему вопрос: «Если бы ты мог получить что угодно, что бы ты хотел больше всего на свете?» В каждом месте я познакомлюсь как минимум с одним ребенком, попрошу, чтобы он написал свой ответ, а когда вернусь, сделаю карту желаний. Я ожидал, что дети будут просить телевизор с плоским экраном, iPod, скоростную машину – то, что я сам хотел в детстве: самые новые игрушки, сияющий автомобиль, большой новый дом.
На Гавайях ко мне подошла очаровательная девочка и сказала, что хочет со мной подружиться. Я, конечно, согласился.
– Но сначала ответь мне на один очень важный вопрос, – добавил я. – Если бы ты могла получить что угодно, что бы ты хотела больше всего на свете?
Она приставила пальчик к подбородку и со знанием дела посмотрела на маму, а потом ответила:
– Танцевать. – И уверенно кивнула.
Я рассмеялся.
– Нет, я имею в виду, если бы ты могла получить вообще все, что пожелаешь, что бы ты выбрала?
Она засмеялась, и было видно, что теперь она все поняла.
– Танцевать! – повторила она с удовольствием.
– Ух ты, как здорово! – Я широко улыбнулся – ее ответ обезоруживал своей искренностью. Я подумал, что в самые счастливые моменты сам тоже часто танцевал: первый концерт Майкла Джексона, папин сорокалетний юбилей, который мы устроили ему как сюрприз, ежегодные встречи выпускников и так далее. Оказывается, самая чистая радость доступна каждому и не зависит от статуса, признания и материальных благ. Похоже, мне самому предстоит многому научиться у невинных детей, с которыми я познакомлюсь в пути, так что я решил задавать больше вопросов и не пытаться давать готовые ответы. Внимательно слушать – куда более ценное умение, чем без удержу болтать.
В Пекине у входа в Запретный город я спросил одну девочку, чего она хочет больше всего на свете.
– Книжку.
– Правда? Ты ведь можешь выбрать что угодно, – настаивал я.
– Все равно книжку.
Ее мама объяснила, что девочка обожает школу, но собственных книг у нее нет. Ребенок мечтал о том, что для меня было чем-то само собой разумеющимся.
В Гонконге, в районе Коулун, я спросил маленького мальчика, чего ему хочется. Его старший брат перевел мой вопрос, а потом передал ответ: волшебства.
На берегу Меконга во Вьетнаме я задал тот же вопрос застенчивой шестилетней девчушке. Она посмотрела на грязную коричневую почву под ногами и тихо произнесла:
– Я хочу, чтобы мамочка выздоровела. Она болеет и целыми днями лежит в постели, а мне хочется, чтобы она держала меня за руку, когда я иду в школу.
На тридцатый день путешествия я проснулся и увидел, как над индийским портом Мадрас поднимается сияющее красное солнце. Надо обязательно попасть в Варанаси.
Из-за промышленных и бытовых отходов Ганг в Варанаси – одна из грязнейших рек в мире, но при этом самая священная. Мне хотелось прогуляться по ее берегам с момента, когда я увидел ту сцену в фильме Baraka, и испытание штормовой волной только подогрело это желание. Долгие часы, когда наша жизнь висела на волоске, я молился больше, чем когда бы то ни было. Чувство, что мне много предстоит сделать – чувство цели, – лишь обострилось, мне оставалось только понять, в чем именно эта миссия заключается. Мне казалось, что частично я смогу найти ответ у Ганга, у святейших вод индуизма, в одном из самых намоленных мест в мире.
Но в первый же вечер на индийской земле я слег с ужасной лихорадкой. Когда на следующее утро мы приехали в аэропорт, я был в холодном поту, температура подскочила до 39,4. Чтобы собраться с силами, я пропустил всех в очереди на контроль безопасности, опасаясь, что, если другие что-то заподозрят, мне не позволят продолжить путешествие. На плечах у меня был тяжелый рюкзак, перед глазами все плыло. Подошла моя очередь пройти через металлодетектор, я посмотрел вниз и увидел, что ноги подкашиваются.
В следующую секунду я лежал на спине, а сверху что-то кричали индийские охранники. Это был обморок. Меня взяли под руки и подняли. В бреду мне казалось, что меня тащат в тюрьму, но они просто сняли с меня рюкзак, положили его на ленту и провели меня через металлодетектор. По другую сторону на меня опять надели рюкзак и показали выход на посадку.
Когда я туда подошел, ко мне подбежал студент и закричал:
– Ты где ходишь? Тебя вся группа ищет! И что у тебя с лицом? Ты похож на привидение. И вся рубашка пропотела.
– Я только что упал в обморок. Только никому не рассказывай, – попросил я.
Я решил попасть в Варанаси любой ценой, а когда мы туда доберемся – очистить себя в водах Ганга. Мне было так плохо, что хуже уже и так не будет, а священные воды только помогут.
Лихорадка постепенно отпустила. Вечером мы пришли на железнодорожную станцию в Агре, и я увидел то, чего не видел никогда в жизни: толпы босоногих детишек, измазанных с ног до головы, выпрашивали еду и деньги. Они были такие маленькие, что не все могли сами ходить: четырехлетние несли на руках шестимесячных младенцев. Боль на их лицах просто разрывала сердце.
Нас заранее предупредили, что подавать детям нельзя: это делает их «хорошими работниками», поэтому главари будут и дальше отправлять их на улицы и порочный круг никогда не разомкнется. Некоторые купили детям поесть, но гнетущее чувство беспомощности все равно осталось. Я не знал, чем им помочь, и всю ночь думал об увиденном.
На следующее утро мы пошли на экскурсию в форт Агры, ослепительный красный дворец с видом на Тадж-Махал. Но я не мог сосредоточиться на архитектуре и, в мыслях постоянно возвращаясь к попрошайничающим на улицах детям, решил, что задам одному из них свой вопрос. У них ведь совершенно ничего нет. Что бы они выбрали, появись у них возможность иметь все, что душе угодно?
Я отстал от группы и нашел мальчика с большими карими глазами. До этого он просил милостыню, а сейчас сидел в одиночестве. Когда я подошел к нему, чтобы поговорить, появился человек, готовый перевести вопрос. Я объяснил, что спрашиваю одного ребенка в каждой стране, что он выберет, если сможет иметь все, что угодно. Что бы пожелал этот мальчик, зная, что любое его желание исполнится? Ребенок подумал несколько секунд, а потом уверенно ответил:
– Карандаш.
– Точно? – спросил я. У него не было семьи, вообще ничего не было, и тем не менее желание было очень простым.
Начала собираться толпа, люди стали вмешиваться и подталкивать паренька:
– Ты можешь получить все что угодно! Этот человек может тебе это дать!
Но мальчик стоял на своем:
– Карандаш.
У меня в рюкзаке был обычный карандаш желтого цвета. Я достал его и вручил малышу.
Когда карандаш оказался в руках ребенка, его лицо озарилось. Он смотрел на него, как на бриллиант. Мужчина объяснил, что мальчик никогда не был в школе, но видел, как другие дети пишут карандашами. Меня просто шокировало, что человек может не ходить в школу. Именно тогда я начал осознавать, что такова судьба множества детей по всему миру. Может быть, такая мелочь, как карандаш – основа образования, – сможет раскрыть потенциал ребенка?
Для меня карандаш был обычной письменной принадлежностью, а для него – ключом. Символом. Вратами в творчество, любознательность и мир возможностей. Все великие изобретатели, архитекторы, ученые и математики когда-то были детьми и в руках держали только простой карандаш. Может быть, именно деревянная палочка с графитовым стержнем внутри позволила им исследовать миры, которые иначе остались бы закрытыми?
Вплоть до этого момента я считал, что слишком молод и ни на что не влияю. Мне твердили, что без больших пожертвований нельзя изменить чью-то жизнь. Но когда я сделал сущий пустяк – вручил ребенку карандаш, это убеждение разбилось вдребезги. Я понял, что даже большие волны начинаются с маленькой ряби. Это – мое, – подумал я. Вместо того чтобы давать милостыню или вообще ничего, во время путешествия я буду раздавать детям карандаши и ручки.
На следующий день мы – дюжина студентов в сопровождении нескольких преподавателей 50–60 лет – поехали в пятидневный тур в Варанаси. Мы прибыли в город во время Махашиваратри, празднества в честь индуистского бога Шивы, «Разрушителя». Сотни тысяч людей стекаются в город, чтобы поучаствовать в этом священном событии. Мы планировали встретить заход солнца, а на следующее утро – восход, когда на берегу Ганга сжигают тела умерших. Наш гид Ванай был очень верующим и во время заката объяснил, что кремация на берегах Ганга позволяет в следующей жизни достигнуть нирваны. Но полная церемония на берегу стоит очень дорого и не по карману большинству, поэтому бедняки часто оборачивают тела близких саваном и пускают их плыть вниз по реке. Все это мы должны увидеть на следующее утро.
Группа, побывавшая здесь днем ранее, отправила нам прекрасные фотографии озаренных свечами берегов реки, но мне хотелось пережить все это не просто за объективом фотоаппарата. Я решил окунуться, погрузиться в воды Ганга вместе с местными.
– Река очень грязная? – спросил я Ваная.
– С биологической точки зрения – да, – ответил он. – Но раз она святая, а я верю, что это воды Б-га, разве Б-г причинит мне вред?
Ванай наклонился, зачерпнул ладонями речную воду и напился. Все в лодке ахнули. Внутри я просиял. Я нашел родственную душу.
За ужином я поделился с друзьями, что утром, когда мы будем встречать рассвет, я войду в Ганг. Быстро поползли слухи, и ко мне подошел один из кураторов группы.
– Мы запрещаем тебе это делать, – заявил он. – Если войдешь в воду, ты заболеешь или вообще подхватишь какого-нибудь смертельно опасного паразита. Это категорически нельзя делать.
Я сказал ему, что ценю его совет, но решение приму сам.
На следующее утро я проснулся и надел под джинсы шорты, чтобы в нужный момент прыгнуть в воду. Когда я вновь встретил вчерашнего куратора, он опять напомнил:
– Если ты попробуешь искупаться, я тебя не пущу в автобус.
Его жена, также преподаватель, добавила:
– Это опасно! Если ты заразишься, а от этой воды нельзя не заболеть, придется ехать дальше без тебя.
– Не хочу показаться невежливым, но вы мне не родители, – резко ответил я.
Перед автобусом ко мне подошел Ванай.
– Многие беспокоятся. Я слышал, ты хочешь войти в реку. Зачем тебе это надо?
– Это самые святые воды на планете, – ответил я, немного напоминая заезженную пластинку. – Я хочу произнести здесь молитвы и помедитировать. Я верю, что это место близко к Б-гу. Я не индуист, но любое место, где люди так горячо молятся, считаю святым.
Он положил мне руку на плечо.
– Все это так. Только не прыгай с лодки… После экскурсии я тебе покажу, где войти в воду.
Мое сердце забилось. У меня появился союзник.
Наступил рассвет. Мы смотрели, как люди всех возрастов купаются в реке. Кто-то медитировал, кто-то учил детей утренним обрядам.
Когда мы вернулись на берег, группа пошла фотографировать достопримечательности, а Ванай кивком показал мне ступени, ведущие к воде. Я незаметно отошел в сторону, разделся до шорт, подошел к берегу и вошел в реку. Я полностью погрузился, а потом, не задумываясь, окунулся с головой и открыл рот, как обычно в ванной или бассейне. Потом вынырнул и выплюнул ее, даже не подумав, какую ошибку, может быть, совершил, приняв в себя самую святую – и при этом самую биологически грязную – воду в мире. Назад пути не было.
Стоя по плечи в воде, я закрыл глаза и прочитал молитвы. Когда через десять минут я вышел из воды, пожилой брахман в шафрановых одеяниях и оранжевом тюрбане вокруг копны седых волос крикнул мне:
– Зачем вошел в Ганг?
Я объяснил ему. Он взял меня за руку, вынул моток ярко-красных и желтых нитей и дважды обвязал ими мое запястье. Закрыв глаза, он прочитал молитву защиты и благословения, а потом сказал, что это священная нить Варанаси.
Вокруг нас столпились индийские мальчишки. Я шел с ними несколько кварталов, а перед расставанием они попросили дать немного денег. Я залез в карман, достал несколько карандашей и раздал по одному каждому ребенку. Они тут же преобразились: начали рисовать на клочках бумаги, которые им дал хозяин магазина, пробовали писать буквы, делились своими успехами. Дети обрели новое ощущение – чувство свободы, независимости. Я был очень взволнован. Такая мелочь оказалась способна открыть чувство возможностей, чуда, связать людей, у которых есть так немного, с чем-то большим. В голове начали рождаться идеи, я заставил себя успокоиться, но, как ни старался, у меня не получалось забыть того мальчика, держащего в руках карандаш.
